Лист из сгоревшей библиотеки

Спокойным быстрым движением Роулан перехватил крысу и завернул её в ткань и положил в поясную сумку, сокрытую до этого под длинными одеждами.

– Отправимся же теперь в путь, юный Гензель. Или у тебя есть ещё какие-либо секреты? – спросил Роулан, улыбнувшись самой своей тёплой улыбкой из тех, что доводилось видеть мальчику.

– Нет. Больше ни одного. Ни о настоящем. – Гензель в последний раз посмотрел на заброшенный дом с небольшой башней на крыше. – Ни о прошлом.

И они пошли по крыше, с тоской разглядывая вид прогнившего и пожирающего себя города.

Пожары словно бы стремились поймать в алые паутины пролетающих в небесах птиц. Такими ровными казались линии, по которым пламя в некоторых частях города передавалось от дома к дома. Огонь пожирал всё, и от этого некоторые дома падали, складываясь под весом ещё целых крыш. Под некоторыми подпорками виднелись останки раздавленных людей.

Ярче всего горела таверна, верхний дом которой был отдан прошлыми хозяевами города под роскошное публичное заведение, огонь от свечей в котором когда-то аккуратно пробивался через красные занавески, отбрасывая необычное розоватое свечение на улочки. Теперь природный огонь пожирал стены заведения, а вместо сладостных криков и стонов, можно было услышать только треск разгорающегося пламени.

Горела, но продолжала вертеть двумя оставшимися лопастями, мельница. А вот дворец, возвышавшийся над всеми строениями, не познал на себе огня, поскольку был полностью сделан снаружи из камня. И огромные ворота, укреплённые металлом, не верилось, что способны пропустить внутрь даже малый язычок огня.

Люди или их дьявольские пародии носились внизу, путаясь с крысами и немногими бродячими котами и собаками. В одной стороне, рядом с той самой горящей таверной, почти голая женская особь не то что с наростами, но с раздутой каждой частью тела, особенно шеей и пальцами на руках, пыталась сожрать нечто четвероногое и была прервана другим человекоподобным существом, которое с налету впилось и вырвало кусок горла сопернице. В другой, бледные, как сама смерть, детские особи закидывали ворону камнями, после чего разрывали упавшее тело почти поровну и поедали. Но всё то, что творилось на улицах, было куда как менее жутким и ужасающим по сравнению с происходящим у самого дворца.

Существа бродили из стороны в сторону, и большая часть из них уже не имела человеческих черт. Тела их состояли из наростов. Сталкиваясь друг с другом, они то проявляли убийственную агрессию, то спокойно расходились. Баррикады представляли собой окружившие дворец плотным кольцом перевязанные между собой копья, на которые были насажены несколько особей.

О трупах, разделивших орды крыс по разным уголкам города, говорить даже не приходилось. Между крыш, по которым приходилось перемещаться монаху и мальчику, были заранее проложены пути из надёжных плотных досок, установленных заблаговременно самим Роуланом.

– Вот. Держи, – сказал монах, протягивая Гензелю флягу воды и сладость. —Героизм и невозмутимость – это хорошо. Пока не упадёшь в беспамятстве от слабости.

– Спасибо, – ответил Гензель и начал пить воду, но пока не притрагиваясь к еде. – А вы дадите другой кусочек рахат-лукума крысе?

Монах повернулся к своему спутнику вполоборота. На правой половине лица Гензель увидел намёк на улыбку.

– Готов начать пост ради другого живого существа?

– Да. Готов! – почти что с вызовом и без каких-либо размышлений ответил Гензель.

Рука монаха отправилась под подол одежд, после чего из одного кармана лакомство перекочевало в другой.

В поясной сумке послышалось тихое чавканье и шуршание. Словно бы существо собиралось принять наиболее удобную позу, поняв, что ему не выбраться из своего нового жилища, но оно является именно что жилищем, а не желудком некоего злого существа.

Гензель улыбнулся и тоже угостился сладостью. Сразу после этого монах бросил через плечо кусок белого хлеба. Мальчик отреагировал быстро, схватил его и засунул в рот примерно половину, жадно поглотив затем и остаток хлеба. Кусок был посыпан и пропитан некими чудодейственными специями, дающими возможность Гензелю прочувствовать на кончике языка едва ли не все вкусы, какие он только испытывал в своей недолгой жизни. Кроме сладкого.

– Нравится? – спросил, не замедляя шага, Роулан.

– Да,– ответил, торопливо жуя, Гензель.

– Тогда рад буду видеть тебя среди будущих послушников.

– А меня там научат так же хорошо стрелять из лука, как это делаете вы?

– Это навык, приходящий с нуждой. Необходимый для выживания. И, к слову, выполнения нашей с тобой миссии.

– К слову о миссии, – Гензель словно бы вернулся из недалёкого путешествия, вспомнив о том, с чего началось путишествие. – Для чего вам оказался нужен я? Я не боец. Не мудрец. Да и внутри дворца не был ни разу.

– Мне и всему людскому роду нужно то, что дано тебе сейчас, в твои годы природой. О большем узнаешь, когда дойдём до дворца. Но помни, ты достаточно смел и силен, чтобы справиться со всем, о чём я тебя попрошу. Иначе бы я не просил, ведь так?

Со стороны обоих путешественников раздались смешки.

Внезапно, мимолетная радость омрачилась криками среди дорожек.

Это был чистый, не опороченный женский голос, неистово взывающий у всех существ с сознанием о помощи. И ему вторил крик маленькой девочки. Звуки доносились снизу, в стороне от крыши, на которой ныне стояли монах и мальчик. Там, откуда летели к ним крики, стояли шатры бродящих циркачей, занявшие половину главной площади, потеснив немного прилавки торговцев и центральную композицию. Когда-то там росли деревья. Век от века разные в зависимости от желания хозяев города. Так, в год рождения Генза и до начала сошествия ада на землю, центр города украшала прекраснейшая яблоня, плоды на которой были столь сочными и крупными, что считались угощением, достойным каждого, но только лишь в самый солнечный праздничный день. Похожий на день, когда у Гензеля прорезались зубы. Говорили тут и там, что когда беременная жена короля разродится ребёнком, он приведёт всю страну и особенно столицу к поре, когда необходимо будет сажать второе и третье подобное древо с чудесными плодами. Но, стоило начаться ужасу, и людям стали не нужны плоды, делающие существование более похожим на жизнь. Им нужна была свобода от ужаса. И желательно с возданием по заслугам тем, из-за кого, как кажется простому люду, этот ужас и воцарился.

Так яблоня с вкуснейшими плодами быстро освободила место для помоста с высоким деревянным шестом, у подножья которого всегда было много хвороста. А порой вдвое больше пепла. Этот пепел раньше был чудовищами. Одними из первых. Их было не так много, как нынче. И посему рядом с местом костра всегда было полно людей, кучковавшихся всё ближе и ближе, лишь бы занять место с лучшим видом. Будь чудовища хоть немного умнее и похожими на людей, наверняка делали бы нечто подобное с обычными детьми божьими.

Не сговариваясь, ведомые одним лишь любопытством, монах и мальчик поспешили к крыше, которая была ближе всего к источнику человеческих звуков.

Роулан медленно снял с плеча лук и достал из колчана за спиной две стрелы. Одну зажал между мизинцем и указательным пальцем, вторая же быстро нашла своё место на тетиве. Монах пригнулся, присел на одно колено и стал осматриваться. Гензель, ещё не видя обстановки внизу, быстро опустил голову и корпус чуть вперёд, сгинаясь, чтобы быть на одном уровне с Роуланом.

Внизу, к самому маленькому из шатров, быстрой походкой подходил монстр. Скрюченный, сгорбленный. В украшенном тёмной бордовой сеткой красном шутовском костюме. В руках он держал по два или по три ножа, по всей видимости, предназначенных для метания в мишени. Живые или мёртвые. К тому же шатру двигались двое практически полностью голых монстров, один из которых избрал для себя передвижение на скрюченных ногах, прильнув к земле с частичной опорой на кончики пальцев на руках. Они периодически отводили глаза от своей желанной цели, глядя на огни высоких факелов, стоявших за двумя углами палатки.

Стоило четвероногому человекоподобному существу напрыгнуть на одну из стен шатра, как оттуда тут же выскочили и побежали в сторону длинной лестницы, идущей к архивным закромам банка, две фигуры. Обе в платьях и с длинными волосам, различные только лишь по росту. Высокая и весьма крепко сложенная женщина и её маленькая, хрупкого вида дочка, которая, тем не менее, знала, насколько важно сейчас быстро бежать.

– Неразумные, – процедил сквозь зубы священник, поднимая над головой руки, державшие лук и, опуская их, натянул тетиву.

За убегающими незамедлительно началась погоня. Все три создания, не сговариваясь, единой мелкой гурьбой устремились в их сторону. Похожее на шута нечто с ножами начало смеяться, и звучало это так, словно некто из-под земли рискнул вскипятить зловонное, полное живности, болото, дабы то стало похоже на воду в котле, висящем над медленным огнём. Монстр перехватил все свои острые орудия в одну руку и, быстрым движением вырваd из земли факел, пошёл с ним наперевес, словно понимая, что в конченом итоге женщина и девочка окажутся в тупике, петляя по улочкам или спускаясь в хранилище банка. Двое других чудовищ лишь развернули свои тела в направлении жертв и продолжили неумолимое движение.

– Юный Гензель, – обратился к мальчику Роулан, ища костяшкой большого пальца место в районе скулы для правильного натяжения тетивы. – Поищи место для спуска с крыши в эту сторону города и будь готов бежать туда после первого выстрела.

Гензель удивился.

– Мы им поможем? Рискуя жизнью?

– Забыл спросить, – монах уже прищурил глаза, полностью закрыв один, —ты хочешь?

И вновь за Гензеля ответил некий внутренний голос, которому невозможно сопротивляться и который всё равно вырвет ненужные, по его замыслу, слова, не дав им вырваться.

– Да, хочу.

– Тогда действуем.

Взгляд Гензеля быстро скользнул по краю крыши здания, на котором оба путника-спасителя находились в данный момент. И уцепился за лесенку из приставленных вплотную к стене коробок, которые, уходя вниз, касались стены весьма широкого шатра тёмно-алого цвета. То были припасы, которые странствующие артисты успели расставить по своим местам, но ни одним из которых не успели воспользоваться, чтобы радовать, чуть пугать и поражать простых жителей города и особенно детишек.

– Готово! – крикнул Гензель, сам того не понимая, отдав соратнику приказ.

Стрела соскочила, полетев вперед, оторвавшись от расправляющейся тетивы.

Мальчик успел, по меньшей мере, два раза вдохнуть и выдохнуть, прежде чем увидел, как идущее за жертвой последним существо на четвереньках резко подалось вперёд и упало на землю. После падения и из-за попадания стрелы один из наростов словно бы взорвался, извергнув из себя и вовнутрь мерзкую тёмную, мутную жижу с примесью жёлтого. Другое четвероногое, будто услышав нечто странное, повернулось и тут же встрепенулось, вытянуло задние конечности и плавно, с животной осторожностью, начало перебирать передними, готовясь приблизиться к мёртвому сородичу. Существо глядело на торчащую из его тела стрелу, словно не думая о том, что может подвергнуться опасности, а вспоминало об этом предмете. Как о части некой прошлой жизни. Словно бы оно точно знало, как этим предметом пользуются люди.

Роулан вскочил, , стиснув зубы, и заметил, что убийство обладателя факела и ножей вызвало лишь слабый интерес со стороны остальной троицы. Он быстро повернулся к Гензелю, и тот без слов, понял, что должен делать. Мальчишка ринулся с места, так же без слов уводя монаха за собой к коробам. Вместе, один за другим, они пробежались по крепкому дереву и оказались на одном уровне с четвероногим, которое уже определило по звуку, с какой стороны ждать или угрозу, или будущую жертву.

Гензель пробежал слишком далеко и инстинктивно подался за пределы стены шатра, встретившись лицом прямо с тварью.

Оно по животному прильнуло к земле и, как ящерица, устремилось к мальчику. Тот же, испытывая не ослабшее и на йоту желание побыть героем, извлёк из кармана кинжал и взялся одной рукой за рукоять, а второй – за средину ножен. Стоило твари преодолеть две трети расстояния до него, Гензель резко развёл руки, отпуская ножны. Инкрустированное камнями нечто, хранившее в себе клинок, ударилось о землю.

Мальчик точно знал, как выглядят взмахи меча. И, когда Гензелю показалось, что тварь находится на достаточном расстоянии для удара, он резанул оружием по воздуху. Но так и не встретил сопротивления со стороны плоти и остатков одежды. Кончик кинжала пролетел высоко над головой четвероногого и тому почти что не пришлось уклоняться. Оно лишь немного дёрнулось от неожиданности и удивления, вызванных поступком жертвы. Не прошло и трёх мгновений, как, глядя прямо в лицо ребёнку, лысое существо с редкой порванной человеческой одеждой и с глазами, зрачки которых были подобны центру алой паутины, прыгнуло вперёд, придавив немалым весом Гензеля к земле. Его рука с кинжалом застыла в неудобной позе: ладонью к плечу второй руки. Мальчик пытался бить прямыми ногами чудище в грудь и в живот, но ему не хватало сил сделать так, чтобы оно что-то ощутило. А четвероногое существо приближало свою морду к голове и, особенно упорно, к шее ребёнка. Оно тянулось не просто к глотке, а к месту, где плечи переходили в шею, и его не волновали слабые попытки Гензеля отвернуться.

Внезапно, над туловищем твари пролетели ноги, спрятанные под рясой. Тварь обернулась в сторону священника, который уже уложил на тетиву вторую стрелу. Но выпускать её не пришлось. Гензель бросил кинжал на землю, подхватил его свободной рукой и вонзил в плечо монстру немного ниже головки плечевой кости. Чудовище взвыло. В этот момент монах с силой ударил ногой тварь в рёбра, из-за чего та перевернулась, освобождая маленькую жертву.

– Сейчас! – крикнул Роулан, перенаправляя лук и выпуская стрелу в спину уходящему метателю ножей.

После выстрела монах тут же побежал в след за выпущенной стрелой.

В это же время Гензель взобрался на поваленную тварь и ударил клинком ещё несколько раз. Колющим резким движениями, словно желая двузубкой подхватить кусок мяса на тарелке.

Он повторил данное движение несколько раз, проталкивая свой клинок всё глубже и глубже в подмышечную впадину под рукой, поднятой в попытке схватить Гензеля за горло.

Мгновения сопротивления и трепыхания жизни в дряблой, но тяжёлой груди, – и руки, подобно векам, опустились. Гензель смотрел на результат своих действий. На результат, который, как надеялся ребенок, не будет после слов Роулана хоть сколько-нибудь считать грехом. Но тяжесть, странная и новая, несравнимая с тяжестью от вида могилы матери, всё же взобралась на плечи мальчика, и тот, упав и перевернувшись на спину, не мог подняться,чтобы вернуться к Роулану.

Через пару минут монах, женщина и девочка вышли из подземелья замка. На короткий момент мужчина изобразил на лице искреннее удивление и страх, после чего побежал к Гензелю. Но остановился и улыбнулся, как только Гензель приподнялся, сел и доставал окровавленный кинжал из тела поверженного врага. Гензель потратил всё время, проведенное в одиночестве, чтобы всмотреться в лицо мёртвого чудовища. Генз знал, что оно не было человеком, но из-за этого знания каждая человеческая черта его внешности будто искажалась. Он думал, что произошло со злым духом, когда телесная оболочка служителя Ада была умерщвлена. Отправился ли он в чертоги или же ждал момента для перерождения в чём-то похожем. И данные вопросы смывались теми, в которых тварь представлялась чем-то, что некогда было человеком. Где сейчас разум и душа этого человека? Дозволено ли было отправиться душе праведника на небеса, если тело его теперь носило в себе кровожадное зло? И не пожелает ли обладатель души человеческой, сама душа, отомстить убийце его тела? Например ходатайством о ссылке души несчастного ребёнка в недра.

Роулан всё же подошёл к Гензелю, переступив через мёртвое тело. Он опустился на колено и положил руки на плечи мальчика. После этого, монах, не осматривая тела ребёнка, спросил:

– Ты не ранен? Всё хорошо?

Гензель невольно, словно повинуясь некой музыке в разуме, медленно поднял голову и взглянул в глаза Роулана. Также медленно он поводил головой из стороны в сторону.

Единственным, на что отвлекся монах, стала рука мальчишки, всё ещё сжимающая оружие. Она дрожала.

– Я видел таких людей, как ты, – сказал Роулан. – Добрых людей. Не слишком добрых. О, нет! Но достаточно добрых, чтобы быть примером истинных христиан для менее праведных. Само существо протестует против греха, даже если в действии есть хоть намёк на него. Убийство – ужасно и непростительно. Но только если оно не творится во имя защиты жизни, здоровья и души служителей Бога. И во имя защиты самой веры, которая должна процветать на земле. Ведь именно она даёт нам в будущем таких добрых людей как ты. Те люди, которые так похожи на тебя, они долго сомневались, но встали. Встали с оружием и без страха поднимали его. Дабы люди, идущие за ними, не опускали голов.

Роулан положил свою ладонь на руку мальчика с кинжалом и гладил и чуть сжимал её до тех пор, пока дрожь не стала еле ощутимой. Когда это почувствовал и сам Гензель, монах поднял руку и отклонился назад.

Мальчик подался вперёд, подняв свободную руку и положив её на плечо, а затем и на спину собеседника, приобняв его и прижав к себе, чуть было не повалив на землю.

– Спасибо, – только и сказал он.

– Давай. Я знал, что ты справишься. Что ты со всем справишься.

С этими словами Роулан обнял обеими руками Гензеля и, вставая, поднял мальчика на ноги. Тот уже держался уверенно, не дрожа и не шатаясь, уверенно держа в руке кинжал. Оба смотрели друг на друга под открытым небом с тенями улыбок на лицах.

– Твоё оружие требует ухода, – отметил Роулан. – Протереть клинок и вернуть в ножны нужно. Да и познакомиться со спасёнными во многом благодаря тебе людьми стоит. Вы все втроём заслуживаете этого.

Монах похлопал Гензеля по плечу.

– Мне они обе показались достаточно милыми. А девочка примерно твоего возраста, – добавил он.

– Подождите, – поспешил прервать попытку Роулана уйти Гензель. – А вы куда же?

– Нужно быть уверенным, что наша малая война закончена. И никакие родственники погибших королей не захотят прийти и отомстить, – разводя руками и сделав пару шагов спиной вперед, ответил священник, всё же уйдя к границам центра города осматривать все прилегающие дорожки.

Гензель вонзил клинок в землю, чуть согнув ноги, и медленно извлёк, тем самым очищая лезвие. Вскоре клинок Милосердного вернулся в ножны, и Гензель встретился лицом к лицу со спасёнными.

Высокая женщина, сочетавшая в себе как внешнюю милоту и невинность, так и силу человека хоть немного, но знакомого с физическим трудом. Широкие плечи плавно переходили под платьем в менее широкие, но мощные по меркам горожанки, руки. Казалось, что не так давно, она была полной, но теперь в районе талии её одежда болталась.. Ноги были босы. Но недавно. Поскольку кроме небольшой ранки рядом с большим пальцем не виднелось и следа от мозолей. Возможно, слетели при побеге от монстров.

Куда большее внимание привлекла девочка. Она была немного выше Генза. Сложено в плечах хорошо, но талия была не результатом голода. Длинные каштановые волосы ниспадали на плечи. Растрёпанные пряди чуть закрывали правый глаз девочки, а при порывах ветра поднимались, точно легкий занавес. Зелёные глаза так прелестно отражали свет, идущий от огней и от небес, что в хороший день они бы казались самой настоящей частью мира, а в плохой— единственной настоящей. Украшений ни короткие пальчики, ни тонкая шея, которая внизу плавно становилась чуть шире, словно скульптор этого тела желал подчеркнуть крепость детского естества, не знали. Ножки, выглядывающие из под коричнево-зеленого платья с тонкими голубоватыми нитями, были обуты в туфельки на едва различимой подошве в раза полтора больше, чем ступни девочки.

– Спасибо вам большое, юный сэр. Меня зовут Вельгилья. А это… – она аккуратно взяла девочку за плечи и чуть подтолкнула вперёд.

– Мама! – возмущённо произнесла маленькая леди. – Я сама.

Она дернула плечами, скидывая с себя руки родительницы, и сама сделала пару уверенных шагов в сторону мальчика, на ходу войдя в поклон, который чуть не перерос в конфузное падение на своего спасителя.

Гензель вежливо склонил голову и верхнюю треть туловища, как видел в небольших пабах и на дорогах, где мужья и вернувшиеся неженатые воины приветствовали красивых дев и барышень.

– Спасибо. Вы спасли нас, – сказала она, поднимая голову и откинув закрывающие глаз волосы так, что они оказались невероятно мило взъерошены. – Меня зовут Греттель. А вас, юный воин?

И Гензель утонул в улыбке полной благодарности, приветливости и интереса, за которую он решил хвататься всеми частичками своей души, дабы лучше узнать прелестную новую знакомую.

Общение полилось рекой с двух сторон. Мальчику приходилось приспосабливаться, чтобы говорить с каждой на понятном языке. С одной, младшей, разъяснялся более простыми словами, что ожидаемо от ребёнка возраста Гензеля. Темой разговора со взрослой Вельгильей были жалость к Гензелю из-за мира, в котором дивному ребёнку пришлось жить, а также тщетные попытки узнать что-то о прошлом мальчика и его родителях. Женщина хвалила сорванца за его манеры, смелость и красоту, но всё же призывала быть немного смелее в разговорах.

Гензель смотрел на нее и видел то, что видел иногда на лице своей мамы. Усталость и страх за сына, которые скрывались за искренним желанием, чтобы он верил, что все нормально. Он знал, что взрослые в этот момент притворяются и что им тяжело. Но знал и то, что лучшее что может сделать ребенок в такой момент- подыграть.

Мальчику особенно нравилось общаться с прекрасной и милейшей Греттель. Каково же было искушение Гензеля соврать. И ни раз. И о том, что убил монстра с одного удара, что сбежал от резвых крыс, как долго и упорно учился фехтовать столь малым, но смертоносным оружием. Но вранье не сорвалось с его языка пустым бахвальством, а еще налились румянцем, когда он честно произнес:

– Я испугался. Но когда мне дважды помог Роулан, я почувствовал, что действительно могу сделать что-то большее. И тогда сделал это…

Он легко мотнул рукой в сторону мёртвого тела.

– А до этого указал ему как к вам спуститься, – добавил Гензель, быстро проговорив все слова, не задумываясь о том, как хорошо их на слух разберут его собеседницы.

– Вы так смелы! – сказал девочка. – Хотела бы я быть хоть в половину столь же смелой.

Греттель вздохнула, опустив взгляд. Её мама подошла к девочке и положила руку на плечо, чуть сильнее зажав, чтобы дочь не смогла ее скинуть.

– Греттель, ты смела. Слышала, что сказал Гензаль? Он боялся. Но начал действовать, когда это было необходимо. Совсем как моя доченька, – женщина потрепала свободной рукой волосы девочки. – Когда нас стали обступать, я совсем не думала о том, чтобы уходить, а уж тем более убегать. Но именно моя бойкая Греттель схватила свою глупую мать за руку и потащила за собой прочь из того шатра, который мог стать нашей усыпальницей.

– Мама… – произнесла Греттель, раздув, как меха в кузнице, щёки и губы.

– Вы смелы и красивы! – пылко воскликнул Гензель. – Уверяю вас.

Он произнес это так быстро и уверенно, как будто ещё секунда промедления – и обе берышни уже никогда бы не поверили ни единому его слову.

Девочка улыбнулась и парой быстрых движений придала волосам подобающий вид.

– Кто-то смеет смущать моего юного Гензеля? – с напускной и наивной суровостью сказал внезапно объявившийся Роулан.

– Уверяю вас, святой отец, – заступилась за себя и за свою дочь с улыбкой Вельгилья. – Единственный, кто здесь хоть кого-то смущает – это ваш храбрый спутник. И смущает исключительно… – стало понятно, что словарный запас женщины сгорал, как подожжённая нить, и она отчаянно пыталась подобрать нужные фразы. – Несуразностью соответствия своего возраста и духа. Смелости.

Женщина добавила последнее слово в спешке. Видимо поняв, что его-то она и искала.

Гензель, Роулан и даже маленькая Греттель посмеялись, сначала смутив Вельгилью, но потом заставив присоединиться к остальным.

– Ну, надеюсь, мой юный друг не отбил у вас желание познакомиться с нами получше? Скажем, там, вокруг одного из этих дивных факелов, – предложил новым знакомым Роулан.

Девочка и её мать согласились без раздумий и пошли, минуя Гензеля. И, когда Греттель проходила совсем рядом с мальчиком, он услышал урчание у той в животе.

– Ты давно не ела? – спросил Гензель, понимая, что сам бы точно не ответил правдиво на этот вопрос.

Девочка смущённо улыбнулась.

– Если вы про питание… – сказала она, – …честно, два или три солнечных дня назад.

Гензелю хотелось сейчас попросить Греттель перестать говорить с ним как с взрослым. Но решил, что прежде следует хоть немного накормить девочку. Хоть и не знал пока, как это сделать.