Азбука спасения. Том 54

Позаботимся о себе: кто нам даст время сие, если мы понапрасну потеряем его? Поистине, будет время, когда взыщем дней сих и не обрящем. Авва Арсений всегда говорил себе: «Арсений, для чего вышел ты из мира?»

Преподобный Кассиан Римлянин

Держи в уме Крест, под знамением которого ты должен жить, ибо уже не ты живешь, но живет в тебе распявшийся за Тебя Христос (Гал.2:20). И как Он за нас висел на Кресте, так и мы, пригвоздив плоть к страху Господню, волю и все желания, не должны служить страстям, но постоянно умерщвлять их, чтобы таким образом исполнить заповедь Господню: кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня (Мф.10:38).

Так как хитрейший змей не перестает подстерегать нашу пяту, то есть ждет исхода нашего и до конца жизни нашей старается нас запнуть и уязвить, то ты не получишь никакой пользы от того, что хорошо начнешь и покажешь ревность при начале отречения от мира, если конец не будет соответствовать началу, если не сохранишь до конца и нищеты, и смирения Христова, согласно обещанию своему. А чтобы сохранить их, ты всегда блюди главу змия, то есть первые помыслы, внушаемые им, и, не медля открывай своему старцу. Ибо если не будешь стыдиться открывать их старцу, то научишься сокрушать вредоносную главу змия.

Знай, что ты в числе немногих избранных, и, глядя на пример и холодность многих, не охладевай, но живи так, как немногие, чтобы с этими немногими удостоиться тебе и Царствия Небесного. Ибо много званых, а мало избранных (Мф.22:14), и мало то стадо, которому Отец благоволил дать Царство (Лк.12:32). Знай, что тяжко грешит кто, обещав быть совершенным, делается несовершенным.

Не внешнего врага надобно бояться, враг наш заключен в нас самих. Почему и ведется в нас непрестанно внутренняя война. Одержи мы в ней победу – и все внешние брани сделаются ничтожными, и все станет у воина Христова мирно, и все ему покорно. Нечего будет бояться врага со вне, когда то, что есть внутри нас, быв побеждено, покорится духу.

Есть три вида отречения от мира: первое то, в котором телесно оставляем все богатства и стяжания мира; второе то, в коем оставляем прежние нравы, пороки и страсти как душевные, так и телесные; третье то, в коем, отвлекая ум свой от всего настоящего и видимого, только будущее созерцаем и вожделеваем того, что не видимо.

Конец нашей подвижнической жизни есть Царство Божие, а цель – чистота сердца, без которой невозможно достигнуть того конца.

Итак, со всем настоянием надобно нам спешить к тому, чтоб и внутренний наш человек сбросил с себя и расточил все, собранное им в прежней жизни, богатство страстей, которые, прицепляясь к телу и душе, собственно наши суть, и если, пока еще мы в теле сем, не будут отсечены и отброшены, то и по исходе не престанут сопровождать нас.

Преподобный Нил Синайский

Путь к добродетели – бегство от мира – путь благий и краткий. Вожделевшему нетленного надлежит ни во что вменять все тленное.

Преподобный Исихий Иерусалимский

Отрекшийся от житейского, то есть от жены, имения и прочего, внешнего лишь человека сделал монахом, а не и внутреннего. Но кто отрекся от страстных помыслов о всем этом, тот сделал монахом и внутреннего человека, который есть ум. И такой есть истинный монах. Внешнего человека легко сделать монахом, если захочешь, но не мал труд – сделать монахом человека внутреннего. Благочестивого и богобоязненного принадлежность – нищета и смирение.

Авва Фалассий

Бросив имущество и отрекшись от мира, отрекись, наконец, и от худых помыслов.

Преподобный Феодор Фермейский

Человек, познавший сладость келлии, избегает ближнего, хотя любит и почитает его.

Святитель Епифаний Кипрский

Истинному монаху подобает непрестанно молиться и петь в своем сердце.

Преподобный Иоанн Колов

Понуждение себя на всякую заповедь Божию составляет отличительную черту инока. Жительствующий так – инок.

Авва Даниил

Если хотите спастись – соблюдите нестяжание и молчание: на этих двух деланиях основано все монашеское жительство.

Авва Евпрений

Плотским обозначается все вещественное. Любящий вещество любит преткновения и скорби. Если нам случится утратить что-либо вещественное, утрату должно принимать с радостью и исповедовать, что она избавила нас от попечения.

Авва Агафон

Монах не должен допускать, чтобы совесть обвиняла его в чем-либо.

Авва Диоскор

Охватит нас великий стыд, если мы, носившие столько времени святой иноческий образ, окажемся в час нужды не имеющими брачного одеяния. О, как будем тогда раскаиваться!

Авва Виссарион

Монах подобно Херувимам и Серафимам должен быть весь оком.

Авва Исхирион

Святые скитские отцы произнесли пророчество о последнем роде. Они предложили вопрос: «Что сделали мы?». Один из них, великий по жительству, авва Исхирион сказал на это: «Мы соблюдали заповеди Божии». Отцы спросили: «Что сделают те, которые непосредственно последуют за нами?» Он отвечал: «Они будут иметь делание вполовину против нашего». Отцы опять спросили: «А те, которые будут после них?» – «Эти, – отвечал авва, – совсем не будут иметь монашеского делания, но их постигнут напасти, и они, подвергшись напастям и искушениям, окажутся больше нас и больше отцов наших».

Авва Евагрий Понтийский

Монах есть тот, кто, удалившись от всех, со всеми соединен. Монах есть тот, кто считает себя единым со всеми, поскольку он желает видеть в каждом без исключения самого себя.

Ты, возлюбленнейший брат Анатолий, недавно писал со Святой Горы мне, находящемуся в Ските, и просил, чтобы я разъяснил тебе символический смысл облачения египетских монахов, полагая, что не случайно и не без основания оно столь сильно отличается от одеяния остальных людей. И мы охотно сообщили тебе все относительно этого, передав то, что узнали от святых отцов.

Куколь есть символ благодати Спасителя и Бога нашего, лелеющей их младенчество во Христе и защищающей владычественное начало души монахов от бесов, всегда старающихся нанести удары и раны им. Носящие куколь на голове поют со всей доступной им силой: Аще не Господь созиждет дом и сохранит град, всуе трудишася зиждущии и всуе бде стрегий (Пс.126:1). Таковые гласы псалмопения внушают смирение и искореняют гордыню, то есть древнее зло, низвергшее на землю Денницу, восходящую заутра (Ис.14:12).

Обнаженность рук являет нелицемерность жития. Ибо тщеславие – ужасно; оно скрывает и покрывает тенью добродетели, всегда преследуя славу человеческую и изгоняя веру. Как вы можете веровать, – говорит Евангелист, – когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого Бога, не ищете? (Ин.5:44). Ведь Благо должно быть избрано ради него самого, а не ради чего-либо иного, ибо если не допустить этого, то тогда побуждающее нас к деланию добра предстанет более ценным, чем добро совершившееся, – утверждение столь же нелепейшее, как и высказывание или мысль о том, что может быть нечто лучше Бога.

Опять же аналав, крестообразно переплетающий их плечи, есть символ веры во Христа, поддерживающей кротких, сдерживающей всегда то, что мешает им, и позволяющей им действовать беспрепятственно.

Пояс, сжимающий их чресла, отражает всякую нечистоту, о чем и возвещается Апостолом: хорошо человеку не касаться женщины (1Кор.7:1).

Они имеют и милоть, поскольку всегда носят в теле мертвость Господа Иисуса (2Кор.4:10), заставляя умолкнуть все неразумные страсти тела и пресекая сопричастном к добру все пороки души. И, возлюбив нищету, они избегают корыстолюбия как матери идолослужения.

Жезл древо живота есть всем держащымся ея, и воскланяющымся на ню, яко на Господа, тверда (Притч.3:18).

Символом этих вещей, в сжатом изложении нашем, и является монашеское облачение. Им соответствуют и речения, повторяемые постоянно святыми отцами: «Чада! Веру укрепляет страх Божий, а его – воздержание. Воздержание делают непоколебимым терпение и надежда, от которых рождается бесстрастие; отпрыском же бесстрастия является любовь, а она есть дверь в естественное ведение, наследниками которого являются богословие и конечное блаженство».

Преподобный Илия Экдик

Первое отречение есть освобождение от вещей (имущества), второе и третье – от страстей и неведения. Когда освободишь ум свой от всякого пристрастия к телам, яствам и деньгам, тогда, что ни будешь делать, все то вменится в чистый дар Богу от тебя. И воздано тебе будет за то тем, что откроются очи сердца твоего, и ты будешь ясно поучаться в нем законам Божиим, кои слаще меда и сота покажутся умной гортани твоей по причине издаваемой приятности.

Преподобный Феодор Студит

Монах есть тот, кто на Бога единого взирает

Имея в себе светильником горящим чувство к Господу и вожделение вечных благ, должны мы непрестанно подливать елей помазания, чтоб светильник сей не погас и не оставил нас во тьме, и мы вследствие того, блуждая туда и сюда во тьме, не попали в пагубный ров страстей. Елей же сей что есть? Воспоминание, помышление и рассуждение о том, что прежде было, что есть теперь и что будет после.

Воспомянем же оные дни юности нашей, когда мы или ходили в неведении, как во тьме, или влаялись в течении дел суетных, как в волнах морских, или погружались в плотские удовольствия, как в бездну водную; затем помянем, как оттуда вызвал нас благий Бог, и, простерши руку исторг, и путь мирный показал, внушив нам притещи к сему светлому и святому образу жития; присовокупим и то, что между тем, как столько и толиких родных наших, знаемых, друзей и приятелей остались в том же горьком положении, мы одни, как от египетского рабства, избавлены от него и возведены на высокую гору жительства сего, и отсюда взирая долу, видим, как люди, вращаясь как в глубочайшем некоем рве, всуе мятутся, друг друга толкают, друг друга сбивают с ног, в поте лица, как чего-то великого добиваясь земных благ непостоянных, скоро преходящих и тленных, и что еще сожалетельнее, имея в воздаяние за то попасть в ад на вечное мучение.

За это одно толикое избавление, какое благодарение должны мы чувствовать и воздавать благодателю нашему Богу? Будем же непрестанно благодарные к Богу воссылать хвалы, громче Израиля поя и воспевая: – Пою Господу, ибо Он высоко превознесся, коня и всадника его ввергнул в море (Исх.15:1). Но такое благодарение будет неполно, если мы не будем надлежащим образом пользоваться благодеянием, то есть строго держать себя в отвращении от мира, в отчуждении от своих, во вменении ни во что благ земных и в блаженной покорности уставам нашей монашеской жизни.

Вы скороходы Владыки Бога, и бег ваш не по земле, но от земли до неба; зрители не люди, а сонмы Ангелов и Святых; раздаятель венцев – Сам Господь, и венцы неувядаемы. Блаженны вы, что вступили в сие поприще состязания, приняв схиму.

Поелику нашенское завещание есть Евангелие, то в сладость послушаем, что говорится в нем и в силу его, и ревностно емлемся за подвиги, не обращаясь вниманием и сердцем ни к чему житейскому, ни к родителям, ни к братьям, ни к сродникам и ни к чему вообще тварному, подражая некоемому из святых отцов, который, когда выходил из келлии, клал покрывало на главу свою, чтоб не смотреть на солнечное сияние, и который, когда спросили его о причине того, ответил: – Для чего мне желать видеть этот временный свет?

Хотя вы занимаетесь обычными своими послушаниями, но у вас это не мирские и не житейские занятия, потому что занимаетесь не по страсти, не по своей воле, не в угоду плоти, а для святого братства духовного, по послушанию и заповеди, паче же вся для Богоугождения. Бог приемлет сей труд ваш, как жертву и всесожжение.

Монах есть тот, кто на единого взирает Бога, Бога единого желает, Богу единому прилежит, Богу единому угодить старается, мир имеет к Богу и мира между другими виновником бывает.

Нам нельзя довольствоваться тем, что отличаемся от мирян, но должно в совершенстве следовать в жизни по стопам отцев, нельзя довольствоваться и тем, если превосходим некиих из одного с нами чина, но должно ревновать сравниться с совершеннейшими. Ибо много званных, мало же избранных (Мф.22:14). Нельзя также мерять свое преуспеяние длительностию времени, думая, столько и столько лет уже монашествуем мы, но смотреть, соответствует ли длительности времени число и степени добродетелей наших? И не то опять надо иметь во внимании, что вот и еще один день прошел, но то, отложено ли и в этот день какое-либо доброе дело в сокровищницу небесную на содержание души в будущей жизни, и то, прибавлено ли еще хоть малое что к очищению души и к препобеждению томящей нас страсти. Так монах по имени доходит до того, чтоб быть монахом и самым делом, освобождаясь от тьмы страстей и от уз злых навыков, и давая чрез то душе и уму свободно стремиться к Господу, к Нему единому воспарять любовию и с Ним единым вожделевать общения.

Преподобный Ефрем Сирин

О монахах

Почему пророк уподобил тебя, одинокого монаха, сиротствующей горлице (Пс.83:4)? Потому что горлица – целомудренная птица, никогда не вступает во второй брак, не сидит на роскошных ветвях, но ищет затем необитаемых пустынь и там довершает дни свои. Для того пророк и уподобил тебя сиротствующей горлице, чтобы не возвращался ты вспять в мир, чтобы не проводил времени в городах и весях, не водворялся вместе с людьми мирскими, не познавал путей их, и душа твоя не отступала бы от Господа Бога твоего, истинного Жениха душ наших, чтобы не принять тебе сетей на душу свою и не возвратиться к богатству и житейским удовольствиям. Невозможно тебе, монах, быть и Ангелом, и человеком; не можешь работать Богу и мамоне. Не представляйте в оправдание свое, заблудшие монахи, исполнение заповедей и благотворения, попечения о старцах и странноприимство. Бог не этого требует от Ангелов, но, чтобы воспевали и славословили, и прославляли Его выну, на что и вы определили себя.

Предложу вам следующую притчу о монахе любостяжательном и богатом – мирском владельце, и монахе бедном – гражданине небесном. Монахи, которые живут в богатстве и роскоши, ничем не различествуют от людей мирских, роскошных и сластолюбивых. Они чужды еще Ангельского жития, и даже оказываются лжецами. И хотя отреклись уже от мира, однако же опять заботятся о житейском, о богатстве и о своих родных. И образа монашеского не могут еще на себе носить те, которые озабочены богатством житейским. Ибо невозможно Богу работати и мамоне, говорит Господь (Мф.6:24). И сами апостолы, вопросившие Учителя своего и сказавшие Ему: се, мы оставихом вся и в след Тебе идохом (Мф.19:27), – не пошли уже в мир, оставив Учителя, не обратились вспять, то есть к богатству.

Итак, если видишь монаха богатого и сластолюбивого, сребролюбца и несострадательного, видишь, что гонится он за житейским богатством, любит роскошь и мирские выгоды, то оставь свои дела и плачь о нем, потому что таковой ходит в ночи и во тьме. Неугодно Богу, чтобы монах оставил, так сказать, духовное и заботился о мирском, хотя, по-видимому, имеет для этого и какой-нибудь благовидный предлог. Это диавол над ним посмевается (насмехается) и пытается погубить его. Те, которые ради телесного и житейского не радеют о делах духовных и уклоняются от них, – терпят великий и постоянный урон, не разумея и не в состоянии будучи вместить умом Божественного изречения: никтоже возложь руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии (Лк.9:62).

К чему тебе, монах, приобретать себе богатство душепагубное, высокомерное, горделивое, немилосердое, несострадательное, ненасытное? Чем более кто богатеет, тем более делается немилосердным и бесчеловечным, и тем паче удерживает руки свои от подаяния милостыни. Но ты, монах, не вожделей такого богатства, не приобретай и не привлекай его себе, ибо первая и великая заповедь для монаха – нищета по Богу. Прилепись лучше ко Христу, без рассеяния пребывая в том месте, где отрекся ты от мира для Бога, живущего во веки.

Духовным благом, объемлющим и совмещающим в себе прочие блага, называют монашество. Первое делание у монаха – безмолвие, то есть жизнь без развлечений, в удалении от всякого житейского попечения, чтобы, став выше человеческих наслаждений, можно было прилепиться к Богу. Второе – соразмерный пост, то есть единократное в день вкушение малоценной пищи, и то не до сытости. Третье – соразмерное бдение, то есть, употребление одной половины ночи на псалмопение, воздыхание и слезы. Четвертое – псалмопение, то есть телесная молитва, состоящая в псалмах и коленопреклонениях. Пятое – молитва духовная, совершаемая умом, удаляющая от себя всякую постороннюю мысль. Шестое – чтение житий святых отцов и их слов, совершенное удаление слуха от чуждых учений и от всего иного, чтобы словами отцов побеждать страсти. Седьмое – вопрошение опытных о всяком слове и предприятии, чтобы по неопытности и самоуверенности, вздумав и сделав одно вместо другого, не погибнуть, когда неистовствует плоть, по бесовскому навету или от вина. Поэтому должно все соразмерять, чтобы неумеренностью не поколебать ревности.

Отрешившимся от мира и от его суетных дел, возненавидевшим его похоти и гнушающимся его забавами в Евангелии спасения дано обетование воздаяния – Вечный Чертог и нескончаемая Жизнь. Из любви к Господу монахи оставили в этом мире родных, имения, ибо слышали, что блаженны нищие духом (Мф.5:3), их ожидает Горнее Царство. Тела свои они сделали храмами Святого Духа, строгостью своей жизни они победили свою жизнь. Распяли они свои души, пригвоздили к кресту тела и подвижничеством умилостивили Творца. Увидели они, что мир преходит, что удовольствия его скоротечны, что все в нем подобно сновидению. Господь наш в Своем Евангелии обещает блаженство тем, которые усердно и бдительно служат Ему. К такому Он простирает десницу Свою, таким дает награду, таких сажает с Собою за Трапезою Жизни. На таких возлагает венцы, и они вкушают блаженства в Его чертоге за скорби, понесенные с Ним с утра до вечера.

Горнее Царство ожидает тех, кто одержал победу в брани и тем прославился. Ангелы по обычаю своему нисходят подкреплять борцов во время брани. Рай отверзает им врата свои, вселяются они в обители света. Ангелы дивятся славе земных, потому что они облекаются в славу, подобную славе духовных существ, облекаются ризой Святого Духа, лукавый скорбит, что не положил пятен на их челах и не устоял в борьбе с ними. Они гнушались чревоугодием и возлюбили воздержание, отогнали плотскую нечистоту и возлюбили целомудрие. Они избрали страдание и возненавидели покой, совлекшись гордости, облеклись в смирение. Мучится при виде их человеконенавистник, потому что они раскрыли его коварство и расторгли путы его, они победили врага и обратили его в бегство.

Царствие Божие внутрь вас есть. Поелику Сын Божий в тебе, то и царство Его в тебе. Вот богатство небесное – в тебе, если хочешь сего. Вот царство Божие внутри тебя, грешник. Войди в самого себя, ищи усерднее и без труда найдешь его. Вне тебя – смерть, и дверь к ней – грех. Войди в себя, пребывай в сердце своем, ибо там – Бог.

Преподобный Серафим Саровский

Среди наставлений батюшки рассеяно множество советов о том, как нужно жить по-христиански в миру. Правда, сам «пламенный» Серафим несравненно больше любил и чтил, как и подобает, ангелоподобное девство, а, следовательно, и монашество: ради этого он и оставил мир. И не раз в беседах с монашествующими он с восторгом превозносил иноческое житие. Однажды к нему заехали с Нижегородской ярмарки в пустыньку курские купцы. Пред прощанием они спросили батюшку: – Что прикажете сказать вашему братцу (Алексию)? Угодник ответил: – Скажите ему, что я молю о нем Господа и Пречистую Его Матерь день и ночь.

А когда они отбыли, то преподобный воздел руки к небу и с восторгом, притом несколько раз, повторял пред присутствовавшей тогда дивеевской сестрою Прасковьей Ивановной славословие монашеству: – Нет лучше монашеского жития! Нет лучше! И в другой раз, когда в тот же родной Курск отъезжал почитатель преподобного, И.Я.Каратаев, и тоже спросил: не передать ли чего-либо родственникам его, то святой Серафим, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, сказал: – Вот мои родные. А для живых родных я – уже живой мертвец. И он так любил монастырь и монашеское житие, что решительно никогда даже в помысле не пожалел о мире и не пожелал воротиться назад. Когда та же сестра Прасковья задумала по малодушию оставить Дивеевскую обитель, батюшка, прозрев это духом, вызвал ее к себе в пустыньку, стал утешать ее и стал в назидание рассказывать ей о самом себе и о своей жизни в монастыре. А в конце прибавил: – Я, матушка, всю монастырскую жизнь прошел, и никогда, ниже мыслью не выходил из монастыря. В продолжение рассказа, – передавала потом сестра, – все мои мысли понемногу успокоились, а когда батюшка кончил, так я почувствовала такое утешение, как будто больной член отрезан прочь ножом.

Дальше мы увидим, с какою любовью относился преподобный к своим «сиротам» дивеевским, с какою нежностью говорил он о них и посторонним. За них пришлось много вытерпеть батюшке: «Вот и приходят ко мне, матушка, – свидетельствует сестра Ксения Васильевна в своих записях, – и ропщут на убогого Серафима, что исполняет приказания Божией Матери. Вот, матушка, я им и раскрыл в прологе из жития-то Василия Великого, как блазнились на брата его Петра, а святитель – то Василий и показал им неправду блазнения их да силу-то Божию. И говорю: „А у моих-то девушек в церкви целый сонм ангелов и все силы небесные соприсутствуют!“ Они, матушка, и отступили от меня посрамленные. Так-то вот, радость моя, недовольны на убогого Серафима; жалуются, зачем он исполняет приказания Царицы Небесной».

Умилительнейший разговор о любви к монахиням передает старица Мария Васильевна Никашина. «Быв замужем, еще мирскою, с мужем бывали мы у батюшки Серафима. Раз спрашивает: – Видала ли ты Дивеево, и моих там девушек, матушка? – Видала, – говорю, – батюшка. – А видала ли ты пчелок, матушка? – опять спросил он. – Как, – говорю, – не видать, видала, батюшка. – Ну, вот, – говорит, – матушка, ведь пчелки-то все кругом матки вьются, а матка от них – никуда. Так вот точно и дивеевские мои девушки, ровно как пчелки, всегда с Божией Матерью будут. – Ах! – воскликнула я, – как хорошо всегда так-то быть, батюшка. – Да и думаю: зачем это я замуж-то вышла? – Нет, матушка, не думай так, что ты думаешь, – тут же на мои мысли и отвечает он. – Моим девушкам не завидуй. Нехорошо. Зачем завидовать им? Ведь и вдовам-то там хорошо же, матушка! И вдовам хорошо! Ведь и они там же будут! Анну-то пророчицу знаешь, читала? Ведь вот вдова была, а какая, матушка! После эта раба Божия овдовела и поступила в желанный Дивеев.

Но, любя монашество, преподобный имел в виду истинных монахов и монахинь, которые принимали иночество не по чему-либо иному, как только по любви к Богу, ради спасения души своей и притом, если иноческий путь проходится ими не внешне только, а с благими благодатными последствиями. В этом смысле замечателен случай с одним семинаристом. «В молодости моей, – записал он впоследствии, – перед окончанием семинарскаго курса в 1827 году, я жил в августе месяце по приказанию старца Серафима в Саровской пустыни до трех недель. Думал о монашестве. Однажды батюшка обратился ко мне с вопросом: – Зачем ты хочешь идти в монахи? Вероятно, ты гнушаешься брака? Я на это отвечал: – О святом Таинстве брака я никогда не имел худых мыслей, а желал бы идти в монахи с тою целью, чтобы удобнее служить Господу.

После сего старец сказал: – Благословен путь твой! Но смотри: напиши следующие слова мои не на бумаге, а на сердце: учись умной, сердечной молитве… Одна молитва внешняя недостаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутренней, не монахи, а черные головешки! Помни, что истинная монашеская мантия есть радушное перенесение клеветы и напраслины: нет скорбей, нет и спасения». Впоследствии юноша постригся в монахи с именем Никона и кончил жизнь свою архимандритом Балаклавского монастыря в Крыму.

Многие просили у батюшки благословения удаляться для спасения души на святую гору Афон, но он советовал спасаться в Православной России. – Там очень трудно, – говорил он, – невыносимо скучно… Если мы монахи здесь плачем, то туда идти – для стократного плача, а если мы здесь не плачем, то и думать нечего о святой обители. Кто достойно и по воле Божией принимает монашество, тому везде открывается великая благодать. Вот как радостно говорил преподобный о постриге Елене Васильевне Мантуровой, сравнивая его в земном порядке с браком, этим наиболее торжественным и счастливым моментом человеческой жизни. – Теперь, радость моя, – сказал ей о. Серафим, вызвав из Дивеева в пустыньку, – пора уж тебе и с Женихом обручиться. Елена Васильевна, испуганная, зарыдала и воскликнула: – Не хочу я замуж, батюшка! – Ты все еще не понимаешь меня, матушка, – ответил, успокаивая ее, батюшка, – ты только скажи начальнице-то Ксении Михайловне, что о. Серафим приказал с Женихом тебе обручиться – в черненькую одежку одеваться. Ведь вот как замуж-то выйти, матушка! Ведь вот какой Жених-то, радость моя! Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись лишь и больше мужайся.