Пять методов

– Отличный специалист, прекрасно знающий своё дело. Коммуникабельная, общительная, очень приятная женщина, немного своеобразная, но это нисколько не отталкивает, а напротив даже привлекает. Одним словом психолог, они все немножко со странностями. Легко и быстро находит общий язык, как с детьми разных возрастов, так и с взрослыми. Мне несколько раз приходилось работать вместе с ней, и у меня остались исключительно положительные эмоции. Я чувствовала себя в её обществе комфортно.

Внимательно выслушав мать, он спросил:

– Может, ты знаешь, как к ней относятся в школьном коллективе?

Мать, пожав плечами, ответила:

– Ну, я не знаю всех тонкостей и нюансов микроклимата в школьном коллективе Агаты, но по рассказам некоторых учителей, с которыми я лично знакома, их дети ходят в наш сад, их отношение к Пауле Арнольдовне исключительно положительное. Говорят, что хороший специалист, с которым приятно общаться и работать.

«Угу, – подумал он, слушая внимательно то, что говорила ему мать, – только почему то ни Наде и ни Агате Владимировне это не нравится. Одна с ней постоянно конфликтует, а вторая от неё избавиться хочет. Странно как-то получается. На лицо крайне предвзятое отношение со стороны Нади и её матери к детскому психологу, с которым все прекрасно ладят и работают».

– Почему она тебя заинтересовала? – спросила мать.

Вновь проигнорировав вопрос матери, он в свою очередь задал свой:

– А про отца её ты что-нибудь знаешь?

– Насколько мне известно, её отец видный в медицинских кругах психиатр. Арнольд Исаакович является заведующим областной психиатрической больницей, которая находится на окраине города. Уже одно это говорит о том, что он первоклассный специалист.

– Почему? – заинтересованно спросил он.

– Как это почему? – возмущённо переспросила его мать, недовольная тем, что вопросы задаются ей в одностороннем порядке. – Это не просто психиатрическая больница, а специализированное медицинское учреждение, где лечение проходят люди с уголовным прошлым. По сути это та же тюрьма.

– Откуда ты это всё знаешь? – с нескрываемым недоумением спросил он.

Мать, посмотрев на него, как на дурачка, усмехнулась и сказала:

– Слава, ты, как будто бы только что из лесу вышел, а не в нашей семье вырос.

– Понятно, – догадался он, – от отца.

– Ну, конечно, твой отец по рабочим делам неоднократно ездил в эту больницу, рассказывая потом, какой ужас там творился в специальном корпусе, где проходили лечение уголовники с тяжёлыми заболеваниями психики. Представляешь, какую железобетонную нервную систему нужно иметь, чтобы работать в таком учреждении?

– Представляю, – ответил он, задумавшись.

– Слава, почему ты интересуешься Паулой Арнольдовной? – спросила мать.

Задумавшись, он мыслями ушёл в себя, переваривая всё то, что услышал от матери, поэтому не ответил на её вопрос. Ей это не понравилось, и она, положив на стол кухонную утварь, упёрла руки в бока и повторила свой вопрос, основательно повысив голос:

– Слава, или ты мне скажешь, зачем тебе понадобилась Паула Арнольдовна, или я больше не отвечу ни на одни твой вопрос.

Он даже не отреагировал на голос матери, по-прежнему стоя с отрешённым лицом.

– Да, что же это такое?! Слава, ты вообще меня слышишь?!

– А? – очнулся он и поднял вопросительный взгляд на мать.

Мать, смерив его недовольным взглядом, произнесла:

– Ты глухой что ли? В сотый раз тебя спрашиваю, зачем тебе Паула Арнольдовна?

Он знал, что мать задаст ему подобный вопрос, но ничего придумывать не стал, сказав ей правду:

– Я узнал про Паулу Арнольдовну от Нади. Вопреки твоим рассказам она и её мать кардинально противоположного о ней мнения. Надя утверждает, что Таунберг самолюбивая выскочка, с которой у школьного коллектива серьёзные проблемы, поэтому Агата Владимировна пытается всеми возможными способами уволить её, но не может этого сделать, так как Паула Арнольдовна протеже своего отца.

Он видел, как у матери от его слов округлились глаза, которые смотрели на него с нескрываемым недоумением и удивлением.

– Слава, да быть такого не может! – с явным замешательством произнесла мать. – Я не могу в такое поверить!

– Ну, я тебе врать, что ли буду, мне это зачем? Я поэтому и спросил у тебя про Таунберг и про её отношение в коллективе, потому что Надя очень нелицеприятно отзывалась о ней сегодня утром.

Мать, внимательно выслушав его, ошеломлённая его словами, опустилась на стул.

– Странно, но мне всегда казалось, что Агата не просто довольна таким специалистом, как Паула Арнольдовна, для которой работа является неотъемлемой частью её жизни, а несказанно рада и счастлива, что такой специалист работает именно в её школе. Она ведь, как диктатор собирает в своей цитадели знаний только самых лучших. Нужно позвонить Агате и поговорить с ней, не могу я поверить в то, что ты мне сейчас сказал. Это какое-то недоразумение.

– Нет, не нужно тебе этого делать, – сказал он, понимая, что если мать позвонит тёще и начнёт выспрашивать у неё про Таунберг, об этом мгновенно узнает жена.

Мать, посмотрев на него удивлённым взглядом, спросила:

– Почему?

Вздохнув, он ответил:

– Мам, Надя на дух не переносит свою коллегу, негативно реагируя даже на её имя, произнесённое при ней вслух. Если ты поговоришь с Агатой Владимировной о Пауле Арнольдовне, она обязательно передаст этот разговор Наде, и та поймёт, кто тебе рассказал об этом. У меня и так проблемы с нервами, не хватало, чтобы ты ещё подлила масла в огонь. Не стоит совать свой нос в чужой огород.

Мать, внимательно выслушав его, взяла паузу, чтобы обдумать сказанное им.

– Наверное, ты прав, – нарушив молчание, сказала мать. – Лучше я спрошу об этом саму Паулу Арнольдовну.

– А у тебя есть с ней связь? – заинтересованно спросил он.

– Она послезавтра должна прийти к нам в детский сад, – пояснила мать. – У нас нет своего психолога в саду, потому что эта должность, хоть и предусмотрена по штату, но не имеет полноценной нагрузки, поэтому оплачивается в полставки. Заведующей приходится приглашать специалистов из других организаций, потому что за минимальную зарплату, никто работать, как штатная единица не хочет.

Он моментально смекнул, что это его шанс встретится и переговорить с Паулой Арнольдовной. Пропустив мимо ушей практически всё, что ему сказала мать, он выделил для себя главное: детский психолог, с которым ему нужно было встретиться, послезавтра должен прийти к его матери на работу.

– А когда она придёт?

– Конкретное время я не знаю, но точно в первой половине рабочего дня. Некоторые родители забирают детей перед сном, поэтому все мероприятия стараются проводить в первой половине дня, чтобы на них присутствовало, как можно больше детей.

– А ты можешь узнать точное время?

– Ну, только завтра или послезавтра.

– Хорошо, как узнаешь, позвони мне, я подойду к вам в детский сад.

– Зачем? – удивлённо спросила мать.

– Хочу у Паулы Арнольдовны, как у специалиста кое-что спросить. Так сказать, попросить профессионального совета.

Забеспокоившись, мать спросила тревожным голосом:

– Слава, что-то с детьми?

– Нет, – отмахнулся он, успокоив мать, – просто хочу проконсультироваться у дипломированного специалиста о состоянии своего психического здоровья.

– Слава, но Паула Арнольдовна детский психолог, а не взрослый психиатр, – возразила мать.

– Вот и хорошо, – улыбнувшись, сказал он, – я хоть и приблизился к порогу в сорок лет, всё равно чувствую себя на все десять, а то и семь. Нет, скорее всего, пять.

Мать, снисходительно вздохнув, произнесла:

– Да я и вижу, что у меня сыночек уже скоро четвёртый десяток разменяет, а всё никак не повзрослеет.

– Позвонишь?

– Позвоню. Зови детвору к столу.

Обратив внимание на еду, которую мать выложила на стол, он почувствовал, как желудок злобно зарычал, а рот начал заполняться голодной слюной. Он, было, потянулся к столу, чтобы схватить что-нибудь с тарелки и кинуть в рот, но, увидев грозный взгляд матери и её занесённую руку, состроил недовольную гримасу и вышел из кухни.

Он объелся так, что живот готов был взорваться от малейшего прикосновения к нему. От сытости появилась навязчивая сонливость, от которой он никак не мог отвязаться. Глаза начали слипаться, а голова запрокидываться назад, либо падать вперёд. Не в состоянии более бороться со сном, он закрыл глаза и погрузился в его самую глубокую степень.

Глава 10.

Когда сознание понемногу начало возвращаться к нему, он ощутил мучительную ломоту в голове. Особенно сильной боль была в районе затылка, как будто бы его ударили в это место тупым тяжёлым предметом. Помимо боли голова раскалывалась от нестерпимой тяжести. Казалось, что в черепную коробку залили раскалённый свинец, от которого голова стала настолько неподъёмной, что он не мог ею пошевелить. Каждое движение головой вызывало острую боль, которая неприятными волнами растекалась по всему телу, отзываясь болезненными ощущениями во всех клетках и окончаниях нервной системы. Замерев, он не торопился открывать глаза, терпеливо выжидая, когда боль в теле утихнет, а тяжесть в голове отпустит.

Когда дыхание стало ровным и глубоким, он почувствовал, как боль понемногу начинает отпускать и затихать, чего нельзя было сказать о тяжести, которая по-прежнему была сильной и невыносимой. Чтобы не провалиться в сон, он, стараясь не шевелить головой, слегка приоткрыл глаза. Было темно. Проморгавшись, он не стал закрывать глаза, давая им возможность привыкнуть к темноте, чтобы у него была возможность оглядеть помещение, в котором он находился. Пролежав несколько минут, он понял, что у него ничего не получится, потому что тьма в помещении была кромешной.

Закрыв глаза, он попытался сосредоточиться и собраться с мыслями, чтобы понять, что ему делать в сложившейся ситуации. Это оказалось крайне сложной задачей, потому что сознание было словно бы в густом плотном тумане, обволакивающем его со всех сторон, замедляя мозговую деятельность. К тому же очень сильно отвлекали болевые ощущения. Все усилия собрать в кучу весь тот хаос, который творился у него в голове, не увенчались успехом. От тщетных попыток выстроить хотя бы самую простую логическую цепочку боль в голове стала всеобъемлющей и ужасающей, и он, решив не мучить свой воспалённый мозг, оставил эту затею. Не двигаясь, он замер и постарался расслабиться. Через время он ощутил, как начинает медленно погружаться в забытье.

Вдруг окружающее пространство разорвало громким и резким шумом, который мгновенно вырвал его из забытья. Звук был похож на стук отпирающегося замка, сопровождаемый металлическим лязгом открывающейся двери. Ещё не понимая, что происходит, он приоткрыл глаза, в которые мгновенно ударил яркий свет, ослепив его. Сомкнув веки, он попытался отвернуть голову от источника света, так как яркие лучи, проникая сквозь кожу, раздражали глаза, от чего ломота в затылке кратно усилилась. Движение головы отозвалось сильнейшей болью во всём теле.

– Мы-м-м… – болезненно простонал он.

За лязгом открывшейся двери последовали многочисленные шаги, звук которых прошёлся по его барабанным перепонкам, словно отбойный молоток по бетонной стене. Стук шагов, нарастая, приближался к нему. Понимая, что его не оставят в покое, не дав ему даже маломальской передышки, он приготовился к очередному допросу и пыткам. Он ощутил, как крепкие руки, схватив его за спину, резко развернули в сторону, где слышался стук замка и лязг двери, а затем сдёрнули с лежака. Те же сильные руки, жёстко зафиксировав его голову, словно бы она была помещена в тиски, раскрыли ему верхние веки и приклеили их ко лбу клейкой лентой, чтобы он не мог закрыть глаза. Глазные яблоки чуть не разорвало от мощного потока яркого света, который вонзился в них с бешеной скоростью и давлением. Голову мгновенно прострелило резкой болью, которая с молниеносной скоростью распространилась по всему телу.

– А-а-а… – мучительно застонал он.

Свет слепил и не давал ему возможности рассмотреть своих мучителей. Сопротивляться он не пытался, потому что, во-первых, это было бессмысленно, а, во-вторых, у него на это элементарно не хватало сил. Боль разрывала голову. Тело начало бить болезненной дрожью.

– Агентурный псевдоним?! – задал ему вопрос грубым голосом один из мужчин. По направлению голоса он понял, что мужчина стоит перед ним.

– У меня нет никакого псевдонима, – еле выговорил он разбитыми губами.

– Задание?! – ещё громче задал следующий вопрос мужчина. – Твоё задание?!

Он устал отвечать на эти вопросы, которые ему задавали уже бесчисленное количество раз, но молчать ни в коем случае было нельзя. Молчание воспринималось его мучителями, как стопроцентное подтверждение того, что он что-то знает и старается скрыть от них, а так же, как абсолютное основание его вины. Более того, он понимал, что эти костоломы видят в нём не только объект их трудовой деятельности, но и врага, бросившего им вызов. Он пытался пару раз замкнуться и уйти в себя, перестав отвечать на их вопросы, но в этом случае в отношении него мгновенно применяли настолько изощрённые пытки, что побои по сравнению с ними являлись сущим пустяком. Последний раз, когда он перестал отвечать на вопросы, его посадили в ванну с солёной водой и несколько часов били током, наблюдая, как он орёт во всё горло и извивается, словно угорь на сковороде.

– У меня нет задания, – обречённо выговорил он уставшим голосом.

– На кого ты работаешь?! – заорал мужчина в ярости. – Кто тебя послал?!

– Я уже много раз отвечал вам на эти вопросы, – замученным голосом затравленно проговорил он, – почему вы мне не верите?

Мужчина не стал отвечать на его вопрос, а нанёс ему мощный удар в живот, сбив дыхание. Тело в области живота прострелило резкой болью. Диафрагма, получив болезненный удар, на короткий промежуток времени потеряла способность сокращаться, а мышцы брюшного пресса охватил сильный спазм, вследствие чего они опустили рёбра вниз, не давая им возможности подняться. Он непроизвольно сделал энергичный выдох, который неестественно затянулся, не давая ему возможности сделать вдох, чтобы насытить лёгкие кислородом. В глазах потемнело, даже несмотря на то, что в них бил яркий ослепительный свет. Мужчина нанёс ещё один сильный удар. Внутренние органы брюшной полости от удара сместились вверх, выдавливая в верхнее критическое положение диафрагму. Диафрагма, поднявшись в своё неестественное положение, вытолкнула из лёгких остатки воздуха, нарушив работу сердца, которое затрепетало в груди, словно заячья лапка.

Не в состоянии сделать вдох, он ощутил, как лёгкие вот-вот разорвутся от нехватки воздуха. Из-за гипоксии закружилась голова, а на глаза начала наползать предобморочная пелена. Ноги подкосились, потеряв опору под собой, и он повис на руках своих мучителей. Мужчина, схватив его за волосы, поднял его голову и, заглянув в его искажённое муками лицо, злобно прорычал:

– Здесь вопросы задавать могу только я! Думаешь, что мы со временем поверим в твои сказки и отстанет от тебя?! Ошибаешься! Ты расскажешь нам всё! Всю правду!

Мышечный спазм прошёл, и он наконец-то смог сделать долгожданный вдох. Он жадно вбирал в себя воздух со стонами и хрипами, насыщая лёгкие кислородом. Сделав несколько вдохов и выдохов, он закашлялся.

– Тащите его вниз, – отдал мужчина команду своим подчинённым.

Держа под руки, его выволокли из помещения, где он находился, и потащили в неизвестном ему направлении. Перед глазами сперва замелькал бетонный пол, а затем металлические ступени. Он понятия не имел, куда его тащат, но прекрасно понимал, что впереди его ждёт очередной тяжёлый допрос. Когда лестница закончилась, его долго тащили по тёмному коридору. Он ощутил в воздухе застоявшийся затхлый запах, как в подвальном помещении находящемся глубоко под землёй. Вдруг глаза уловили тусклый свет, после чего конвоиры остановились и грубо водрузили его тело на жёсткую ровную поверхность. Когда с глаз сорвали пластырь, он с трудом сконцентрировал взгляд и рассмотрел трёх человек в масках на голове, которые принялись пристёгивать его ремнями к лежаку, на который его положили.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое, – умоляющим голосом сказал он, боясь, что его ожидает очередная изощрённая пытка. – Я сказал вам правду. Я понятия не имею, как мне удалось переместиться во времени…

Он не договорил, потому что один из мужчин, видимо, тот, что задавал ему вопросы до этого момента, перебил его и произнёс грубым голосом:

– Заткнись!

Повинуясь, он замолчал, боясь, что его могут вновь ударить. Мужчины, не обращая на него внимания, продолжали пристёгивать его ремнями к лежаку. Окинув затравленным испуганным взглядом помещение, в котором они находились, он не увидел никаких знакомых ему приспособлений и механизмов для пыток, с которыми ему уже пришлось иметь дело. Тем не менее, этот факт не успокоил, а напротив ещё сильнее встревожил его, потому что он не понимал и не знал, что его ожидает. Помещение было совершенно пустым, за исключением дальней стены, на месте которой располагалось что-то на подобии шкафа с ячейками. Более точно он не мог рассмотреть из-за плохого освещения и ужасного физического состояния.

– Готово, – отозвался один из мужчин, пристёгивавших его к лежаку, бросив ожидающий взгляд в сторону старшего группы.

Старший, не произнеся ни слова, достал из кармана формы шприц и ампулу. Набрав в шприц неизвестный ему препарат, старший пыточной группы, приблизился к нему.

– Пожалуйста, не надо, – успел произнести он, прежде чем игла проткнула кожу на его шеи, и по ней в тело побежал чуждый его организму препарат, не предвещавший ему ничего хорошего.

Когда мужчина выдавил из ёмкости шприца всю жидкость, он вынул иглу из его шеи и приказным тоном произнёс:

– Засовывайте!

Подчинённые покатили кушетку с ним к дальней стене, по мере приближения к которой, он начал осознавать, что его ожидает. Волосы на голове зашевелились и встали дыбом от страха и ужаса, который он испытал, смотря испуганным взглядом на то, что он первоначально издалека принял за шкаф. Многочисленными встроенными в стену ячейками, оказались выдвижные камеры, в точности копирующие камеры хранения трупов холодильника в морге.

– Нет, нет, пожалуйста! – запаниковав, закричал он. – Я, прошу вас, не надо!

– Поздно, урод, – усмехнувшись, сказал один из мужчин, кативших кушетку к камерам. – Полежишь, день другой, глядишь, может, сговорчивее станешь.

Второй мужчина, ехидно рассмеявшись, открыл одну из камер.

– Пожалуйста, не надо, – взмолился он, не спуская пристального взгляда с камеры, раскрытый зев которой, приковал его глаза намертво. – Я всё сказал! Я больше ничего не знаю! Пожалуйста!

Мужчины, не обращая на его мольбы никакого внимания, схватили его тело и затолкали в пасть камеры, наглухо закрыв дверь.

– Пожалуйста!!! Вытащите меня отсюда! – продолжал орать он. – Я рассказал вам всё! Всё, что знал! Пожалуйста! Вытащите меня! Я прошу вас!

Осознав, что его палачам плевать на его мольбы, и никто из них не сжалится над ним и не достанет его из этого металлического мешка, он в отчаянии заорал, вложив в крик все оставшиеся силы:

– Сволочи! Мрази! Молите Бога, чтобы я сдох в этом гробу, иначе я выберусь отсюда и убью вас! Твари! Я выпущу вам кишки и повешу вас на них, а сам с удовольствием буду смотреть, как вы корчитесь в муках!

Он орал так, что в глазах потемнело. Из-за перенапряжения голосовых связок голос сперва стал хриплым, а затем осип. Появились неприятные ощущения першения в горле, как будто бы по нему прошлись наждачной бумагой. Понимая, что он сорвал голос, он замолчал, чтобы перевести дыхание. Облизав пересохшие губы, он попытался сглотнуть ком, образовавшийся в горле в результате сильного крика, и ощутил боль и дискомфорт в районе гортани.

– Мрази, – с трудом проговорил он сиплым голосом, тяжело дыша. – Сволочи…

По тому, как окружающее пространство буквально «съело» его шёпот, он понял, что изнутри камера, в которой он находился, обита специальным материалом, поглощающим любые звуки, поэтому снаружи его крик никто не услышит. Подобное он видел в милицейском тире, куда отец иногда водил его, чтобы он пострелял из его табельного оружия. Стены тира были выделаны специальным мягким материалом, который поглощал громкие звуки, раздававшиеся во время стрельбы. Звук от выстрела был мощным и оглушающим, но мягкая обивка стен мгновенно вбирала его в себя, от чего он казался коротким и глухим. В камере была применена та же технология.

Из-за крика дыхание участилось. Он ощутил, как тяжело ему даётся каждый новый вдох. По телу пробежала мелкая дрожь, а волосы на затылке встали дыбом. В душе родилось чувство страха, постепенно переходящее в ужас. В голове мелькнула мысль, потянув за собой цепочку догадок и предположений. Если камера не вентилируется, следовательно, количество воздуха в ней ограничено, и через определённое время он начнёт задыхаться. В таком случае ему нельзя было кричать, произносить вслух слова или другие звуки, а главное следить за дыханием, чтобы оно было неглубоким и спокойным, только так воздуха в камере хватит на длительное время. Он мгновенно успокоился, стараясь, расслабиться и восстановить дыхание. Далось ему это нелегко, учитывая его моральное состояние, которое было близко к истерике и нервному припадку. Сердце стучало в грудь, словно молот в массивную наковальню, готовое пробить грудную клетку и выскочить наружу. Каждый удар отдавался болью в виски, после чего она уходила в затылок.

«Нужно успокоиться, – подумал он. – Выровнять дыхание, а затем собраться с мыслями и обдумать сложившуюся ситуацию». Со временем дыхание выровнялось, и он с облегчением ощутил, что делает каждый вдох свободно без усилий. Вдруг он услышал в верхней части камеры, прямо у себя над головой, мерный шипящий звук. Испугавшись, он бросил в направлении источника звука взгляд, но ничего не увидел, так как в камере стояла кромешная темнота. Сердце вновь застучало в груди с удвоенной силой, а дыхание участилось. С сильным волнением, от которого пульс вновь начал расти, а дыхание учащаться, он попытался успокоиться, испуганно вслушиваясь в темноту. Через время звук повторился. Мягкий, мерный, шипящий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.