Признанию взамен

Клясться не пришлось.

− Ты, Новикова, видимо, всё же зря поступала на мехмат, − ответил Александр злобно, − потому как элементарного анализа событий произвести не можешь: Инга и Вероника мне такие же родные, как и тебе. А посему не нужно меня агитировать за Советскую власть. Наше при нас и останется. Не разбазарю, не бойся.

Слово своё отец сдержал. Когда пришёл черёд, в подарок на свадьбу старшей дочери подарил двухкомнатную квартиру возле метро Сокол. А чтобы молодожёнам было на что жить, предложил её сдавать, а самим переселиться в их с матерью трёхкомнатную в Измайлово. Временная мера в надежде, что Илья и Инга когда-то встанут на ноги, не оправдалась и по сей день, хотя внуку Антону было теперь уже почти 15 лет. В одном Инга оказалась права: красота мужа за годы прошла. А то, что она считала чувством к ней, оказалось обычным хорошим расчётом. Муж жил, не стесняясь зависимости и не ограничивая свои потребности: к этому времени тесть купил на одной площадке с их квартирой в Измайлово двухкомнатную для Антона. И только несколько дней назад, узнав, что муж не просто изменяет ей, а содержит на их деньги любовницу, Инга собралась и уехала в посёлок. Почти тут же следом за матерью на дачу переехал сын: его отношения с отцом всегда были странными, тогда как мать и остальных родных юноша любил.

9

Администрация Старой Купавны находилась в длинном двухэтажном здании, похожем на школу. Никакой помпезностью или наворотами в виде вензелей на дверях, латунных набалдашников на дверях, красных дорожек на лестнице и массивных кадок с зелёными растениями здесь и не пахло. Вместо мощёного паркинга перед домом была заасфальтирована площадка, крыльцо в три ступеньки местные властители укатали плиткой и поставили над ним козырёк. Улица, на которой расположилась мэрия носила имя Фрунзе и за квартал до нужного места пересекалась она с улицей Кирова.

−Дежавю, − произнёс Белецкий, остановившись в тени ветвистых берёз. Ощущение было такое, будто не прожил он почти тридцать лет в другом государстве, а по-прежнему находится в СССР. Впрочем, ностальгия по бывшей стране улетучилась при виде дежурной на входе. Узнав, по какому вопросу явился прибывший из «горячей точки», женщина, совсем не бабушка божий-одуванчик, а вполне бодрая и строгая, попросила подождать.

Встреча с заведующей по первичному военному учёту, куда его направили сначала, завершилась быстрой переориентировкой в сектор по связям с общественностью. Оттуда мужчина попал по очереди к Заместителю главы администрации по развитию, его коллеге, занимающемуся национальными вопросами, и в отдел социальной защиты. Все работники мэрии были приветливы, услужливы и одинаково бессильны хоть чем-то помочь. И не случилось бы чуда, не повстречай Белецкий на своём пути кого? Опять же бывшего одноклассника. Неприметный троечник Миша Шилов, с которым они признали друг друга в туалетной комнате, служил главным специалистом в Секторе по градостроительству и архитектуре. Несмотря на важный чин и необходимость делить единственный писсуар, Михаил откровенно обрадовался встрече, а когда узнал причину появления Белецкого в Администрации, вовсе засиял. Оказывается, он ещё со школьных времён хранил дудочку, которую Сергей вырезал и подарил ему для упражнений по сольфеджио. Белецкий, безусловно, про этот факт своей школьной биографии забыл, а вот Шилов помнил. «Золотые руки», − отрекомендовал он товарища женщинам из Сектора благоустройства. Им заведовала жена Шилова.

− Золотые? Значит привлечём, − пообещала Светлана. – Через месяц − День России. В Купавне тоже запланирован праздник с демонстрацией трудящихся, выставкой-ярмаркой и даже салютом. Вот вы, Сергей, и приготовьте к двенадцатому июня стенд со своими изделиями. Покажите, так сказать, ваше золото во всём сиянии. Если кому-то понравится ваша работа, найти заказчика будет проще. В Купавне не хватает заборов, лавочек, беседок. Да много чего…

Светлана была женщиной не только приятной, но и толковой. И время попусту не тратила ни своё, ни чужое. Вот только в профессии краснодеревщика разбиралась неважно. Сделать лавочку или забор мог любой столяр и даже подмастерье, Сергей же мечтал попасть хотя бы на реставрационные работы. Впрочем, в его положении особо выбирать не приходилось. Пообещав, что организует Белецкому бесплатный стенд, женщина распрощалась, пожав руку уверенно и совсем по-мужски.

− Извини, старик, помог, чем мог, − беспомощно улыбнулся Шилов на выходе из мэрии.

− Миха, ты знаешь, если бы все женщины были столь конкретны и находчивы, как твоя супруга, планета крутилась бы быстрее, − отвесил Белецкий комплимент, уверенный в том, что не льстит. За короткие пять минут он успел понять, кто в семье Шиловых голова, и как друг относится к супруге. «Бывает же такое! − удивился Сергей на обратном пути до дома, но тут же поймал себя на мысли, что и он свою жену любит, как когда-то. − Наверное, я тоже, когда гляжу на Аню, выгляжу таким вот сентиментальным осликом Иа», − усмехнулся он. Настроение было прекрасное. Утренний разлад с младшим братом уже забылся, а перспектива выставить на празднике стенд подстёгивала до зуда в руках. Вернувшись домой, мастер тут же принялся разбирать хлам в сарае и примыкающем к нему гараже. Обе постройки давно уже никому не служили. Консервированные овощи мать Анны хранила в доме в специальной кладовке, машина Тимофея всегда стояла во дворе. Очистив территорию, Белецкий оглянулся, приглядывая, из чего делать рабочий стол. На первое время пошли бы те доски, из которых когда-то им же были сделаны стеллажи. Испросив разрешение у тёщи, мужчина стал аккуратно разбивать их. Дима к этому часу окончательно проснулся. Потягивая на крыльце чай из большой пузатой чашки, он смотрел на копошение отца с плохо скрываемой скукой. Дворняга Жучка, не для службы, а, чтобы было кому жить в будке, ластилась к ногам хозяина. Им собака признавала только Диму.

− Сынок, помочь не хочешь? − спросил Сергей.

− Не-а. Не моё это, − ответил сын, швырнув теннисный мячик, − да и некогда мне.

Отец, спрятав недовольство, усмехнулся:

− Ну да, то-то, вижу, занят ты непомерно.

− Не тебе судить, батя, − отрезал молодой человек, принимая от Жучки быстро возвращённый мяч, и тут же крикнул в дом. − Рит, ты готова? На рынок хотим смотаться, − удосужился он объяснить, − нужно посмотреть толстую плёнку для теплиц. Потом поедем в банк оформить кредит. Буду строить бизнес. Поможешь?

− Не моё это, − отплатил Сергей той же монетой.

‒ Прямой вышел разговор, − жестко подвёл Дмитрий итог и ушёл в дом.

Белецкий-старший всплеснул руками:

− Да что за день-то такой! Со своими, и на ножах. − С Аней они часто спорили, что скрывать, но не до ругани же, не до такой вот неприкрытой неприязни. Впрочем, жаловаться мужчине было некогда: хотелось установить до конца дня и рабочий стол, и столярный станок. «Ещё нужно будет с Аней посоветоваться насчёт изделий для выставки. Она всегда всё знает», − решил Сергей.

К мнению супруги Белецкий прислушивался. Характер у него, Овна, был упрямый, побуждающий всё делать по-своему. Но часто, погорячившись, доказывая свою правоту, в итоге мужчина уступал. Глянув на часы и сожалея, что в час дня Анна до сих пор не вернулась из школы, Сергей опять принялся за работу. Дима с женой ушли, как собирались, на рынок, тёща копошилась на кухне. Про поход в мэрию Белецкий рассказал ей коротко. Мать жены – не она сама, чтобы баловать подробностями. К тёще Сергей относился учтиво и был практически уверен, что она его недолюбливает за то, что столько лет не видела Анну. Да за Диму наверняка осуждала – парень при живых родителях вырос сиротой. Но ещё вероятнее за то, что когда-то позволил себе Сергей на выпускном вечере. «А ведь получилось всё тогда совсем неожиданно, − вспомнил он, взяв в руки рубанок и принявшись тесать доски. Их требовалось сколотить и поставить на козлы. − Не самое, конечно, удобное место для проведения тонких выпилок, но пока пойдёт», − мысли текли попутно. Равномерная работа способствовала их упорядоченному течению.

Выпускной вечер в районных школах всегда проходил не с таким размахом, как в столичных. Ученики накрывали столы едой, принесённой из дома, малыши начальных классов делали гирлянды, фонарики и бумажные цветы, отчего спортивный зал становился похожим на новогодний и первомайский одновременно. Наряды выбирали, не пытаясь превращать последний школьный день в репетицию свадьбы с многочисленными женихами и невестами. У Белецкого до сих пор стояло перед глазами кружевное платье Анны − изумрудное, с ярко-алой лентой под грудью и едва спущенными с плеч фонариками рукавов, как у барышень в фильмах про восемнадцатый век, и такой же яркой лентой в волосах, затянутых в высокий шиньон. Спираль одинокой пряди и гипнотизирующий поворот головы делали Анну похожей на Наташу Ростову. От тонкой шеи и того, что было в вырезе платья юноша опешил. За строгой школьной формой все эти красоты не так просматривались. В бальном платье профиль был приковывающим внимание.

− Ань! − только и смог выдохнуть он, подойдя.

− Привет, Серёжа, − девушка смотрела с отдачей счастья, что переполняло. − Тебе, оказывается, очень идёт костюм и галстук. Почему ты никогда не носил пиджак? − Отметив одноклассника, Анна совсем не думала, что он примет её поведение за заигрывание. − Сергей, я даже не думала тебя собою очаровывать, − попробовала она оправдаться во время танца. Но парень усомнился:

− Да? А почему ты тогда так на меня смотрела?

− Как?

− Как женщина.

− Ты хотел бы, чтобы я смотрела, как мужчина? − засмеялась Аня. Смех у неё был глубокий, вовсе не девичий.

− А вот сейчас ты напоминаешь мне Настасью Филипповну, − заметил Белецкий, и Парфён Рогожин, потерявший разум из-за чувства к роковой женщине, стал вдруг понятен: «Вот она, бесовская сила женщины, − догадался юноша, разглядывая Родину вовсе не как школьный приятель. И не важно, что девушка весь вечер улыбалась не только ему или вовсе другому что-то шептала на ухо. Едва представив, как она прикасается щекой не к Сане Новикову, а к нему, Сергей отворачивался. Профиль, выросший из прямой линии в треугольник, выдавал желание.

Уловив момент пока Новиков куда-то ушёл, Белецкий пригласил Родину на медленный танец. Зал к этому моменту освещался уже лишь зеркальным шаром под потолком. Усилители орали на всю мощь. Толпа молодых людей шумно прощалась со школой, а заодно и с детством. Тест хита, где солист «Весёлых ребят» не хотел подходить к возлюбленной, многие пары пели в аккомпанемент магнитофонной записи. В этой атмосфере гула Сергей признался в любви. Совсем не робко, даже одержимо. Анна не опешила и не оттолкнула. Она давно догадывалась о чувствах одноклассника, вот только…

− Пошли выйдем, − Белецкий потянул девушку из зала. Она поддалась: объясниться действительно было лучше в тишине. Поэтому не противилась их уединению в классной комнате. И тому, что Белецкий обнял и стал снова шептать на ухо про то, как не может и не хочет жить без неё, не противилась. И поцелую его, непохожему на подростковый, глубокому, возбуждающему, сразу воспротивиться не смогла: замерла, подставив чувственные губы и задыхаясь. Саша Новиков, с которым целоваться приходилось не раз, никогда так не «заводил». Уже отстраняясь, Анна простонала. Стон получился совершенно зовущим. Молодой человек, а, по сути, уже мужчина, с силой вернул ускользающий стан…

Неожиданно открылась входная дверь, и свет из коридора прожектором выхватил их, слитых воедино. Ребята вернулись в класс забрать водку, запрятанную в вещах. Увидев целующихся одноклассников, мальчишки стали задорно поздравляли Белецкого с «трофеем» и безжалостно кричать про то, что «здесь уже вовсю сосутся».

− Идиоты, чего вы разорались? − попробовал запретить этот гам Белецкий, но подвыпившим подросткам чужая тайна была безразлична. Когда Анна спустилась в спортивный зал и наткнулась на Новикова, она мгновенно всё поняла: любимый мальчик смотрел на неё, как на мышь с отгрызенной головой, что они когда-то нашли в лесу.

− Ну ты…зараза! – тихо обозвал её Александр тем ругательным словом, какое мог себе позволить, и тут же быстро ушёл.

Больше с той поры Сергей одноклассника не видел, а, встретив сегодня утром, поразился его внешности − ушли в небытие очки в роговой оправе, уступив место титановым с тонкими стёклами, сухопарость и узость в плечах выровнялись, волосы, зачёсанные в длинный чуб, теперь были стильно подстрижены, а лицо, некогда бледное и невыразительное, даже утром удивляло здоровым тоном. На фоне матового румянца особо выражались глаза, провалившиеся ещё глубже, но отчего-то особо яркие. Да и одежда Новикова, халат, и даже тапочки, – сплошная фирма, не бросались в глаза, а только подчёркивали состоятельность. Отличить качественную махру пеньюара «Paul Smith» от умыкнутого халата, пусть даже из пяти звёзд, Белецкий вполне мог. Болью разлилась мысль о том, что Анна увидит соседа таким вот красивым. «Годы его не берут, чёрта полосатого! И живёт всё также здесь. Мог бы уже в Москву сто раз переехать. Наверняка деньги позволяют купить квартиру в каком-нибудь крутом пентхаусе. Нет! На природе мы жить привыкли, дышать свежим воздухом! Небось и не пьёт совсем, и не курит!.. Хотя, нет, курит; я ведь сам ему давал прикуривать, − вспомнил он раннее утро, отплёвываясь досадой. – Жаль, что так, но, чую, придётся нам со временем отсюда переезжать. Жить рядом с атомной станцией небезопасно. Вот только знать бы ещё, сколько нам этого времени уготовлено?» Незаметно мужчина перешёл на ругательства и, охваченный злобой, снял с доски больше стружки, чем следовало. Очнувшись, Сергей застонал: деревянных досок в сарае больше не было, а эту он точно испортил. Можно будет пустить на что другое, но для поверхности стола она точно уже не подойдёт.

− Эх, бл., не везёт, так с детства, − вытащил он поговорку школьных времён. − Теперь точно придётся идти на рынок. − Памятуя, что там торгуют всем, мастер очень рассчитывал приобрести новые доски, а, заодно, наладить контакты с местными торговцами лесом. Для его изделий требовалась вовсе не сосновая фактура, а доски крепких пород – бука, дуба или ясеня.

10

Некогда большой и многорядный, рынок «усох» и превратился в пятачок с тремя стендами, где торговали вовсе не бабушки-огородницы, а азербайджанские женщины. Местным производителям из агрохолдингов, отвели место в крытом помещении. Торговли фурнитурой любого рода не было совсем. Убрали с рынка и вещевые ряды, что совсем озадачило Белецкого. Сколько он помнил себя, ещё маленьким бегал туда за носками из собачьей шерсти или варежками из овечьей. Вязали их пенсионерки всего Ногинского района. Они же торговали продуктами с дачных наделов. Теперь зелень продавалась только на одном лотке, а ряды старушек прилично разбавили молодые женщины. Грустно наблюдая, как вяло идёт торговля, Белецкий увидел старичка с лукошками. Плетёные из бересты, они показались очень красивыми. И хотя ни грибником, ни зеленщиком Сергей не был, подошёл справиться о цене. − Сто пятьдесят рублей за такую красоту? Не мало ли? − усмехнулся, услышав её.

Дедушка, не поняв, грустно ответил:

− А ты пойди, сынок, в лес да надери сам бересты хоть разок, а потом высуши её да выровняй, нарежь да в узор сплети, тогда и посмотрим дорого это или нет.

− Что вы, что вы, уважаемый, − поторопился мужчина объясниться, − я ведь не подначиваю. Я знаю, что у вас за труд. Сам – краснодеревщик.

Убрав с виду тот туесок, что присмотрел Белецкий, словно за него было стыдно, дед проговорил снова без радости:

− Тогда ладно, раз знаешь. Вот только мало таких, как ты. Всё больше тех, что норовят обидеть по чём зря. А ты, сынок, полагаешь, я от наживы тут на ветру стою? Да мне бы косточки свои пожалеть где-то поближе к печке, да глаза белесой покрытые, да руки корявые с венами в узлах, а я стою. Потому как пенсия у нас, сам знаешь какая. А бабки моей уже давненько нет. И детям-внукам не особо нужен. Хотя и то правда, что они сами кое-как жизнь справляют. Вот тебе и расклад. За что боролись в семнадцатом? Зачем семьдесят лет лямку социализма тянули? Не знаешь? И я не знаю. Кому та власть помешала, что всё давала людям за труды? А теперь жируют только, кто приспособиться смог. Вот я и приспосабливаюсь. − Старик молотил частоколом, не давая себя прервать. Белецкий слушал, не прерывая. Надорванных и надломленных он в жизни повидал. Да и пожилых жаль было неимоверно: детям и животным помогали фонды и ассоциации, родители и родственники, а людей, отработавших всю жизнь на страну, часто одиноких и беспомощных, списывали со счетов быстро и без угрызений совести.

− Вижу я, отец, как приспосабливаешься и, особенно, как зажирел, − попробовал Сергей загладить не свою вину, обещая, − но туесок у тебя всё одно прикуплю. Хотя, честно признаюсь, сам работу ищу.

Старик, подобрев, посмотрел недоверчиво:

− Чего так? Если краснодеревщик, как сам сказал, то тебе жаловаться грех. Твоя работа поболе нужна, чем моя.

− Где нужна, дедушка? Не подскажешь? Я вот только домой вернулся из дальних странствий, пока ещё плохо ориентируюсь.

Старик отвлёкся: подошла девица в джинсах, разорванных на коленях. Взяла одну из корзинок, осмотрела, спросила цену, молча протянула деньги и ушла. Не то слышала прежний разговор мужчин, а может просто не привыкла торговаться, однако, эта покупка подняла настроение старика ещё сильнее.

‒ Вот бы все так, − кивнул он на уходящую, одновременно пряча выручку во внутренний карман потёртой куртки. − И то правда: зачем вопросы задавать, если товар лицом. Нужен – бери, не нужен – иди, куда шёл. Я так понимаю, − посмотрел он. Сергей, тоже молча, протянул сто пятьдесят рублей и указал на туесок, отставленный на задний план.

Дед, протягивая товар, и вовсе заулыбался:

− Похожа, фартовый ты. Я за вчерашний день ни одной корзинки не продал, а с тобой за пять минут уже две. Может недельку постоишь рядом? –

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.