Полная версия
Призрак мятежного Ориона
– Оба мотора полный вперёд. Боцман, погружайся на глубину двести метров. Дифферент два градуса на нос, – скомандовал нетерпеливый штурман.
Капитан с механиком переглянулись, и одно место стало сжиматься без особого восторга – напряжение усилилось. Обычно при уходе на эту глубину, Самарин повышал готовность по тревоге…
– Справа двенадцать сигнал гидролокатора. Частота девять килогерц…Предполагаю «Рубикон». Помеха слева восемьдесят восемь, – дождались доклада гидроакустика, – Сигнал сильный. Цель увеличила обороты.
Игра, действительно, становилась интересной и уже предсказуемой.
Императоров пошёл ва-банк, как в картах – будет использовать всю свою энергетику и доказывать своё «чернодырье». Теперь ему нужно знать не только пеленг на С-37, но и дистанцию. Но медлил с замером дистанции и, по-пацански, нёсся на Ласточку, словно торпеда! Шестой тип гидрологии играл на него, и он сейчас на глубине оси с самой низкой температурой. Именно там, в прохладе собираются все шумы моря. Энергетика, акустика, манёвренность, гидрология – всё для «буки восемьсот семьдесят один».
За С-37 расчёт и решительный манёвр. Штурман упрямо подруливал вправо между шумами на цель и помеху.
Лодка легко погрузилась и заняла назначенную глубину.
* * *Андрей, между докладами акустика, смотрел на часы, ожидая расчётное время расхождения.
Самарин тоже постоянно смотрел на секундную стрелку корабельных часов.
Волнение за своего офицера было сродни с болезнью хоккейного болельщика.
Андрей на чистой странице какого-то бланка дежурно-вахтенной службы наносил обстановку от руки.
Вспомнив о чём-то, быстро заглянул в свою рубку и вернулся обратно.
«Ясно, – подумал командир, – Глянул в таблицу, какой режим для крутой циркуляции выбрать».
Два-три года в офицерской должности, да на лодке с нашей наплаванностью – это хороший срок для приобретения достаточного опыта и уверенности в себе. Хотя, многие и больше служат, но теряются как первогодки. Он упорно шёл под защиту своей помехи.
– Товарищ командир. Извините, но я забыл время работы МГ-34, – спросил штурман, хотя мог бы приказать акустику заглянуть в его справочные данные и доложить.
– Эффективное время десять-пятнадцать минут, а так полчаса, – подсказал Самарин.
– Разойтись с ним в помехе не получится. Он явно несётся полным ходом на помеху, – рассуждал вслух Дмитров, – «ВИПС товсь!».
Заскрипела червячная передача ВИПСа и тут же Айдар доложил:
– «Товсь выпольниль!».
– «Милиметровщик! Ты уже, практически, в помехе… – подумал Самарин о штурмане и невольно улыбнулся Айдару, серьёзно выглядывающему из трюма. Он ответил тем же.
– Вторая посылка по пеленгу пятьдесят градусов. Помеха двести двадцать два. Пеленг на неё меняется на корму, – доложил акустик.
А это означает, что С-37 близко от помехи и вписывается в створ.
Молодец, Андрей, удача с тобой!
3Наконец-то, Императоров начал уточнять обстановку, но уже поздно…
Самарин в эффективной зоне шумов и пузырей МГ-34 и «Ласточка» несётся со скоростью почти двенадцать узлов. Через пол-минуты шум винтов «восемьсот семьдесят первой» услышали над собой все отсеки и доложили в Центральный: «Цель над нами!».
Подлодки разошлись на суммарной скорости двадцать два – двадцать четыре узла. Азарт возбуждал так, что адреналин вскипал в крови. В момент расхождения, члены экипажа С-37, подняв глаза вверх, больше шкурой прочувствовали гидроэнергетическое поле «Варшавянки», чем от громкого доклада Злобина.
Глубиномер чуть дрогнул от проседания.
«ВИПС пли!» – скомандовал Андрей и задумался, куда бы отвернуть.
Это, конечно, нужно спросить Императорова, а так в створ своих помех с целью.
Штурман поступил правильно.
В трюме Айдар, с тяжёлым скрипом, крутил маховик червячной передачи на закрытие передней крышки устройства. Чувствовалось, что корпус обжало, и малыш накачивал свои мышцы.
При этом выкрикнул доклад: «Пли выпольниль! Эм-ге вышиль. Замичаний нет».
Императорову необходимо избавиться от воздействия поля помех и, естественно, нужен ход для манёвра, а Самарину нет. Через пару минут, штурман перешёл на минимально малошумный ход и снял всеобщее напряжение. Штурман же сейчас, оторвавшись от точки расхождения в три минуты, застопорил ход и отвернул влево, слушая горизонт. Императоров шёл ещё полным ходом и прослушивался чуть восточнее наших высокочастотных помех и пытался локатором пробиться через наши пузырьковые облака водорода. Судя по изменению пеленгов, он тоже отвернул влево, циркулируя вдогон.
Пеленг на него медленно менялся…Дистанция составляла не менее двенадцати кабельтов.
Перейдя, на один мотор экономхода, Ласточка удалялась, растворившись в плотном сероводородном слое.
* * *Всё получилось, как нельзя лучше! В азарте, командир не заметил, как оторвался от спинки кресла и, покачиваясь вперёд-назад, смотрел на часы и штурмана. Тот зубами закусывая пшеничные усики, изображал резкие мелкие кивки и смотрел на приборы управления.
Стало ясно…игра закончилась. Через несколько минут Андрей посмотрел на Самарина и, скрестив перед собой руки, показал: «Ша-баш!».
Командир согласительно кивнул и задал курс на северо-запад, назначив глубину сто метров. Он с удовольствием, слушал такие же бесполезные посылки «Рубикона», как «турок» нашей МГ-200 тогда в 90-м: «Даже если он целовал нашу винтящую попку, то ответной любви не получал – наши курсы не совпадали.»
Чтобы ожидания электриков в шестом не были напрасны, командир с механиком Попковым провели тренировку по плавному изменению оборотов двигателей. А рулевые изображали при этом движение по спирали, плавно циркулируя и меняя глубину. К моменту смены вахты, активная фаза экспромт-учения первой боевой смены закончилось.
Народ успокоился, а боцман при приёме-сдаче вахты сказал своему сменщику:
– Ты такое кино проспал! Наш начальник «Варшавяночку» натягивал по самые помидоры.
– Ну, не хрена себе. А где он её здесь нашёл? – ответил, спросонья, тот и вызвал смех в Центральном.
4Самарин сделал рядовое объявление по кораблю, отметил грамотные и решительные действия старшего лейтенанта Дмитрова в поединке с современной лодкой. И выделил особенно:
«Все технические средства использовал правильно. Не стеснялся манёвров ходами, курсами и по глубине. Благодарю всех».
Из отсеков по циркуляру в Центральный врывался восторг бойцов!
Объявил десять суток отпуска, с выездом на родину, акустику старшине второй статьи Злобину и звание «старшего матроса» Айдару Нурзалиеву. А баталеру[5] приказал на свадьбу боцмана выдать сутодачу яиц, если экипаж не возражает. Мало кто понял про яйца. Сотур собирался…жениться.
* * *– Понравилось побеждать? – задал командир вопрос Дмитрову в его рубке. Он ещё находился в постадреналиновом состоянии.
– Пока ещё отхожу. Всё прокручиваю. Что-то делал. Главное, что получилось. Я боялся глубины больше ста сорока, а тут запросто для дела, сам пошёл. Спасибо, товарищ командир. Почаще бы так. Вы Панова не обидели? Неудобно как-то… – ответил штурман, всё ещё резко кивая головой и кусая усики.
Видимо, только Самарину, известны эти его признаки волнения…
– У него всё впереди. Ты показал ему пример, и это для него тоже учёба, – успокоил он офицера, – Лично я не намерен был проигрывать. А Сергей ещё не готов побеждать.
Но его упрёк задел Самарина, и тот вернулся в штурманскую.
Глава 17
– Штурман, а что означает выражение: «На обиженных воду возят? – спросил командир.
– Не задумывался как-то. Говорят так, ну и пусть говорят, – он встал и косился на планшет недавних манёвров.
Самарин пригласил его опереться локтями на стол автопрокладчика:
– С детства, я не употребляю слова «обида» или «обижаться» в том понимании, как высказался сейчас ты.
Как-то пожаловался деду и сказал, что обидели. Мне было тогда лет семь-восемь.
Он бросил косить траву и ответил серьёзно:
«Внук. Никогда не обижайся – делай выводы. На обиженных воду возят».
Я спросил: «Почему?».
«Обижаться – это значит, себя жалеть, – говорил он, – А бабушка тебе скажет, что жалость к себе – грех.
Обида порождает злобу, желание мстить или прятаться, а это неправильно. Справедливость нужна всем, но по-хорошему…без злобы. Что-то не то тебе сказали, а ты подумай. Может правильно сказали. А нет, так спокойно поговори с обидчиком и смени поведение».
Позже, увлекаясь историей, прочитал о средневековой инквизиции.
Так вот, на публичные казни сожжением – представителей ереси и дьявола, собирали огромные толпы людей. Инквизиторы выискивали сочувствующих, то есть тех, кто считал казнь несправедливой. Достаточно было опустить голову или пустить слезу. Их забирали и подвергали наказанию «обидос».
К ним привязывали бочки с водой, и они должны были подниматься на возвышенность и сливать воду на виноградники, сады и огороды. Так или иначе, но на них, как на ишаках воду возили.
Почему так? В чём глубокий смысл? Можно много придумать обоснований этому наказанию.
Я считаю, что противостояние огня и воды бессмысленным, а наказание – гуманным и полезным, хотя и деспотичным изначально.
Штурман покивал головой и, глядя в свой манёвр на планшете, ответил:
– Про инквизицию, конечно, познавательно. А вот дед, точно прав. Я изменю для себя смысл этих слов.
– Мой дед был убеждённым сталинистом и всегда жёстко боролся с несправедливостью. Не жестоко, а жёстко. Мне сейчас уже кажется, что он был верующим. Придерживался архаичного крестьянского, истинно русского уклада жизни в деревне, со всеми обычаями, правилами и нормами поведения. Когда спорил с кем-нибудь о политике, называл Ленина германским шпионом, а Троцкого американским «жидом».
Андрей, слушая командира, расслаблялся…
Но не спускал удовлетворённых глаз со своего прорывно-отрывного манёвра.
– О Панове, думаю, поговорим в кают-компании и всё сгладим. Учти, что я использовал командирское право. Успокойся, – закончил Самарин беседу и пошёл давить своё любимое кресло.
Четвёртая контрольная точка ему была уже не интересна. После удовольствия, полученного от грамотных действий штурмана в поединке с современной лодкой, он хотел расслабиться и отдохнуть.
Глава 18
1Самарин вспомнил свою игру с самой малошумной в НАТО подводной лодкой.
Германской постройки типа «209». Он прозвал её тогда по-суворовски «туркой».
В нарушение всего и вся, вышел на контрольный поиск под турецкую Анатолию с неисправным левым электродвигателем. Была надежда, что в море сами доведут до конца ремонт, начатый рабочими тринадцатого СРЗ. Так сложились обстоятельства. Но, увы, ввести мотор в строй не получилось.
Заканчивая разведку вдоль крутых берегов между портами Эрегли и Амасра, капитан специально, около часа демаскировал себя излучением звукограмм манёвренным подводным звуковым маяком МПЗМ-400 и звукоподводной связью. Замысел был прост – привлечь на себя противолодочные силы турков, поиграться с ними или, проще говоря, проверить их бдительность и тактику.
Примерно через десять минут после всплытия, над подлодкой несколько раз пролетел патрульный турецкий самолёт «Треккер». Он осветил её прожекторами и сигнальными ракетами, убедился в уверенном движении лодки на север. Затем, улетел к себе на аэродром в Бандырму.
Надводная обстановка на радиолокации, особого поведения противолодочных сил не показала.
Дозорный корабль оставался на якоре. Переход во второй район контрольного поиска под крымским мысом Сарычем, капитан производил под дизелями.
Периодически зависал в дрейф, всеми средствами обследовал надводную и подводную обстановку.
На радаре неоднократно выныривала отметка малой цели, и Самарин уповал на успех заманивания турецкой субмарины за собой.
С погружением в своём районе, буквально через полчаса, акустик старший мичман Башук доложил об обнаружении шумов винтов справа сто сорок. Он классифицировал контакт – «подводная лодка».
Сначала капитан съязвил Башуку:
– Василий Николаевич. Захотел услышать лодку и услышал!?
– Во…зуб даю, товарищ командир. Послушайте сами, – он обозначил шпанской жест пальцем от зубов по шее, и протянул Самарину наушники.
Тот прослушал шумы, и насчитал восемьдесят восемь оборотов вращения винта.
Самые низкооборотистые дизеля морских судов меньше ста оборотов не дают, а на коммерческих переходах держат даже в экономрежиме значительно больше. И шумят они совсем иначе.
На всплытии на перископ, не меняя, хода, шумы винтов потерялись. Быстро махнув несколько раз лопатой радара, стало всё ясно – подводная лодка!
По пеленгу акустика на дистанции до сорока миль надводных целей не обнаружено.
Погода была солнечная, море штиль…
С погружением на прежнюю глубину контакт с «туркой» восстановился.
Самарин положил руль право два градуса и начал пологую циркуляцию на него.
Турецкий командир не допускал сильного изменения пеленга и «подруливал» вправо, изображая натовский приём «случайного контакта». Пока не дорулился…оказался С-37 на траверзе.
Дистанция сократилась, и шумы стали прослушиваться чётче.
Дальше сыграло два фактора:
Ласточка изначально начала игру на кромке наших территориальных вод и заползла в них за сорок минут, полной попой – это раз.
А во-вторых, «турка» вычислил её большую дугу и, плавно увеличивая обороты, начал уклоняться на юг курсом двести градусов.
Наступила очередь Самарина развивать инициативу и гонять его всем флотом.
На одном моторе он дважды выскакивал на перископ, передавал радиограмму об обнаружении иностранной лодки и снова нырял на глубину контакта.
Вцепившись в хвост, было легко определять изменения его курса вправо-лево.
Выставив морской радиобуй МРБ-205 с информацией о его генеральном направлении отрыва, командир до последнего напрягал мотор и уши акустика.
Турецкий коллега шёл по спирали, разматывая её амплитуду по глубине и горизонту. Пришлось обстреливать его посылками гидролокатора. С первой же посылкой «турка» увеличил ход – дистанция быстро увеличилась с десяти до двадцати двух кабельтовых. Поставив дрейфующую помеху, командир оторвался полным ходом и…растворился…в сероводороде и ушах акустика.
* * *Напрасно Самарин разряжал накопители активной акустики, обследуя сектор отрыва.
Попасть узенькой посылкой нашего гидролокатора МГ-200 в бессовестно крохотную попку этой морской свинки, практически, невозможно. Если бы были в строю обе ноги, то можно было бы ещё минут десять поиграться и обеспечить целеуказание нашим противолодочным силам.
Чувство досады после напряжённого азарта, охватило подводников Центрального поста, как будто крупная рыбёшка сорвалась с крючка. Но, успокоившись, воспылали с гордостью за себя и свой корабль.
«Сделали турка!»
В позиционном положении, Самарин шел под мотором по её курсу отрыва.
Ожидании хотя бы нашей авиации. С момента передачи первой радиограммы прошло более получаса.
Турецкий «Треккер» уже давно бы прилетел. Лётчик «Бе-12», появившийся с рекордным опозданием, выставил полукольцевой барьер радиогидроакустических буёв РГАБ-1 в четырёх милях от С-37, но…ни один из них не сработал.
Молодец «турка», резко ушёл на восток или запад. Связь с нашим лётчиком установить не удалось.
Да и из-за ограниченности комплекта буёв, необходимости уже не было.
Выполняя указание Оперативного дежурного флота, Самарин под дизелями прошёлся по буям…и ни один из них не сработал!..Ни один из полутора десятков!
«Если завтра война, если завтра в поход – флот к походу и бою готов… тра-ля-ля-ля».
Все оказались глухие, мать их так! Может, лампочки на фотовспышки разворовали?
* * *Это была германская лодка тип 209, считавшаяся самой малошумной и неуловимой в Европе.
Но после подтверждения магнитофонной записи шумов НИЦ Ленинграда и 31-го ИЦ в фонотеке акустиков черноморского флота появились шумы «турки». Оценивая её энергетические возможности, можно сделать вывод, что с их шведскими высокоёмкостными серебряно-цинковыми аккумуляторами воевать можно.
Пройти за С-37 через всё Чёрное море сто пятьдесят миль и гарцевать!? Мы на это не способны.
Лётчик ещё полчаса летал в районе в надежде, что подводная цель всплывёт, но бесполезно. Молодец турок!
Самарина не наказали, и даже с акустиком Башуком они были награждены от Командующего наручными часами «за успешное выполнение боевой задачи».
Долго ВиктОру ещё будут сниться боевые дуэли с турецким командиром.
2Проскочил в памяти Самарина ещё один случай подобного расхождения с турецкой лодкой.
В том же 1990 году.
В ходе флотских учений, они уклонялись на двухстах метрах от противолодочных кораблей. «Турка» тогда прошла над лодкой настолько близко, что от гидравлического воздействия Ласточка просела на глубину более двух метров, плавно качнулась по стрелке кренометра и пузырьку дифферентометра.
Из отсеков посыпались доклады: «Шум винтов над нами».
Командир не мог по плану учений всплывать, и решил выставить морской радиобуй МРБ-205 с информацией об обнаружении иностранной подводной лодки. Всё произошло на глазах, находящегося в Центральном посту инспектора Министерства Обороны контр-адмирала Петрова.
Он с любопытством, наблюдал как мы с акустиком и радистом вводили информацию в МРБ-205.
При выставлении буя с устройством выстреливания сигнальных патронов «ВИПС»… произошло непредвиденное: на задней крышке выдавило резину, и вода весом двадцатикилограммовой гири на один квадратный сантиметр, мощным веером ударила по обшивке выгородки и разорвала её до метала. Пробку и материю обшивки прошило как сливочное масло!
Чудом там не оказалось рук трюмного-машиниста…
Водяная пыль с шумом заполнила весь Центральный пост. Пришлось надувать отсек и всплывать на безопасную глубину. Случай оказался рядовым, разобрались быстро – трюмный не дожал из-за обжатия корпуса переднюю крышку на закрытие. Но инстинктивно, бойцы стали настороженно относиться к ВИПСу на большой глубине.
* * *Мокрый, но счастливый адмирал-инспектор потом восхищённо рассказывал в кают-компании о радуге вокруг плафонов. Ему понравилась спокойная реакция моряков и быстрые действия.
Почувствовав себя, чуть ли не членом экипажа, Петров немало сделал, чтобы доказать факт присутствия в районе учений лодки-иностранки.
С-37 тогда первая вернулась в Севастополь, и Комфлота сразу потребовал командира и штурмана со всеми документами в штаб. Адмирал поехал с ними.
Самарина со штурманом капитан-лейтенантом Ястребовым направили к Главному штурману ВМФ.
Командир не помнил в точности причину, мягко говоря, неудовольствия встречи, но холёный адмирал начал отчитывать его в присутствии подчиненного, да ещё с применением нецензурной лексики.
Самарин попросил своего штурмана выйти и без нервов ответил:
«Товарищ адмирал. Я не посмотрю, что Вы адмирал. Как Вас пошлю сейчас на …» – и вышел.
Москвич тут же доложил о самаринском хамском поведении заместителю Начальника штаба флота контр-адмиралу Алексееву. Тот, выслушав, подлил масла в огонь:
«Ну, если Самарин сказал, что пошлёт, то обязательно пошлёт!» – успокоил он Главного штурмана. Командира же отчитал: «…нельзя так…».
Обиженное самолюбие Главштура могло бы зайти далеко…
Если бы его туда же не послал контр-адмирал Петров.
Инспектор сам доложил Командующему флотом о факте обнаружения «турки» и попытке с помощью МРБ передать контакт кораблям наверху. Отметил и высокую подготовленность экипажа по борьбе за живучесть. Как, оказалось, там наверху приняли радиосигналы буя, но по решению руководителя учений просто зафиксировали это как эпизод учений. Фактически же, на поиск иностранной лодки не переключились.
Случай разобрали в узком кругу офицеров отдела боевой подготовки штаба флота, и дальше не озвучивалось. Идёт инспектирование Министерством Обороны, а наглые турки под носом лазают…!?
Самарина, конечно же, опять не наказали, но некоторые правильные выводы по флоту сделаны были.
* * *И ещё интересный момент.
«Тридцать седьмая» не должна была участвовать в строевом смотре, поэтому форму ТРИ оставили в Феодосии. Таков был договор с комбригом, но изменились обстоятельства. Уклонить Самарина от этого мероприятия он просто не смог, такова была воля «сверху».
Экипаж вышел на строевой смотр в рабочем платье, а офицеры и мичманы в кителях, то есть «как есть».
Но при этом все были чистенькие и аккуратненькие, перебив корабельный запах духами и одеколоном.
Всю ночь все столы и утюги «Школы мичманов и прапорщиков», где расположился экипаж, скрипели и шипели как проклятые. Инспектировал смотр всё тот же седовласый контр-адмирал Петров.
Себе же парадную форму командир нашёл. При осмотре формы одежды и опросе жалоб и заявлений, Петров остановился возле Самарина, и мягко полушёпотом задал вопрос:
– А где награды?
– Товарищ адмирал, наград не имею, а песок носить стыдно. И ещё, товарищ адмирал, у экипажа форма осталась в Феодосии. Мои моряки вышли на смотр по-рабочему. Так получилось, – оправдался командир.
Адмирал ухмыльнулся и дал знак, что всё будет нормально. Командиры и начальники заметно занервничали, но «С-37» получила оценку «отлично» и по форме одежды, и строевой подготовке, и знанию уставов…
А главное, как всегда, лучшее прохождение с песней. Что значит протеже…!?
По итогам инспектирования приказом Главнокомандующего ВМФ «тридцать седьмая» была признана «Лучшим кораблём учений».
Но Самарин больше думал о том дерзком и везучем «турке».
Ему представлялось, что это был всё тот же парень. Вылетел на ушах как пробка с «Шампанского»!
Хотелось бы с ним встретиться, но только не на одной глубине, да и в другой обстановке.
Бывает, и самолёты в небе «встречаются».
Глава 19
Вторая боевая смена «старпомовская» и капитану можно было отдохнуть.
Константин Градов – старпом…
Возглавлял «белую гвардию». Прекраснейший человек и надёжная броня со спины.
Кто дрался в меньшинстве, тот поймёт, что спина к спине – большая сила.
Он всё делал непринуждённо легко. Без матерщины, криков и перегибов, свойственных другим офицерам в этой должности. Константина не просто уважали – его любили на корабле.
С его приходом на «Ласточку» многое плавно поменялось.
Разбился противостоявший командиру тандем его предшественника с замполитом.
Самарин требовал от старпома сплочения вокруг себя офицеров, как положено по статусу старшего офицера корабля и главы кают-компании. Этого в полной мере не удавалось добиться ранее.
Градов, сначала, категорически не хотел идти на «С-37».
После полугодичной автономки (так подводники называют несение боевой службы), он развёлся с женой.
Это бывает нередко. Есть органы, надзирающие за поведением жён, а в маленьком гарнизоне Балаклава слухи работают ещё сильнее. В итоге, всегда есть кому довести соответствующую информацию до человека, познавшего ностальгию и тоску по дому.
Он оставил квартиру и перевёлся в спокойную Феодосию, где опытовые лодки дальше двенадцати миль от залива и дольше трёх суток не ходили. Самарину же командир дивизиона предложил самому выбрать старпома, с гарантией его поддержки.
Бедный Костя…командир не знал его депрессивного состояния, а он молчал. Может и к лучшему.
В постоянном напряжении службы легче уйти от собственных проблем. Теперь он свободен, и по этому красавцу с усиками и вьющимися волосами, вздыхают все красотки, не только Феодосии.
Ему удалось сотворить самаринский авторитет «красно солнышко».
На базе Виктор стал реже появляться перед личным составом, но уж если появлялся, то эффектно.
Каждое утро Самарин получал не только скупой доклад о замечаниях, но и что-нибудь такое, чем можно "почистить зубы" на подъёме флага.
Если Константин обосновывал необходимость командирского воздействия на экипаж, то это сопровождалось подтверждением реальной властью. Объявляет Самарин отпуск, и тут же выдаётся отпускной билет.
Если это арест, то командир не сильно разъяснял перед строем какой боец «засранец и негодяй», а просто «твои командиры тобой недовольны».
Старпом вызывал из строя подготовленного крепкого мичмана, выдавал ему «записку об аресте», и гауптвахта немедленно пополнялась сокамерником. На «тридцать седьмой» был некоторое время и свой карцер в рефрижераторной камере, где проказник в лучшем случае мог только сидеть. Для корабля, который часто бывает в чужих базах и шарахается по морям, это помещение даёт незалежность от штабов и комендантов.
Градов разработал инструкции, вплоть до вечерних прогулок арестанта.
Всё в соответствии, как говорят, с действующим законодательством, хотя на лодках карцеры запрещены.
