Легенда о Вейм. Драконья душа

– Что-то не так? – спросил Хаген. – Я думал, мы будем коротать утро под стенами, дожидаясь окончания утренней молитвы.

– Король приехал, – ответила Вейм. – Видишь, крыши подновили, и флаги на ратуше вывесили.

– Не знал, что у вас тоже есть король.

– Наш король – это немножко другое, нежели в драконьих землях. Там все принадлежит Совету Родов, а король лишь военный вождь. Только люди из рода РедДрагонов могли стать королями. Здесь же король – владетель всех земель, а лорды лишь номинальные ее держатели. Они подтверждают свое право иметь землю, служа в королевской армии или оказывая ему почести. Вотчину у лорда можно легко отобрать и передать другому, более лояльному представителю рода.

–Но если король слаб, его свита может вертеть им и королевством, – задумчиво проговорил Хаген.

– Быть слабым очень вредно в наше время вне зависимости от статуса. Так… Раз король здесь, значит и отец с сестрами тоже здесь. Иди, Хаген, доставай моё приданое. Сегодня ты узришь позорное возращение блудной дочери.

– Вейм, – укоризненно проговорил Ирсен. – Помни, о чем мы вчера говорили, и постарайся вести себя благоразумно.

– Я помню, Ирсен. Но у меня вряд ли получится: роль кающейся дочери не для меня. К тому же, среди разодетых сестриц я буду смотреться как черная ворона.

– Ну, если они будут разодеты в такой час, то только в пижамы и ночнушки: время раннее, и нормальные люди еще нежатся в теплых постельках,– усмехнулся Ирсен.

– Да… незваный гость, да еще с утра, хуже иноземца. Может у отца с утра будет настроение лучше, если его разбудить пораньше… – Попыталась улыбнуться Вейм.

– О да.… Если король в городе, значит, они домой вернулись далеко за полночь. Вейм, помнишь себя с утра, когда после возвращения из похода поднимали? Твой оруженосец в комнату боялся входить. Я никогда не видел твоего отца, но, думаю, норов у него будет покруче твоего.

– Может подождать до обеда?

– Ты боишься встретиться с отцом, а Вейм?– Положив на плечо девушки тяжелую мозолистую ладонь, усмехнулся рыжий Ирсен.

Вейм вздохнула.

– Ничего… ничего. Ойра всю ночь молила богов о помощи, так что все будет хорошо. А вот и Хаген с сундуком!

– Я возьму Хагена, и близнецов Мартти и Матти, Олли Долговязого и Отти Оруженосца. Остальные останутся на корабле.

– Захвати Ойру. Ведунья не помешает.

– Нет. Моему отцу не стоит знать, что у нас есть люди, говорящие с богами. А теперь слушай наказ. Придут за налогом на стоянку: расплатишься. В город пока не выходите. Как будет что-то известно, отправлю Отти.

– Ну что ж, тогда да помогут тебе Богини Судьбы.

– Да будет так, – Вейм кивнула на прощание и накинула капюшон.

Женщина спустилась по трапу. Миновала портовых рабочих, перетаскивавшие тяжелые тюки с тканями с торгового судна на телеги, запряженные взмыленными лошадьми, кучку портовых пьяниц самозабвенно режущихся в карты, двух ругающихся трактирных девок и, смешавшись с толпой грузчиков, чернорабочих, матросов, и паломников миновала ворота. Охрана ворот тщательно досматривала повозку с вином, управляемую толстым монахом в коричневой рясе, настоятельно требуя от него проездные документы в виде фляжки старого доброго монастырского вина. Святой отец в ответ на плохо скрываемые просьбы выдать немножко винца отчаянно ругался, как пьяный боцман, но движимые похмельем солдаты были настойчивы. Видимо, не только благородные господа праздновали приезд короля. Группку из шести человек в серых плащах с носилками, на которых под тряпьем лежал кованый сундук, так никто и не досмотрел.

Город спал. Его узкие кривые улочки змейками извивавшиеся от городской площади до замковых ворот были тихи и пустынны. Дом, которым владела семья Вейм, находился рядом с замком, подальше от городской площади с ее толчеей и рынком, ремесленных кварталов, складов, квартала удовольствий и пропахшего рыбой порта, поближе к остальным родственникам. В этом доме постоянно жила одна из теток Вейм, Эйтель Прекрасная, несмотря на всю свою красоту и всеобщее обожание так и не вышедшая замуж. Сей факт, несколько не смущавший ветреную Эйтель менявшую любовников как перчатки, служил постоянным предметом скорби для остальных родственников. Все женщины из рода Эрика Таммивильского жалели «несчастную» Эйтель и, останавливаясь у нее погостить, обязательно ставили свечи во всех местных храмах, чтобы боги даровали ей хоть какого-нибудь мужа.

– Заперто, – проговорила Вейм, постучавшись в низенькую, практически с нее ростом, дверь.– Придем попозже.

– Спят, наверное, – пожал плечами Хаген и забарабанил в дверь рукой одетой в тяжелую кованую перчатку. – Теперь нет.

За дверью завозились.

– Ктоооо таааам?

– Открывайте… гости. Мы хотим видеть лорда Таммивильского.

– Добрые люди в такое время по гостям не ходють… Убирайтесь откель пришли… Лорд поздно спать лег и раньше обеда не встанет, – раздался из-за двери визгливый противный голосок.

– Как звать тебя, несчастный.

– А тебе какое дело? – Донеслось из-за двери.

– Чтобы знать, что на могилку начертать, когда мои люди пришибут тебя, выбив дверь,– рявкнула Вейм. – Если лорд Эрик Таммивильский спит, позови леди Эйтель.

– Нетути… госпожа в гостях.

– Может, тогда позовешь кого-нибудь из его свиты: оруженосца лорда, его советника, кого-нибудь из дочерей лорда.

– Не могу… Спят все…

– А ты что не спишь? И где охрана?

– И охрана спит, хорошо вчера погуляли, а у меня бессонница, и мне пить нельзя: у меня желудок больной и печень. А еще знахарь сказал, что брюшина слабая: еле кишки держит. И вот коленки по ночам трясутся, когда кости ломит, а еще нервы и падучая, да и глаза к старости косить начали, когда нос сломали, да и волосы выпадают с зубами, потому что соседка – ведьма к колдунье ходила, вот и заговорили меня.

      Прошло несколько минут, но поток стенаний все нарастал, превращаясь из тонкого ручейка в громыхающий водопад. Начиная с жалоб на здоровье, собеседник прошелся по всем соседям, потом перешел на их детей, воровавших у него молоко и пачкавших свежепостиранные панталоны, пожаловался на прохудившиеся башмаки, злодея – булочника постоянно подсовывавшего вчерашний хлеб, жену, отравившую его несвежим бульоном, и хозяйскую кошку нассавшую ему в башмаки. Вейм бил нервный смех, сквозь который она дословно переводила речь жалобщика. За много лет путешествий и приключений Вейм встречала только одно столь обиженное жизнью и окружающими существо.

– Аввундий? Ты ли это? – просила Вейм, когда человек остановился перевести дух.

– Яяяяя… – протянул он.

– А что у тебя с голосом?

– Да… дверью прищемили седьмого дня.… А откель ты меня знаешь?

– Авундий, это я, Вейм.

– Не морочьте мою больную голову. Вейм уже два года как умерла, и мы регулярно просим богов позаботиться о ее неспокойной душе.

– Авундий, если не откроешь, скажу твоей хозяйке, кто семь лет назад отравил ее болонку.

– Это не доказано!– Возмутились за дверью.

– Еще скажу соседям,– заговорщически прошептала Вейм, – кто кидает репейник в кувшины с молоком, общипывает цветы в горшочках и обливает придверные коврики мочой из городского нужника.

– Не доказано! – Из маленького окошечка высунулась костлявая рука с кукишем. Обратно затянуться она не успела. Ловким движением Вейм перехватила руку и резко потянула к себе, заставив владельца впечататься в дверь с другой стороны.

– Будешь орать, сломаю так, что ни один костоправ не поможет! Живо открывай!

За дверью раздалось возмущенное всхлипывание, скрип связки ключей и скрежет открываемого замка. Только, когда дверь открылась, и спутники Вейм вошли в низенькую прихожую, она отпустила Авундия.

– Ну что, Авундий, здравствуй, – проговорила она, вправляя ему вывихнутое плечо.

– Леди Вейм… – проговорил мужичонка, ошарашено вращая огромными от изумленья глазами, из-за чего стал похож на облезлую худую сову. – Как же это то.… Надолго Вас с того света отпустили?

– Навсегда. Отправили на землю нести благость и добро,– проговорила Вейм, сложив на груди руки в молитвенном жесте.

Лицо Авундия вытянулось в изумлении.

– Да живая я, а слухи о моей смерти – просто неудачная шутка. И не умирала я никогда. Буди отца, поговорить с ним хочу.

– А это кто, ангелы? – Спросил он, кося правым глазом на одноглазого Хагена.

– Нет. Гости.

– Гости… – протянул задумчиво Авундий. – А у нас охрана спит… и собаки накормлены…

– Авундий, не испытывай мое терпение. Я хочу видеть отца.

– Пооонял… – протянул Авундий, и лицо его просияло, словно на него сошло божественное озарение.– Вас на сутки с того света выпустили, с родными попрощаться, а это провожатые ваши. Не волнуйтесь госпожа Вейм. Сейчас подниму лорда ради такого-то дела. Дочь на день отца повидать вернулась!

      Одновременно жалуясь на жизнь, извиняясь за то, что не узнал, восхваляя всех богов и расспрашивая о тонкостях загробной жизни, мужичок провел их через меленький внутренний садик с бассейном, в котором среди цветков лотоса плескались алые карпы. Затем, они поднялись по деревянной галерее на второй этаж, где Авундий долго гремя связкой бронзовых ключей, отпер одну из дверей. Всхлипывая, причитая и бормоча под нос что-то нечленораздельное, он отправился будить лорда Эрика, оставив Вейм ждать в небольшой комнате.

Эта маленькая комната, обитая зеленым бархатом, служила леди Эйтель кабинетом, в котором она принимала только очень важных посетителей, чей визит, однако, не был связан с сердечными поручениями. Обстановка отличалась как от кабинетов лордов этих земель, так и от приемных комнат Драгонхолла. Вместо деревянных скамей стояли обтянутые зеленым, в тон обоям, бархатом стулья, вместо кованых сундуков и громоздких безликих секретеров – изящные шкафчики с книгами и свитками, вместо дубовых столов – резной стол с ящичками, обитый дорогим зеленым сукном. На стенах комнаты не висело огромных гобеленов со сценами из битв, военных трофеев, тонны оружия или ключей от взятых городов, только портрет хозяйки в полный рост, на который падали лучи из выходящего на улицу оконца. Едва заметные цифры в углу сообщали, что портрет был написан два года назад, когда хозяйке исполнилось двадцать семь. Однако надпись была сделана поверх хорошо замазанной старой, скорее всего скрывавший истинную дату написания портрета и возраст хозяйки. Память подсказывала Вейм, что тетушка Эйтель была ровесницей третьей жены отца, а значит черноокой бестии, с мраморным цветом лица, алыми, точно кровь губами, и длинными черными вьющимися волосами на данный момент было никак не меньше тридцати семи.

– Она в жизни так же выглядит?– Спросил Хаген, с трудом оторвавшись от портрета.

– Не удивлюсь, если лучше. Хаген, здесь не Драгонхолл. Здесь женщины не носят мечи и не сражаются плечом к плечу с мужьями. Нас не учат управляться одинаково хорошо с прялкой и дротиками, а лук мы видим только в салате. Здесь женщина служит для удовольствия, а не в качестве боевой единицы. Нас учат готовить, а не варить противоядия от слюны мантикоры. Здесь дамская собачка – это мелкая прыгающая муфта, а не волкодав способный менее чем за десять минут разорвать на куски любого.

За дверь послышались тяжелые мужские шаги и еще одни шаркающие, похожие на стариковские.

– Ну, если ты посмел разбудить меня так рано из-за пустяка!– Раздался за дверью мужской бас, и дверь распахнулась, едва не вылетев из петель.

– Здравствуй, папа.

– Здравствуй… Вейм… – тихо проговорил он, захлопывая дверь перед самым носом Авундия едва не прищемив его. Он быстро подошел к столу и начал нервно подергать ящики, пытаясь их открыть.

– Не думаю, что Эйтель держит тут вино, заметила Вейм.

Мужчина растерянно кивнул.

– Авундий, песий сын! Неси вина!

– Госпожа Кира не велела подавать Вам хмельные напитки до обеда,– высунулся из-за двери Авундий.

– Ты кому служишь мне или моей жене? – Взревел Эрик Таммивильский. В дверь полетела глиняная вазочка – Живо тащи, иначе вылетишь с моего двора, бездельник!

Авундий исчез, успев закрыть дверь раньше, чем фарфоровое чудо разбилось о кованую поверхность двери. Ваза разлетелась, а часть осколков застряла в узорах прокрывавших дерево причудливой вязью.

– Я ж за тебя во всех храмах свечки ставил. Сестры пережевали…. – проговорил он, медленно опускаясь на кресло. Вейм заметила, как руки отца дрожат от волнения. – Два года назад у северных берегов разбилось судно с черными парусами. Из команды спасся только один человек. Несчастный прожил всего три дня: умирая, он передал, что ты и твоя семья погибла.

– Да, мой муж и сын действительно мертвы, но я, к сожалению, еще жива. Что было изображено на парусе этого судна?

– Какая разница…

– Если это на черном полотнище был осьминог, то вам крупно повезло: это был корабль-разведчик Черного короля. Если бы он вернулся на Огненные острова, то через полгода у ваших берегов уже стояла хорошо вооруженная эскадра.

Дверь заскрипела, и на пороге появился Авундий с двумя бочонками красного под мышками и бронзовым кубком. Лорд одним движением вырвал бочонок, выбил дно и залпом выпил.

– Да какая разница, кто он был и откуда. У него была твоя цепочка, – рявкнул Эрик, вытирая усы рукавом красного шелкового халата. – Твоя цепочка… с твоим камнем. Та, которую мать тебе на пятнадцатилетие подарила. Голубой прозрачный камешек на серебряной цепочке.

– Этого не может быть…– Покачала головой Вейм. – Я его в могилу сына положила. Ингеру очень нравился этот камень. Ты бы видел, как он улыбался, когда камень переливался на солнце и бросал лучики на деревянную спинку кроватки. После смерти Ингера камень позеленел и стал матовым. Верховная жрица сказала, что душа камня умерла вместе с ребенком.

Эрик сорвал кожаную ладанку, висящую на шелковом шнурке на груди, и вытряс содержимое: на зеленое сукно упал мутный бело-зеленый граненый камешек в тонкой серебряной оправе.

– Он?– Спросил отец, залпом осушая бокал заботливо наполненный Авундием.

Вейм осторожно, словно амулет был сделан из хрупкого стекла, взяла его в руки и поднесла к глазам. Хотя полированная поверхность ныне была покрыта царапинкам и трещинками, а оправа и цепочка почернели, на серебре все еще виднелась старая гравировка. "<…>повержено, но не мертво. Имя ему<… >Помни< … >всегда", гласили едва заметные рунические символы, начертанные на потемневшем металле.

–Откуда здесь амулет твоей матери? – Удивленно спросил Хаген.

– Мне тоже хочется это знать.

– Твой новый муж? – Скривился Эрик, указывая пустым кубком в сторону Хагена.– Что-то какой-то он у тебя жизнью порченый.

– Нет, советник.

– Для советника сойдет. А эти?

– Отти – оруженосец, а остальные мои люди.

– Что-то мало их,– усмехнулся Эрик.

– Остальные остались в порту.

– Остальные? И много вас? – Ухмыльнулся Эрик.

– Двадцать три человека. Все, кто согласились сопровождать меня в моем путешествии.

– Не густо. Авундий, иди, принеси-ка еще выпить, – проговорил он, выливая остатки вина на дубовый паркет. – У нас тут долгий разговор намечается.

– Может быть, хватит вина на сегодня? Утро только началось, а ты уже два бочонка умял, да и Эйтель не оценит, если ты зальешь ей пол дешевым пойлом.

– Почему же дешевым?

– Хорошее вино Эйтель хранит в отдельном погребе. Не думаю, что у тебя есть ключи от него.

– Только приехала, а уже пытаешься читать мне нотации, лучше прикажи кому-нибудь из своих людей, постоять за дверью,– проговорил он, переходя на шепот. – У Авундия длинные уши, а мне сплетни не нужны. Да и скажи уже своим молодцам поставить сундук на пол. Они ребята крепкие, но я в свое время себе спину сорвал, передавая его твоему мужу.

– Отти, постой за дверью. Проследи, чтобы Авундия во время нашего разговора рядом не было. Пусть принесет вино и проваливает, а не греет уши за дверью. Мартти, Матти, Олли поставьте сундук.

– Они понимают нас? – Спросил отец, когда приказ Вейм был выполнен.

– Увы, нет,– покачала головой женщина.

– Замечательно,– проговорил Эрик, мгновенно трезвея. – Я не знаю, что там произошло и не хочу знать. Судя по тому, что ты притащила свой сундук с приданным, тебя выгнали, но знать об этом никому не обязательно. Ты говоришь, что твой муж умер: пусть будет так. Можешь ты поклясться костьми своей матери, что это так и ты не имеешь к этому никакого отношения?

– Папа!

– Что папа… Я тебя слишком хорошо знаю. Не думаю, что ты сильно изменилась. И я очень хорошо помню, что мне пришлось выдать тебя замуж против твоей воли, за лорда из дальних земель, потому что окрестные лорды отказывались на тебе жениться. Можешь на меня обижаться, но я сделал это ради нашей семьи. Пока не выйдет за муж старшая дочь, младшая не смеет даже грезить о свадьбе. Таковы древние обычаи, и мы должны их соблюдать. Твой муж оказал нам великую услугу, взяв тебя в жены.

– В этом ты можешь быть спокоен: я не имею отношения к смерти Илириха РедДрегана, и как любящая жена скорблю о его смерти. Все меняется, отец, и я в том числе.

– Что ж, – вздохнул Эрик. – Дай ты бог, если так. Добро пожаловать домой, дочка. Дай я тебя обниму! Тебе я думаю лучше не задерживаться в Мянтувиле, а сразу отправиться в Таммивиль. – проговорил он, крепко обнимая дочь. – Ты на чем добралась до Мянтувиля?

– На драккаре, – прохрипела Вейм даже не пытаясь вырваться из крепких отцовских объятий. Несмотря на почтенный возраст, отец спокойно гнул подковы, метал тяжелые боевые топоры, ходил в походы, осушал бочку вина на спор, ломал мебель, и участвовал в турнирах. Одним словом, Эрик Таммивильский вел весьма насыщенную жизнь, и сил его вполне хватало, чтобы неверным движением сломать ребра.

– Хорошо. Я напишу письмо. Отправишься в Таммивиль, там тебя встретят. Дождешься моего приезда: там решим, что делать с тобой и твоими людьми. А пока вам лучше не мелькать в Мянтувиле. Вейм, ты пойми меня правильно, – добавил он, видя, как изменилось лицо дочери. – Я не пытаюсь от тебя избавиться. Вейм, ты моя старшая дочь и тебя люблю, но у меня есть еще дочери, которых нужно выдать замуж и чем раньше, тем лучше. Одно твое появление, и мое доброе имя, которое я восстанавливал шесть лет, опять обрастет сплетнями. Так что, раз уж вернулась: будь добра вести себя прилично, – обнимая дочь, проговорил Эрик.

– Хорошо, папа, – прохрипела девушка. На миг ей почудилась, что она услышала треск ребер под кольчугой.

– Вина, господин? – За дверью послышались звуки борьбы, и показалась плешивая голова Авундия.

– Тебя, песий сын, только за смертью посылать! – Рявкнул Эрик, разжимая стальные объятия.– Стол собирай – завтракать будем!

– Так меня этот….– Авундий хотел выругаться, но, взглянув на Хагена и Вейм, осекся, – мальчишка этот не пускал. Я говорю: “к господину иду с вином”, а он головой мотает: не понимает, дескать. Дурной видимо или немой. Я ему снова: “пусти, говорю, небом обиженный”. А он хвать за шкирку и не отпускает: еле порвался. Тунику вот мне порвал, окаянный!

– Марш на кухню! Скажи, чтобы завтрак накрывали!– Рявкнул Эрик, прерывая словесный поток Авундия.

– Отец, можно я заберу амулет?

– Он твой, – пожал плечами Эрик. – И постарайся больше его не терять. Ладно, дочка? Он был очень важен для Веспер, не знаю уж почему.

Вейм кивнула.

Завтрак в доме леди Эйтель Прекрасной начался раньше обычного. В большом зале слуги неторопливо накрывали длинный деревянный стол, разносили бронзовую посуду, подносы с едой. В центре стола сидел Эрик. Его новая жена Кира из-за рождения дочки осталась в Таммивиле, поэтому по левую руку от него сидела Эйтель Прекрасная, хозяйка этого дома. За то время, пока Вейм не видела её, женщина не постарела, а повзрослела, приобретя зрелую красоту взамен очарования юности. По рядом с ними сидели сонные дочери с зелеными от вчерашних возлияний мужьями. Они попеременно зевали и недоуменно спрашивали друг друга, какой недобрый сон заставил Эрика встать пораньше и почему другие должны из-за этого страдать. Рядом с ними группкой сидели внуки лорда Таммивильского. Монотонно, словно живые куклы, размазывая кашу по тарелкам деревянными ложками, они умудрялись заодно испачкать скатерть, суетящуюся нянюшку поджарых охотничьих псов, выпрашивавших подачки, слуг и даже деда. Чуть далее, сидели прочие родственники милостиво допущенные к столу. Вейм выделили место в уголке стола между подслеповатой теткой, пятиюродной сестрой одной из бывших жен Эрика Таммивильского и заспанными менестрелями. Менестрели пытались что-то бренчать на лютнях, но решив, что на годный желудок и соловей не поёт, принялись за поросенка. Спутников Вейм отправили завтракать со слугами на кухню. Вейм молча ела, мысленно благодаря богов за завтрак, не забывая при этом прятать часть еды в сумку. Вино до края стола не доходило, пропадая где-то на середине пути. Менестрели разговлялись припасенной с вечера медовухой и пытались споить Вейм. Однако женщина, не поддаваясь на уговоры, пила лишь воду. Она уже собираюсь тихо покинуть свое место, осушив напоследок предложенный бокал с медовухой, как на желтой поверхности напитка показалось изображение головы Стилмата. Подмигнув голубым глазом, дракон качнул рожками и исчез, оставив на дне бокала всего лишь каплю пенного напитка.

– Леди Вейм леди Вейм, – окликнул ее звонкий детский голосок.

В наполненном прежде гулом зале стало тихо, словно в склепе.

Вейм встала. К ней подбежал босой мальчик лет пяти в грязной рубахе и порванных штанах.

– Леди, Вейм, в порту пожар. Ваш корабль сгорел, – протараторил он, не успев отдышаться. – Корабль ваш сгорел. – Он протянул грязную ручку, требуя вознаграждения.

– А люди?

Мальчик пожал плечами.

– Хочешь получить еще серебряный? – Кинула ему монетку Вейм.

Мальчик кивнул русой головой.

– На кухне найдешь советника Хагена, скажешь ему: «Вейм каски сеурата миниа»,– спокойно проговорила она.– И проведешь в порт. Я буду вас там ждать. Запомнил?

      Мальчик кивнул и скрылся в одной из узких боковых арок, ведущих в другие помещения дома. Вейм спокойно, словно ничего не произошло, стала из-за стола, вытерла руки о скатерть и, не обращая внимания на любопытные взгляды, направилась к двери.

– Вейм?! – Рявкнул Эрик.

– Приятного аппетита, папа, – обернулась Вейм и, почтительно кивнув головой, вышла из зала.

      Из дома Вейм выскочила, словно ошпаренная. Было позднее утро. Улицы были полны людьми, повозками и животными. Едва не сшибая прохожих, Вейм неслась по узким улочкам. Когда она, запыхавшаяся, добежала до порта, было уже поздно: на том месте, где над водой поднимался причал, плавали догорающие доски, солома, обрывки парусины, бочки, обломки мачт, горелые тушки крыс и ошметки рыбы. Серый пепел летал в раскаленном воздухе, мешаясь с вонью горелой древесины, тухлой рыбы, намокшей ткани и паленого мяса. Люди бегали, пытаясь тушить охваченные огнем таверны и склады. Среди мусора, плавающего в грязной мутной воде, Вейм разглядела обугленную фигурку дракона, прежде украшавшую нос драккара. Женщина, вцепившись в черные деревянные бока, вытащила ее на горячий каменный пирс.

– Оставь, её Вейм. Она уже отплавала свое.

Девушка оглянулась, не выпуская из рук дракона. Рядом стоял Ирсен. Усы его были опалены, в бровях застряли частички пепла, но одежда, сшитая из драконьей кожи, не пострадала в огне.

– Что с людьми?

– Не волнуйся – все вроде целы. – Даже ожогов нет.

– Что произошло? Нас не было часа два – три, не больше.

– Да я и сам ничего не понял, – пожал плечами мужчина. – Налетел сильный ветер с реки. Потом появился огненный смерч и все вокруг запылало. Едва людей успел спасти, а все добро: шелка, меха, пряности, все вспыхнуло, как бумажка. Что с собою было унести – унесли, остальное на дно ушло.

– Ну, если все живы, – грустно улыбнулась Вейм. – Прорвемся, не в первой. Оружие успели взять?

– Да и денег маленько: на первое время хватит, – подмигнул Ирсен. – Старый пират не пропадет. Пойдем к нашим. Ты-то как: батю повидала?– Спросил он по дороге.

– Замечательно. Забрали приданое, в семью приняли. Даже за столом место выделили в уголке, между маразматичкой теткой и бардами-алкоголиками.

– Плохо, – вздохнул Ирсен.

– Да ладно тебе. Зато мне не придется сегодня отплывать в Таммивиль, ибо от драккара только щепки остались. Подожду пока отец уладит свои дела в Мянтувиле и вернусь в родное гнездо уже с ним, – зло усмехнулась Вейм, не выпуская из рук деревянного дракона. – Значит так. По планам у нас завтра турнир лучников, ристалище и прочие развлечения, на которые так мечтал попасть наш благородный Хаген. Кстати, он еще не появлялся?

– Нет еще.

– А Стилмат?

– А вот Стилмату мы должны быть благодарны. Ни с того, ни с сего судно стало раскачиваться, и мы на пирс выползли всей командой, а тут небо заволокло за несколько мгновений, и появился смерч. Мы едва успели за городскими воротами укрыться. Так что, если бы не Стилмат, плавать бы нам кусками горелой человечины.