Три шершавых языка

– Мне хватит, мне очень нужны деньги.

– И ты готов даже руки измарать, если придется?

– Они и так уже замараны, по самую шею, ты же знаешь. Мне нужно только примерно знать, с чем я буду иметь дело, перед тем как соглашусь.

– Прямо так я тебе не могу сказать, мне нужно поговорить со своими людьми. Кроме того, я постараюсь подыскать тебе что-нибудь такое, что не сильно омрачит твою совесть и даже поможет приобрести те навыки, которые будут полезны в твоем собственном деле, в будущем, – ответил ему Курт. – Кстати, а что на это Ангела скажет? Ты ее мнением хоть интересовался?

– Нет, пока обойдемся без ее мнения.

– Почему? – удивился Курт. – Ты же должен знать, как она среагирует на это. Вдруг ты ее потеряешь?

– Я боюсь, что я и так ее потеряю.

– Поговори с ней обязательно. Как друга прошу, поговори!

– Нет! Прекрати!

– Мм… хорошо, ладно. Только помни, что я тебя предупреждал.

– Спасибо, дружище, ты меня какой раз уже спасаешь! – обрадовался Марк.

– Ничего, для друзей все что угодно, что тут скажешь. Но у тебя еще есть время дважды подумать, – предупредил Курт и пристально посмотрел на Марка.

– Я уже спать перестал от этих дум. Достаточно! – ответил тот.

***

У Курта на самом деле план уже созрел во время их разговора. Да, думал он, у меня есть подходящий для этого случая человечек, кто через девять кругов ада привьет ему харизму железного бизнесмена и даже позволит заработать достаточно большие деньги. Пусть это будет жестоко. Пусть он будет сотни раз жалеть о своем решении, но зато получит жизненный урок, который запомнит на весь остаток своей жизни. И неважно, чем это кончится, даже если плачевно. Если ты спекся на жизненном пути, значит, больше не нужен ни миру, ни богу. И нечего тогда тянуть ладошки к свету и вымаливать снисхождение к себе.

Курт улыбнулся, закончив свои мысли, – таково уж было его отношение к жизни, как к своей, так и других людей. Усевшись за руль своего линкольна, он взял трубку и набрал номер.

– Беззубый, приветствую! В общем, есть разговор. Мне нужно, чтобы ты взял под свое теплое крылышко одного человечка…

***

В то же самое время Марк думал о свой прежней работе в магазине. Прекрасный коллектив, отличный владелец, приличные деньги, все было ясно и правильно. Вроде и желать больше нечего, на первый взгляд. Но эти проклятые мысли, как повстанцы из южноамериканских джунглей, вылезали и с нарастающей силой мучили его день ото дня своими нападками. Нужно стремиться быть выше и дальше. Прежний уровень уже не вызывал чувства гордости. Прежние деньги не дарили чувство удовлетворения за свою мощь.

Разве здесь я равнозначен своей Ангеле? Ни на один шаг! Просить ее помочь с работой – вот уж глупости. И хотя она и делала довольно явные намеки, Марк парировал их от раза к разу. Какова была бы его ценность для нее, если он так и дальше шагал по проторенной ею дорожке, доказывая каждый раз свою бесхребетность, неготовность добиваться своего.

Работа инженером? Да, не так уж и плохо. Но разве промышленность не идет на спад? Разве в таком случае он даст повод для восхищения своими достижениями, но принадлежащими очередной корпорации. Марк как никогда сейчас понимал то значение выбора пути для остального куска жизни. Возраст приносит свою мудрость, кто бы что ни говорил, но в целом, он до сих пор не мог понять, к чему же так сильно рвется его душа.

Все-таки я правильно сделал, что поговорил с Куртом, заключил он. И нечего бояться будущего. Сделай выбор, прими его всей душой и отбрось сомнения – так, кажется, он любит говорить. И это правда! Уже сейчас стало гораздо легче. И я понимаю, что он имел в виду. А риск есть риск, но нужно самоотверженно идти к намеченной цели.

Часть VI. Новые времена

Глава 33

Деревенщина слыл отъявленным негодяем по призванию. Негодяем, которого боялись все, кому волей или неволей приходилось работать с ним. Но в большей степени те, у кого была своя семья неподалеку. Отцы, матери и даже взрослые дети его должников и несговорчивых бизнесменов становились главным инструментом жесткого давления, и эта слава шла впереди него. Так полезно для бизнеса, любил он говорить. Ни один из слухов, окружавших его, о кровавых расправах над партнерами и конкурентами вовсе слухом не являлся, пусть и казался надуманным.

Он всегда был непосредственным участником всех неприятных событий, связанных с его именем, и выступал в них самоотверженно, увлеченно, будто это удовольствие для него, словно в этом проявлялось этакое режиссерское мастерство и любовь к профессии.

Того же самого он требовал от своих подчиненных. Его помощники, некогда подобранные с улицы негодяи, еще до встречи с ним имели за плечами и тюремные сроки, и опыт криминальной жизни. Но под его железным руководством обрели многие новые знания или сверхзнания, такие как веру в жестокость, не имеющую границ, стойкость к чужой крови и даже некую жажду в ней.

Только с Деревенщиной они по-настоящему вняли, каково это быть подлинным адептом преступного мира, не способным дойти до твердого дна потому, как нет как таковых пределов. Но к которым следует пробиваться. Именно в этом стремлении Деревенщина и находил ценность в своих подчиненных и так определял их ранг.

Давайте рассмотрим этого замечательного индивида. Борода и гнилые зубы – вот что можно отметить, едва бросив на него взгляд. Абсолютно все гнилые зубы. Можно сказать, одни почерневшие пеньки и осколки, тонущие в воспаленных пунцовых деснах. Деревенщина часто выкидывал злые остроты и шуточки по делу и месту, и сам при этом улыбался, раскрывая обаяние своей улыбки.

Стеснения он при этом не испытывал, впрочем, как и в любых других случаях. Словно никогда и не знал такого чувства. Лечить свои руины он тоже не собирался, и единственная попытка оказаться в кресле зубного врача завершилась для самого целителя хорошим таким нокаутом, всего лишь за несколько мучительных секунд жужжания бормашиной. Повидав со стороны чужую боль, он больше огня боялся ощутить ее на себе. А гнилые десна уже не реагировали на обезболивающее, как очень того бы хотелось.

С виду он был среднего роста, но ходил немного ссутуленный, на макушке залысина. Крепкий сбитый нос и бесформенные губы выдавали в нем бывалого кулачного бойца. Маленькие злобные глазки с плотной сеткой воспаленных капилляров на белках сверкали на все, что представляло собой ценность. Несмотря на приличные доходы, сыпавшиеся на него со всех щелей, он все же таскал на себе грошовую одежду.

Заношенная кожаная куртка, спортивные штаны, несколько бесконечно застиранных маек и туфли – вот и весь его гардероб, в котором когда-либо видели его подчиненные. А все потому, что он был жаден, бесконечно жаден, причем до всего. Ему и целого мира было мало, и десяти подобных миров. Наркотики, займы, договорные матчи, рэкет, не вполне законный бизнес с недвижимостью, ценными бумагами и акцизами. И это далеко не полный перечень его основных доходов. И его ума хватало со всем этим совладать и при этом дрожать над каждым центом.

Ввиду своей жадности он и обитал в районе хибар, где каждый считал своим долгом перебиваться за счет государственных пособий и преступных подработок. Хотя мог себе позволить и приличную виллу где-нибудь в курортной зоне Палм-Бич.

Но была одна странность для такой ненасытной личности, сразу бросавшаяся в глаза. При всех своих возможностях он никогда не стремился расширяться и много лет делил значительный кусок территории в пределах оговоренной зоны, между китайскими и мексиканскими группировками. Нам незачем сильно светиться, часто повторял он.

***

Ангела припарковала машину за три квартала до дома Деревенщины и направилась в его сторону пешком, цокая по тротуару каблуками туфель. Шагая вдоль дороги, она собирала на себе подозрительные взгляды местной нищеты, не слишком благосклонной к чужакам, особенно к таким, как она. А именно к чистеньким и светленьким.

Да, думала Ангела, нужно прикупить что-нибудь поскромнее, обязательно темненького цвета. Светлая одежда меня уже не раз подводила, и сегодня все может повториться, как в худших эпизодах былых времен. А эти шумные туфли, я что, очаровывать кого-то иду?

Она шла мимо довольно скромных одно-и двухэтажных домов, спрятанных в глубинах зарешеченных заборами дворов, мимо пустырей и мрачного вида складов, приспособленных под ремонтные мастерские. Всюду до хрипоты лаяли собаки. Частенько между прутьев мелькали мускулистые фигуры питбулей и стаффов.

Словно желая подчеркнуть изысканность местного быта, кругом рядками стояли переполненные мусорные баки. Молодые парни то тут, то там ошивались небольшими группками и с надменностью взирали на проходящих мимо пешеходов и проезжающие автомобили.

Словом, это показательная картинка удаленного района, где найти себе неприятности не составило бы большого труда. И полиция вряд ли вовремя прилетит тебе на помощь.

Наконец она добралась до пункта своего назначения, коим оказался одноэтажный, но весьма просторный домик с решетками на окнах, злющим остроконечным забором и четверкой собак породы ротвейлер за ним. Обычно неприветливые к чужакам, сегодня они молчали и почему-то отворачивали свои морды, когда взгляд Ангелы падал на них.

Приближаясь к дому, она достала фронтальный нож, щелкнула им и два раза воткнула его в колеса рядом с домом стоящего автомобиля. Дождавшись, когда воздух выйдет, она подошла к входной двери и стала агрессивно стучать дверным молотком, долго и нудно. Но дверь не открывалась. В доме однозначно кто-то был, сомнения прочь, и этот кто-то пялился на нее сквозь окуляр камеры видеонаблюдения.

Тогда она спустилась с крыльца и стала что-то искать на земле, но, не обнаружив на ней ничего подходящего, легко и непринужденно выломала с корнем почтовый ящик, торчавший из газона, вместе со стальным стержнем. Словно следуя своему плану, без вопросов и сомнений она подняла всю конструкцию как копье и метнула ее бетонированным концом прямо в окно, между прутьев толстой решетки.

Внутри дома вспыхнул дикий хаос, что-то непрестанно продолжало громыхать, словно по какой-то лихой инерции. Дверь резким рывком распахнулась, и на пороге предстал Деревенщина, с лицом, выражавшим невероятную раздраженность наглостью посетителя. Сам же он явил себя миру в своих любимых спортивных штанах и халате, наброшенном на голое тело, но не прикрывавшем его груди и живота. От него несло перекисшим алкоголем и сигаретами, а из дома вырывалась громкая мелодия какого-то рекламного ролика. Он был один, как всегда один, потому как ненавидел человеческую породу.

Деревенщина оглянулся по сторонам и кроме Ангелы обнаружил на себе еще с десяток глаз людей, привлеченных возмутительным поведением его гостьи. Но делать было нечего, пришлось на порядок умерить гнев и спрятать пистолет, который он сжимал в руке за входным проемом.

Недолго думая, он схватил ее за плечо и, грубо втянув через порог, толкнул вглубь гостиной. Затем закрыл дверь на замки и встал, нагло рассматривая ее. Просто так ты уже не уйдешь, стерва, рассуждал он.

Ожидания его не оправдались. Вместо испуга он получил стальной взгляд гостьи, вонзившийся в его глаза, от которого даже в такой жаркий денек у него мурашки побежали по коже.

– Я Ангела, – представилась она, стараясь в каждой букве показать отвращение к собеседнику.

– Опа! Меня предупредили, что я рискую столкнуться с тобой. В штаны наделать можно, какая ты страшная, – усмехнулся Деревенщина.

– И мне нужно кое-что сказать.

– Ну, тогда я готов, цыпа! Поговорим как следует, – согласился он, а затем, натянул и выпустил пояс своих брюк, что был резинке.

– Ты, похоже, не воспринимаешь меня всерьез! Увы, приспешники чертей столь низкого пошиба не особо чувствительны к опасности.

– Баба она и есть баба, – бросил в ответ Деревенщина. – Говори, что надо, и я начну разукрашивать твою физиономию.

– Мне нужно, чтобы у тебя не было никаких дел с Марком, и ты отошел от него.

– Серьезно? – удивился Деревенщина. – Это ты-то решаешь? Я еще должен был твоего дозволения спросить, тупая сука? Ты еще не извинилась за то, что сделала, а я тебя заставлю извиниться.

Понимая всю бесполезность своих требований, Ангела, совершенно не выражая каких-либо эмоций, схватила Деревенщину за горло, подняла и, протащив через всю гостиную, пригвоздила к стене. Он был выше ее и касался пола ногами, потому она повернула руку вместе с его шеей, так что его ноги теперь стали болтаться в воздухе. Но и Деревенщина тоже оказался парень не промах. Он обеими руками схватился за запястье Ангелы и приготовился ударить ногой как следует. Но к его величайшему удивлению, Ангела все же успела совершить какой-то замысловатый виток рукой, в которой болтался наш новый знакомый, и он грохнулся на свою голову об пол. Сознание на секунды покинуло его, и руки вокруг запястья расцепились.

– Похоже, нужно понизить тон разговора, – продолжила Ангела, стоя над жалким мешком навоза, коим сейчас выглядел Деревенщина.

– Сучка, я убью тебя, – рычал тот, выбираясь из неудобного положения и решаясь на бросок.

Но то, что сделала Ангела дальше, поразило бы еще больше любого из нас. Она спокойно подошла к дивану и уверенно отбросила подушку, под которой ждал своего часа Десерт Игл пятидесятого калибра. С легкостью профессионала она сняла пистолет с предохранителя, взвела курок и не думая выстрелила.

Пуля пролетела настолько близко к Деревенщине, что на пике своего испуга и концентрации всех психических и умственных сил он почувствовал тепло, исходящее от нее, увидел насечки на ее поверхности, отметил, как она медленно вращается, услышал, какой пуля издает вибрирующий звук. Удар, и она врезается в половине дюйма от его головы в стену, выбрасывая из нее сотни мелких кирпичных осколков, прямо под кожу его черепушки.

Со своей атакой он решил повременить. Теперь следует ждать, теперь правильней показать вежливость.

– Ты вообще серьезный человек, таким оружием баловаться? – возмущалась Ангела. – Представляя тебя с такой пушкой в руках, я вижу жалкого трусливого подонка с мелкими причиндалами, а не профессионального убийцу. Давай-ка посмотрим, что у тебя еще есть, – поинтересовалась она.

Свободной рукой Ангела перевернула тяжелый диван, ко дну которого, как оказалось, были прикреплены дробовик и пара пистолетов-пулеметов с запасными магазинами к ним. Глупо было бы не отметить, с каким предвкушением она ласкала взглядом свою новую находку.

Небрежно вышвырнув пистолет, она достала укороченный МP-5 и дополнительный магазин к нему, засунув его наполовину в рукав левой руки. Затем она как-то замысловато накинула на шею ремень, зацепив его за локоть, явно с навыками профессионала сняла его с предохранителя, взвела и принялась короткими очередями крушить все то, что привлекало ее внимание в комнате. В итоге досталось телевизору со стереосистемой и приставкой, холодильнику, рабочему столу с ноутбуком, кухонному гарнитуру, через закрытую дверь унитазу с бачком, битком забитому мини-бару, встроенному шкафу с одеждой и почему-то в определенной точке в стене, где, как оказалось, это чудо хранило свои пенсионные накопления.

Выпустив один магазин, она за доли секунд установила второй, ловко привела оружие в боевое положение особым способом, как это любят демонстрировать съевшие на этом собаку профессионалы, и прицелилась.

– Не вздумай шевельнуться, пока я не уйду, – сказала она и с невозмутимым видом продолжила уродовать мужскую берлогу. Завершила она свое выступление тем, что воронками выстрелов описала полулежащую на стене фигуру несчастного Деревенщины.

– Спасибо за твое гостеприимство, дедуся! – поблагодарила она. – Лет так тысяч пятьдесят не развлекалась подобным образом! Ну а мне, пожалуй, пора. Тебе же остается подумать над моим предложением. Второй раз увидишь меня, туши свет.

– Значит, ты одна из верховных, – захрипел Деревенщина, отплевываясь от кирпичной пыли и пытаясь разлепить засыпанные штукатуркой глаза. Горло у него тоже было не в полном порядке после работы ее нежных рук. – Ух ты, какая великая честь, – продолжил он. – Одна на восемь миллиардов, надо же! Видать, ты большую шишку обслуживаешь, раз тебе дали эту работенку.

– Закрой свою гнилую пасть, огрызок! – ответила она. – Твою жизнь я заберу, когда захочу, а разрисованную шкуру сниму с еще живого тела в качестве трофея. Но и дальше для твоей душонки все пойдет не по плану. Мои полномочия это позволяют. Ответ! – резко приказала она и глубоко ткнула раскаленное дуло автомата в его голый живот.

– Я понял, я понял! За милю к нему не подойду. Отпусти!

– За своего дружка тоже не беспокойся. С ним я еще поговорю. До свидания! – спокойно попрощалась Ангела, швырнув в угол теперь бесполезное оружие.

– До свидания, воительница!

Убедившись, что цоканье ее туфель было достаточно далеко, Деревенщина принялся ускоренно протирать глаза, затем подскочил к дивану и, вырвав дробовик, поковылял с ним до двери. За ним следом бросились вся его четверка ротвейлеров и нерешительно встала за его спиной. Но ее уже и след простыл. Сделать один важный звонок было теперь его острейшим желанием.

Глава 34

Невероятным везением, но Марку удалось на свой день рождения собрать всех дорогих ему людей. Всегда почему-то было тяжело устроить так, чтобы два его лучших друга оказались в одно и то же время в одном и том же месте. Что Курт, что Ангела уже не раз отказывались участвовать в совместных мероприятиях, оправдывая это внезапно накатившими заботами. Потому всегда были выезды за город вместе с Ангелой, а походы в бар исключительно с Куртом. Каково же было его удивление, когда в ответ на приглашение Курт дал свое искреннее согласие.

Празднование решили организовать в комфортном бунгало на берегу моря, с хорошим пляжем, местом для барбекю и великолепными видами на закат, как обещал рекламный проспект.

В назначенный день Курт появился в дверях как раз в то время, когда Ангела заканчивала свои хлопоты на кухне, а остальная группа гостей, из числа коллег по работе и прочих знакомых, уже успели немного выпить. В руках он держал бутылку дорогого вина.

– Я прошу прощения за свою задержку, застрял в пробке, – оправдался он.

– Заходи, дружище, – ответил Марк. Я очень рад, что ты смог прийти. Это очень много значит для меня.

– Ты один встречаешь гостей? – спросил Курт. Марку же показалось, что он подразумевал отказ Ангелы видеть его.

– Ты уж прости Ангелу, – успокоил его Марк, – она сегодня царь и бог на кухне. Мы хоть и решили не затруднять себя со стряпней, но она все же вызвалась приготовить кое-что незабываемое. Наконец-то ты оценишь ее мастерство, готовит она лучше всех похвал.

– Хорошо, только буду рад, – равнодушно ответил Курт.

– Ну, я не знаю, что это между вами, – протянул Марк, – но сегодняшний день, думаю, должен стать знаковым событием. И я надеюсь, вы помиритесь рано или поздно.

– Нет-нет, я не то имел в виду. У нас нет ничего такого, – прервал его Курт. – Я просто хотел выразить ей пару слов восхищения по поводу ее недавнего концерта. Это стоило целой жизни.

– Ты и вправду был на ее последнем концерте? – спросил Марк, раскрыв глаза от удивления. – Эх, жаль, мне того же сделать не удалось.

***

Поначалу вечер был просто великолепный. Такое бывает, когда собираются вместе умные и много повидавшие в жизни люди. Хотя общий разговор практически не прерывался и каждый живо участвовал в нем, все-таки два наших героя пока и слова не проронили друг другу. Кроме того, казались какими-то пришибленными, когда требовалось парировать мнение собеседника.

Но несмотря на это, Ангела и Курт произвели сильное впечатление на гостей, ведь действительно редко встретишь таких богатых глубокими познаниями людей, способных поражать, воодушевлять, поддерживать и направлять в нужное русло, к интересной мысли. Редко вспомнишь столько смеха, юмора, восторга и звуков восхищения, как сегодня. А тем более, не всегда удается сказать что-то свое и быть услышанным. В ход пошли визитки, пожатия рук и искренние пожелания увидеться в ближайшем будущем.

Постепенно гости начали расходиться. У кого-то дети, кому-то завтра рано вставать, и в итоге к девяти часам вечера осталась семейная пара – друзья Ангелы и один из молодых коллег Марка по имени Пит. Тому и делать в принципе было больше нечего. Именно с этой секунды, словно по какой-то скрытой команде, Курт и Ангела принялись вести между собой спор, маневрируя при этом на нижней планке напряженности. Вместе с тем, и предметы обсуждения выбирались более чем странные, совсем не подходящие для сегодняшнего события, и касались совсем не друг друга. Но и остальным не все было ясно, о чем они ведут разговор.

А началось все с того, что Марк принялся обсуждать с семейной парой пригородное местечко, которое они облюбовали для жизни. Курт мягко высказал мнение, что район действительно великолепен, но людям с высокими амбициями стоило бы еще раз взвесить свое решение.

– Возможно, он просто замечателен для людей, склонных к тишине, уюту, постоянству, – вставил он, – но для Марка и Ангелы он не годится. У них, возможно, будут дети, шум, хлопоты и заботы, и именно потому лучше жить где-нибудь в городе, вблизи работы, приносящей достойный доход, где он будет пропадать целыми днями. Только в таком случае станет легче обеспечивать семью и, наконец, заработать на дом рядом с океаном. Ты же об этом всю жизнь мечтал? – пытался подтвердить свою мысль Курт.

– Я категорически не согласна, – влезла в обсуждение Ангела. – Место, где ты растешь, где проходят твои лучшие годы, имеет огромное значение для каждого из нас. Я могу с закрытыми глазами отличить человека, выросшего в шумном городе, от того, чье детство проходило где-нибудь в пригороде. И это отличие будет не в пользу городских.

– Но нужно еще и зарабатывать для семьи.

– Нужно еще и жить для детей, раз они будут, и создавать все условия для их всестороннего развития, где они могут свободнее себя чувствовать, без страха и ограничений.

– Все правильно, я и говорю о благополучии, которое и позволит вырастить людей полезных обществу, развитых и целеустремленных.

– Ты прежде всего говоришь о деньгах. Неужели целью жизни нужно ставить набивание карманов? Вырвал свое и катишь в свою норку, как жук-навозник. Не знаю, что вы думаете, но, по моему мнению, быть богатым и кичиться этим, покупая сверхдорогие машины, яхты, самолеты или золотые унитазы, просто омерзительно и смешно. Это многое говорит о характере человека, особенно когда кругом нищета, разруха, грязь и голод.

– Всю человеческую историю люди стремились к деньгам, и ничего с этим не поделаешь, – решил вмешаться Марк.

– Всю историю?! – парировала Ангела. – По-моему, это, мягко говоря, заблуждение. Сейчас мы не можем сказать, как в прошлом люди оценивали понятие денег, ведь, даже имея все деньги мира, они не могли насладиться той полнотой удовольствия, что нам доступна сейчас. Ну, живешь ты в глухой средневековой деревне, о чем ты мечтаешь? О дополнительной корове?

– Ну, много было чего…

– Я утрирую, конечно. К тому же скажу откровенную правду: люди были немного умнее в те далекие времена, взгляни хотя бы на культуру, архитектуру, искусство. Где наши новые символы творчества? А разве произведения искусства и творчества были напрямую связаны с деньгами?

Люди не думали о деньгах так, как мы их оцениваем сейчас, ведь раньше вообще почти не было денег у многих народов и не было действительно надежных путей заработать их. Потому они выбирали другой путь мышления, что-то параллельно идущее к деньгам, но отнюдь не считали их главным.

– Хм… – отчасти это может быть правдой, – согласился Курт. – Но мы живем здесь и сейчас, и ты не можешь не согласиться, что счастье человека вряд ли станет полным, если всерьез не будет хватать тех инструментов, без которых затруднительно насыщение потребностей индивида и его потомства. Деньги настолько вжились в природу человека, что уже неотделимы от него. Еда, вода, воздух, земля под ногами и средства – вот условия, благоприятные для существования. Только с деньгами можно воплотить самые заветные мечты. Только деньги и есть тот самый тончайший инструмент, с помощью которого можно создавать что-то поражающее своей силой, заставляющее разум двигаться и стремиться.

Понимайте деньги как неотделимую часть разума, своего рода соматическую систему, где идея превращается в предмет. И никто не виноват, что зачастую они оказываются в руках глупцов, ничего не способных с ними поделать, кроме как тупо складировать и спускать в унитаз. Разве ты можешь отрицать, что целые города и страны построены на эти деньги? Сколько невероятных механизмов созданы, сколько всего было вообще придумано, и все ради денег и за деньги. А разве они не стали тем самым движителем естественного отбора, где их наличие определяет готовность семьи к продлению рода? Ладно, пусть я и не доволен этим явлением, но кто бы что ни говорил, а деньги в руках настоящего творца, готового создавать, созидать и направлять, – вот истинное счастье.