Пять методов

Надя, высокомерно посмотрев на него, нахмурила брови и сказала с особым пафосом:

– Она мне не коллега, Слава, запомни это. Я педагог, обучающий детей грамоте, дающий им знания, которые пригодятся и помогут им во взрослой жизни, а она детский психолог, который ничему полезному их не научит, и вообще занимается, не пойми чем в школе.

– Ну, если твоя мать её до сих пор не уволила, значит, она не такой плохой специалист, как ты утверждаешь, – возразил он. – Чем-то же она занимается в школе, не может же она приходить на рабочее место и целый день бить баклуши.

– Слава, я тебя умоляю, – непреклонным тоном сказала Надя, посмотрев на него критически, как на идиота.

– Я не знаю суть работы детского психолога, чем он там занимается, но подозреваю, что в его обязанности входит следить за психическим состоянием школьников, фиксируя отклонения в их поведении и здоровье, если таковые есть, ну и, наверное, проводить плановые медицинские осмотры, или какие-нибудь воспитательные беседы. Просто у нас на заводе тоже есть психиатр и психолог, который занимается, чем-то похожим, только с взрослыми дядями и тётями. Не может она ничего не делать, иначе бы её должность мгновенно сократили.

Надя, смерив его недовольным недружелюбным взглядом, раздражённо сказала:

– Она держится на своём месте, только благодаря своему отцу, Слава. Если бы не он, мама давно бы уже указала ей на входную дверь, выгнав её на улицу с волчьим билетом. У нас в школе учителей не хватает, от чего постоянно приходится совмещать разные должности и предметы, зато есть психолог, пользы от которого, как с козла молока.

Услышав про отца Таунберг, он заинтересовался, но, не подавая вида этому, осторожно спросил:

– А что её отец какая-нибудь высокопоставленная шишка в министерстве образования?

– Нет, – пренебрежительно махнув рукой, сказала Надя, – тоже какой-то психиатр или психолог, я точно не знаю.

«Опа! – мелькнула у него в голове мысль. – Именно такой человек мне и нужен. Видимо, серьёзный специалист, занимающий высокую должность в каком-то административном или медицинском учреждении, и имеющем вес в научных или медицинских кругах, если даже всемогущая Агата Владимировна с её связями в столице, не может убрать его дочь из своей школы».

Слушая жену, которая, словно бы взбесившись, поливала грязью школьного психолога, в пол уха, он уже строил план встречи с Паулой Арнольдовной и её отцом.

– Что ты так взъерепенилась? – удивлённо спросил он, когда голос жены стал громогласным и принялся сотрясать стены кухни, отскакивая от них эхом. – Тебе она, чем не угодила? Работает и хрен бы с ней, как будто бы ты или твоя мать платите ей зарплату из своего кармана.

Надя, бросив на него злой испепеляющий взгляд, прошипела, словно змея:

– Слава, лучше не беси меня, а то я не посмотрю, что ты болен, врежу так по твоей пустой голове, что мало не покажется.

– Ладно-ладно, я всё понял, что она тебе не нравится, – выставил он руки вперёд ладонями, показывая жене, чтобы она успокоилась, а затем сказал примирительным тоном, – но должны же быть веские причины антипатии к человеку, например, личный конфликт или ярко выраженная не компетентность. Нельзя же ненавидеть её только лишь за то, что её деятельность кажется тебе бессмысленной. Может быть, она думает про тебя точно также.

Надя даже зажмурилась от злости, после чего гневным голосом сказала:

– У меня каждый день с ней конфликт и не только у меня, потому что она самовлюблённая и эгоистичная выскочка, пафоса от которой в разы больше, чем пользы. Всё, Слава, я не хочу больше обсуждать эту папенькину дочку в нашем доме. Понял?

– Да, понял, понял, – сказал он, а про себя подумал, что то же самое недавно говорил жене о Новикове, психологический портрет которого полностью подходил под слова Нади. Тем не менее, для жены психиатр был высококвалифицированным специалистом, а школьный психолог – пафосной дурой. Объяснение этому было лишь одно – у его жены со школьным психологом были личные разногласия, возможно, касающиеся работы, перешедшие в крайнюю неприязнь. А это никак не влияло на профессиональные качества и компетентность школьного психолога, и уж тем более на соответствующие профессиональные качества её отца.

– За то, что ты взбесил меня, идёшь и выкидываешь мусор. Понял?

– Ага, – сказал он, завязывая узел в верхней части мусорного мешка, который передала ему жена. Взяв мешок с мусором, он вышел в коридор, после чего развернулся в сторону жены, которая сверлила его пристальным злым взглядом, и произнёс с лукавой улыбкой. – Паула Арнольдовна! Паула Арнольдовна!

Надя, схватив с мойки кухонную тряпку, запустила её в него, закричав:

– Пошёл вон!

Увернувшись, он быстро влез в ботинки, открыл дверь и произнёс перед самым выходом:

– О-о-о! Наденька, наверное, тебе нужно показаться психиатру, а то нервы не к чёрту…

Он не договорил, потому что Надя начала молниеносное движение в его сторону, как только услышала его слова о психиатре. Вылетев из квартиры, он бросился вниз по лестнице. Вдогонку ему полетели его домашние тапки, и раздался злой голос Нади, не предвещавший ему ничего хорошего после возвращения.

Когда он ушёл, Надя закрыла дверь и взяла свой сотовый телефон. Набрав нужный ей номер, она приложила телефон к уху и стала ждать, когда абонент на противоположном конце линии снимет трубку.

– Что-то случилось? – раздался в трубке настороженный мужской голос.

– Он спрашивал о ней, – сказала Надя, в голосе которой были едва заметные нотки беспокойства.

– О Таунберг? – уточнил мужчина.

– Да.

– Что ты сказала?

– Я сказала ему всё то, что ты мне велел сказать: что она некомпетентный специалист, от которого ему не будет никакой пользы.

– Как он отреагировал?

– Мне, кажется, что он поверил, – неуверенно сказала Надя.

– А если без «кажется»?

– По крайней мере, он не стал меня расспрашивать о ней подробно, после того, как я закатила ему скандал.

– Это ничего не значит, он мог просто не подать вида, хотя в голове уже строит планы на неё, – уверенно сказал мужчина.

– Что же делать? – обеспокоенно спросила Надя.

– В первую очередь выполнять всё, что я тебе говорю…

– Но я и так выполняю, – перебила Надя.

– Если бы выполняла, он бы не попал сегодня утром на Университетскую, – с укором произнёс мужчина. – Я предупреждал тебя, что ему туда ни в коем случае нельзя. Пришлось в срочном порядке выдумывать историю с припадком, в которую он мог не поверить.

– Сл…

– Вот опять! Сколько раз я просил тебя не называть моего имени вслух?! – гневно произнёс мужчина.

Надя осеклась, после чего обиженным тоном произнесла в своё оправдание:

– Что я могла сделать? Он просто взял и сбежал от меня.

– Надя, я понимаю, что ты живёшь с человеком, который способен на неординарные и незаурядные поступки, но это не снимает с тебя вины. Делай, что хочешь, но запомни две вещи: он ни в коем случае больше не должен попасть на Университетскую, и ни в коем случае не должен встретится с Паулой. Если он встретится с ней, она сведёт его со своим отцом, а это катастрофа страшнее в разы той, что была сегодня утром. Поняла?

– Да, – ответила Надя обиженным голосом, а затем добавила: – Мне тяжело, я устала.

– Наденька, я тебя прекрасно понимаю, – смягчив тон, сказал мужчина, – я сам устал от этой гнетущей неопределённости. Ты же знаешь, что я в отличие от тебя нахожусь в нестабильном подвешенном состоянии, которое даже объяснить тебе не могу. Чем быстрее мы решим вопрос с его психическим состоянием, тем быстрее я вернусь.

– Я соскучилась, – произнесла Надя голосом, как будто вот-вот расплачется.

– Я тоже скучаю, – со вздохом сказал мужчина. – Обязательно давай ему те препараты, которые тебе выписал этот идиот в клинике, они должны подавить его психику и сопротивление, сделав его податливым. Он уже принимал их?

– Да, в клинике.

– Он выходил после этого?

– В туалет.

– Ясно, – раздражённо произнёс мужчина, – он выплюнул лекарство в унитаз.

– Но я…

Мужчина резко перебил:

– Твоей вины в этом нет. Это в духе его характера. У тебя есть вторая упаковка с препаратом, добавляй его ему в еду или питьё, куда угодно, но он должен попасть к нему в организм.

– Я поняла.

– Не спускай с него глаз, он должен постоянно находиться под твоим присмотром и контролем, но старайся не давить на него, чтобы не вызвать у него излишней подозрительности.

– А как же работа?

– Позвони матери, она даст тебе отпуск или дни за свой счёт. С этим не должно быть проблем. Лекарству нужно несколько дней, чтобы полностью подавить его психику.

– Хорошо, я поняла.

– Кстати, ты проверила, где его телефон, может он вновь тебя пишет на диктофон, как в кабинете того придурка? Надо же было так опростоволоситься.

– Он на комоде в прихожей. Я проверила его, перед тем как позвонить тебе.

– Хорошо, помни, что наше с тобой счастье сейчас полностью зависит от тебя, Надя. Я смогу появиться только тогда, когда его психика, подавленная препаратом, ослабит своё сопротивление.

– Да, я знаю.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– До встречи.

– Пока, – произнесла Надя, после чего убрала телефон от уха и пошла в прихожую, встречать мужа.

Глава 9.

Зайдя домой, он снял с себя домашнюю одежду и хотел уже надеть выходную, как в комнату вошла Надя и спросила его удивлённым голосом:

– Ты, куда собрался?

– К матери, – буркнул он, одеваясь.

– Зачем? – насторожено спросила Надя.

– Мне нельзя сходить к матери, или я кого-то должен спрашивать разрешения? – с вызовом спросил он, посмотрев на жену недоумевающим взглядом.

Надя, замешкалась с ответом. Он отвёл от неё взгляд и продолжил одеваться.

– Можно, конечно, просто так неожиданно… Ты давно у неё не был и вдруг собрался…

По выражению лица жены было видно, что она в растерянности.

– В чём заключается неожиданность? Просто решил сходить к матери и навестить её. К тому же, как ты сказала, я давно у неё не был. Вот схожу, проведаю, как она поживает, справлюсь о здоровье, а заодно заберу Руську с детсада и встречу Алёнку со школы. Времени у меня сейчас полным-полно, как раз погуляю, подышу свежим воздухом, выполнив одно из предписаний Фёдора Аркадьевича.

Надя смотрела на него озадаченным взглядом, кусая губы.

– Я с тобой, – уверенным голосом сказала жена и открыла секцию шкафа, где лежали её вещи.

Не обратив на слова и действия жены никакого внимания, он вышел из спальни в коридор, бросив бесстрастным голосом через плечо:

– Я и сам дорогу найду, мне поводыри без надобности.

– Слава, подожди меня, – тревожным просящим голосом крикнула Надя, выходя за ним в коридор с одеждой в руках, которую она на ходу пыталась надеть на себя.

Полностью игнорируя жену, он открыл шкаф, стоящий в прихожей, и достал из него куртку. Когда он хотел надеть её, Надя схватила его за руки и молящим голосом произнесла:

– Слава, я прошу тебя, подожди меня, пожалуйста. Тебе, разве сложно?

«Мне не сложно, Наденька, но теперь настала моя очередь устраивать тебе скандальные сцены, – подумал он, после чего резко отдёрнул свои руки с курткой от рук жены, посмотрев на неё злым взглядом, – а то твоё подозрительное поведение вызывает у меня большое количество вопросов, на которые ты почему-то не хочешь отвечать». Надя, затаив дыхание, нисколько не смутилась поведению мужа, выдержав его строгий взгляд. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, стараясь разглядеть в зеркалах человеческой души порывы, намерения и потаённые мысли друг друга.

– А что это ты вдруг так всполошилась? А? – со злой усмешкой спросил он, первым нарушив молчание. Он не сводил с жены пристального взгляда, следя за каждым мускулом её лица, стараясь разглядеть в нём реакцию на его вопрос.

– Я не всполошилась, – ответила Надя, в свою очередь, не сводя с него глаз. Она старалась сделать голос спокойным, но он различил в нём тревожные нотки. – Просто я хочу пойти с тобой, что в этом такого?

– Нет, – непреклонно ответил он.

– Почему?

Демонстративно отведя взгляд в сторону, он глубоко с раздражением вздохнул и ответил:

– Потому что мне нужно побыть одному. Я хочу выйти на улицу и прогуляться. В одиночестве. Я уже взрослый мальчик и прекрасно знаю, что красный свет – дороги нет, жёлтый свет – готов к пути, а зелёный свет – иди. А ещё мама меня в детстве научила, что с незнакомыми дядями на улице разговаривать нельзя.

– Не смешно, – сквозь зубы процедила Надя.

– Надя, что ты от меня хочешь?! – со злостью спросил он. – Я может в баню с мужиками задумал сходить или на рыбалку съездить, мне, что у тебя разрешения спрашивать или с собой тебя взять? Я просто хочу выйти на улицу и пройтись. В чём проблема?

По выражению лица жены он видел, что она напрягла все извилины своего мозга, ища выход из сложившейся ситуации.

– Тебе нельзя идти одному, – категорично заявила Надя.

Рассмеявшись, он со злостью швырнул куртку на пол, скрестил руки на груди и сказал:

– Твоё нежелание отпускать меня одного, как-то связанно с нежеланием посещать Университетскую улицу? Надя, в чём проблема, почему ты контролируешь каждый мой шаг?

– Слава, я не стараюсь контролировать каждый твой шаг, и про Университетскую я тебе уже сто раз говорила…

Он не дал договорить жене, резко перебив её:

– Тогда собирайся, и пойдём на эту долбаную улицу! Погуляем по ней, говорят там очень много интересных и красивых зданий, а детей мать заберёт!

Лицо жены мгновенно изменилось после его слов, которые он произнёс, чуть ли не крича: глаза наполнились слезами, а нижняя губа предательски задрожала. Надя, приложив руку ко рту, тяжело всхлипнула и расплакалась. Смотря на жену, он, не испытывая жалости к ней и чувства вины за свои слова, подумал про себя: «Нет, Золотко моё, ты меня на мякине не проведёшь, поэтому своё средство манипуляции, градом катящееся из твоих глаз, припаси для кого-нибудь другого». Подняв куртку с пола, он принялся одевать её.

– Слава, тебе нельзя идти одному, потому что ты болен, – всхлипывая, сказала Надя, размазывая слёзы по лицу. – Фёдор Аркадьевич сказал, что припадок, похожий на тот, что был утром, может повториться в любой момент. Я просто переживаю за тебя, боясь, что с тобой может произойти несчастный случай. Вдруг во время припадка ты упадёшь и ударишься головой, либо у тебя западёт язык, и ты задохнёшься. Да мало ли что может случиться? От этого здоровый человек не застрахован, а больной тем более.

Ему не понравилось, что жена постоянно называет его больным, без конца акцентируя на этом внимание. Тяжело вздохнув, он недовольно спросил:

– И что мне теперь за ручку с тобой по улице ходить?

– Нет, но пока ты пропиваешь курс лекарства, которое тебе прописал Фёдор Аркадьевич, нужно соблюдать осторожность.

– Хорошо, я тебя понял, но ответь мне тогда на один вопрос, Радость моя, – не обращая внимания на слёзы жены, сказал он, чувствуя, как в нём закипает злость, – что мне делать, когда ты уйдёшь на работу? Закрыть двери на засов и никому не открывать до твоего прихода? А вдруг мне плохо станет в твоё отсутствие, и случится припадок, что тогда? Няньку мне наймёшь? Я, конечно, не против, но у меня единственное условие: чтобы сиськи у неё были побольше, а жопа потеплее.

– Мама дала мне отпуск на время твоего лечения, – всхлипнув, ответила Надя.

– Что?! – переспросил он, не зная, удивляться или возмущаться тому, что он сейчас услышал.

– Я взяла отпуск на время твоего лечения, – повторила Надя, вытирая платком глаза и нос. – Как только ты пропьёшь курс лекарств, и тебе станет лучше, я выйду на работу. Что здесь странного или удивительного? Люди для того и ложатся в больницу, чтобы их там лечили и следили за ними, в домашних условиях этим обязаны заниматься родные и близкие. Родителям же открывают больничный лист, когда дети блеют, чтобы они лечили их и ухаживали за ними.

Переборов сильное раздражение, которое готово было взорвать его нервную систему, он, как можно спокойнее сказал:

– Надя, во-первых, я уже не маленький мальчик, мне четвёртый десяток идёт, если ты забыла, поэтому не надо за мной следовать, как хвост. Во-вторых, ты так говоришь, как будто бы у меня последняя стадия онкологического заболевания, и я уже не встаю с постели, ходя под себя. И, в-третьих, мне надоел этот бестолковый разговор ни о чём. Я просто выйду из дома и пройду пару микрорайонов до дома, где живёт моя мать. И хочу я это сделать один!

– Но… – попыталась возразить Надя.

– Я сказал всё! Разговор окончен! – резко перебил он жену. – Не надо делать из меня больного беспомощного маленького мальчика!

Надя, расплакалась ещё сильнее, громко всхлипывая. Слёзы по её щекам стекали целыми водопадами. Опустив глаза, она сквозь слёзы обиженным голосом спросила:

– А лекарство? Его нужно принимать по расписанию: утром, в обед и вечером.

– Давай, – сказал он бесстрастным голосом и протянул в сторону жены руку.

Надя взяла с комода свою сумку, достала из неё пластиковую баночку для лекарства и протянула ему. Взяв у неё препарат, он сунул его в карман и вышел из квартиры в подъезд, не обращая внимания на слёзы жены.

Забрав Руслана из детского сада и встретив Алёну со школы, он пошёл с детьми к матери. Надя была права, когда говорила, что он давно не был у матери, тем не менее, он с ней практически регулярно созванивался, поэтому прекрасно знал о состоянии её здоровья и домашних делах. Поход к матери подразумевал совершенно другой смысл: ему нужно было в спокойной обстановке обдумать всё, что с ним происходило последние недели, и что произошло сегодня утром. Дома он не мог этого сделать, потому что постоянно находился под присмотром жены, которая по его убеждению старалась контролировать каждый его шаг. К тому же, он основательно для себя решил, что должен встретиться с Паулой Таунберг, чтобы через неё выйти на её отца, который мог помочь ему в установлении истинных причин его невротического расстройства, если оно вообще у него было. Для этого нужно было усыпить бдительность жены, которая запросто могла следить за ним. В том, что она это будет делать, у него уже не было сомнений, после того, как жена сказала, что взяла отпуск, который с лёгкой руки предоставила ей её мать. Он прекрасно знал, что Агата Владимировна настоящий трудоголик и фанат своей работы и всегда прививала эти профессиональные качества своей дочери, поэтому крайне редко с очень большой неохотой отпускала её в отгулы и отпуска в не графика, а на больничные листы реагировала очень негативно. У него с женой несколько раз были скандалы, когда Надя заставляла его садиться на больничный с детьми, чтобы лишний раз не раздражать свою мать, а тут вдруг тёща без проблем оформила ей отпуск в не графика, чтобы у дочери была возможность ухаживать за больным мужем. Данное обстоятельство вызывало у него недоумение и крайнюю подозрительность.

Было бы даже хорошо, если бы жена сейчас следила за ним. Пусть видит, что он её не обманул и действительно с детьми направляется к своей матери, как и обещал. Когда контроль чуть ослабнет, тогда он предпримет первые шаги к тому, чтобы установить контакт с Таунберг. Более того, нужно было ещё выяснить, где она проживает. Встречаться с коллегой жены возле школы, было бы глупо из-за посторонних глаз, которые могли в любой момент заметить их вместе и сообщить его жене или тёще. Ближайшие дни ему нужно быть паинькой, чтобы не привлекать внимания жены и не вызывать у неё подозрения, при этом постараться выяснить домашний адрес детского психолога. Выполняем обязательные предписание врача: гуляем, дышим свежим воздухом, общаемся с родными, принимаем лекарства. Всё, как доктор прописал.

– Слава, на кого ты похож?! – воскликнула мать, когда он с детьми поднялся на этаж, где находилась квартира его родителей. – Это же ужас какой-то! И ты мне всё это время врал по телефону, что у тебя просто небольшое недомогание, связанное с нарушением сна. Ты же напрочь высох, осталась только кожа, натянутая на скелет.

Недовольно наморщившись, он раздражённо буркнул:

– Привет, я тоже рад тебя видеть. И впредь давай договоримся сразу, что ты больше не будешь акцентировать своё внимание на моём внешнем виде, иначе я развернусь и уйду.

– Но, Слава…

Перебив мать, он с раздражением сказал:

– Мам, я прекрасно знаю, что очень плохо выгляжу. Поверь мне, чувствую я себя не лучше.

– Но ты лечишься?

– Ну, конечно!

Дети, увидев бабушку, обрадованно бросились к ней обниматься и целоваться. Уже в прихожей, когда они вошли в квартиру, мать с укором сказала:

– Почему ты не позвонил и не предупредил, что вы придёте? Я бы к вашему приходу приготовила что-нибудь вкусное.

– Ты главное детей накорми, чтобы они сыты были, а вкусненьким их мама дома угостит, – сказал он, махнув рукой.

– Ну, так нельзя, Слава, – с укором сказала мать, – они ведь в гости к бабушке пришли. Должна же я их побаловать.

– Мам, давай, как в русских сказках, – с нетерпением сказал он, понимая, что нужно занять мать привычными для неё хозяйственными делами, иначе этот бессмысленный разговор может продолжаться до бесконечности, – неси и выкладывай на стол всё, что у тебя есть, а мы сами разберёмся, что для нас вкусное, а что не очень.

– Хорошо, только придётся немного подождать, – сказала мать, смотря на него виноватым взглядом.

– Потерпим, потерпим, – с нетерпением сказал он, сделав в воздухе несколько круговых движений руками, намекая тем самым матери, чтобы она переставала говорить и бежала на кухню, накрывать стол, – меньше слов больше дела.

Мать пошла на кухню, укоризненно бросив через плечо:

– Вот никогда заранее не предупредит, что придёт, да ещё и с детьми, как будто сложно взять и позвонить?

Проследовав за матерью на кухню, он произнёс в своё оправдание:

– Мам, ты так говоришь, как будто бы ты не из Средней Азии, где никто никого никогда заранее не предупреждает о приходе, потому что каждый гость – это подарок Аллаха, а чистый европеец, который сообщает родным и близким о своём приходе чуть ли не за неделю. Помнишь, как ответил Карлсон малышу, когда тот сказал, что они не знали, что он прилетит, и поэтому не приготовили к его приходу торт с взбитыми сливками?

Мать, улыбнувшись, ответила:

– Что они должны были надеяться изо всех сил.

– Вот именно, – сказал он, подняв указательный палец вверх, – поэтому давай жареную колбасу.

– Нет, Слава, я не потерплю, чтобы в моём доме ели эту гадость, – с серьёзным видом сказала мать, не смотря на то, что понимала, что он пошутил, цитируя героя советских мультфильмов. – Мне твоего отца хватило, у которого было только одно блюдо – жареные яйца с варёной колбасой, кусок белого хлеба и сладкий чай. Наелся в своё время до проблем с желчным пузырём, который и свёл его в могилу.

Вспомнив отца, он улыбнулся и добавил:

– Меня больше всего поражало, как он это ел. Никогда не выкладывал в тарелку, а ел прямо из сковороды, в конце вымазывая куском хлеба, оставшийся жир вперемешку с яичным желтком. Жуть!

Он обратил внимание, что от слов о еде у него вдруг проснулось чувство голода. В желудке неприятно засосало, а сам полый мышечный орган злобно зарычал, словно голодный пёс, требуя кинуть в него, что-нибудь съестное. Удивительным было то, что это чувство, которое он со времен стал забывать, вновь родилось в нём, когда он переступил порог родительской квартиры.

– Вот поэтому придётся подождать.

– Подождём.

На кухню забежал Руслан и хотел схватить из стоящей на столе вазочки печенье, но бабушка во время, успев схватить его за руку, погрозила ему пальцем и сказала с укором:

– Сначала поешь, а потом уже вершки сшибать будешь, иначе перебьёшь аппетит.

Руслан попытался капризничать, но увидев строгое выражение лица отца, не предвещавшее ему ничего хорошего, с недовольным видом вышел из кухни.

– Слушай, мам, я хотел у тебя поинтересоваться, – обратился он к матери, когда Руслан вышел из кухни. – Ты же работаешь старшим воспитателем в детском саду, может быть, тебе приходилось по рабочим вопросам и делам сталкиваться или слышать такую фамилию Таунберг…

Он не успел договорить, потому что мать, бросив на него заинтересованный взгляд, сказала:

– Если ты имеешь в виду Паулу Арнольдовну, конечно.

– Да-да, я о ней говорю, – обрадовавшись, подтвердил он.

– Ну, конечно, – вновь подтвердила свои слова мать, – она ведь детский психолог. Между прочим, она работает в той же школе, что и Надя с Агатой.

– Я знаю.

– А тебе она зачем? – заинтересованно спросила мать.

– Что ты можешь о ней сказать? – спросил он, проигнорировав вопрос матери.

Мать, немного подумав, ответила: