bannerbanner
Маг 15
Маг 15

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Хотя, вскоре мы с нее свернули направо.

Еще руки мои водителю не понравились, уже не очень похожи они на руки настоящего механика по тем временам.

На них он какое-то время внимательно смотрит, я заметил сразу же такое пристальное внимание.

Совсем не такие крепкие и грязные, как у него самого. И грязи под ногтями особо не видно, да вообще – слишком ухоженные для нормального дизелиста-механика.

Спалился я так же само с ладонями, как Шарапов на бандитской малине, причем, вообще почти сразу.

Зря ходил несколько раз маникюр в Батуми делать к одной очень красивой грузинке, чтобы края ногтей и заусеницы правильно подрезать.

Не то, чтобы мне такое было вообще надо, но внешность девушки меня заметно волновала каждый раз.

Однако из разряда просто клиента перейти на другой уровень у меня не получилось.

«Никак не может советский матрос с буксира, да еще дизелист, иметь такие ногти и ладони!» – я отчетливо сейчас свой промах понимаю.

Вот спалился так сразу же в глазах первого попавшегося советского человека, а еще тельняшку напялил и под настоящего братишку кошу!

Какой там дизелист и балтийский матрос? Просто очень глупый шпион империалистических держав!

Когда проезжали мимо поста милиции на въезде в Сталинири, я ясно почувствовал желание парня остановиться и попросить меня проверить, как правильно следует, специально для такого уполномоченных товарищей.

Не шпион ли я? Или враг народа в бегах от социалистической законности?

Однако, вовремя сказанные мной слова про горком партии и военкомат все же подействовали на водителя полуторки положительно.

Не будет же враг лезть прямо в ловушку, чтобы его сразу же разоблачили? И обезвредили?

Мы проехали по улицам теплого, весеннего города, вскоре машина остановилась напротив большой площади и солидного красивого здания светло-желтого цвета.

– Вам – туда!

Вот так довольно настойчиво сказал водитель:

– И мешок свой не забывайте!

И такое тоже очень настойчиво, и даже немного враждебно прозвучало.

Явно, что не товарищ я уже для простого, но правильного советского водителя!

Глава 2

Мешок я и так не собираюсь забывать, слишком он важен для меня, без него придется обратно возвращаться в Храм.

«Однако тон слов какой-то приказной у парня-водителя, не нравится мне такое отношение вообще», – понимаю я.

Как будто я взятку ему предлагаю за измену Советской Родине, но я ведь ничего такого не делаю и делать не собираюсь.

Я молча открыл неудобный рычажок на двери и вывалился под лучи солнца на краю дороги, держась за мешок рукой. Потом вытащил мешок, поблагодарил водителя и попрощался с ним.

А он весь такой на бдительности, смотрит сурово на меня и ждет чего-то. Понятно, впрочем, чего именно ждет.

Куда я пойду сейчас и не придется ли меня хватать за рукав, чтобы обязательно довести до милиционера, стоящего в тени от козырька рядом с высокими дверями в здании.

Рядом с красной табличкой на стене около дверей, на которой наверняка написано, что это горком ВКП (б) города Сталинири.

Да, теперь пора подумать, что делать дальше…

Шагнуть в высокие двери и попасть в прохладный вестибюль, где меня встретит кто-то из работников горкома, какой-то дежурный сотрудник. Обратиться к нему со странной просьбой, ссылаясь на полную секретность?

Время к пяти вечера, кто там остался в горкоме – мне, конечно, совсем неизвестно.

Наверно, все еще отдыхают перед ночной сменой, чтобы встретить ее во всеоружии. Вождь работает по ночам и не оказаться на месте во время звонка сверху – почти приговор партийному чиновнику.

Вполне возможно так поступить, главное – мне с первым секретарем горкома как-то встретиться и поговорить по душам без лишних свидетелей.

Или уйти с площади, добраться до железнодорожной станции и уехать прямо в Гори, на родину сами знаете кого.

Чтобы оттуда махнуть уже прямиком в Тбилиси? Там совсем недалеко будет.

Не вариант, железнодорожное сообщение между городами будет запущено в сороковом году, да еще не прямо из Цхинвали вроде бы. Так мне рассказал вездесущий интернет.

Искать попутчиков снова? Тоже возможный вариант, только буду косить не под дизелиста теперь, а про работника бухгалтерии. С такими уже холеными руками нечего рабочим классом прикидываться в стране победившего труда перед советскими людьми.

Для чего придется сначала обезвредить внимательно следящего за мной водителя. Он явно не хочет, чтобы меня где-то поймали на диверсии или шпионаже в пользу, например, Турции, а после этого неизбежно пришли за ним.

Когда я расскажу, как легко добрался до города благодаря попутной машине, даже подкупал водителя какими-то странными папиросами, подделанными под наш родной «Беломор».

А потом взорвал памятник товарищу Ленину на центральной площади с коварным умыслом?

«Перевез врага народа, куда ему нужно попасть, значит – сам пособник врага народа», – уверен я сейчас.

Тем более, когда запрещено брать попутчиков, тут уже минимум лет десять лагерей нарисовано на деле.

Продал Родину за беломорину – так и напишут в обвинительном заключении. Еще хорошо, если не расстреляют.

Когда заподозрил в попутчике не нашего человека, но не заставил его сдаться органам, и сам про него не донес – тоже серьезная потеря бдительности, если не заранее спланированная диверсия.

Вырубить парня для меня не проблема, поваляется без сознания минут десять в машине, а я пока исчезну в тумане.

Впрочем, тут я рассмотрел стенды с газетами на углу пустынной площади и устремился к ним. Вопрос, в какое время я точно сюда попал – довольно сильно меня волнует, поэтому я перестал обращать внимание на водителя и милиционера, вышедшего из тени, чтобы обратить уже на себя мое внимание.

Показать, что он на посту и бдительно присматривает за вверенной площадью, а поэтому тут не стоит лишнего шляться.

Это оказалась газета за двенадцатое мая 1938 года, как я надеялся изначально.

То есть я рассчитываю попасть именно в это время или в конце мая, или в начале июня, что для меня имеет не очень большое значение. А попал в где-то в восьмое-девятое мая, учитывая еще пару дней в Храме, пока я приходил в себя и еще один день готовился выходить.

Правда, сама газета может оказаться вчерашняя на самом деле или даже позавчерашняя.

Похоже, еще несколько минут нужно добавить к единице времени, используемой в капсуле, чтобы точно рассчитать ее. За сорок единиц времени при переносе набралось солидное значение по времени в две недели в сторону от предполагаемой даты.

– Ага, газета за четверг, номер сто двадцать девятый в этом году в общей классификации. Сверху неизменный лозунг – Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Потом идет Всесоюзная коммунистическая партия (больш.). Ага, именно – больш. Значит, все еще отмечается разница между большевиками и меньшевиками в здешней исторической парадигме!

– В восемьдесят втором году такого уже не было.

– Так, что у нас тут есть? Большие и почетные задачи советских химиков! 101-я сессия Совета Лиги наций! Нота абиссинской делегации! Абиссинский негус в Женеве! На районных конференциях Москвы! В Алма-Ата самокритика «Схемой» не предусмотрена! Ага, похоже, остренький материальчик. Политическая беспечность! Сурово.

– Так, вот еще особо эпичное! Моряки и полярники, вывезенные самолетами с дрейфующих судов – товарищу СТАЛИНУ! Интересно, – бормочу я себе под нос. – Сами застряли – сами себя спасли!

– Беспартийные идут в тесном блоке с коммунистами! Списки избирателей составляются небрежно! Бракоделы и их покровители в НАРКОМЛЕГПРОМЕ! Критика вполголоса, ярославская газета «Северный рабочий»! Политика «золотого мешка»!

– А, вот из заграничного – Подготовка германской агрессии против Чехословакии! Военные действия в Китае! Польско-чехословацкие переговоры! Уступка реакционерам! На фронтах в Испании! Провокации генлейновцев! Германский шпионаж в Англии! Мятеж бразильских фашистов! Жестокая эксплуатация рабочих в Канаде! Закрытие голландской границы для антифашистских эмигрантов! Общественность Турции благодарит СССР! Трехлетие Московского метрополитена! Разбор учений Балтийского флота! На полях Харьковщины! Расширение больницы им. Боткина! Так это же совсем рядом со мной, – замечаю я. – Шайка хулиганов – вести из суда!

– В общем, я туда, куда надо, попал, – прихожу я к понятному выводу.

Пока я так бормочу заголовки статей и отдельных столбцов, с удовольствием вникая в напряженную мировую жизнь теперь моей современности, ко мне сзади уже подошли. Подошли и настойчиво остановились.

«Черт, все прямо как в прошлой жизни, сейчас еще спросят документы», – понимаю я.

Я оглянулся, однако милиционер в белой гимнастерке и таком же шлеме еще стоит около входа в горком, правда, теперь неотступно смотрит в мою сторону. Похоже, тоже не каждый день тут народ рискует газеты читать, смущая служивого.

Сейчас уже водитель оказался рядом со мной, теперь откровенно враждебно таращится на меня. Я же улыбнулся ему и снова опустил глаза к передовице газеты «Правда».

А чего мне с ним разговаривать? Я наслаждаюсь свежей прессой для настоящих советских людей! Она здесь для того и висит, чтобы информировать таких товарищей, как я. И шарахаться от его требовательного взгляда вообще не собираюсь.

«А он, бедолага, наверно, решил, что я тут с обрезом в мешке поджидаю кого-то из советских партийных лидеров, чтобы совершить акт откровенного терроризма?» – доходит до меня.

Потом достаю из мешка верхний лист из папки и внимательно его перечитываю. Он как раз у меня составлен про начало мая этого года. Пришлось рукой с маной провести над ним, чтобы буквы появились. Только, не наши русские буквы, а те самые из черноземельского алфавита.

Такая у меня разумная предосторожность предпринята, чтобы только я мог прочитать написанное.

– Это! Ты же просил отвести тебя в горком! А сам туда не идешь! Зачем тогда врал? – похоже, парень просто в панике от знакомства со мной и уже очень много себе всего напридумывал.

Еще не знает, что предъявить мне и, главное, как обратить внимание на меня сотрудника органов правопорядка.

Однако твердо почувствовал во мне что-то или кого-то не совсем правильного, поэтому отставать от меня не собирается.

Ну, проявить особую бдительность в эти крайне непростые времена – именно то, что боженька завещал.

То есть товарищ Дзержинский советовал!

– Пойду. Твоя помощь мне не требуется. Хотя давай вместе дойдем, – решаю я поступить попроще.

Поворачиваюсь к горкому лицом и иду к дверям, водитель как бы конвоирует меня сбоку, отставая на полшага.

Милиционер понял, что мы движемся прямо к входу, и сразу пошел на перехват, встретив нас в десятке метров перед ними.

– Вы к кому? – спросил он меня, как идущего первым.

– К товарищу первому секретарю горкома, – четко ответил я спокойным голосом.

– А вы? – это он к водителю.

Ну, по тому все видно, он настоящий пролетарий, одежда замасленная и руки черные, кургузая чумазая кепчонка на затылке надета.

Да ведь видел уже сотрудник милиции, откуда мы оба взялись, из полуторки вылезли, продолжающей стоять на углу площади.

– Провожаю товарища, – нашелся, что ответить, парень.

– Идите отсюда, – ответил ему постовой и кивнул мне:

– Что в мешке?

– Личные вещи.

– Проверим. С какой целью идете к товарищу первому секретарю?

– С секретным донесением, – коротко, но солидно ответил я и оглянулся.

Водитель уже отошел от меня, так и не решившись предупредить про меня, как подозрительного товарища, самого милиционера.

Типа, я его довел до представителя власти, теперь сами с ним разбирайтесь, моя совесть чиста на предмет будущего разоблачения английского шпиона.

«Нет, парень, это так не сработает, тишком да молчком свою задницу не прикрыть от будущих проблем», – понимаю я.

– Ваши документы, – вспомнил про свою первую обязанность постовой.

– Не имею права показывать, пока нахожусь на спецзадании. Только товарищу первому секретарю или дежурному горкома положено их видеть. Предлагаю пройти к дежурному по горкому, – миролюбиво предложил я уверенным голосом.

– Ну, что же, пройдемте, – довольно неуверенно ответил постовой. – Хотя, пожалуйте ваш мешок!

– Держите, имею право вам передать, там ничего секретного нет. Только личные вещи, – продолжаю я косить под какого-то оперативника под прикрытием.

Постовой быстро ощупал мешок на весу, понял, что никакого оружия или бомбы там не спрятано, и взмахнул рукой, предлагая мне пройти в здание. Мешок оставил у себя, конечно.

«Эх, еще ничего народ не знает о пластиде. А он уже вроде изобретен», – вспоминаю я.

Войдя в довольно большой тамбур вместе со мной, милиционер вспомнил еще про одну свою обязанность:

– Должен осмотреть тебя.

– Осматривайте, – ответил я, достал лечебные камни и паспорт из кармана и замер, держа их в руке.

Постовой поставил мешок на пол и довольно небрежно обстучал мои карманы и вокруг пояса, после чего я снял пиджак и повернулся вокруг себя. После чего я показал ему обложку паспорта и обычные обработанные камни, не вызвав никакого интереса к ним.

А вот на паспорт милиционер посмотрел внимательно, распознав сразу, что еще не видел обложки такого цвета никогда раньше.

– Иностранный документ? – спросил он.

– Нет, наш советский, – коротко ответил я и спрятал все добро снова в карман пиджака. – Специальная серия.

– Проходите, – милиционер приоткрыл дверь и пропустил меня, сам держась сзади вплотную.

Его можно понять, он как бы конвоирует непонятного товарища и ждет отмашки от дежурного, как с ним поступить.

А пока четкого приказа нет – держит меня под прицелом, даже кобуру расстегнул одним ловким движением пальца.

Показывает, что готов к любым моим действиям и не остановится перед применением оружия на территории охраняемого спецобъекта.

Дежурный, немолодой грузин в сером костюме, нашелся справа от входа, со своим широким столом перекрывая частично проход к лестнице. Перед ним лежит раскрытый журнал учета посетителей, еще несколько разных пакетов и других бумаг. И смотрит он на нас не очень дружелюбно.

Понятное дело, всех обычных посетителей горкома партии, директоров предприятий, городских чиновников и прочих посетителей, которые тут часто бывают – он знает в лицо.

А вот посторонних граждан, которые своими жалобами и предложениями отвлекают партийные органы от неусыпного контроля и направляющей роли, здесь явно не жалует. И поэтому сразу желает спровадить меня куда подальше.

– Что у тебя, Осипов? – так же недовольно спрашивает он, рассматривая меня.

– Вот, прибыл гражданин, говорит про секретное дело к товарищу первому секретарю.

– Секретное дело, да еще к товарищу первому секретарю горкома? Хм… Документы проверил? Что за дело?

– Нет, товарищ Джабраилов, документ есть, однако гражданин ссылается опять же на секретность, – пожал плечами постовой.

Да, правильно ведет себя милиционер, товарищем меня не называет, пока мой статус не прояснили вышестоящие товарищи. Гражданин может оказаться и своим товарищем, и чужим врагом, нужно понимать такой ответственный момент для простого постового. Его дело доставить и присмотреть, решать же со мной – уже точно ни к нему.

– Что у вас, гражданин? – теперь обращаются уже ко мне.

Явно сообразил дежурный товарищ Джабраилов, что мое место в советской системе координат не определено достоверно, поэтому обращение «гражданин» четко выделено голосом и произношением.

Такое уже больше плохо, чем хорошо, ведь все вокруг друг другу товарищи.

А всякие прочие граждане теперь в камере чалятся и на жизнь другим гражданам жалуются.

Я просто протягиваю ему свой паспорт, потому что объяснять самому все очень непросто. Нужно что-то такое определенное показать, с моими данными, фотографией и еще всем остальным, чтобы уже дальше вести предметный разговор.

– Обратите внимание на дату выдачи документа. И дату моего рождения, – негромко говорю я уже насторожившемуся дежурному.

Сам обращаю его внимание на такое странное обстоятельство, чего никак не может оказаться в это время и в этом месте.

Пожилой грузин молодцом оказался, не стал сразу кричать о непонятной подделке и вражеских происках, сначала сравнил мое лицо и фотографию, потом внимательно перелистал все страницы документа.

– Интересно, – сказал он и еще раз повторил. – Интересно.

Нашел место регистрации и немного обрадовался:

– А почему именно к нам? Почему не по месту регистрации?

Вот и первый вопрос настоящего бюрократа! Почему не в том горном поселке я обращаюсь к властям? Зачем приехал именно в Сталинири? Которое никакого отношения к данному документу не имеет и иметь не хочет категорически.

Тем более в такие страшно-опасные времена, когда других бюрократов от власти хватают по ночам на квартирах, сажают в черные автомобили и тащат в темные подвалы на допросы, где они во всем быстро признаются.

Я усмехаюсь, поняв естественное желание чиновного бюрократа перекинуть нарисовавшуюся внезапно проблему в другие инстанции.

– А больше вас ничего не удивило? Кроме места регистрации?

– Удивило. Но почему мы должны с этим разбираться? Осипов, вызывай машину, вопрос с гражданином должен решать НКВД. Минимум – подделка документов, правда, как-то вызывающе непонятно с какой целью!

Вот он, настоящий ответ ответственного товарища из горкома, не желающего брать на себя ответственность, именно для такого сюда и поставленного.

Осипов радуется и сразу крепко цепляется мне в руку.

Да, вот чего-то такого я и опасался всерьез. Чиновное рыло глазом не повело, разглядев дату рождения и дату выдачи странного паспорта, тут же решило откреститься от непонятной ситуации.

А из НКВД в горком потом доложат, в чем дело оказалось. И еще в чем признался странный в своей наглой глупости гражданин в тельняшке, попытавшийся на полного дурака прорваться к ответственным товарищам.

С какой такой непонятной целью прорваться – это уже карающие органы будут решать.

«Придется пускать в ход тяжелую кавалерию. А то ведь или я пробью своими слова этого резинового товарища, или придется начинать какой-то мини-мятеж», – понимаю я.

Вырубать Осипова из сознания, брать дежурного в заложники с пистолетом Осипова и заставлять вести себя в кабинеты наверху. Кто-то из вторых или третьих секретарей горкома должен на месте оказаться.

Все такое будет выглядеть глупо и по-детски. Такие вопросы решаются словами, вовремя сказанными и с определенным смыслом.

– Не спешите, товарищ Джабраилов! Вопрос касается только первого секретаря горкома! Задание у меня секретное, все узнавшие о нем лишнего могут оказаться ликвидированы по итогу! Если будет принято решение!

Хорошо так сказал, серьезным и уверенным голосом человека, привыкшего отдавать приказы и даже повелевать.

Вот недавно только почти повелевал пятидесятитысячной ордой ургов. И приказы отдавал вождям идти на штурм.

Сам выпрямился, стал выше ростом и хмуро посмотрел через плечо на постового, тут же разжавшего пальцы и отошедшего на полшага назад.

И глядя на окаменевшее лицо товарища Джабраилова добавил:

– Моего появления здесь ждет сам товарищ Берия!

Глава 3

Все, дело конкретно сделано, роковые для всех присутствующих, сильно пугающие слова уже отчетливо сказаны, все их правильно расслышали.

Деваться больше некуда, уже уши не закроешь. Теперь мне остается только напирать дальше.

А то за них точно спросят, если не по делу базаришь:

– Так что попрошу предоставить мне старшего по должности в горкоме. И не искать всяких глупых и даже преступных оправданий для себя. Вы подводите не только себя, но и свое начальство. Товарищ Джабраилов!

Да, про преступные я вовремя загнул, сразу чиновная спесь с товарища дежурного слетела. Очень уж уверенно и по делу я выступил. А преступным сейчас может стать каждый чих, если под него подвести правильную базу.

Так, судя по лицу товарища Джабраилова, у него в голове идет напряженная работа мысли – предоставить мне встречу с кем-то из начальства или все-таки требовать разбирательства по части НКВД.

Проще всего сделать первое, однако, он только что уже сказал постовому вести или везти меня в районный отдел.

То есть звонить и вызывать наряд на место. Уж к горкому защитники социалистической законности явятся быстро, их основное место для защиты, все остальные в гораздо меньшем приоритете.

Но в случае чего будет уже явная ошибка дежурного по горкому. Человек пришел в орган власти, который реальный, в отличии от всяких ничего не решающих Советов, а его зачем-то отправили в милицию разбираться.

И все шишки повалятся именно на него, а он такого ну очень не хочет, как видно по его страдающему лицу.

Поэтому я добавляю громко и четко, как положено соответствующему товарищу, имеющему право на подобные слова:

– Хватит тут бюрократию разводить! Бумажки перекладывать на столе с места на место! Ваше дело самое маленькое – представить мне человека, который свяжет меня с Лаврентием Павловичем! И больше ничего от вас не требуется! – последние слова я уже почти кричу на дежурного.

Это командный голос человека, имеющего право приказывать и требовать, он у меня уже давно выработан. Впечатление должен производить соответствующее на чиновную братию.

Не знаю, какое решение все-таки в итоге родил бы дежурный, какое свое ценное указание выдал бы он, однако тут с верха лестницы раздался начальственный голос:

– Джабраилов! Что там у тебя?

– Товарищ Цховребашвили, Владимир Гедеванович, тут непонятный товарищ на встречу к вам рвется!

«Здорово интересная фамилия у этого товарища, – успел заметить я. – И сразу ведь дежурный нашел, на кого всю проблему переложить!»

– И что в нем непонятного? – голос минимум одного из секретарей горкома приблизился к нам, видно, что он неспешно спускается по лестнице.

– Вам стоит взглянуть на его паспорт! – коротко ответил дежурный, быстро поднявший свою задницу со стула, на котором он исполняет свои обязанности.

«Все, ответственность он вовремя переложил, товарищ Цховребашвили сам очень в тему подставился под окончательное принятие решения», – как я отчетливо читаю облегчение на лице дежурного.

Спустившийся коренастый грузин или осетин в принятом повсеместно военном френче и блестящих сапогах с пышной гривой волос на голове стремительно подошел к столу.

Пока, подчеркнуто даже не глядя на меня, взял в руки протянутый паспорт, посмотрел один раз, встряхнул головой, всмотрелся еще разок, только теперь обратил внимание на меня.

– И как это понимать? – звонким голосом спросил он.

– А вот как там написано, так и нужно понимать. Там – все настоящая правда! Поэтому делайте правильные выводы, товарищ Цховребашвили, – уверенно говорю я.

– А при чем здесь наш горком? Почему вы пришли сюда? – вот и у него сознание работает похоже, как у дежурного и всех остальных партийных бюрократов страны.

– Куда добрался первым с особо секретными сведениями для нашего государства, туда и пришел. Это все неважно, товарищ секретарь! Мне нужны ваши возможности для связи с первым секретарем Компартии Грузии.

– Вот как? Почему я должен вам ее предоставить? – подумав, поинтересовался Владимир Гедеванович, как его назвал дежурный.

Кажется, вполне подходящий для подобного дела человек мне попался, сразу же что-то понял и не кричит про милицию.

– Думаю, нам такой вопрос лучше обсудить без чужих ушей. Сведения о моем появлении здесь должны сразу же попасть под гриф «совершенно секретно», со всех причастных и свидетелей должна быть взята расписка о неразглашении особо важной государственной тайны, – подробно объясняю я собеседнику.

Такая серьезная заявка, однако и время сейчас непростое для конкретно испуганного народа во всех без исключения ветвях власти.

Мужчина задумался, потом кивнул дежурному и постовому:

– Отойдите от нас на минутку. Товарища обыскали? – спохватился он.

– Обыскал, товарищ Цховребашвили, – доложил милиционер и показал мешок. – Вот его вещи.

– Хорошо. У вас пять минут, Виктор Степанович Автанадзе, – разрешил он мне говорить, еще раз прочитав паспорт.

Дежурный и милиционер отошли, но глаз с нас не спускают ни на секунду.

– Давайте поговорим. Я пришел из нашего с вами будущего. Да, именно из нашего советского будущего. Именно из восемьдесят второго года, когда выдан данный паспорт. Он настоящий, не подделка вражеских контрразведок с какой-то глупой целью. Поэтому я все знаю про прошлое, именно про те года, которые сейчас на дворе. Специально изучал данное время перед тем, как прийти сюда, – неторопливо начинаю я.

– Не верю, – коротко отвечает Владимир Гедеванович.

На страницу:
2 из 4