Лист из сгоревшей библиотеки

Девушка подлетала над землёй, кружась в воздухе, отбивала укол солдата, увидавшего открытую спину, переносила вес на спину и отлетала к следующему противнику, приземляясь босыми ногами перед ним. Нанося максимально очевидный, но эффектный удар, хоть немного скрывая податливость.

– Ты трусишь, – сказал Димтрикс, переводя взгляд на Рума, проходящего мимо с сосудом.

– Что ты сказал? – с долей надменности переспросил трактирщик.

– Ты боишься смерти как никто другой. Ловишь удовольствие от сделок и собственных многоходовок, как ребёнок, прочитавший нечто новое. Потому что только так ты можешь проверить, что ты ещё жив и не потерял рассудок. А если придётся, ты для этой проверки убьёшь всех вокруг.

– Думаешь, что знаешь меня?

– Сейчас проверю.

Димтрикс подбежал к Руму и протянул ему руку.

– Тебе нужно подтверждение своей победы. Как можно более сладкое. Жалкое согласие на плен не так приторно как банальное убийство.

Рум поднял руку, останавливая бой за своей спиной.

– Умный мальчик, – вновь улыбнулся он, резко хватая мальчика за протянутую руку. – Что это!?

Трактирщик скривился от острой боли рядом с одним из пальцев.

– Заноса, господин Рум, – пожал плечами Димтрикс. – Скажите, а вы для зелья оборотня использовали ведь мою кровь, чтобы Анаис смогла обратиться?

– Да, – ответил Рум, с недоверием глядя на вторую свою руку, которая начала трястись, расплескивая жидкость в зажатом сосуде.

– Можешь при случае где-нибудь записать…– произнёс с хитрым прищуром Димтрикс. – Моя собственная кровь, по всей видимости, на меня не действует!

С этими словами, мальчик побежал к Анаис и сказал всем горожанам собраться в одну кучу, но не топтать друг друга. За своей спиной он слышал человеческий крик, удары сапог о землю. Это стихло лишь на короткий миг и вернулось уже в виде драконьего рёва с отголосками змеиного шипения и ударов длинных когтей о землю.

Димтрикс выхватил у подруги меч и обернулся к Руму, становясь в стойку.

На месте бородатого трактирщика стоял дракон, равным по росту двум лошадям, а в длину – трёх лошадей, вставших в один ряд. Его морда была более угловатой и вытянутой, чем у дракона-Анаис. На спине была вереница шипов, поднимающихся и опускающихся в такт дыханию, осуществляемому узкой грудной клетки цилиндрической формы. Шипы были единственным белым элементом,все остальное тело покрыла чёрно-бурая чешуя.. Длинные тонкие когти, напоминающие закруглённые ногти Оль Гинье, были запачканы какой-то бесцветной слизью, которая медленно стекала и падала на землю каплями. На животе и нижней части груди чешуи не было. Но кожа оказалась хоть и мягкой, но достаточно тёмной и натянутой, чтобы разницы между ней и остальным телом нельзя было заметить со стороны. Крылья по форме походили на крылья летучей мыши были покрыты чешуёй бурого цвета.

– Вот как выглядит бессмертие, люди, – сказал Димтрикс. – А точнее, его смесь со страхом и мерзостью.

Дракон захлопал крыльями, поднимаясь над землёй и полный ярости подлетел к группе горожан, начиная медленно открывать пасть. Прежде чем испустить пламя, существо увидело перед своими оранжевыми глазами с кошачьими зрачками Димтрикса, уверено смотрящего на него. Пасть ящера раскрылась, освещая всех перед собой светом приближающегося пламени. Мальчик отбежал в сторону, подпрыгнул, хватаясь за крыло, потянувшее его вверх, размахнулся мечом, отправившись в полёт ровно над головой зверя. Он размахнулся так резко, что на миг Анаис и часть столпившихся увидели полосу разрезаемого, уходящую за спину воина, напоминая своими очертаниями край драконьего крыла. Приближаясь к земле, Димтрикс нанёс удар сверху вниз и наискось, разрезаявырвавшуюся струйку пламени и то, что готовилось вырваться за ним, проникая в пасть чудовища и оставляя меч торчать между клыками за разрезанные кровоточащими подобиями щёк. Дракон взревел, резко развернулся, чуть было не рухнув на землю, и полетел прочь в сторону большой воды.

Приземлившись на землю, Димтрикс заныл, ощутив сильную боль в коленях.

Анаис, не теряя ни минуты, подбежала к другу и помогла ему встать.

– Я могу его убить,– говорил с предыханием Димтрикс. – Теперь он…

– Всё в порядке, – успокаивала его Анаис, скрывая свою наготу под накидкой. – Ты молодец. Смотри.

Димтрикс увидел, как прямо перед ним горожане и даже бывалые вояки преклонили перед ним колено.

– Молодой лорд, – чётко, спокойно и с уважением произнёс главный из солдат: Простите нас за нападение на вашу спутницу.

– Что? – непонимающе тихо произнёс Димтрикс, жестом прося у Анаис подобрать, выпавший из рук обращённого Рума, сосуд.

– Вы защитили нас от того, кому мы доверились, хотя были не обязаны. И в ваших словах есть смысл. Если за кем нам теперь и стоит следовать, то за вами. Иначе мы станем простыми разбойниками и одичаем.

Воительница принесла братцу сосуд с тварью.

– Что думаешь с этим делать?

– Знаешь какое-нибудь место, в которое за ним никто точно не полезет? – ответил вопросом на вопрос маленький лорд.

Девушка задумалась, а после ответила:

– Думаю, да. И, если мы сможем наладить канализацию бывшей таверны, убережём этот секрет от раскрытия до самого падения самого города. Только надо будет очистить подземелья.

– Позвольте нам помочь, господин, – попросил один из солдат.

– Нет, – резко ответил Димтрикс. – Я, так уж и быть, принимаю от вас статус лорда и правителя города и близлежащих земель. Так что слушайтесь меня и делайте всё, что я скажу. Пусть какой-нибудь солдат возьмёт с собой женщину и пройдётся по всем деревням с рассказом о том, что здесь случилось, и о том, что безбородым юношам не следуют более скрываться, а следует пребыть ко мне, чтобы помочь нам отстроить город заново. Пусть другие воин и женщина пойдут к заставам наших защитниц с просьбой прийти и защищать город, пока он не будет перестроен полностью. Остальным надлежит идти за мной, после чего они перейдут под контроль кого-то, кто разбирается в строительном деле. Первые мужчина и женщина пусть ещё попросят с деревень по повозке, лошади и по трети заготовленного дерева.

Анаис, сбрасывая тварь в подходящее по форме отверстие, смотрела на своего друга издалека и вздыхала, думая, стоит ли сейчас улыбаться или грустить. Но она гордилась им так сильно, как только могла. И собой, как мастером фехтования: она сумела передать такие навыки этому мальчишке, который по духу был мужчиной, по возрасту – юношей, а телом – ребёнка.

– Вопросы?– продолжил обращение к людям Димтрикс.

– Никаких, лорд, – ответил, выступивший вперёд человек в одежде рабочего. – Я помогал церкви в ремонте храма в своё время. Думаю, смогу взять на себя отстройку большей части зданий. Меня зовут Мис Рам.

– Хорошо. Рассчитываю на тебя, Мис Рам. Ступайте тогда с оставшимися людьми вперёд.

Две пары быстро образовались и откололись от вереницы людей, отправивших в долгое путешествие по деревням. В то время как Димтрикс слегка замедлился, чтобы идти вместе с Анаис чуть в стороне от народа.

– Наверное, злишься, что у меня не получится теперь с тобой отплыть? – виновато поинтересовался мальчик.

– Да ладно. Я теперь тоже никуда не денусь.

– Серьёзно?

– Да. После того, что я натворила в городе, мне надо хоть немного привести тут всё в порядок. Тем более, мой братик теперь лорд и…

– Я устрою тебя сразу первой помощницей, защитницей и… Не знаю, как назвать ту, которой я устрою танец в чём угодно и с кем только смогу.

– Сколько почестей для простой воительницы, – чуть засмеялась Анаис и начала потирать руки. – Когда отстроите замок, хотя бы центральную часть, советую заняться таверной…

Особо инициативные люди, увидав, что без драконьего приказа и подпитки огонь в некоторых местах просто остался в одной точке, побежали с найденными вёдрами назад к озеру, немного толкая локтями Анаис.

– Ничего… – продолжила она, пытаясь удержать в голове изначальную мысль. – Там, под землёй, уверена, должен быть проход в его кладовую. Где-то же она должна быть.

Внезапно к паре подбежала булочница, у которой на руках была свёрнутая одежда: женская рубашка, пояс и жилет с кожаными подкладками на спине и груди для защиты.

– Но… За что? – удивлённо спросила Анаис.

– Эта голова… Это… мой любимый…. – было видно, как близка эта женщина к тому, чтобы заплакать навзрыд. – Вы просто красивая женщина, которой наверняка холодно и неприятно от взглядов этих мужланов… Но ещё вы отомстили той, что сделала это с моим… любимым и не дали использовать его голову в дурных целях. Знаю, его уже не похоронить, но спасибо вам. Я была готова вонзить в спину того негодяя нож, после чего меня бы убили его люди, что расстроило бы дух моего….

– Всё в порядке, – с тёплой улыбкой произнесла Анаис, принимая одежды из рук булочницы. – Вам спасибо. И удачи. Верьте, вы найдёте своё счастье.

Закивав, женщина удалилась.

– Вот видишь, – ухмыльнувшись, сказал Димтрикс. – Даже горе не всегда делает из людей злодеев. Знаешь, за этот день я почти понял двух человек, желавших править этой землёй. Одной проиграл в дуэли, второго перехитрил с его же оружием. Но до сих пор не ясно, кто из нас троих должен был победить на самом деле. По честности.

– Чтобы это узнать, вам троим придётся не изменять своим принципам и делать то, что велит вам душа.

Парочка и не заметила, как прошла в разрушенный дворец, и начала подниматься по искореженной лестнице. Наверху Анаис переоделась, и они вместе встали перед пропастью, которая раньше была полом, глядя на противоположную сторону, где стоял бамбуковый трон.

– Мира ушла в ту дверь, – указал пальцем направление Димтрикс.

– Хочешь, чтобы я её нашла?

– Не знаю. Наверное, нет. Без власти она столкнётся с самой собой, как и Рум, как я когда-то. Это будет честно.

– Весьма мудро, молодой лорд, – Воительница положила руку на плечо мальчика. – Может быть, я с ней встречусь однажды, может быть, ты возьмёшь реванш. Ты уже давно знал о зелье, которое могло бы раскрыть твой потенциал. Но ты сдержался. Поразительно…

– Наверное. Для меня это естественно.

Анаис взъерошила волосы Димтриксу.

– Чудной ты. Да и я тоже. Ты пока подивись на своё будущее… владение

Наёмница немного размяла свои мышцы. От лопаток до стопы.

– А я опробую новые одежды.

Девушка отправилась в сторону выхода. И, когда она вышла на открытое пространство разрушенной площади, ей на глаза попался верный скакун, которого подвели к останкам таверны. Анаис попросила , проходивших мимо, людей найти в обломках или где-нибудь поблизости что-нибудь вкусного для их хоть и косвенного, но все же тоже спасителя.

Уже через полчаса Анаис вновь стояла в коридорах лаборатории Оль Гинье, сжимая в руках факел и меч, взятый в оружейной дворца.

– Повторим несколько танцев, господа? – с ухмылкой сказала она, вслушиваясь в хруст освобождающихся трупов.

А спустя пару месяцев, когда снежники начали касаться поверхности земли, она также кружилась в крепости. Но отличий было до радости много. Вместо доспехов- красное платье, вместо клинка- красивые ногти. Пальцы же держать не рукоять меча, а ладонь заграничного знатного гостя. Один из тех, кто прибыл познакомиться с чудом восстановления земель, которые казались гиблыми.

– Госпожа.– говорил он, сильно смущаясь: Я готов бесконечно восхвалять вашу силу, но в танце девушкам принято расслаблять и давать мужчинам хотя бы побыть сильными.

– Простите, господин. – говорила она, краснея так как некогда краснело ее оружие: Мне еще предстоит к этому привыкнуть… Не знаю, смогу ли.

Из-за плеча мужчины она наблюдала за мальчиком, которому как равному пожимали руки те, кто, наверное, и в спальне не снимают корон. И он тоже смотрел на нее.

– Нет. Глупая. – шептала она: Конечно смогу. Порой мы можем стать теми, кому завидовали или кого боялись из-за непонимания. В лучших из смыслов.

Пряники в преисподней

Утро почти ничем не отличалось от вечера. Солнце выглядело тусклым пятном в небе, заполненном серыми облаками. Те лучи света, что всё же достигали земли, таяли в клубах пепла, что разносили порывы неспокойного и непостоянного как свет от одного удара молнии. Из-за десятков, а быть может, и сотен костров благодарить дневное святило за тепло не приходилось.

Маленький дом в самом конце улицы, полностью захватившей небольшой холм, всё ещё стоял нетронутым ни одной из стихий. Но в пустых, как глазницы мертвеца, окнах было видно, что внутри здания прогулялся не природный, а человеческий ураган. Ураган воров и мародёров. Пустые опрокинутые шкафы из лёгкого ломкого дерева были обрушены на пол. Широкий высокий стол был накрыт шапочками пыли, просыпавшейся в крупные щели, а то и на, покрытый трещинами, деревянный дощатый пол. Всё, что было хоть как-то связано с металлом и светом, было безжалостно вырвано, вывезено, выкорчевано и выбито. Запусти в такой дом крысу, и та, после тщетных попыток в поисках пищи, скончалась бы от голода.

Временами ветер вносил в серость гнетущей тишины тревожное завывание, поскрипывание основания крыши и какофонию шумов с иных улиц. А быть может, и совсем рядом. Воронье карканье, цокот ослабших копыт, лай одичавших собак, а подчас и ужасные вопли из глоток, которые некогда принадлежали обычным людям. И, слушая, спускающиеся раздающиеся сверху звуки, вздрагивая от каждого угрожающего скрипа крыши и морщась от новой порции упавшей пыли, в крошечном пустом подвале сидел маленький мальчик. Он прижимался спиной к самому углу, облачённый в обноски кого-то постарше. Жирные, некогда светлые волосы теперь были похожи на тонкий слой разварившегося тухлого желтка и неровно прикрывали редкие брови над большими, почти идеально круглыми глазами. Из них, как из бездонных озёр стекали последние слёзы. Солёные дорожки огибали короткий слегка заострённый нос, касалась тонких потрескавшихся губ, которые мальчишка так сильно сжал, что казался безротым. Затем слезинки падали вниз на обувь из нитей соломы и деревянных тонких дощечек на стопах.

Мальчик смотрел в сторону лестницы, ведущей из земли аккурат в потолочный люк , ожидая, что тот распахнётся, ознаменуя либо спасение мальчика, либо его смерть.

В любом случае, ему нельзя было долго оставаться в этом месте.

Разум отказывался привыкать к удушающему и пробирающемуся запаху мёртвого тела, лежавшего недвижимо в паре длинных шагов от мальчика с торчащим из грудной клетки, в аккурат центре, топором. Тело принадлежало кому-то, кто однозначно некогда считался человеком или притворялся им. Но сейчас в мёртвенно бледной тонкой оболочке с наростами, какие обычно появляются на поверхности затонувших кораблей или на утопленниках, выпученными глазами, лысой головой, испещрённой вздувшимися синими венами и большими вытянутыми зубами чёрного цвета, не было и намёка на разум и душу.

Даже далёкий от анатомических подробностей малыш понимал, что зловонию трупа скоро будет некуда деваться, и оно захочет овладеть его телом. И тогда он умрёт.

Не зная, имеет ли смысл думать о будущем, мальчик отдавался каждому воспоминанию, которое бросало, как горсть песка в глаза, его сознание.

Как сосед-мясник внезапно ворвался в их с мамой дом. Добродушное лицо было изуродовано такими же наростами как и те, что проступили на трупе. Его красные глаза, за алым цветом которых не было видно зрачков, убийственно жутко смотрели то на ребёнка, но на его родительницу. Мужик бросился к шкафам, где раньше хранилась еда, отталкивая от себя женщину, намерившуюся загородить собой чадо.

Незаметно женщина подала сигнал рукой, чтобы мальчик спрятался в подвал, что тот и сделал. Пока мать медленно дотянулась до кухонного ножа.

– Почему вы не возьмёте все, что хотите из своей лавки? – спрашивала она, медленно отступая к укрытию.

Мясник раздражённо пытался что-то сказать, но не смог, будто наросты захватили его рот, у самого языка. Булькающий звук с примесью скребущего, точно днище лодки задело подводные камни, раздавался из-за ряда потемневших зубов, которые успели удлиниться.

Единственное, что в беспорядочной какофонии смог для себя разобрать мальчик, это слово: «Проклято».

– Сейчас! – крикнула мать сыну, когда мясник замолк и пошёл в её сторону.

Мальчик прыгнул в предусмотрительно открытый люк, который тут же захлопнулся. Всё, что он помнил дальше, – свои попытки найти любой угол внизу, чтобы в нём затаиться настолько, насколько возможно. А также звуки возьни с попеременными шагами мужских и женских ног, танцующих друг с другом в беспорядочном ритме. Тишина не наступала ещё долго. И вскоре, помимо суматохи криков и ругани, он услышал хриплое женские придыхание и тихое мужское ругательство, перешедшее в громкий топот удаляющихся шагов.

Ослабшая, раненная женщина словно иссохшими руками подняла крышку люка и заглянула туда. На её лице даже ребёнок разглядел отчаяние вперемешку с тусклым блеском надежды. Она знала, что ей не следует теперь спускаться, но она была искренне рада одному лишь виду выжившего сына.

В памяти мальчика не отложился звук сапог приближающегося мясника, решившего вернуться и избавить соседку от мучений. Он помнил лишь последний протяжный вздох матери и звериные печальные глаза мужчины за её плечом. Мясник думал, спуститься ли ему вниз, дабы избавить от грядущего столь безвинное создание. Он уже сделал первый шаг, но передумал – лишь бросил окровавленный нож вниз и хлопнул крышкой люка, уходя из дома иволоча за собой тело женщины.

Мальчик не двигался с места. Тогда начался его плач, который, подобно волнам в шторм, то утихал, то возвращался с новой силой. Он лишь иногда выползал из своего угла, на ощупь пытаясь отыскать если не еду, то хотя бы что-нибудь, что способно помочь отвлечься и забыться, заняв руки. После многочасовых поисков он нашёл один единственный податливый кирпичик в стене, за которым во мраке таилась небольшая шкатулочка, а в ней —мешочек с рахат-лукумом, одна головка картошки и кожаный бурдюк с пока неизвестной ребёнку жидкостью.

Видимо, мать давно планировала использовать обычный погреб для редких запасов провианта и игрушек мальчика, если придётся использовать помещение в качестве укрытия. Или как место, с которого начнется дальняя дорога.

Но тогда мальчик не думал об этом. Он помнил, что ему и сестре рассказывала мать, тренируя их выносливость: есть сладкое следует только тогда, когда совершил некий подвиг или когда иной еды нет.. И он не ел и кусочка, блуждая по новому мрачному жилищу, поглядывая вверх, чтобы попытаться понять, какой нынче час с помощью света, пробивающегося сквозь щели в потолке.

Но голод всё же пришёл, как и искушение, и мальчик в полной тишине скушал три кусочка рахат-лукума и попытался запить жидкостью из бурдюка. Но та обожгла рот и словно сама полилась в глотку, щекоча всё вплоть до желудка. Поставив перед собой однозначную задачу запить то, что из еды уже отправилось в рот, мальчик громко сглотнул. За поглощением сладостей ребёнок не сумел уловить становящиеся всё более и более громкими шаги по полу хижины. И жадное чавканье не могло не привлечь к себе внимание голодного существа, что некогда было человеком. Несколько крупных крошек земли почти беззвучно упали рядом с мальчиком. Заприметив их, ребенок медленно встал во весь рост и пошел медленно шаг в шаг за незнакомцем, подошвы ботинок которого были едва различимы через щели в полу. Мальчишка не ведал, что там, наверху, за ним наблюдает пара кроваво-красных глаз, зрачки которых окружены тонкими алыми нитями.

Последующие несколько мгновений разлетелись в памяти мальчика на фрагменты.

Открывающийся люк. Огромный силуэт тонкого, сгорбленного под тяжестью большой круглой головы существа с едва заметной порванной дешёвой одеждой. В прорезях ткани виднелись наросты на груди, животе, шее, которые пульсировали, будто дышали затхлым спёртым воздухом. Существо с хрипом, переходящим в сухой тихий кашель, завершающийся свистом, двинулось, шатаясь, к ребёнку. Мальчишка схватил свой клад, то ли думая, что создание явилось за пищей, то ли надеясь защищаться им как щитом. Большое скрюченное тело закрыло свет, бивший из щелей пола дома и погрузило во темноту ожидания худшего. В бледной конечности создание держало чистый острый серп, который под ужасные звуки подняло над головой. Рука вместо наростов имела широкие углубления. Словно те кратеры, что, как рассказывали взрослые, оставили после себя великаны. И из-за этих кратеров рука была вся чернее земли после дождя.

Тогда мальчик почувствовал настоящий водоворот в своей душе. Естественный страх переплетался с воспоминаниями о матери, встреча с которой была такой желанной. По сей день, мальчик спрашивал у себя: «Почему не закричал, когда её убили? Неужто не чувствовал, что это навсегда»?

Но срок был отмерен снова.

Вдруг лицо монстра от чего-то дернулось. Сломанная ножка стола ударилась о голову чудовища и упала ему под ноги. Оно обернулось, подняло голову в сторону выхода из подвала и внезапно опустило обе руки вниз, чуть сгибая колени и ближе припадая к земле. Словно виноватое животное, которое за неблагодарным деянием заприметил хозяин.

Создание взвыло, подалось вперёд, издавая булькающий шипящий звук. Будто лежишь в болоте, переполненном жабами, а рядом с ухом скользит ядовитая змея. Но всё резко затихло и, сделав один неуверенный шаг назад, монстр рухнул. От падения спина усмирённого зверя немного распрямилась, а серп с бряцаньем отлетел в сторону. Из груди чудовища торчал топор, что и сейчас находился перед глазами мальчика. Ребёнок постарался отойти в сторону так, чтобы даже длинная свободная рука существа не задела его. Он пытался рассмотреть своего спасителя, чьи высокие сапоги были до нижней трети прикрыты светло коричневой рясой.

И здесь разрозненные картинки из памяти будто склеились воедино.

Снова открытый люк. Спрыгнувший вниз, высокий спаситель в рясе и накидке тёмного зелёного цвета с золотистыми краями. За его спиной снова виднелось оперение дюжины стрел и верхняя часть короткого изогнутого лука из светлого дерева. Волосы из посеребрённых нитей, переплетающиеся с позолоченными, будто два хвоста диковинных созданий. Светло зелёные глаза, протянутая рука, покрытая трещинами не от возраста, но от работы и оружия. А также голос.

– Вставай, юный Гензель. Чтобы жить, нужно пройти сквозь пламя одиночества и полымя ада за ним. И полпути ты прошёл безупречно.

Гензель, сидя в углу помещения, смотрел на человека как на спасителя. И эта аура пришедшего помощника ощущалась столь явно, что могла бы показаться богохульной.

Мальчик взял священника по имени, данному при вступлении в сан, Вильгельм за протянутую руку и поднялся на ноги. Неожиданно он протянул кусочек рахат-лукума вместе со свободной рукой, в которой сжимал тот самый мешочек с найденными припасами.

Детское создание быстро создало удивительно логичную цепочку из того, что он видел. Сначала к нему ворвался ужасный посланник Зла, которое когда-либо обитало на земле и в её недрах. Он явился наверняка для того, чтобы покарать несмышлёного ребёнка за чревоугодие и трусость. Но небесный отец в милости своей снизошёл до того, чтобы подарить чаду шанс на исправление своей грешной жизни. Этот шанс явился в образе воина и одного из самых верных слуг Создателя из тех, что своими силами или с незначительной помощью будоражащих сознание сил, способны сокрушали полчища прислужников Лукавого. Вместе они должны противостоять злу, изничтожая его на всём протяжении долгого пути. Пути к свободе и победе лучших людей над теми, кто ими перестал быть от воздействия сил Лукавого.

Врата города оказались заперты благородным королем этих краёв, дабы своей жертвой, словно печатью Господа, защитить всю страну и все грешные земли мира сего. Ключ от врат служивый оставил у себя висеть на серебряной цепочке рядом с крестом на груди. И король всё ждал того мига, когда появится герой, которому хватит сил, мужества и мудрости, чтобы дойти до его покоев. Ведь только избранник, достойный внимания Всесоздателя, мог пройти через орды чудищ, буквально окруживших дворец в самом сердце города.

Именно такую историю рассказывала мальчику его мать, а после сам Гензель поведал её своему внезапному спасителю. Тот похвалил ребёнка за прекрасную память, достойную воспевания тягу к героизму, и решительность, свойственную только лучшим рыцарям короля. Как те, которые пытались защитить его в самом начале восхождения Ада на землю в их родном городе. И только подобное невинное и стойкое дитя могло придать сил служителю Бога, чтобы исполнить необходимое.

Гензель ощущал невероятную важность и пользу от каждого нового шага, который он делал на лестнице, ведущей в его прежний дом. И холод воспоминаний всё же не мог пробиться внутрь пламенного сердца маленького героя.

На поверхности было куда как светлее, нежели внизу, в подвале. Глаза быстро привыкли к этому, и мальчик почти сразу же был готов идти вслед за монахом к двери. Пока не увидел широкий кровавый непрерывный след от края входа в подвал до самой входной двери дома.