Месомена

– Вилл! Он тебя чуть не убил!

– И? Всё нормально. Пошли!

Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее водитель седана так не реагировал.

Взяв Нату под руку, я потащила её дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зелёный, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, я ещё раз повернула голову.

Чёрный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали его, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то на лице полное непонимание, у кого-то дикая злость.

Померкло солнце! Пропал кислород!

Смотри же! Смотри!

Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!

Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!

Будь! Будь же моей!

Моя смертельно больная королева!

(The Subways – «Rock & Roll Queen»)

Музыка пропала. Ната резко метнулась к столу, окатив меня потоком холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не моё вопросительное выражение лица.

– Не включай при мне свою наркоманию.

– Крутая песня. Весёлая, – ответила я. – Ты успокоишься сегодня?

– Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, – равнодушно произнесла Ната. Медленно и холодно. – Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции. Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. – Она заводилась и начала говорить громче и быстрее: – Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, вообще живешь не здесь. Твоё сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!

Я вновь уткнулась в телефон, где вот уже несколько минут бездумно разглядывала пост о полезных свойствах авокадо. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Её взгляд упёрся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее выбило её из колеи.

– Ты знаешь, какая реакция должна быть? – обратилась я к подруге. – Может, именно так и проявляется реакция на стресс.

Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.

– Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.

– Объясни.

– Ты, чёрт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! – После этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. – Знаешь, я вижу тебе окей. С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.

Моему удивлению не было предела.

О какой чувствительности говорит Ната? По её мнению, я безжизненная?

Я открыла рот, но ни слова не произнесла.

– Вызову такси и поеду, – нахмурившись, сказала Ната. – Прости, но сегодня я не в настроении.

Через полчаса такси забрало подругу. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.

Тряхнув головой и отогнав неприятное чувство, сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придётся дома ходить в штанах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, о том, что случилось на дороге, и о словах подруги. Возможно, я и не обратила бы внимания на её слова. То, что она говорила, запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, была согласна с Натали.

Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днём Ната. Это болезнь.

Я звала тебя среди ночи.

В свете растущей луны.

Я позвоню тебе и расскажу о себе,

Расскажу каждый свой сон.

Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.

Не давай мне покоя,

Не давай мне покоя.

(London Grammar – «Nightcall»)

Во сне я вновь вернулась туда.

Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады высоток? Пыльные улицы? Хмурые лица, слившиеся с серыми стенами домов? Я встала со своей кровати, подошла к букету на письменном столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.

Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников», – многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция прочно поселилась в моей жизни.

– Что со мной сегодня случилось… – не своим голосом, но определённо именно я проговорила эти странные слова.

Страстное желание поведать обо всём незнакомцу влекло с неимоверной силой. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно всё. Однако вопреки моим мольбам, человек не обернулся. В тысячный раз мгла пробуждения отняла его у меня.

Глава 2. «Горите»

Праздничная атмосфера царила практически везде. Шумные забегаловки, магазины, автобусы, окна домов, чёрные стволы деревьев вдоль тротуаров… Всюду мерцание сотен разноцветных гирлянд. Слышался запах горячего кофе с пряностями и шоколадом, а неподалеку от оживлённых остановок общественного транспорта к нему примешивался тонких шлейф свежеиспечённых булочек. А какой дивный аромат исходил от воротника маминой шубы… Я могла вдыхать его часами. Сладкие духи, кофе, цитрусовые и хвоя, свежесть улицы и едва уловимые нотки автомобильного ароматизатора. Только в декабре я слышала этот аромат. Именно он дарил ощущение наступления сказки.

Праздник ненадолго делал этот город не таким серым и мрачным, каким я его помнила большую часть времени. Он светился и мерцал как новогодний шар, площадью в десятки километров. Кажется, это и называется волшебством.

– Ната придёт в гости?

Я подняла глаза на маму. Словно жонглёр, она пыталась открыть дверцу духовки одной рукой, балансируя другой и удерживая виляющий в воздухе противень с печеньем.

– Скорее всего, да, – ответила я ей. – После «Парнаса» мы домой.

– Как оно? – поинтересовалась мама, указав на кусочек печенья в моей руке.

– С корицей самые вкусные, но с ванилью и шоколадом не хуже.

– Хм… У меня есть ещё лимонный джем. Как думаешь, стоит попробовать?

– Мам, это пятый противень. Ты решила открыть своё дело? Или мне придётся раздавать это в канун праздника нуждающимся? – усмехнулась я. – Нет, печенье очень вкусное, и дай мне волю, я сама съем всё, что тут есть, но такие количества…

– У нас, возможно, будут гости, Вилл, – помявшись, ответила женщина. – Оно же вкусное, да?

– Даже если к тебе в гости соберутся эксперты по выпечке из какой-нибудь сети ресторанов… Мам, поверь, эти печенья они оценят!

На стуле под бедром завибрировал телефон. На столе места для него не нашлось, да и в муке его пачкать не хотелось. Приходилось держать рядом, так как я ждала звонка.

– Что делаешь? – по обыкновению, без приветствия спросила Натали, как только я ответила на звонок.

– Ничего. Мама готовит, а я ей мешаю.

– Ясно. Когда встретимся?

– Во сколько начало?

– В семь.

– Тогда часов в шесть можем встретиться на остановке и поехать вместе. – Я забрала ещё пару печений и, послав маме воздушный поцелуй, вышла из кухни.

– Окей. В шесть на остановке.

Ната положила трубку.

Это я настояла на том, чтобы мы пошли на вечеринку. До Нового года оставалось несколько дней. Центр города заполонили толпы людей, поэтому место для отдыха мы выбрали ближе к дому. Рядом со спортивным комплексом, почти на самом выезде из города, располагался новенький развлекательный центр «Парнас». Организаторы мероприятия обещали море впечатлений и драйва. Музыка разных стилей, известные исполнители, море эмоций и световое шоу. Билеты стали скупать ещё в октябре. «Парнас» ждал своего открытия два года. Здание привлекало много внимания. Крыша и часть стен походили на стены замка, другая же часть больше напоминала современный офис, полностью из тонированного стекла, отражающего всё, что окружало комплекс: парковку, забитую машинами вплоть до выезда, аллею с высокими изогнутыми фонарями, парк и огромное количество лавок с кофе, выпечкой и десертами.

– Мы там поместимся? – с опаской выдохнула Ната, когда к нашей остановке не спеша пришвартовался заполненный людьми автобус.

Выбора нет. Мы протолкнулись внутрь салона, ближе к окнам, чтобы не мешать входящим и выходящим. Наша цель располагалась на конечной остановке.

– Пятьдесят процентов автобуса – это одежда, – шептала мне на ухо подруга с серьёзным видом. – Остальные пятьдесят – люди. Так что, если бы мы все ехали голые, нас бы поместилось в два раза больше… Но я бы не стала ехать с голыми людьми. Знаешь, это слишком.

Ната в своём репертуаре. Думать о таких вещах – вот что «слишком». Про себя я всё же усмехнулась, надеясь, что нас никто не слышал.

Моё внимание зацепилось за необычную деталь. Я не сразу осознала, что это было. Вернув внимание к людям вокруг, блуждая по незнакомым лицам, изучая их одежды, предметы в руках, ответные заинтересованные взгляды, я никак не могла найти то, что мгновением ранее ввело меня в ступор. Что же я увидела?

Впереди стояла женщина. Ничего необычного, с первого взгляда. Кожаная куртка размером или двумя больше необходимого, шапка, небольшой каблук на грубых сапогах, потрёпанный рюкзак с толстой металлической цепью.… Однако я засмотрелась на менее заметную деталь. Я смотрела на её голову. От шеи до края шапки буквально три-четыре сантиметра обнажённой, выбритой налысо кожи, покрытой густым плетением кудрявых ветвей. Виднелся темнеющий ствол дерева. Татуировка явно имела начало и конец дальше того, что я видела. Я представила тело женщины. Сколько могло быть на ней татуировок, я не бралась предположить.

Автобус остановился, и женщина сошла с маршрута за пару остановок до конечной. В этот момент я поняла, что не слушаю Нату довольно продолжительное время. Благо ей было всё равно, она просто вещала о своих успехах и провалах в учёбе, скорее для самой себя, нежели делилась со мной.

– Нам на следующей, – проговорила подруга и двинулась к двери.

Мы вышли вместе с остальными пассажирами. Оказалось, что практически все люди в салоне держали путь к «Парнасу». Войдя в парк, мы с подругой засмотрелись на горящую голубыми огнями аллею. Впереди, за деревьями, мерцало белое здание развлекательного комплекса. Чем ближе мы подходили, тем сильнее ощущался утробный низкочастотный гул от земли. Троица подростков у входа пританцовывала под приглушённые ритмы.

Звук усилился в тот момент, когда мы пересекли вход с охраной.

Первый этаж был полон людей. Создалось впечатление, что мы находимся в огромном аквариуме, разделённом на секции: просторное фойе, справа от входа раздевалка с парой молодых парней, принимающих верхнюю одежду, впереди касса, слева, у покрытой зеркалами стены, на небольшом подъёме из нескольких ступеней, просторная арка – вход в кафе, заполненное посетителями. Звучание музыки по мере нашего продвижения в центр становилось сильнее. Мы отдали вещи и последовали за группой молодых людей, идущих в сторону касс. Всё вокруг привлекало внимание и, казалось, создано для того, чтобы задержаться как можно дольше. По углам просторного помещения выдолблены два широких коридора, откуда росли массивные, тускло освещённые линиями парящего потолка, лестницы. Начиная с неё, толпа шла пританцовывая. Где-то наверху послышался радостный вопль какого-то парня. Мы усмехнулись. Музыка медленно начинала биться в барабанные перепонки. Ната отдала билеты стоявшим на входе в зал девушкам, и мы прошли за большую тяжёлую металлическую дверь.

В сумраке, просачиваясь сквозь бьющиеся в танце тела, мы пытались пробраться вглубь помещения. Бар располагался у задней стены, напротив сцены, а посреди всего этого великолепия – огромная танцплощадка. Прожекторы то и дело блуждали по толпе, рассекая тьму синими, красными и зелёными лучами. С высокого потолка ниспадали миниатюрные, словно горошины, лампочки, рассеиваясь среди людей подобно искрам. Прежде чем мы услышали голос диджея, прошло в районе десяти минут. Девушка поправила микрофон у щеки и произнесла с завыванием:

– Добро-о-о пожалова-а-ать, ребятки-и-и! – Толпа отозвалась свистом и криками. Я подняла голову вверх, к будке диджея. Она парила под самым потолком, практически над нашими головами. – Надеюсь, всем сегодня хорошо! Ну что? Ещё немного подвигаемся и позовём наших звёзд?

Площадка взорвалась эмоциями. Стоявшая рядом со мной Ната завизжала и подняла руки высоко над головой. Если повезёт, ей понравится вечеринка. Во всяком случае, я посмела надеяться на это.

– Начнём! – крикнула девушка сквозь приближающуюся гудящую на фоне музыку.

Зал ударила очередная волна оглушительного ритма. В постепенно нарастающей музыке стали звучать отдалённые звуки электрогитары.

От прожектора медленно пополз плоский горизонтальный луч ярко-зелёного света, накрывший людей и растянувшийся сотнями тонких нитей во все стороны от танцплощадки. Внезапной вспышкой ослепляющий свет пал на сцену. В эту же секунду кто-то ударил по грифу, после чего посыпалось дробью звучание тяжёлой музыки, скрещенной из соло гитары и ударных. Толпа завопила в безумстве, но её шум поглотил музыкальный ритм. На сцене стояла группа молодых парней в джинсах и простых футболках. И лишь барабанщик сидел с обнажённым торсом, привлекая к себе всё внимание, судя по женским крикам со всех сторон. Играла одна из моих самых любимых песен.

Шоу началось.

Спустя какое-то время, когда сменилась ещё пара групп, Ната приблизилась ко мне и крикнула:

– Я устала! Пойдём выпьем!

Женский коллектив на сцене пел композицию одной из известнейших много лет назад группы. Я нехотя поплелась за подругой, периодически оборачиваясь назад.

– Круто! – кричала Ната, пока мы стояли у бара и распивали коктейли.

Во время небольшого перерыва свет со сцены убрали. Диджей обратилась к толпе с требованием «сделать громче». Новый трек электронной музыки возобновил пульсацию на танцплощадке.

Через несколько минут музыка стихла. Мы с подругой направились вновь к сцене.

– О-о-о! – протянула девушка в свой микрофон. – Жарковато тут! Я хочу, чтобы стало ещё жарче! Народ, давайте навсегда запомним последние дни этого года! Кричите, пока мы молоды! Танцуйте! Горите!

Зал поддержал её воем.

Впереди у сцены кто-то засвистел. На секунду возникшая пауза привлекла наше с Натой внимание. За установку сел молодой мужчина – блондин с коротким «ёжиком», крупными карими глазами и россыпью татуировок на обеих руках. Почти одновременно с ним вышли ещё двое. Парень вряд ли старше нас, с сухим открытым торсом и длинными иссиня-чёрными волосами, спадающими до груди. Он взял бас и перекинул ремень через плечо. К синтезатору подбежала миниатюрная девушка с малиновыми волосами, торчащими в разные стороны, одетая так, словно только сошла с экрана мультипликационного фильма.

– Всем привет! – высоким голосом поприветствовала она толпу.

Следом вышел ещё один парень. Выбриты виски, виднелось металлическое кольцо в брови, пара браслетов на левой руке, а из одежды на нём простые джинсы и свободная футболка болотного цвета. Он подошёл к стойке с гитарой и взял инструмент в руки. Как только его пальцы коснулась грифа, барабанщик выбросил в толпу новый космический ритм. Заиграла тяжёлая волшебная музыка. Звучание баса и ударных слабее. Акцент идёт на соло и блуждающие задним фоном тоны электронной музыки. Все ждали вокалиста. Толпа двигалась в такт, ближайшие к сцене люди качали руками и что-то пытались кричать. Эту песню, как я догадалась в ту минуту, знали фанаты группы.

Лишь перед самым куплетом на сцене появился ещё один участник с гитарой в руке. Парень. Тёмные вьющиеся волосы, белая свободная рубашка навыпуск, светлая кожа и никаких татуировок.

Я похолодела. Музыка стихла.

Такие парни – запретный плод. Далёкая, недостижимая, но манящая к себе звезда. Маяк, что одиноко высится поверх бушующего моря. Предел, что ищут все и каждая. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять эту закономерность. Он тот, за кем идут, бегут, ползут, едва живые, помешанные женщины. Быть может, он и не был красавцем в широком смысле этого слова, но весь его образ, всё его существо, всё в нём, зримое и незримое, поражало меня. В нём нет смазливой юношеской красоты, что стала бы откровенной простотой, как и нет грубой мужской природы, что влекла женщин, подобно антилоп к гепардам. Он отличался от всех других любимцев женщин лишь тем, что не подходил под их стандарты. Это я могла сказать сразу. Нас разделяли десятки метров, сотни поднятых рук и холодный мерцающий светом туман, но я видела его настолько чётко, что испугалась своей уверенности. Мне показался мой интерес очень неестественным и ненормальным. Я вновь испытала это ядовитое пагубное чувство. Чувство, что со мной что-то не так. Что я не так хороша, не так трезва, не так здорова, как окружающие. Я поспешила опустить голову, будто что-то в моей одежде привлекло моё внимание, искренне надеясь, что Ната не заметит перемены во мне.

Вонзаю клинок всё глубже в сердце,

Отвожу взгляд, чтобы не видеть этого.

Лгать станет трудно и правда всё равно станет явью.

Если так пойдет дальше, ты падёшь замертво.

Другого выхода нет, не оставляй меня.

Не рой еще одну могилу сегодня.

Я буду совершать эту ошибку вновь и вновь,

Пока не исчезну во тьме.

(Bad Omens – «The grey»)

Что же со мной случилось?

«Вилл, что с тобой?»

Я слышала своё дыхание, чувствовала каждую вену, каждую клеточку, каждый волосок своего тела. Все чувства обострились до предела. Никогда прежде я не была столь реальна, как в тот вечер. Это что-то извне в корне изменило моё мироощущение. И пусть дело вовсе не в музыке и не в том человеке, мысль о котором заняла меня всецело, но именно тогда я потеряла Вилл, которую помнила. Всё изменилось.

Внезапно я наткнулась на застывший вдалеке взгляд. Парень умолк, остановился и убрал правую руку с гитары.

Он. Смотрел. На меня.

В упор.

Толпа замедлилась и непонимающе уставилась на сцену. Музыка не останавливалась, но шла, будто на повторе. Парень в зелёной футболке сделал пару шагов к вокалисту и пихнул его грифом в спину. Люди стали медленно оборачиваться, отчего я вынужденно сделала то же самое. Это привело меня в чувство. Из-за паники я стала возвращаться в реальность и оживилась.

Что-то в этом взгляде было не так. Так не смотрят старые знакомые, не смотрят чужаки, раздосадованные повышенным к себе вниманием, не смотрят люди, которые хотят, чтобы от них отвели взгляд. Он цепко схватился за меня, привлёк моё внимание и даже не пытался отпускать. Я понимала, что совершаю ошибку, но выигрывать этот скрытый бой я не собиралась. Пусть эти три секунды будут именно теми секундами, когда я точно буду знать, – я стою этого внимания, стою этой паузы. Было что-то волшебное и привлекательное в той минуте. Я чувствовала, что нарушила баланс, прервала исполнение, но именно этот хаос так взбудоражил мою душу.

– Какого хрена он… – восклицала рядом Ната. – Вилл, он… Он смотрит сюда?

Свет на сцене померк, и девушка-диджей запела в унисон с возникшей из колонок музыкой.

– Просим прощения за возникшие проблемы! Держите трек!

Толпа завопила, и зал вновь закачало из стороны в сторону. Окружающим этот кризис дался гораздо проще. Для них словно ничего не произошло в эти несколько секунд.

– Я в туалет, – сообщила я Нате, как только немного пришла в себя.

– Окей, идём!

Я отрицательно покачала головой и медленно двинулась к выходу. Это несвойственно для нас, но в тот момент я отказалась от её компании.

За закрытыми дверьми стоял утробный гул. По сравнению с залом внутри, здесь, на лестнице, было очень тихо. Тишина ласкала слух, а идущая с первого этажа прохлада остужала тело. Опершись о стену, я простояла так около минуты.

«Что сейчас произошло?» – вопрошала я.

Это мог быть инсульт? Восемнадцать лет – пора задуматься о здоровье.

На выходе из зала, когда обстановка вокруг меня поменялась, я постепенно стала приходить в норму. Уже не казались столь долгими мгновения ступора. Я практически забыла о том, что случилось. Мне могло показаться, а парень на сцене мог просто плохо себя почувствовать. Все мои ощущения и реакции лишь череда внезапных случайностей, не более.

Спускаясь по лестнице, искала взглядом указатели. Туалет должен быть внизу, слева от касс. Из кафе тянулся слабый запах еды и сигаретного дыма. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, я мигом сориентировалась. Перед глазами всплыл значок женской уборной. Войдя в помещение, я поспешила к своему отражению. Даже здесь, среди раковин, зеркал и пластиковых кабинок, играла тихая ненавязчивая музыка. Тем не менее, по сравнению с концертным залом, здесь стояла гробовая тишина. Я поднесла руки под кран и зависла на пару минут, пока тёплая вода лилась мне на ладони. В ушах пульсировала кровь.

Сцена, красный свет лучей, бьющих из-под потолка, вновь и вновь повторяющиеся аккорды. И чётко сфокусированный взгляд.

«Я его знаю? Он меня? Что вообще сейчас было? Почему он остановился? И что за чувство во мне сейчас? Страх при виде незнакомого человека?»

Нет. Это был ужас.

Я выдохнула и закрыла глаза, запрокинув голову. Духота туманила разум. Стало трудно дышать.

Сирена сработала одновременно на всех этажах. Музыка умолкла за секунду до этого. Я открыла глаза и уставилась на своё отражение. Из коридора доносились топот и приглушённые голоса.

«Я не выйду отсюда», – холодно выдало моё сознание. Я просто физически не смогу открыть дверь. То, что сейчас будет происходить в коридоре и на лестнице, я предвидела смутно, но картина вырисовывалась печальная. Несколько сотен человек, когда затихла музыка и было слышно только сирену, бросятся в узкие двери, вниз по лестнице, к выходу. Уже тут их встретят посетители кафе, количество которых я не знала даже примерно. Толпа забьётся в фойе и попытается втиснуться в двери.

Крики в коридоре мешали адекватно мыслить.

«Ждать здесь или выйти и попытаться протолкнуться на улицу?»

В следующее мгновение моё сердце остановилось. Ната осталась в той толпе. Тогда во мне забушевала настоящая паника.

Я оттолкнула дверь от себя и выглянула в коридор. Люди казались спокойнее, чем я думала. Они сбегали с лестницы, но паники в лицах я не видела. Только наверху кричали девушки. Двери слишком узкие для срочной эвакуации. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из туалета, прижалась к стене и двинулась в сторону выхода. Сверху продолжали пребывать люди. Наты среди них не было. Я не знала, что делать. Суматоха превратилась в ад, когда по толпе через несколько секунд прошелестело ужасное слово.

«Дым».

В зале наверху закричали. После этого со стороны фойе раздался звук бьющегося стекла. Теперь началась паника.

Секунды превратились в ужасную пытку. Я смотрела, как мимо меня пробегают люди, словно мелькают обрывки киноленты из какого-то второсортного триллера, где нет ничего, кроме множества искажённых ужасом и паникой незнакомых лиц. Массовка двигалась к выходу, но очень скоро всё замерло. Образовался затор. Люди толкали тех, кто находился впереди, будто это могло хоть чем-то поспособствовать. Хотя, я уверена, часть их сознания понимала, что выхода нет. Животная жестокость вскоре поборола человеческую неуверенность и такт. Люди позабыли себя. Толпа забилась в коридоре и остановилась. Крики людей переросли в один единственный зловещий звук.

Я вжалась в стену и приподнялась на носки. Запах гари усиливался, но деться от него некуда.

За лестницей, там, куда не проникал свет, открылась дверь. Я вытянулась вверх по стене, стараясь разглядеть, что там было. Во мне затеплилась надежда.

«Кажется, там выход».

Резким толчком меня ударило о стену. Подвыпившие подростки в ужасе стали карабкаться на перила.

Я приняла решение прорваться к той двери, чего бы мне это ни стоило. От взгляда не укрылось, как двое людей пытались незаметно пробраться к лестнице. Что они делали дальше, я не видела, но несколько человек из безумной толпы последовали за ними. После ещё и ещё… Это сотрудники комплекса выводят людей через чёрный выход. Их я узнала по яркой сиреневой форме, мелькнувшей в толпе.

Когда здание обесточило, меня оглушило диким истошным воплем. Незнакомая девушка передо мной повернула голову и, глядя прямо в глаза, закричала вновь, будто я могла ей чем-то помочь. Сильный запах плавленого пластика и проводки горечью проник в полость рта. Толпа озверела. Через секунду включился и вновь выключился тёплый оранжевый свет. Он возникал раз в две секунды и пропадал.