Марионетки за ширмой

Я чуть не рассмеялась вслух.

– Так ведь моя «горничная» – это всего лишь…

– Неважно! Вот у моего отца служанки были смирные, вышколенные… – Ли раздражённо вздохнул. – По струнке ходили…

– Если вам так угодно, то дайте мне струнку, и я с удовольствием буду по ней ходить, – произнося эти слова, я ужасно гордилась своим терпением. – Право слово, хозяин Ли, вам нужно лечь спать. Вы нарушаете вами же установленные правила.

– Проводи меня до спальни, – всё-таки сдался хозяин, – иди рядом со своей свечой, в темноте я ничего не найду. Тут такой лабиринт, сам чёрт ногу сломит…

Я всё-таки позволила себе тихонько фыркнуть. Бедный, бедный мой мистер Ли.

Пусть это прозвучит непочтительно по отношению ко второму моему хозяину, но мистера Ли я обычно понимала. Ли Морган был взбалмошным и эгоистичным, но в глубине души дружелюбным юношей, а вот мистер Хилл… Ох, тут в двух словах не расскажешь.

Речь о Новогоднем бале велась уже давно. Идея, разумеется, принадлежала мистеру Хиллу, а мистер Ли, который сначала всячески её поддерживал, с наступлением декабря почему-то начал сомневаться в успехе предприятия. Видно, ожидал от своего делового партнёра какой-то пакости, хоть прямо так он и не выражался, тем более в моём присутствии. Но я-то всё понимала. Мистер Хилл – известный любитель и мастер эффектов, но чувство меры ему порой отказывает.

Взять хотя бы тот случай, когда на зрителей, собравшихся в зале и предвкушающих аппетитное зрелище в спектакле «Пир на тропическом острове», с потолка неожиданно посыпались человеческие пальцы и ушные раковины. Бутафорские, конечно, кукольные, но очень натуралистичные. Пальцы ещё и шевелились. Ой, что было! Визг, грохот, обмороки, с одной дамой приключился эпилептический припадок, двух господ стошнило. Я подглядывала из-за кулис, но мне и то подурнело от этого зрелища.

После такой премьеры Ли хватался за голову и орал, что в театр больше никто никогда не придёт, даже если зрителям придётся доплачивать. Оскандалились, мол, на весь Злондон, газетчики в щепки порвут… Ну, скандал, конечно, был, и немалый, даже полиция приезжала, чтобы убедиться, что пальцы точно были ненастоящие… И в газетах театр ославили едва ли не на всю Европу.

Зрители валом повалили, вот что произошло. Толпами. За месяц до спектакля билетов уже не было…

Правда, и спектакли мистер Хилл разрешал показывать только два раза в месяц, чтобы интерес публики не ослабевал. И каждый раз откалывал что-нибудь такое, после чего хозяин Ли бросался рвать на себе волосы и вопить, что теперь-то дело точно прогорело.

А теперь вот этот Новогодний бал, о котором мне ничего не было известно. Ну, кроме того, что бал состоится в ночь с 31 декабря на 1 января, и что там произойдёт что-то такое!.. такое!.. Я заранее поклялась, что любым способом изыщу возможность поприсутствовать на этом балу.

Но до конца года оставалось ещё довольно много времени, и хотя приготовления к балу шли полным ходом, никого из слуг в них не посвящали. Даже меня, хоть я и была здесь «на особом положении», как ехидно выражается мистер Хилл.

Доказательство моего «особого положения» зашевелилось в углу, как только я смогла вернуться в свою комнату, проводив хозяина Ли. Моя свеча догорела до середины, фитиль удлинился, и теперь пламя было высоким и сильно коптило. Я давно заметила, что создания, подобные моей «горничной», обладают каким-то невыразимым притяжением к смертоносному для них огню: они обожают пламя и боятся его. Чтобы не пугать лишённую глаз, но всё чувствующую Кривулю, я поскорее задула свечу.

– Кривуля, иди сюда, – позвала я, зная, что она меня не слышит, но чувствует меня и понимает все мои распоряжения.

Сломанная кукла сразу же доверчиво подковыляла ко мне. Воистину, надо обладать непомерным эгоизмом, как хозяин Ли, чтобы считать, будто это несчастное существо годится в «горничные». Скорее уж это я прислуживала Кривуле, стараясь облегчать её жалкое существование. А ведь когда-то эта кукла была очень красива, прямо как настоящая маленькая девочка! Она не умела говорить, но могла хотя бы передвигаться нормально и не пугала всех своим видом, как сейчас…

Пусть Кривуля и не чувствует боли, но мне всегда было её ужасно жалко. Именно поэтому я упросила мистера Хилла отдать эту сломанную игрушку мне, пошутив, что она будет моей горничной. Но хозяева приняли мои слова за чистую монету!

Иногда мне кажется, что я единственный взрослый человек в этом доме, полном детей. А ведь мне всего пятнадцать…

Глава 3

Козетта

…На одну баранью ногу средней величины необходимо взять один галлон овощного бульона, полпинты густой сметаны, по полстакана мелко нарезанных петрушки и сельдерея, один лук-шалот и двенадцать моллюсков в раковинах…

– А моллюски-то здесь при чём? – вскричала Козетта, обращаясь в пустоту, потому что никто её не слышал. – Какой идиот придумывает рецепты бараньей ноги с моллюсками?

Поваренная книга уязвлённо молчала. Её составитель, пожелавший остаться неизвестным, никак не мог помочь Козетте в её кулинарных упражнениях.

Девушка раздражённо схватила кастрюлю, уже стоявшую на плите, и щедро плеснула туда уксусу.

– Это вместо моллюсков! – Неизвестно кому пояснила она.

Затем, вытерев руки о батистовый передник, белоснежный утром и покрывшийся жирными пятнами к двум часам дня, Козетта вытащила из корзинки с зеленью лохматый пучок разнообразной травы и принялась агрессивно крошить его большим поварским ножом.

День сегодня не задался с самого начала.

Во-первых, молочник приехал слишком рано, и в тот час, когда Козетта всё-таки обнаружила на крыльце две бутылки молока, в них было уже не молоко, а лёд.

Во-вторых, ноготь сломался.

В-третьих, Соре опять нездоровилось. Эта японская страдалица вымотала Козетте все нервы. Несчастная и безучастная, как частенько бывало в последнее время, она сидела у окна, смотрела сквозь проколупанный в наледи «глазок» на улицу и многозначительно молчала. Козетте пришлось самой готовить завтрак, а потом и есть его в одиночестве!

В-четвёртых, повариха уволилась, а новую служба по найму персонала никак не могла прислать. Поэтому Козетта уже третьи сутки кашеварила сама с ничтожной помощью Соры.

В-пятых, мясник привёз заказанную баранью ногу, и сделал это именно в тот день, когда в доме не было никого, умеющего сносно готовить!

Но Козетта стиснула зубы и поклялась, что справится с бараниной сама. Однако время обеда приближалось, а еда почти не готовилась. И это не по вине Козетты! Просто в единственной поваренной книге, которую удалось найти, содержались на редкость дурацкие рецепты с непонятными мерами и странными ингредиентами. К тому же баранья нога категорически не желала помещаться даже в самую большую кастрюлю, и Козетта подумывала раздробить её на несколько частей топором, но потеряла топор где-то в своей спальне.

Ну всё, буквально всё было не так!

– Сора! – во всё горло крикнула Козетта, плюхнув в кастрюлю баранью ногу выступающей костью вверх. – Немедленно спускайся и помоги мне, бездельница! А не то останешься без обеда!

Козетта заранее знала, что эта угроза не подействует, но ей необходимо было на кого-то наорать, а Сора всегда являлась для этого идеальной кандидатурой.

– Если ты не перестанешь киснуть, я тебя эту кость глодать заставлю! – Козетта усилила голос до максимума.

Ответа не было.

Итак, на плите стояла самая большая кастрюля, которую удалось найти, в кастрюлю был влит бульон с уксусом и сметаной и насильно всунута баранья нога, которая торчала из бульона почти на треть. По рецепту полагалось накрыть кастрюлю крышкой, но в силу очевидных трудностей это было невозможно. Козетта решила, что сойдёт и так. Даже если сварится только половина ноги, им с худосочной Сорой хватит этого дня на два, если не больше.

– Сора-тян, я тебя в последний раз предупреждаю!!!

Дверь на кухню скрипнула и отворилась. Козетта от удивления чуть не попала ножом себе по пальцам: она была совершенно уверена, что Сора из спальни не выйдет.

Но она вышла. За последние два года девушка неожиданно выросла почти на ладонь и потому казалась похудевшей; густые чёрные волосы, не уложенные в причёску, спускались почти до пояса. На Соре было чопорное серое платье со скучными плоскими манжетами и чёрный фартук.

– Чем помочь? – вяло спросила она.

– На вот… нарежь лук, – скрыв растерянность за грубостью, Козетта сунула подруге нож рукоятью вперёд. Та взяла и медленно подошла к кастрюле, в которой отчаянно шипело и булькало козеттино коронное блюдо.

– Что это? – с брезгливым недоумением осведомилась Сора. – Я это есть не буду.

– Ещё как будешь, – пообещала Козетта.

– Нет.

Ах да, она же почти не ест мясо… Баранья нога – целиком и полностью затея Козетты, которая любила мясо во всех видах и не желала от него отказываться из-за подруги со странными вкусовыми пристрастиями.

– Тогда придётся тебе есть лук в чистом виде! – съязвила Козетта.

– Я вообще ничего не хочу.

Ну вот что ты будешь делать с такой дурёхой! Козетта стиснула зубы, чтобы родившийся за ними поток ругательств не полился на всё вокруг. Всё-таки Сору следовало пожалеть, хоть она и перебирает со страданиями.

…Окончательно и бесповоротно сесть себе на шею Козетта позволила ей около двух лет тому назад.

Ну, тогда это было вполне объяснимо: Сора была тяжело ранена, находилась на грани жизни и смерти, и если она в результате и выкарабкалась, то только благодаря яростной настойчивости Козетты, держащей в страхе всех врачей госпиталя.

Козетта пообещала хирургу, что если он не сумеет вынуть пулю из груди пострадавшей, то она сама ему что-нибудь отрежет.

Козетта пообещала медицинским сёстрам, что если они недостаточно хорошо будут делать перевязки, то она сама их свяжет и в таком виде бросит в чулан с крысами.

Козетта сама сидела ночами у постели больной, подбадривая себя и её всё усложняющимися ругательствами.

Козетта боролась за жизнь Соры так, как она боролась бы за свою собственную жизнь, и в конце концов победила. Смерть – да, уныние – нет.

Дело в том, что после того ранения в Соре, и без того-то всегда унылой, что-то окончательно сломалось. Она затосковала. Быстро идя на поправку, подруга совсем перестала улыбаться и предпочитала лежать, разглядывая потолок.

– Ну что ты всё время куксишься? – борцовская натура Козетты органически противилась бездействию Соры. – Что опять не по тебе? Ты, считай, из могилы вылезла, так радуйся!

– Я радуюсь, – говорила Сора.

Но радости в её словах не было ни на полпенни.

Плюнув, Козетта решила довериться времени и удаче. Она снова сменила имя и документы, превратившись в обедневшую русскую баронессу Катерину Калашникову, и увезла Сору в дальний пригород Злондона, старинный городишко Ковентри. Там Козетта сняла небольшой дом с палисадником и устроилась жить, справедливо полагая, что пока полиция гоняется за Долли Миллер по Злондону, русской эмигрантке и её служанке-китаянке некоторое время ничего не грозит.

Теперь каждое утро Козетта тратила немало времени, превращая себя в славянскую девицу. Она заплетала золотистые волосы в косу, густо румянила щёки и подводила брови угольками – именно так, по её мнению, и должны выглядеть лучшие представительницы далёкой заснеженной страны. Этот довольно примитивный маскарад неплохо отличал «Катерину Калашникову» от наёмной убийцы и якобы немецкой шпионки Долли Миллер, фото которой до сих пор печатались в газетах. Во всяком случае, жители Ковентри хоть и косились на размалёванную «баронессу», но с преступницей Миллер её не отождествляли.

В Ковентри было скучновато, но Козетта твёрдо решила оставаться здесь, пока Сора не придёт в себя и не изъявит желание перебраться куда-нибудь в другое место. Она наняла кухарку и горничную, завела близкое знакомство с местным печником-трубочистом, пекарем и мясником, рассказала несколько ею же сочинённых баек из «русской дворцовой жизни» кумушкам-сплетницам, и вскоре отлично влилась в маленькое общество Ковентри. Козетта планировала провести здесь не больше нескольких месяцев, но вынужденный отпуск затягивался. Разумеется, из-за Соры.

Если первую зиму в Ковентри Козетта кое-как пережила, то на вторую соглашаться была не намерена. Через год после трагических событий на вокзальной площади Сора полностью оправилась от своего ранения и даже, кажется, вернула себе подобие хорошего расположения духа, как вдруг новая история испортила весь прогресс и заставила включить в план проживания в Ковентри вторую зимовку.

Всё испортили, конечно, газетчики.

Со свежей прессой в Ковентри было так себе, особенно зимой: дороги становились непроходимыми, и новости достигали жаждущих умов с большим опозданием. Летом ситуация менялась в лучшую сторону, но свежие номера злондонских газет почта доставляла не менее чем через неделю после их выхода из печати. Старожилы Ковентри считали, что и это достаточно быстро, но Козетта, отслеживающая публикации в прессе с не требующим объяснения интересом, злилась на медлительность почты.

Когда Соре сделалось лучше, она начала иногда брать газеты, уже выброшенные Козеттой в корзину для растопки, и пробегать глазами новости. Козетта не видела в этом ничего дурного, даже радовалась, что подругу наконец-то потянуло на развлечения. Она почему-то полагала, что Сору интересует светская хроника.

Однажды во время завтрака, состоящего из свежих августовских фруктов и взбитых сливок с сахаром, Козетта увидела, как побелело и без того всегда бледное лицо подруги и как газета выпала из её руки.

– Ты что? – всполошилась Козетта. – Снова болит, да?

Но Сора ничего не могла сказать, только беззвучно шевелила губами. Тогда Козетта толкнула её в кресло, сама подняла газету и принялась перелистывать страницу за страницей, пытаясь найти то, что так взволновало Сору. И, на свою беду, нашла.

Чрезвычайное происшествие в Уоллингтауне

Наши читатели наверняка ещё помнят прошлогоднее мистическое событие, наделавшее много шума и породившее самые жуткие слухи, которые только витали по Лондону со времени Джека-душителя. Всё же напомним кратко суть той ужасной истории: маленькая девочка из хорошей семьи, родители которой характеризуют свою дочь как самую честную и искреннюю крошку в мире, рассказала, что на неё ночью во время сна напала кукла. Кукла была найдена накануне днём в злондонском парке и принесена домой к малышке, однако гостеприимства не оценила и набросилась на свою маленькую хозяйку с непонятными, но явно не добрыми намерениями.

Всё это можно было бы счесть детским кошмаром, ежели бы история не повторилась через несколько дней с другой маленькой девочкой, которая точно так же, как и её предшественница, нашла очаровательную игрушку на улице и принесла её к себе домой. Два одинаковых детских кошмара – это, пожалуй, уже нечто стоящее внимания, но всё же не подтверждение того, что по городу бродит кровожадная кукла, разыскивая себе новую жертву. Но и произошёл и третий подобный случай, который мы также освещали в нашей газете, и от первых двух его отличало только то, что теперь свидетельницей кошмара стал не ребёнок, а взрослая женщина, вот уже несколько лет коллекционирующая кукол. Во всех трёх случаях кукла покидала своё новое обиталище ещё до наступления рассвета, оставив своих несчастных жертв в состоянии, близком к истерике.

Затем последовало затишье, которые все мы восприняли как избавление от этого инфернального зла. Более года зловещее существо в обличье куклы не давало о себе знать, и вот теперь, похоже, оно вернулось, да с каким размахом!

На этот раз кукла была конфискована полицией во время облавы на курильщиков опиума, проведённой в китайском квартале и других менее известных цивилизованному читателю заведениях. Во время чистки одного из таких притонов и была найдена красивая кукла, вид которой ничуть не соответствовал облику злачного места. Полицейский, который нашёл куклу, подивился её красоте и качеству: игрушка выглядела так, будто только-только сошла с витрины самого дорогого магазина для девочек. Поскольку детей у этого достойного слуги закона не было, он решил передать куклу в сиротский приют имени св. Ипполиты, где, он не сомневался, кукла обретёт для себя дом и новую маленькую хозяйку.

Его доброе намерение было исполнено. И только чудо спасло всех маленьких обитателей приюта от того, что последовало дальше…

Чудо заключалось в благоразумии начальницы приюта, миссис Бигхарт, которая, получив щедрый подарок из рук полицейского, предпочла сначала отнести куклу к себе домой, чтобы, как она выразилась, «показать игрушку своей дочке». В детской у маленькой мисс Бигхарт проживали не менее пятидесяти разнообразных кукол, однако девочке так понравилась бывшая узница китайской опиумокурильни, что она изъявила желание на ночь взять её с собой в постель.

Поздно ночью бедная малышка проснулась от жуткого ощущения: что-то сидело у неё прямо на груди. Открыв глаза, мисс Бигхарт увидела куклу, которая, будто кошка, вскарабкалась на свою спящую хозяйку и теперь вглядывалась ей в лицо.

«Где моя подружка? – спросило это исчадие. – Ты не моя подружка! Ты – не – она!»

Потом кукла вскочила на ноги, принялась подпрыгивать и кричать какое-то слово, наверняка заклинание на её собственном потустороннем наречии: «Соратян! Соратян! Соратян!»

Девочка завизжала от ужаса и потеряла сознание. Родители, вбежавшие в спальню своей крошки, застали там ужасное зрелище: все пятьдесят кукол маленькой мисс валялись на полу обезглавленными. Кроме одной, которая снова бесследно исчезла…

Теперь наш читатель скажет: эй, вы нарочно придумываете эти байки, чтобы привлечь зевак! Пусть это восклицание будет на его совести. Наш корреспондент лично побывал в спальне мисс Бигхарт и видел её обезображенных кукол. Ребёнок просто не мог сделать это сам. Похоже, что ночные кошмары иногда оборачиваются вовсе не кошмарами, а страшной реальностью…

Наш корреспондент также пытался получить комментарий о данном событии у главного кукольного мастера Злондона, совладельца предприятия «Морган и Хилл», однако от интервью маэстро отказался.

Призываем вас быть осторожнее и ни в коем случае не приносить в дом вещи, которые вы нашли на улице. Они могут оказаться гораздо опаснее, чем кажутся с виду.

– Ну и что? – спросила Козетта, дочитав статью. – Обычная газетная утка. Уж мы-то с тобой ходячих кукол не боимся, правда?

– Ты что, не поняла? – Сора посмотрела на неё снизу вверх горящими, испуганными глазами. – Это же Хина! Это статья о Хине!

– Гм. – Только и сказала Козетта. – А я думала, твоя кукла не живая. Ну, в смысле, она не разговаривает, не травмирует других кукол и всё такое.

– Раньше так и было, – Сора говорила медленно, будто каждое слово давалось ей с трудом. – Но ведь я бросила её, оставила у того китайца. Обменяла на прыгающую ногу… И он что-то с ней сделал.

– Китаец?

– Да.

– Думаешь, это он её как-то оживил?

– Верно. И теперь она ищет меня, – заключила Сора, обняв себя руками за плечи.

«Бред», – решила Козетта.

– Да с чего ты взяла? – вслух спросила она.

– А что, разве не понятно? «Где моя подружка», «Сора-тян»… Она точно хочет меня найти, просто не знает, как.

Козетта вздохнула.

– А ты помнишь, что Хина – это просто кукла, а настоящая Хина, которая была твоей подругой, уже умерла? Причём давно?

– Помню, – сказала Сора, – но эта Хина тоже была мне дорога.

– Только в память о подруге.

– Нет.

Спор затянулся. Сора настаивала на том, чтобы немедленно вернуться в Злондон и броситься на поиски куклы-Хины, Козетта взывала к её благоразумию и уверяла, что в Злондон возвращаться нельзя ни под каким видом. В итоге здравомыслие победило, а Сора недовольно согласилась с доводами Козетты. Но с тех пор она снова замкнулась в себе и стала такою, как сейчас.

Зимой газеты в Ковентри не поступали совсем, и Козетта была рада этому обстоятельству. Она не сомневалась, что к весне Сора оправится, но даже если и не оправится, следовало брать её за шиворот и везти за границу. Девчонка совсем высохла из-за этой ерунды с куклами и, как подозревала Козетта, тщательно скрываемой тоски по одному юноше с чёрными волосами и смуглой кожей.

– Ну не хочешь баранины, сделаю тебе омлет! – миролюбиво предложила Козетта, оторвавшись от своих воспоминаний.

Бледное личико Соры чуть прояснилось:

– Спасибо.

– Не стоит благодарности…

В этот самое время в прихожей зазвонил звонок. Чертыхнувшись, блондинка принялась искать чистое место на фартуке, чтобы вытереть руки, а потом быстро сняла фартук, скомкала и швырнула его в угол.

– Иду! – Крикнула она. – Подождите минуту!

Но загадочный визитёр не дождался. После себя он оставил только потёртую золотую туфельку, спокойно лежащую на белой поверхности снега, засыпавшего крыльцо. И следы, ведущие далеко от дома.

Глава 4

Бен

Дорогая Мартина!

В зеркале отражалось нечто, имеющее самое отдалённое сходство со мной. Те же глаза, волосы, нос, но – что за наряд? Что за нелепая мимикрия под жителя Нового света, которым я никогда не являлся?

Одни только кожаные брюки стоили того, чтобы посвятить им отдельное эссе, полное звучных эпитетов. Ни один из известных мне достопочтенных людей не позволил бы себе нарядиться в этот убогий наряд, годный только для пастухов. Я был сам себе отвратителен, и только насмешники-близнецы хором уверяли меня, что теперь я выгляжу по-настоящему мужественно.

– Ты будешь отлично смотреться в седле! – вскричал Жан, в то время как его сестра прыскала в ладошку.

Это заявление повергло меня в настоящий ужас, ведь я никогда в жизни не ездил верхом. Неужели эти бессовестные люди и впрямь собрались водрузить меня на лошадь? Впрочем, после их уверений, что они за одну ночь каким-то образом перенесли меня с острова на континент, я уже ничему сильно не удивлялся.

Как бы тебе это объяснить, Мартина… Я до сих пор не верил, что те люди, которых я вижу подле себя, те ощущения, которые я испытываю, те запахи и звуки, которые я слышу, – это не иллюзия. Я знал, что подвержен тяжёлой нервной болезни, но всё-таки не отождествлял ещё с сумасшествием. Теперь же по всему выходило, что я или на самом деле совершенный безумец, которому грезится всё происходящее, или я нормален, но тогда безумны все вокруг. Ибо городишко под названием Нью-Ковентри, в котором я теперь находился, никак не мог быть частью Америки, ведь от Злондона, где я был ещё вчера, и до Америки, в которой я якобы оказался сегодня, долгий путь через океан. Этот путь невозможно проделать за несколько часов, как ни старайся. Это просто невообразимо. А если учесть, что подробности перемещения полностью стёрлись из моей памяти, то… похоже, я всё-таки действительно сумасшедший.

А раз так, то мне не стоит принимать близко к сердцу всё, что происходит вокруг меня. Если странные близнецы, являющиеся плодом моего больного воображения, захотели переодеть меня в этот цирковой костюм, – пожалуйста! Я не буду сопротивляться. Если они же хотят заставить меня ехать куда-то верхом, – как угодно! Я подчинюсь. С видениями лучше не спорить, чтобы они не привели меня к мозговой горячке. Я буду покорен, осторожен и практически нем.

– А чего ты всё молчишь? – Наглый мальчишка Жан тут же прерывал мои размышления. – Скажи что-нибудь. Нравится наряд?

Я промычал что-то маловразумительное, с отвращением разглядывая в тусклом зеркале бахрому на брюках.

– Ты совсем не похож на индейца, – вздохнула Жанна.

– Так он и не индеец! – тут же вмешался её брат. – Тебя послушать, так кого попало можно принимать в племя!

– Вы тоже не похожи на индейцев, – сказал я, чтобы остановить эту перепалку.

Близнецы моментально насупились.

– Это потому что мы одеты неправильно! – после минутной паузы заявила рыжеволосая девица. – Вот доберёмся до… места, там переоденемся и станем настоящими индейцами!

– До какого ещё места? – я честно собирался молчать, но, оказывается, даже безумцам бывает свойственно любопытство.

– А вот это тебе знать не обязательно! – с отвратительной важностью ответил её брат.

Я кивнул и сделал равнодушное лицо.

Мы по-прежнему находились в амбаре, только теперь был день. Меня не выпускали наружу, требуя, чтобы я переоделся. Не то чтобы мне так уж хотелось разгуливать по неизвестной и, возможно, опасной местности в пижаме, но я сопротивлялся, до последнего надеясь, что видения развеются и я снова окажусь в своей палате, в своей постели возле шкапчика с лекарствами. Но ничего подобного не произошло.

Куница с рассветом куда-то подевался, а близнецы, всучив мне тюк с одеждой и отправив переодеваться в ближайший угол, устроили себе нечто вроде завтрака: расположились прямо на полу, скрестив ноги как настоящие дикари, достали откуда-то сумку, в которой лежал хлеб и сушёное мясо, набрали в кружки воды из ведра и с аппетитом принялись уминать эту нехитрую снедь.