Месомена

– Позвони ей, – сказал Сэм.

Мама повторила указание.

Смысла в этом не было. Ната не отвечала. Мэри резко вывернула руль и перестроилась вправо. Впереди возник крутой поворот. Машину занесло и едва не выбросило на обочину. Мне пришлось вцепиться в переднее сиденье. Девушка перехватила руль и вжала педаль газа в пол. Эту дорогу я не помнила. Мы двигались по промышленной зоне, в забытой всеми части города. Всюду виднелись заброшенные бетонные конструкции, контейнеры и груды строительного материала. Судя по всему, здесь общественный транспорт не ходит. Неудивительно, что дорога кажется мне совершенно незнакомой.

– Нет пожарных машин, – шептала я, обращаясь скорее к себе, чем к остальным людям в салоне. – Почему их нет…

Мэри поймала мой взгляд в зеркале. Видок у неё так себе. Я поёжилась и с усилием сглотнула. Белая, с полузакрытыми тёмными глазами, не тронутая ни одной эмоцией, она вернула внимание к дороге почти тут же, как только я позволила себе нахмуриться, изучая её.

Ни дыма, ни света пламени в тёмном ночном небе. Моё сердце раз за разом пронзало разрядом тока. Стало понятно, почему на пути нам не встретилось ни одной пожарной машины.

Уже знакомое здание больницы как ни в чём не бывало стояло на пустыре посреди леса. В фойе горел знакомый зеленоватый тусклый свет. На входе курила пара молодых людей в халатах. За входными дверьми виднелись медсёстры и санитары, не спеша бредущие по своим делам. Свет в окнах палат отсутствовал.

«Это безумие?»

– Вилл? – настороженно позвала мама.

Я замерла. Мысли одна нелепей другой проскакивали в голове.

«Нет, это шутка».

– Она сказала, что в больнице пожар…

– Вилл, что-то не так. – Дрожащий голос матери, сидевшей рядом, сбил меня с толку. Она звучала более напуганной, чем я казалась самой себе.

Я подняла глаза на супружескую пару впереди. Они молчали.

– Сэм, что случилось? – проговорила мама более трезво.

Молчание.

Нет. Что-то произошло. Ната бы не стала просто так мне звонить.

– Вилл! Стой!

Попытки матери удержать меня не увенчались успехом. Я открыла дверь, отталкивая её руки и выскочила на улицу. Она последовала за мной. Они с отцом кричали мне что-то вслед, но я не слышала их. Путь мой лежал к входу в здание.

– Девушка, вы к кому? – Мужчины бросили сигареты в снег и сделали шаг навстречу, явно с целью перегородить мне путь.

– Мне нужно попасть в 173 палату. Там моя подруга.

– Ночью вход в больницу запрещён. Приходите завтра.

«Хрен тебе!»

Попытавшись обойти их, я перешла на бег, однако один из мужчин сделал то же самое и схватил меня за плечо.

– Стой!

– Не трогайте её! – кричала мама.

– Сэм! – раздался голос Мэри.

Блондин оттолкнул одного из мужчин и сжал меня в свои удушающие медвежьи объятия. Я попыталась сопротивляться, но руки и рёбра пронзила сильная боль, отчего я вынужденно перестала вырываться. Сэм оторвал меня от земли и потащил к машине, как если бы я была не более чем пластиковой игрушкой. Санитары ещё долго ругались и грозились вызвать полицию, но ближе к машине подходить не стали. Мама объяснила ситуацию, видимо, соврав насчёт моего состояния, затем торопливо последовала за нами.

– Розали, это ловушка, – прозвучал голос Мэри где-то рядом.

– Быстрее! В машину!

Мама вернулась в салон. Словно непослушного ребёнка, Сэм закинул меня на сиденье машины и хлопнул дверью.

– Они здесь? – вопрошала мама, с ужасом оглядываясь по сторонам.

Когда она инстинктивно схватила меня за руку, я вскрикнула от боли. Свежие раны вмиг дали о себе знать, но женщина не обратила на это внимания.

– Дай её телефон! – нечеловеческим голосом приказал Сэм, и мама повиновалась.

– Что происходит?! – заорала я.

Как только мы тронулись, меня вжало в спинку сидения. Развернув на 180 градусов автомобиль, Мэри направилась к выезду.

– Вилл, это ловушка. Мы зря сюда приехали. Нельзя было этого делать, – проговорил отец.

– О чём ты? Какая ловушка? Натали нужна помощь!

– Нас обманули.

– Я не понимаю. Что произошло?

В это мгновение мир вокруг и его люди казались мне злом. Все были врагами. Я смотрела на Розали и не понимала, кто она. Не понимала, что ею движет. Глаза и выражения лиц окружающих меня людей выглядели ещё более устрашающе. Паника исказила ощущение времени и пространства. Я словно в бреду.

В зеркале впереди мелькнули две искры. От ужаса все внутренности сжало в стальной узел. Я не могла ни закричать, ни набрать в лёгкие воздуха. Эти глаза я уже видела. Это не линзы и не обман зрения. И уж точно не отражение пламени. Сидящая за рулём девушка и не думала останавливаться. Автомобиль послушно нёсся по заснеженной пустой дороге и ревел так, что у меня закладывало уши.

– Мам, – выдавила я, пытаясь побороть приступ тошноты.

– Не бойся. Всё хорошо, – шептала она, мягко обхватывая моё запястье.

– Они едут за нами, – произнёс Сэм. – Нужно пересадить её.

– Когда? – немного спокойнее спросил отец.

– Сейчас, – ответила Мэри.

Резким толчком при торможении меня потянуло вперёд Я вгляделась в непроглядную тьму за окном и увидела, как лес у дороги остановился.

– Вилл, – сказала Мэри, отвернувшись к своему окну, – не бойся. Тебе нужно выйти.

Дверь рядом со мной открылась. Во тьму салона, будто щупальца, проникла чья-то рука. Она схватила меня за запястье и вытянула наружу.

– Боже мой… – проронила мама, и её полный страха голос ошеломил меня.

«Хонда» стояла ещё секунду. После она шумно заревела, вновь сорвалась с места и унеслась прочь, оставив темнеющие борозды на асфальте.

Спустя миг я оказалась в другой машине. Мужчина закрыл дверь и тут же сел за руль.

– Поехали! – рявкнул кто-то рядом.

Автомобиль развернуло в противоположную сторону.

Будто вовсе не спав, я резко открыла глаза и подняла голову. Перед носом – спинка переднего сидения. Меньше секунды понадобилось на то, чтобы вспомнить произошедшее ночью. Реальность торопливо прогрузилась в моём сознании. Из окна над головой виднелось тёмное, из-за тонированного стекла, плотное тяжёлое небо. Сильные протяжные порывы ветра качали корпус машины. Из-под днища доносился его недобрый вой. В салоне я сидела одна, и, кроме шума ветра, до меня не доносилось ни звука. Отодрав от сиденья своё неимоверно отяжелевшее тело, я выругалась в голос. Синяки на руках тошнотой отзывались в желудке. Я с омерзением сглотнула сухость в горле и уставилась в окно.

Автомобиль стоял на узкой просёлочной дороге. Слева – лес, справа – бескрайнее заснеженное поле. Вокруг ни людей, ни домов, ни линий электропередач. Атмосфера пустоты и молчания была магической, но порождала в сердце пагубное чувство одиночества. Я одна. Если бы хотели бросить, достаточно было кинуть в сугроб и уехать. В салоне тепло, соответственно, ещё недавно машину прогревали. На руле знакомая эмблема. Взгляд метнулся к замку зажигания. Там болтался ключ.

– Это машина Джона?

Внутри пахло каким-то приторно пряным диффузором. Передние места уже остыли, судя по холодной обивке. Магнитола выключена. Раз ключи в замке зажигания, значит, водитель планировал вернуться. В голову на мгновение закралась запретная мысль, и я тут же убедила себя в её безгрешности.

Когда открылась передняя дверь я едва не взвизгнула. Дориан с грохотом и проклятиями в адрес непогоды плюхнулся на пассажирское сиденье передо мной.

– Доброе утро! – громогласно проговорил он. Его голос мне сейчас казался очень раздражающим и грубым. И в целом, парень производил неприятное впечатление. Что вчера, что сегодня. – Ты не рано?

– Который час? – сохраняя равное процентное соотношение вежливости и омерзения, спросила я.

– Почти двенадцать.

– Где мы?

– Мы? – улыбнулся парень, поворачиваясь ко мне почти всем телом, и я узрела кривоватые, острые клыки, впивающиеся в синюшные сухие губы. – Отдыхаем на природе.

Вот почему не люблю ходить в долгах. Нельзя его послать. Он ведь герой.

– Давно стоим?

– Всю ночь, дорогая. Скоро поедем, не переживай.

– Зачем нужно было ехать сюда?

– Весело же! Разве нет?

Парень достал телефон и принялся торопливо тарабанить пальцами по экрану.

Поначалу мелкий неспешный снегопад постепенно стал усиливаться. Он медленно осыпал машину крупными волокнистыми перьями. Я могла слышать его шорох по металлической крыше над головой. Этот звук оживил меня, возвращая способность двигаться. Я огляделась. Телефона нет, как и нет рюкзака. Под ногами лужа от растаявшего снега. Двери запачканы подошвами моих собственных ботинок. Тошнотворная смесь едкого удовольствия и чувства вины сжала опустевший желудок.

На время умолкнувший Дориан внезапно вспомнил, что голоден, и принялся елозить по машине. Он открыл бардачок и нарыл для себя несколько пачек крекеров и ореховых батончиков. Поглотив один, он демонстративно предложил мне пачку шоколадного печенья. Я отказалась.

– У вас у всех глаза краснеют?

Прервать это бесконечное чавканье – мой долг. Я задала один из нескольких подготовленных мной вопросов.

Дориан оглянулся на меня, потом проглотил содержимое во рту и ответил:

– Иногда. А что?

– Почему?

– Наша особенность.

– «Ваша» – это чья? Кто вы?

Парень усмехнулся.

– Мы люди. Такие же, как все.

По затуманенному пустому взгляду Дориана, направленному вдаль, за край поля, я поняла, что ему не очень хотелось со мной разговаривать.

– Что вчера произошло? – с большим энтузиазмом бросила я, подавшись вперед.

На улице заскрипел снег. Послышались чьи-то приближающиеся шаги. Появлению Джона я даже обрадовалась. Шума от него было гораздо меньше, а смысла больше. Я надеялась, что он будет более сговорчивым. Парень впустил в салон несколько крупных снежинок и порыв морозного ветра. Сев на водительское сиденье, Джон даже не посмотрел в нашу сторону. Его не заботило ни моё «что происходит» лицо, ни помойка, которую развел Дориан, пока ублажал свой желудок.

– Джон, что произошло?

Мужчина повернул ключ в замке, и в салоне диким зверем взревел движок. Машина прочесала заледенелое дорожное покрытие и мгновением позже рванула вперёд.

– Ты не ответишь? – вновь обратилась я к водителю.

– Господи, Джон, ответь ей что-нибудь. У меня уже голова болит, – театрально взмолился Дориан, продолжая уничтожать несчастные крекеры.

– Откуда вы двое вчера взялись? Что за ловушка якобы была? Почему вы не дали мне увидеть Натали? И какого чёрта я здесь делаю?

Парень на пассажирском сиденье засунул в рот очередную стопку печенья, повернул голову на Джона, внимательно изучил его лицо, а уже потом посмотрел на меня.

– Ты про глаза не спросила, – пробубнил он, качая головой, мол, как я могла это упустить.

Я выругалась, и мне это страшно понравилось.

Джон словно нас не слышал. Его внимание было направлено на дорогу. Сидевший рядом Дориан продолжил есть.

Судя по всему, до меня им обоим дела нет.

Возможности позвонить родителям не было, телефон остался у Сэма. Куда меня вёз Джон и что будет дальше, я не знала. Кажется, именно это и есть ловушка. Вчерашним вечером не произошло ничего интересного. Обычный ужин в малознакомом семействе и простые непримечательные разговоры. Вся эта простота, наигранность, показательное радушие… В свете дня всё это выглядело ненастоящим. Меня выводило из себя то, что я не знала ровным счётом ничего. Ни кто эти люди, ни откуда взялись. Ни то, почему мама так доверчиво шла на сближение с ними.

– Я отвезу тебя домой, Вилл, – вдруг раздался голос Джона, спокойный и холодный. – Будет лучше, если с тобой обо всём поговорит Розали.

– Хорошо, – бросила я коротко. Удивительно, сидящий впереди Дориан не шелохнулся и даже ничего не съязвил.

Дорога к дому тянулась чуть меньше часа. Джон вёл едва ли спокойнее Мэри. На спидометр я старалась не смотреть. Когда среди стволов деревьев показался красный кирпич знакомого дома, я облегчённо выдохнула. Джон остановился почти у самого крыльца на подъездной аллее и заглушил двигатель. Его друг вышел из машины первым и принялся разминать спину. К моему удивлению, мы оказались в полнейшей тишине. В салоне постепенно стал крепнуть мороз.

– Ты окей?

Выражение моего лица Джон не увидел. Возможно и к лучшему.

– Сам как думаешь? Мне нужно узнать, как там Ната и что произошло.

Парень молчал. Взгляд его глаз был направлен в чащу леса позади дома.

– После того, как поговоришь с мамой, не хочешь прогуляться немного?

«Ага, конечно».

– Зависит от того, что мы с ней обсудим, – отозвалась я без тени волнения, вовсе не думая о собеседнике и о его словах.

– Конечно, – словно сокрушаясь собственной бестактности и недальновидности, хмыкнул Джон. – Если захочешь, конечно, можем поговорить. После.

Я открыла дверь и вылетела на улицу.

– Говорить о чём? О том, что меня как вещь транспортируют из одного места в другое? – прошипела я себе под нос, грозно выдёргивая ноги из снега по пути к лестнице.

Через мгновение за мной послышались шаги. Плевать, если он всё слышал. Не думаю, что обязана сейчас быть милой. Мы вошли в дом, дверь которого Дориан предусмотрительно не стал закрывать. Джон медлил за моей спиной. Я сняла с себя куртку, разулась, минуя буйствующую в припадке любви Никки, и прошла ближе к гостиной. Обратив внимание на абсолютную тишину в доме, я невольно ускорила шаг к лестнице. Поднявшись на второй этаж, я двинулась в сторону своей спальни. На пути мне никто не встретился. Воцарившаяся в доме тишина настораживала.

Мама сидела на кровати в полном одиночестве. Судя по всему, она ждала меня. Закрыв за собой дверь, я осмотрелась. Атмосфера здесь ощущалась куда тяжелее, чем я могла предположить. То, что она будет мне говорить, я не могла представить. Пылающий во мне интерес казался чем-то нездоровым, но избавиться от него я не могла.

– Привет, – холодно произнесла мама, слегка приподнимаясь на руках, упираясь ими в матрас.

– Привет.

Карие глаза смотрели на меня с опаской. Красные белки говорили о беспокойной ночи либо о недавних слезах. Я подошла к кровати и села рядом.

– Мам.

– Да, Вилл.

– Мне звонила Натали. Кричала. Звала на помощь. Говорила, что в здании пожар… Но мы вернулись.

Я запнулась и посмотрела в окно. Какие прекрасные виды простираются за стенами этого дома. Будь у меня возможность, я бы тоже осталась жить в подобном месте. Мне бы хватило простой хижины для мирного существования в отдалении от города. Понять Сэма не составляет никакого труда. Тяжёлое пасмурное небо нависло над далёкими холмами. Острые пики сосновых деревьев неподвижно стремились вверх, напоминая мне, как и раньше, в детстве, войско облачённых в жуткие доспехи рыцарей. Всё вокруг запорошено снегом. Оттенки белого, синего, голубого, зелёного. Неудивительно, что так привлекло внимание матери. Мы обе молчали, безоружно наблюдая за красотой и спокойствием зимы. Я проследила за её взглядом. Два человека бродили на улице, среди деревьев, в нескольких десятках метров от дома. Сэм и Мэри что-то оживлённо обсуждали между собой.

– Когда-то, очень давно, когда тебя ещё не было даже в планах… Я гуляла в университетском парке, под тенью сосен, так же, зимой. И думала. – Она шумно сглотнула и отвернулась от окна. – Думала, какой жизни я бы хотела. Сколько было желаний, мечтаний, планов, идей… Я столько всего хотела, Вилл.

Я облокотилась на колени и в показательном жесте раздражения ударила подбородком о перевязанную ладонь. Повернув голову в неестественной позе, уставилась в лицо матери. Терпеть не могла, когда она заходила настолько издалека. Спасибо, что история не начинается с момента рождения моих бабушек.

– Пока мы молоды, мы столько всего хотим. Потом, когда приходит время терять… Хоть что-то. Хоть кого-то. Мы не хотим уже ничего.

– К чему ты клонишь? – Я старалась придать своему нетерпению больше образности.

Женщина вздохнула и слабо улыбнулась. Её лицо плавно повернулось в мою сторону.

Я вздрогнула. Она плакала. И теперь я обессилена.

– Я не знаю, что тогда произошло. Не знаю, что было в тот день и в те дни задолго до этого, Вилл. Мы с твоим отцом самые обычные люди. Ни денег, ни связей, ни каких-то запрещённых идей. Но за нами начали следить. Я была на втором месяце беременности, когда за мной начали ходить по улице, говорить с моими знакомыми, расспрашивать их о чём-то. Слежка велась даже за твоим отцом. Я очень сильно боялась, так как не знала, что стало причиной. Мы собрали вещи и решили уехать. – Мама сделала паузу. Несколько секунд она задумчиво разглядывала пол под своими ногами. – Но мы не уехали. Я встретила людей, которые решили мне помочь. Я боялась за своего ребёнка. Конечно, я согласилась на… покровительство. – Последнее она проговорила с неловкой, шутливой интонацией. – У меня не просили денег, не просили услуги за услугу, не требовали ничего взамен. Однажды меня спасли от откровенного нападения. После того как ты родилась, всё изменилось. Покровители стали членами семьи. Я доверяла им… Спустя несколько лет, когда случайная ошибка, брешь, пробоина едва не отняли тебя у меня, я узнала в чём дело.

Мама менялась в лице с невероятной скоростью. Вскоре я её перестала узнавать. Она побледнела и устремила свой взгляд в пустоту, не видя ничего вокруг. Отголоски давно минувших дней неумолимо тянули её за собой.

– Мне всё равно, веришь ты или нет. Ты права, мне всё равно. Я не учитываю твоё мнение и иногда веду себя как упрямая нарциссиха… Мне плевать.

Я шумно сглотнула и усмехнулась, пытаясь сделать вид, что вижу мать насквозь.

– Мне всё равно, что ты думаешь, Вилл. Ты моя дочь, и, как прежде, я несу за тебя ответственность.

– Узнаю свою маму. Цепи брала с собой? – улыбалась я, но понимала, как жалко выгляжу. Снова.

– Будет так, как я скажу. Покровители – семья Кроутеров. Мы с тобой не раз обязаны им жизнью. Ты считаешь себя взрослой. Что ж… обязана предупредить, то, что случилось в «Парнасе», – цветочки. Ты многого не знаешь.

Не удивлена. Она в своём репертуаре. Моя мама как минимум странная женщина.

Вновь демонстративно усмехнувшись, я открыла рот, чтобы вернуться к вопросу о Натали. За мгновение до того, как я почувствовала собственную ничтожность, по причине того, что меня сейчас больше волновала моя гордость и пренебрежительный тон матери, она вновь начала говорить:

– Всё, что я тебе сейчас говорю. Всё, что ты от меня услышишь – это то, что является правдой. Ни больше, ни меньше. Многое, что ты видела, видишь и будешь видеть, – вина людей, цель которых навредить тебе.

– Мне? А куда делись «мы»? Что я успела сделать?

– Вилл… – Мама уставилась на меня. – Им нужна ты.

– Цель? Какая цель, мам? Убить? Взять в рабство?

– Они вели охоту, как только я забеременела. После – каждый день, вплоть до сегодняшнего. Я не знала, что им нужно и почему именно ты, но я старалась уберечь тебя.

– Ты обращалась в полицию? Их искали?

– Вилл, с самого твоего рождения мы с отцом этим и заняты. Если мы здесь, значит, есть причина.

– Зачем кому-то преследовать нас?

В любой другой ситуации и с любым другим человеком я бы позволила себе мысль о расстройствах психики. Что угодно, лишь бы не верить. Однако в её словах мне откликнулись некоторые закономерные вещи.

Выход из дома чаще всего сопровождался скандалом: «Куда ты?», «С кем?», «Зачем?», «Кто там будет?», «Во сколько ты будешь дома?» Всё бы ничего, но о заботе можно говорить с большой натяжкой. Натали, например, называла это «гиперопека».

– Знаешь, что самое пугающее, Вилл?

Я не сводила глаз с матери.

– Годы преследования.

«Стоп. Почему тогда я до сих пор жива и невредима?»

– А как же покровители?

– Сэм и Мэри со мной уже много-много лет. Я доверяю им, как себе.

– Они что, телохранители? Как и чем они помогают? В чём их преимущество перед, не знаю… Полицией?

– Вилл, прошу тебя, поверь тому, что я тебе говорю. Ведь именно это – вся правда, которая у меня есть. У них сила, о которой ты не можешь представить.

– Мам. Кто. Эти. Люди. – Я сжала её руку, словно пытаясь разбудить её, избавить от её наваждения, вернуть в реальность. – Ты не думала о том, что это именно они? Что, если это Кроутеры? Не боишься платить по счетам? Не боишься верить сказкам о злодеях, когда рядом влиятельные покровители?

– Сэм и Мэри? Нет, конечно, это придёт самым последним в голову. Они спасли меня. И тебя. Не раз!

– Тогда почему ты до сих пор живёшь в страхе?

Розали молчала. Свет её карих глаз постепенно мерк. В жизни не чувствовала, как отдаляюсь от человека. Я перестаю чувствовать её рядом. Я словно остаюсь одна. Радость от победы в споре и громогласном падении соперника с небес на землю резко сменилась волной омерзения. Уж лучше бы в её глазах горел этот пугающий одержимый чем-то большим, чем вера, свет.

– Эта семья – залог твоей безопасности. Я и твой отец не можем дать тебе того же. Уже давно.

– Откуда такая уверенность, мам? Кто нас преследует?

– Ты будешь делать то, что тебе скажут.

– Что? О чём ты…

– На правах человека, который дал тебе жизнь, растил, воспитывал, кормил. Я ставлю тебе условие. – Женщина встала с кровати и обернулась ко мне. Она являла собой воплощение какой-то королевы. Императрицы. – Ты, хочешь того или нет, с сегодняшнего дня, после того как я рассказала тебе всё то, что тебе необходимо знать, делаешь всё, что скажут тебе: Сэм, Мэри, Джон, Дориан и остальные члены семьи. Их цель – сохранить тебе жизнь. Что бы ни происходило.

– Смешно…

– Пока да. И я тебе завидую.

– Ты бы себя слышала! На правах, человека, кормил, растил… Убеждать ты не умеешь.

– Мне незачем тебя убеждать. Будет так, как я сказала. Если есть сомнения…

Розали, по обыкновению, улыбнулась, как если бы я была не её дочь, а самый злейший враг.

– Представь, что могло случиться, не будь их в «Парнасе» в тот день.

После ухода матери из комнаты я с кровати так и не встала. О том, что прошло несколько часов, узнала по темнеющему полотну неба. Состояние моего сознания я не могла оценить. Происходящее пока не было реальностью для меня. Я всё ещё чувствовала себя жертвой розыгрыша и никак не могла осмыслить и понять то, что видела и слышала. Это не было моей действительностью.

Агрессия этой женщины ранит только самых юных и наивных. Мне это не в новинку. Её агрессия – это всегда слабость, отчаяние, невозможность преподнести информацию, убедить человека. Она никогда не идёт в обход. Она тот, кто рубит дверь топором, а не ищет ключ. Если верить матери, Сэм и Мэри – абсолютное добро, мир, свет и спасение. Мне непонятно, из-за чего такое доверие к людям, которые взялись из ниоткуда и вызвались помогать, более того, спасать кого-то ценой своей жизни либо свободы, при этом не требуя ничего взамен. Либо Розали не договорила всё то, что знала, либо она сама не знала всех мотивов. Сэм не производил впечатление всемогущего супергероя. Мэри тоже. Джон. Дориан. Что они могли? Так ли случайно их появление в наших жизнях? Что, если она помешалась и стала частью какого-то культа?

От мысли, пришедшей мне в голову, передёрнуло. Их возраст… Мэри выглядела едва ли старше меня. Джон и Дориан тоже. Сколько им всем было на момент знакомства с моей матерью?

Телефон она вернула, как только я оказалась дома. Батарея была на нуле. Подключив зарядку и загрузив телефон, первым делом я набрала Натали.

«Вне зоны действия сети».

– Чёрт!

В дверь комнаты тихо постучали.

– Входите.

– Не помешаю? – спросила Мэри, не решаясь войти и застыв в дверном проёме.

– Нет, я не занята.

– О, хорошо. – Девушка покрутила ручку двери пару секунд, после вновь подняла взгляд в мою сторону. – Ты есть не хочешь?

На мой молчаливый ответ и тень непонимания на лице Мэри поспешила отреагировать мягкой улыбкой.

– Ты не ела со вчерашнего вечера. Я подумала, что ты захочешь… Кофе и сливочный пирог? – задумчиво проговорила Мэри.

– Чизкейк? – из вежливости уточнила я.

– Почти. Я пока не привыкла к новой духовке и… Немного да, чизкейк. Но пусть будет сливочный пирог, чтобы ты не ожидала от него многого.

В этот момент с нижнего этажа донёсся громогласный мужской смех. Голос я не узнала.

– Ужин совсем скоро, – продолжила Мэри. – Если хочешь, могу поднять тебе еду сюда.

– Я сейчас спущусь, – ответила я. – Только переоденусь.

– Отлично! Ждём!

Едва не подпрыгнув на месте от радости, Мэри развернулась на каблуках и захлопнула дверь.

Впереди меня ждал долгий вечер. Развлекательная программа вряд ли подходила к концу.

Как я и обещала, спустя несколько минут спустилась на первый этаж и, войдя в кухню, сотворила на своём лице некое подобие улыбки. Родители сидели за столом, напротив двери и первые обратили внимание на мой приход. Далее я заметила поднимающуюся со своего стула Мэри. Она подвела меня к столу, усадив рядом с собой и придвинув блюдо.