Маг 15

И все серьезные решения по политике страны принимает тоже он.

– Экспериментальный проект перемещения во времени. Не из нашего, тысяча девятьсот восемьдесят второго года, конечно, нет у нас пока таких технологий. Из более далекого будущего. Они пришли к нам, поэтому меня отправили к вам. Руководство дало добро с огромными оговорками. Вам тоже стоит о них узнать прямо сейчас.

Вот уже я не сам по себе странник по мирам и временам, а просто исполнитель чужой организованной воли.

Такое знание меня должно прикрыть от наездов и дать возможность одно говорить, а другое уже нет.

То есть, значит, за мной стоит именно такая же организация, как теперешний НКВД, получается.

И тоже самое социалистическое государство, но уже без руководящей роли рабочего класса согласно новой Конституции СССР 1977 года.

– Да, про эти оговорки я хотел бы услышать первым делом, – кивает головой собеседник.

Сразу вычислил главное из того, что я ему донес.

– В основном, они касаются только моего участия в процессе организации нового будущего. Я вам даю только достоверную информацию. Все остальное решаете и делаете вы сами. Есть определенные трудности в том, что человеку из будущего можно что-то лично изменить в прошлом. А вот именно главные действующие личности в истории вполне могут его менять – для них оно еще настоящее. Но менять очень-очень осторожно, буквально по доле процента за один раз.

– Ну, какая же я главная личность? Я просто первый секретарь небольшой республики, – улыбнулся наконец-то Берия.

Я же, азартно расправляясь с люля из баранины, не забываю подкладывать себе тушеную фасоль и уже выпил первый бокал в меру терпкого вина. Я должен быть информированным, но все же простым попаданцем из будущего.

Кем я и являюсь, на самом деле, чтобы играть свою роль достоверно. И еще нужно хорошенько выпить, чего я сам хочу, чтобы стать немного откровеннее на язык и показать товарищу Лаврентию Павловичу, что я именно засланец без всяких задних мыслей.

– В конце августа вы уедете в Москву на должность заместителя наркома Ежова, а двадцать пятого ноября, если я не ошибаюсь, сами станете наркомом НКВД.

Мои простые слова произвели на Лаврентия очень серьезное воздействие. Наверняка, он уже в курсе своей будущей службы, однако разговор об подобном назначении происходил наедине с Вождем. Никто подслушать его не мог.

Типа, Ежов сделал свое дело, теперь пора его назначить виновным в перегибах на местах, заменить и списать в утиль.

Для Сталина Грузия – особое место во всем Советском Союзе, он должен дать своему помощнику время все подготовить заранее. И передачу власти, и вникание в новую работу на высочайшем уровне.

Уж Берия то точно должен знать тринадцатого мая, что ответили американцы двенадцатого мая на предложение Советского Союза заключить сепаратный мир между собой.

Думаю, вся верхушка напряженно ждала ответа, и тут такой облом. Никого не получается подтянуть к совместной обороне от дьявольски удачливого фюрера всего немецкого народа.

Не для того англосаксонская элита его вырастила, привела к власти и снабдила огромным средствами в твердой валюте.

Советский Союз остается один против всей Европы, пожалуй, такой вопрос не поможет решить вся моя информация.

Поэтому улыбка лица Берии сразу исчезла, он только махнул рукой, отправляя своих церберов еще на несколько метров дальше от нас. Так до них могут долететь обрывки слов, благо я сижу к ним спиной, и по моей артикуляции они ничего понять не могут. Но услышать и связать фразы по смыслу точно попробуют.

«Очень осторожный и продуманный человек», – подумал я еще раз.

– Лаврентий Павлович, вы, пожалуйста, не думайте, что вас с… – и тут я показал глазами одному ему наверх, обозначая только одного человека в стране под названием СССР. – Что вас прослушивает британская или немецкая разведка. Это данные из будущего, они везде есть в свободном доступе, именно, как историческое знание. Когда точно вы переедете в Москву и станете наркомом.

Я уже выпил три бокала хорошего вина, закусил двумя наборами люля, теперь настроение у меня заметно приподнялось.

Берия молча закинул в рот ложку такой же фасоли и медленно ее пережевывает, потом делает глоток вина из бокала рядом с собой.

– Значит, вас отправили к нам рассказать о будущем, чтобы мы могли изменить его? – вдруг спрашивает он.

– Так именно и обстоит дело. Споры среди моего руководства шли долго, однако победила точка зрения, что можно все-таки попробовать. Сами понимаете, все опасаются, что с ними самими потом станет, когда вы измените свое настоящее и наше будущее. Кто-то может просто не родиться на этот свет, хотя тогда у гораздо большего количества детей отцы вернутся с войны.

Видя недоуменное выражение лица собеседника, я еще сильнее убедился в том, что шапкозакидательские настроения в высшем руководстве страны очень развиты.

Типа, победим одной левой и воевать будем на чужой территории.

Сам Берия, наверняка, в курсе опасений Вождя про бесноватого фюрера всего немецкого народа, но официально должен поддерживать точку зрения насчет легкой войны на чужой территории.

– Только потери Советского Союза в войне с нацистской Германией и всей Европой за ее спиной слишком невероятны и ужасны. Именно поэтому я здесь и оказался.

Я уже вижу, что всемогущий первый секретарь не торопится выспрашивать меня о будущем. Он смотрит и составляет свое мнение обо мне. И опасается особо личное что-то узнавать наедине, ему такое может здорово откликнуться.

Если кто-то из его людей отправляет информацию совсем наверх.

– И еще, Лаврентий Павлович. Я пришел к вам сам осознанно по заданию своего правительства и поэтому пропадать куда-то я не собираюсь. Обратно мне не вернуться, для меня получился путь в один конец. Вся технология осталась в восемьдесят втором, здесь есть только точка моего появления. Я честно собираюсь выполнить задание партии и правительства, чтобы помочь своей стране. Прошу вас правильно понимать, – убеждаю я его.

– Хорошо. Вас, Виктор Степанович, отвезут в правильное место, чтобы переночевать. Вас будут охранять, поэтому не делайте никаких резких поступков. У вас в мешке много чистых листов бумаги, зачем они вам?

– На них нанесена информация о том, что имеет серьезное значение для нашей страны. Видеть могу ее только я один, так все устроено. Мне приказано выдавать ее дозировано согласно утвержденному графику. Сами понимаете – таков приказ. Хотя теперь я полностью в вашем распоряжении.

– А та информация, которую вы рассказали Владимиру Гедевановичу, что вы можете добавить к ней из особо неотложного?

– Ничего особенно. Пожалуй, только то, что в конце сентября этого года Франция и Англия сдадут Судетскую область Германии без войны. Мнение самих чехов их доблестные защитники даже не спросят.

– Даже так? – заинтересованно блеснули глаза у Берии, но он сдержался.

– Всего хорошего, об вас позаботятся, – только и сказал он, показав охранникам, что я могу уйти.

Так я и ушел с ними, потом меня передали другим вооруженным и бдительным людям, уже они отвезли меня в хороший санаторий, где разместили в двухкомнатном номере. Я бы назвал его люксом, однако в первой комнате дежурят двое охранников, под окном тоже всю ночь кто-то бродит. Ладно, хоть уборная с ванной здесь свои, я помылся и лег спать.

Сытный ужин, хорошее вино настроили на душевный лад. Я попал туда, куда собирался, хотя вероятность подобного события была совсем не стопроцентная.

– Мне откровенно повезло, – только и сказал. – Можно теперь двигаться дальше!

Немного странный и отстраненный разговор не удивил меня. Все происходящее очень непонятно первому секретарю, а все непонятное таких людей очень настораживает. Еще он усиленно раздумывает, не ловушка ли поставлена от самого Вождя.

Теперь он должен доложить на самый верх о моем появлении товарищу Кобе. Иначе провалит свою проверку на верность.

Ну, или как он сам решит.

Глава 5

Прожить в санатории для высших чинов партии победившего пролетариата и еще примкнувшего к нему крестьянства, ну и прочих хозяйственных работников высокого уровня, мне пришлось целых три дня.

Рабочих и крестьян в нем я совсем не заметил, конечно. В принципе, полностью сам правильно понимая лицемерность декларируемых лозунгов про всеобщее равенство.

Власть принадлежит не каким-то эфемерным рабочим и крестьянам, а сплоченному сообществу политических партократов, которые по своему разумению управляют огромной страной, беспощадно забрав ее у прежних хозяев.

Забрав, ясен пень, с кровью и полной разрухой, однако, здорово наваляв по шеям всем интервентам и борцам за старый порядок, организационное умение у революционеров не отнять. Однако теперь партократы и прочие бюрократы ловко отодвинули от руля бывших героев и легендарных командармов, слишком много о себе понимающих.

Хорошее место в зеленом пригороде Тбилиси предлагает неторопливое и размеренное существование с красивыми видами и журчанием воды в мимо бегущей речке.

Впрочем, я сам сейчас никуда особо не тороплюсь и не стремлюсь попасть снова на аудиенцию к товарищу Берии. Похоже, он пока договаривается о том, чтобы оказаться вместе со мной в Москве. Не только из-за моего появления, чтобы еще свои дела уладить тоже, естественно.

И поразить товарища Кобу полученной от меня информацией до самой глубины души.

Гуляю по красивой территории в сопровождении пары неотлучных товарищей. Они сами тоже радуются случившемуся отдыху в санатории для высших лиц республики, еще возможности размяться, а не только сидеть рядом со мной в соседней комнате.

И еще отличными обедам, завтракам и ужинам, партийная элита себя однозначно любит и на себе экономить не собирается. Особенно в такой все понимающей про хорошую жизнь стране, как Грузия.

Как бы она сейчас не называлась в угоду политическому моменту.

Вечером каждый раз кино показывают – «Грозу», «Чапаева», «Мы из Кронштадта» и даже «Иудушку Головлева». Не все фильмы я успел посмотреть лично, часть только на афишах увидел.

Как я и предполагаю, сам товарищ Берия не стал активно рисковать, чтобы узнать от меня что-то помимо своего главного начальника. Здесь такой опасный момент явно просматривается в перспективе, все полученные знания могут оказаться крайне токсичными для их владельца, особенно про то, что, кто и как когда сделает.

И еще что случится в результате?

Я, конечно, не собираюсь рассказывать товарищу Сталину о том, почему именно ему не окажут никакой экстренной медицинской помощи в течение двух суток, всей правящей камарильей нетерпеливо дожидаясь его смерти.

Ну или уже неотвратимой смерти.

Тот же Берия постоянно шастал в комнату больного, не делая абсолютно ничего, просто откровенно выжидал время.

Только всех высших партийных лиц страны, присутствовавших в соседних комнатах на его даче во время агонии, очень даже можно понять по-человечески. Всем им до ужаса надоело зависеть от его жестокой непредсказуемой воли в своей жизни и смерти. Тем более такой же неизбежной для всей своей родни.

Все твои близкие – тоже заложники твоей верности и того факта, с какой именно своей больной ноги встал Вождь сегодня со своей солдатской кровати.

Если уж кто проштрафился в глазах Вождя, его семья тоже потеряет всякую статусность и окажется неизбежно побиваема камнями во всех смыслах.

А еще можно упасть с вершины жизни вниз и без всякой вины, просто не повезет в какую-то минуту времени оказаться на карандаше у Вождя. Да просто в результате удачно вложенной в уши Вождя сплетни.

Тем более особенно неуютно товарищу Берии, под которого уже два года постоянно и неотвратимо копают, расследуя менгрельское дело и требуя предоставить Вождю самого главного менгрела.

Поэтому все нетерпеливо ждут конца, изображая друг перед другом участие и большое желание помочь.

Так же, как самому товарищу Берии не стоит пока знать, как именно он проиграет межпартийную борьбу своим бывшим товарищам, слишком рано решив, что вся власть уже у него в руках. И, наверняка, истинно презирая своих будущих победителей, как личностей и просто людей.

Начнешь что-то узнавать у меня наедине, а потом не сможешь доказать, когда спросят – не узнал ли что-то явно лишнее для своей жизни и здоровья?

Обоснуй потом товарищу Сталину, что ты не слишком любопытный дурак. Замучаешься доказывать, а он человек быстрых и беспощадных решений.

Не знаю точно, могу только догадываться о такой передышке, почему никто не лезет ко мне с вопросами о будущем.

«Очень такое на самом деле опасное знание. Если Вождь отнесется к моим словам с понятным интересом и без особого недоверия», – понимаю я.

Именно поэтому я гуляю в относительном одиночестве, даже санаторную столовую посещаю в одиночестве, если не считать двоих соглядатаев за соседним столом. Ну, еще много загораю под лучами весеннего солнца, пока сопровождающие меня товарищи занимают места в тенечке, внимательно за мной наблюдая.

Можно поднабраться солнечных лучей в свободное от казенных хлопот время, чем я вовсю пользуюсь.

Библиотеку местную посещаю от нечего делать, выбор книг из классики здесь неплохой, поэтому или читаю в своей комнате, или обедаю, или загораю на прогулках.

Сейчас у меня, можно сказать, испытательный срок, ко мне плотно присматриваются и даже про выбранные книги докладывают, кому следует. Наверняка, еще потом проверяют, когда я их возвращаю в библиотеку симпатичной грузинке.

Не оставил ли я там каких зашифрованных надписей? Для своих вполне возможных пособников.

Пособником может стать каждый в здешние трудные времена, когда согласно заключению Вождя народов – классовая борьба только усиливается день ото дня. Для многих такое усиление окажется настоящий приговор.

Даже простая горничная или подсобный рабочий, спросивший у меня случайно папиросу – могут оказаться пособниками. Сами быстро во всем признаются, когда окажется нужно.

Шпиономания сейчас очень даже развита, захлестывает с головой все карательные и партийные органы.

Я же сказал Берии, что могу видеть невидимое, то есть обучен подобному делу.

Вещи из мешка мне все отдали, кроме листов бумаги и камней лечебных.

С камнями понятно, вещи совсем не обозначающие свой истинный статус, для чего они, собственно, мне нужны. Могут быть замаскированными передатчиками или оружием из будущего, да и вообще всем, чем угодно.

Я пока их назначение не открываю. Впрочем, меня и не спрашивают. Наверное, в каком-нибудь техническом вузе пытаются что-то с ними понять. Еще ушатают мне артефакты, поэтому я попросил с ними ничего серьезного не творить:

– В соляную кислоту не бросать, сверхвысоким или сверхнизким температурам не подвергать. Не пытаться разрезать или еще чего, излучением не светить. Вещи очень нужные для меня и всех высокопоставленных товарищей партии. Если их испортят, тогда виновные вместе с семьями и всей родней поедут в самые далекие северные лагеря без права переписки и возвращения, – самым серьезным образом предупреждаю своих соглядатаев.

– Да, бумажные листы тоже не стоит подвергать лабораторным опытам, они необходимы для очень важного дела. Пропадет на них информация, виновные присоединятся навсегда к лагерной пыли. Это я вам обещаю, – именно так я передал первым делом через своих охранников мои предупреждения наверх.

Лучше сразу заявить, чтобы понимали ценность предметов непонятного назначения, чем потом узнать, что необходимые мне в новой жизни предметы непоправимо испорчены.

«Ну, в микроскопы посмотрят, взвесят и пощупают, как следует, и все, наверное, большего не рискнут сделать. Я так искренне надеюсь, конечно, кто их сейчас, перепуганных дураков, знает», – напоминаю я себе, что ограничен в своих правах.

Раздражает такая полная зависимость меня, честно говоря, весьма сильно.

Ничего, основные даты главных событий я помню, разная мелочевка не так важна. Да еще здоровье не стоит так уж заметно поправлять даже товарищу Сталину.

Такое реальное счастье он еще в моих глазах заслужить должен правильным образом.

Однако, деда понемногу делаются, после завтрака на третий день приезжает новый товарищ, командует что-то конвоирам, меня сажают в машину и везут дальше. Через полчаса я оказываюсь на аэродроме, где сажусь в грузовой, как видно, военный самолет. Вот летать мне очень не хотелось бы, честно говоря, однако деваться пока некуда.

Позади кабины пилотов нашлась еще одна каюта с шестью вполне себе комфортабельными креслами.

Сейчас время такое, летать по стране беспрепятственно могут только партийные и хозяйственные руководители, поэтому позаботились о каком-то комфорте пассажиров. Чтобы не на жесткой боковой скамеечке турбулентность и воздушные ямы переносить.

Еще через час ожидания появился сам Лаврентий Берия с двумя охранниками и одним помощником, после чего моих отпустили.

Еще долго заносили всякие корзины и свертки в салон, с многочисленными подарками и гостинцами из прекрасной грузинской земли летит в Москву товарищ Берия.

Только успел со всеми поздороваться, как мы взлетели, ровное гудение винтов начало меня укачивать в сон. Потом еще одна посадка для дозаправки, и мы снова оказываемся в воздухе.

Да, есть такое дело, в здешние времена самолеты летают со скоростью двести-двести пятьдесят километров в час, поэтому через четыре-пять часов полета им обязательно требуется дозаправка.