
Полная версия
Книжные тюрьмы
Хорошо, что в монастыре никогда не спрашивали о твоем прошлом и лишь предлагали честно служить в обмен на благопристойное будущее. Минж все время сверялся с маминым самодельным компасом, вставленным в брошку из лазурного камня. Юноша давным-давно понял, что его мать была не простой крестьянкой, раз умела создавать подобные вещи. Получить фамилию можно было также, выйдя замуж или женившись, однако на деле мало кто соглашался на подобный мезальянс. Безродных чаще даже не презирали, а старались не замечать. Минж был уверен, что однажды его не-отец подарил матери, изгнанной из родного дома, свою фамилию, а вместе с ней и статус. Хотя, скорее всего, именно он и стал причиной потери первой фамилии мамы.
Погруженный в меланхоличные мысли, юноша брел по снегу и кутался в теплый дорожный плащ. Ноги по колено утопали в снегу, но пока еще сохранили чувствительность. Минж молился Творцу, подарившему стране сына-императора, молился и самому императору и мысленно просил у столь рано погибшей матери сберечь его тело и душу. Его мольбы были услышаны. Снег, цепляющийся за ноги и замедляющий шаги, превратился в цепочку одиночных следов. Кто-то тоже шел к монастырю! Обрадованный, воодушевленный, бывший сборщик чая почти побежал вперед. Из-за снежного холма сначала показалась робкая макушка, а затем и центральная пагода монастыря целиком. По бокам, составляя величественную свиту, выплыли четыре башенки, увенчанные тонкими женскими фигурами в широких, куполообразных платьях. Самая большая башенка прилегала к пагоде и лишь незначительно уступала ей по высоте, ослепительно сияя на солнце нарядом из золотых и белых полос, закрученных ветром в танце. Одна из трех башенок распустила перевернутый бутон розового платья над гигантским арочным входом, а две другие – сине-белая и темно-красная – заняли свое место по бокам от сооружения, вечно неся свою вахту.
Минж никогда не видел ничего прекраснее, а сказки, которые мама читала ему перед сном, не могли передать возвышенной красоты здания монастыря, построенного в честь первого императора, его жены и их трех дочерей. Золотые женские фигуры ростом в десять метров замерли в разных позах. Императрица сидела, младшая дочь склонилась в реверансе, а дочери-близнецы стояли спинами друг другу. Та, которая носила темно-красное платье, скрестила руки на груди, а девушка в сине-белом держала в высоко поднятой руке свиток. Старшая императорская дочь, по легенде, отказалась возглавить государство и основала свой отряд, куда принимали только девушек и женщин. И хотя сама цесаревна предпочла сражаться до самой смерти, каждая девушка, вступившая в ряды «Воительниц солнца», могла уйти со службы после окончания любой короткой военной кампании. Для многих дам империи пополнение рядов армии становилось единственной возможностью получить образование или отсрочить вступление в брачный возраст. Младшая дочь, склонившаяся в реверансе на башенке перед входом, согласно легенде, смиренно вышла замуж за главу соседнего государства и прекратила бесконечную войну с Империей Ветра. Минж внимательно вгляделся в среднюю, самую красивую фигурку дочери императора, возглавившую страну после смерти отца. Купол полосатого платья стоял прямо, без всякого наклона. Несгибаемый, уверенный силуэт держал в крепких руках не столько свиток правил Империи Ветра, сколько саму страну.
Минж улыбнулся и выпрямил спину. Цепочка следов, которая вывела его к монастырю, не доходя до входа, сворачивала в сторону. Значит, незнакомец побрел дальше…
Глава 4
Денис

Джерри С. С. Мортир не раз признавался в интервью, что на создание образа затерянного в горах монастыря его вдохновил петербургский Спас-на-Крови. Именно нарядность и праздничность собора была добавлена к классическому образу китайской пагоды. Неорусский стиль был, наверно, одним из моих нелюбимых, но то, как расцвела обитель монахов посреди блестящего белого снега и как засиял ансамбль золотых шпилей на куполах, поразило даже меня. Никакой конфетности и приторности вопреки ожиданиям я не почувствовал – лишь благоговение перед мощью. И все-таки отчего-то становилось неуютно, как будто на тебя смотрят сквозь одежду без всякого стеснения, а потом выворачивают душу наизнанку. Спустя пару секунд я смог оформить свои ощущения в слова:
– Здесь пахнет силой, – ветер оборвал мою фразу, словно боялся, что я открою тайну этого места всем людям. Тайну, которую даже сам автор романа оставил за скобками, словно стыдясь собственного вымысла.
– Нам здесь не будут рады, – заметила лисичка. – Они обязательно узнают, что мы догадались… Такого нам не простят.
– Монахи и правда не отпустят нас… Что будем делать?
– Уйдем, пока они не учуяли подвох. Они нас в порошок сотрут.
– И мы бросим здесь… – я осекся.
– Если не бросим, то сгинем сами и никому не поможем. Если наберемся сил и могущества, то вернемся сюда позже. Он давно ждет, подождет еще чуть-чуть. Что для него несколько месяцев, да даже лет… – Мэй была печальна, и Мэй была права.
События в пещере с озером каким-то мистическим образом объединили наши сознания. Возможно, из-за того, что кицунэ так сильно рвалась ко мне и пожелала пробудить свою дремлющую магию. А может, это был подарок от расы Следопытов – тонкий, неразличимый. Теперь нам необязательно было произносить свои мысли вслух. Кивнув, я двинулся в обход монастыря, избегая приближаться к нему еще хотя бы на шаг. Скрытый от посторонних глаз, покоящийся в развороченной воронке, которую я сперва принял за низину, монастырь выжидал. Он был похож сразу и на охотника и на капкан. Мэй завозилась на моей шее, нервно царапнув по коже коготками.
– А какие земли лежат с той стороны гор? – лисичка уняла дрожь и собралась с мыслями.
– Ав… – я осекся и переформулировал так, чтобы не обидеть спутницу. – Создатель этой Вселенной поместил неподалеку от гор подданичество Империи Ветра. Есть еще вольный город Маритимбург в дне пути отсюда, но я про него почти ничего не знаю.
Я начал спуск со склона, оставляя позади расписной, совсем не карамельный монастырь.
– Туда и пойдем. Не будем мешаться у сюжета под ногами.
– Это небезопасно! Лучше выбрать проверенный маршрут. Уже созданный до нас, – я выпалил эту фразу, пожалуй, чересчур категорично. Но Мэй не заметила или решила не обращать внимания на мой тон.
– В этом мире больше нет проверенных маршрутов. Я чувствую, как все сильно изменилось. Кроме того, мы еще сомневаемся – нравишься ты этой книге или нет. А вдруг нет? Даже несмотря на вмешательство Следопытов в твою судьбу.
Я кивнул. Мне нечего было возразить.
Чем дальше мы спускались, тем весеннее и теплее становился окружающий пейзаж. Появились ручейки, наперегонки прыгающие по камням. Из-под снега высунули любопытные носы голубые и желтые цветы, принюхиваясь и подозрительно на нас косясь.
До Маритимбурга и правда мы дошли за день, сделав пару коротких привалов и остановившись на одну ночевку. Я доел те ягоды и грибы, которые не растерял, катясь по склону в пещеру к Следопытам, а затем набрал новых запасов. Мэй отправилась на «охоту», грозно и смешно поглядывая на подозрительные цветы. Я мог бы поклясться, что услышал ее тихое шипение: «Шевельнетесь еще раз в мою сторону, и я вас слопаю!» Цветы замерли, а потом дружно повернулись к лисице спиной, выражая весь свой цветочный протест.
На одном из привалов Мэй крепко задумалась, и на ее мордочке отпечаталось выражение детской непосредственности. Она лежала на спине в густой траве, глядя в глубокое небо. Смотря на нее, я в который раз с содроганием подумал о том, до чего же магические создания похожи на людей, а их детеныши – на обычных детей. Как у местных жителей рука поднимается убивать тех, кто так на них похож? А потом вспомнил историю своей родной планеты. И за куда как меньшие отличия человечество веками было готово истреблять целые народы… Не только за цвет кожи или глаз… за разный образ мыслей.
– А какой он, создатель нашего мира? – Мэй поймала мое настроение и сразу взялась за тяжелую артиллерию.
«Фанат комиксов, зоозащитник, феминист, путешественник и мечтатель».
– Любитель выдуманных историй в картинках, человек, охраняющий природу, тот, кто выступает за равные права женщин и мужчин…
– Выходит, Бог любит животных? И нас тоже? Почему же мы тогда так страдаем и, вообще, почти вымерли? – Лисица вскочила и разозленно замотала хвостом, сбив в воздухе пару шмелей, тянувшихся к цветам. – Я думала, что он просто о нас не знает! Не думает. А он, оказывается, нас любит? Нет, тот, кто любит, так не поступит!
Ну откуда Джерри С. С. Мортиру было знать, что изобретут трансформатор, перемещающий людей в книги? Как он мог предвидеть превращение простой фантазии в живой, дышащий и страдающий мир? Не мог догадаться писатель, сколько боли он причинит тем, о ком так заботился в мире реальном…
– В нашем мире люди раньше тоже скверно обращались с животными. Понимаешь, наши животные немагические и даже неговорящие… То есть не говорящие в привычном для человека понимании. И этих животных гораздо больше, чем в вашем мире. Более того, многие животные живут бок о бок с человеком. Иногда даже как почти равные существа. Так вот, не все люди разделяли сопереживание к зверям. Некоторые нелюди даже мучили или убивали животных. И создатель этого мира, его зовут Джерри С. С. Мортир, хотел помочь воспитать новые поколения так, чтобы им было жалко животных, чтобы дети относились к животным, как к людям. И для этого, в том числе, он показал, как ужасна человеческая жестокость… и как беззащитны братья наши меньшие.
Это высказывание не далось мне легко, а еще Мэй тут же замолчала, и я увидел, как по зеленым травинкам скатились несколько капель воды.
– Очень тяжело осознавать, что твоих близких и друзей приносят в жертву ради того, чтобы кому-то где-то там, далеко, было хорошо и безопасно. И все-таки для меня было облегчением узнать, что мои мама и папа умерли не напрасно. Выходит, они герои. Только лучше бы они не были героями, а были просто живы.
– Я согласен с тобой. И приношу свои соболезнования.
– Ты ведь не бросишь меня? У меня больше никого не осталось. У тебя же есть семья? И друзья?
– Нет, Мэй, не брошу. Да, есть, и я не сомневаюсь, что они будут рады с тобой познакомиться…
В голове почему-то завертелся вопрос: можно ли через трансформатор перенести кого-то из книжного мира? Забрать с собой? Ответ всплыл сам собой, словно давно ждал этого момента, и лопнул радужным мыльным пузырем. Если бы можно было, тогда кто-нибудь, хоть один из заключенных, попытался бы притащить что-то опасное в обычный мир. Холодное оружие. Атомное оружие. Роботов-убийц. Гигантскую Годзиллу. Зомби-вирус… Нет, создатель этой машины явно не дурак и должен был обезопасить Землю от подобного риска. Одно неосторожное перемещение в мой мир с легкостью привело бы к апокалипсису, исчезновению страны, человечества, планеты. Выходит, мне придется бросить Мэй? Ту, которую я пообещал защищать? Да что ж я за человек-то? Эти мысли я закрыл от лисы и решил поговорить с ней в другой, более подходящий момент. Привал закончился, и снова вдаль потянулись зеленые склоны.
Мы с Мэй вышли на главный тракт и побрели в сторону ворот Маритимбурга.
– Не стоит тебе показываться людям, – заметил я, оглядываясь вокруг на предмет наличия этих самых людей.
– Я и воротничком побыть могу, – весело предложила лисица.
– А шарфиком?
– Шарфиком пока не могу. Изображай из себя крестьянина, которому повезло на охоте. В этом мире мы в первую очередь трофеи, – Мэй попыталась скрыть горечь за сарказмом и обернулась вокруг шеи, как-то зловеще обмякнув. Стало не по себе.
– Псс, напарница! Ты жива? Все в порядке?
– Раз ты поверил, все остальные поверят тем более! – торжествующе отозвался пушистый воротник.
На подходе к Маритимбургу (хоть не Тимбукту!) мне показалось, что я стал узнавать окрестности. Как-будто что-то неуловимо родное, как из детства, поплыло перед глазами.
Я маленький, еду на велосипеде, быстро-быстро перебираю ногами, прокручивая педали. На дворе лето, и весь парк возле дома в зелени, а желтая газовая труба окаймляет парк вместо решетки. За мной бежит мама и кричит: «Денис, не так быстро!»
– Эй, не так быстро! – гаркнули у меня под ухом совсем не маминым голосом. – Те, кто с грузом, первее проезжают!
Я посторонился, пропуская выкатившуюся из-за поворота тележку, в которую была запряжена лошадь с косящими глазами. Сбоку от меня, через поле, засаженное зеленью, шла толстая желтая труба… не может же она быть с газом? Или может? Вымышленный мир Средневековья, и в нем открыли доступ к недрам земли? Впрочем, загадка быстро разрешилась. Когда я сошел с обочины дороги и приблизился к трубе, то понял, что она сложена из желтого кирпича и ведет к мельнице, радостно переворачивающей под напором воды колесо с желобками.
– Почему мы не пошли в город? – заволновалась Мэй.
– Показалось, что узнал место из своего детства. Сейчас войдем в ворота.
Я ожидал чего угодно, но не того, что увидел, когда позади остались высокие дубовые ставни. Водяная мельница была лишь началом, маленькой строчкой гигантского романа о воде.
Последнее время мне часто снился один и тот же сон, в котором я шел по широкой полосе Невского проспекта, прямо по проезжей части, на которой не было ни единого автомобиля. Раздался звуковой сигнал, заиграла музыка, и я вместе с другими пешеходами ушел на тротуар, под сень старинных, но ухоженных домов царской эпохи. И тут проспект ожил: дорожное полотно медленно стало уходить под землю, а у самого края пешеходной зоны выехал защитный экран из пуленепробиваемого стекла. Дома оказались отрезаны гигантским аквариумом от проспектов и улочек, по которым хлынула чистая морская вода, хлынула вместе с форелью, карпами и другими рыбами. Миг – и любой океанариум померк по сравнению с тем, что я увидел. На три, а то и на четыре метра вверх плескалось море, раз в год разливающееся. Тот Петербург, который мне снился, был построен мудрым императором, заметившим сезонный разлив соленой воды и построившим целый город так, чтобы превратить его в чудо света. Шли годы, и уникальный город-иногда-на-воде привлекал все больше и больше туристов… Я помню, как спустился в кафе, и его подвальный этаж оказался по колено затоплен теплой прозрачной водой… Выпив чашку кофе с булочкой, я отправился дальше и зашел в антикварный магазин мебели, где торговали, должно быть, самыми дорогими и самыми редкими предметами роскоши. Коллекция меблировки помнила времена царей, империи и с тех пор обросла красивыми ракушками и кораллами, но не рассохлась. Старые мастера умели обрабатывать древесину так, что морская вода не вредила ей, а лишь оставляла красивые зелено-голубые разводы с белыми раковинами и тонкими полосками соли. Сейчас что-то подобное уже не умеют создавать… Раз в год эти предметы мебели приобретали новые благородные узоры, делая очередной диван или шкаф еще на энную сумму дороже. Я гулял по родному городу, плавал в море напротив дома Зингера, где можно было прыгнуть с «бассейной вышки» прямо в аквариум, а потом катался по каналам на тонких, точеных лодочках, наслаждаясь летом. Со всех сторон сияли вспышки туристских дорогих камер, а потом, через неделю, море покинуло город. Красные, розовые, белые, жемчужные кораллы вросли в стены подвалов зданий, а в воздухе пахло солью и свободой.
«Красивое воспоминание. Это твой родной город?» – прошептала Мэй у меня в голове.
«Это не воспоминание, – я не медлил с ответом. – Это сон. Ты увидела не совсем мой родной город. Петербург такой же, но воды там поменьше». Разговаривать мысленно было удобнее, да и горожане не примут меня за умалишенного. Порывшись в памяти, я показал лисе хорошо знакомые улочки и набережные.
«Да, ты прав – Маритимбург похож на твой Петербург».
Когда мы вошли в Маритимбург, сначала я подумал, будто попал в свой прекрасный, повторяющийся сон. Вокруг не было домов царской эпохи, а улица состояла из трех-четырехэтажных фахверков – каркасных белых домов, первые два этажа которых были облеплены знакомыми разноцветными кораллами и ракушками.
«Быть того не может!»
Кто-то подул в рог и заиграл на волынке. Толпа начала медленно расходиться, освобождая центральную улицу, мощенную камнем.
Глава 5
Ал

Александр Бенедиктович отстранился от книги, как будто у нее вдруг выросли клыки и когти. Наталья Игоревна сочувственно посмотрела на шефа, а потом краем глаза – на остывающий обед. У нее в кабинете с каждой минутой терял свои вкусовые качества такой же бизнес-ланч.
– Нет, ну что за безобразие он там творит! – в голос возмутился Ал.
– Может, стоит взять небольшой перерыв и все обдумать? – живот помощницы тоже вмешался и слабым урчанием присоединился к просьбе.
Но начальник библиотеки был слишком погружен в свои мысли.
– На наших глазах вершится история! Вы поняли, почему я так взволнован?
Наталья вздохнула и предположила:
– Вы думаете, герой сам пишет книгу, да? Вы считаете, что такое возможно?
– Дело в том, что я не так хорошо помню подробности «Ветров Востока». Совсем в детстве я пришел от романа в жуткий восторг. Но потом, уже будучи юношей, решил перечитать его снова, совершив, несомненно, грубейшую ошибку и разрушив часть своих теплых воспоминаний. Я понял, что книжка получилась немного вторичная, и то ли стиль автора, то ли перевод сделали произведение тяжеловесным. Слишком много описательных моментов в тандеме со стандартной, немного банальной эволюцией персонажа…
– Вы еще скажите, что герои были стереотипными, – ухмыльнулась ассистентка.
– Немного, – признался Александр Бенедиктович. – Я бы сказал, что герои мыслили шаблонно. Но теперь! Теперь… это совсем другое произведение. Изменился сам стиль повествования, откуда-то взялся юмор, не свойственный классическому боевому фэнтези, исчез пафос. Нет, от Джерри С. С. Мортира в этой вещи почти ничего не осталось. Наталья, вы читали романы-ссылки из нашей библиотеки?
– Только один, – виновато призналась девушка, пряча взгляд. – «Дамский этикет в театральных сценках». Это не совсем художественная литература. Так вот, там на примере реальных и мифических исторических событий рассказывается, как вели себя люди в разное время. В эту книгу, как я поняла, сослали не то какого-то бандита, не то мафиозника… И на преступника там по сюжету слуги попытались надеть бриджи-кюлоты, а затем шелковые белые чулки, чтобы вывести в свет, на бал, но заключенный сумел сбежать. Он кричал много неприличного, говорил, что приведет каких-то братков… и все порешает… всех порешит. Я тогда чуть не бросила читать эту книжку. Но меня очень заинтриговало, что будет дальше… Не вышел из него граф Разумовский. В общем, вскоре пленника нашли и в наказание за попытку изменения сюжета книжная реальность в следующий раз одевала его под императрицу Елизавету Петровну. Если вы заинтересовались, у меня есть копия всей книги на телефоне. А тот бандит, когда книжный срок наконец закончился, вышел очень притихший и первым делом выкупил свою книгу.
Ал не знал, что сказать. Жуткие картинки он сумел выкинуть лишь спустя минуты три застывшего молчания. Но тут Наталья Игоревна снова вставила свое веское дополнение.
– А щетину тому бандиту так и не сумели побрить. Так что Екатерина получилась слегка заросшая… Но она и согласно истории вроде как внушительные усики имела… Выходит, даже достоверно получилось. Это считается за изменение сюжета?
– У преступников получаются незначительные манипуляции событиями, но, как ты уже верно подметила, – Ала передернуло, – все расхождения не выходят за рамки предписанных сюжетом. Вот если бы тот бандит порубил всех слуг и занял трон, а затем реформировал твои исторические зарисовки XVIII века под быт современных разборок банд… тогда нам бы стоило встревожиться.
В воображении Александра граф Разумовский проскакал на лошади мимо крестьян и гоп-голосом поинтересовался: «Ну что, еще зерно есть? А если найду?»
– Там не только про XVIII век было, – с гордостью поправила шефа помощница, – там еще было про…
– Наталья Игоревна! Давайте не будем об этом! – резко возразил начальник библиотеки. – Пожалуйста, вернемся к нашим «Ветрам Востока». – И уже чуть мягче добавил: – Сейчас главное – разобраться в текущей ситуации. Вы, кажется, просили прерваться ненадолго? Пока пообедайте, что ли. А я уже сыт. То есть не голоден. Лучше фрагментарно ознакомлюсь с оригиналом «Ветров Востока».
Наталья вернулась с обеда через сорок минут очень довольная и умиротворенная. Александр Бенедиктович к этому времени успел привести свои волосы в состояние безумного беспорядка и до сих пор продолжал нервно водить по ним рукой.
– Я имел удовольствие сравнить текст «Ветров Востока» из интернета и ту версию, которая лежит у нас… Действительно, перед нами больше не произведение писателя С. С. Мортира. Перед нами творение рук Дениса Левинского. И чем дальше, тем меньше оригинальных событий.
Ассистентка села на свое место и прочитала вслух выделенный едва заметными карандашными скобками отрывок, начинающийся со строк: «Последнее время мне часто снился один и тот же сон…»
– У меня есть все основания полагать, что человек по имени Денис Левинский в реальной жизни видел сон. А потом преступник все с тем же именем, Денис Левинский, попал в книжную тюрьму. И вместо того чтобы, как и полагается приличному герою «Ветров Востока», видеть сны о чае и танцах под чайными кустами, он вернулся к воспоминаниям о сновидении. Да так хорошо и детально его вообразил, что сумел еще не описанный С. С. Мортиром участок terra incognita заполнить своей фантазией. Да еще как грамотно заполнить! Страшно подумать, что будет, если он решит, что может придать любому месту или событию книги желаемый облик!
Наталья, немного порозовевшая от теплого чая, спросила:
– Ну да, наказание не состоится. Заключенный не усвоит урок и не исправится как личность… Вы боитесь, что он снова начнет обкрадывать чужие банковские счета? Ну так сядет еще раз, на этот раз пожизненно – в какую-нибудь «Гордость и предубеждение» на узбекском языке… Там, знаете ли, в повествовании не сильно можно что-то изменить.
– Меня беспокоит не это. Я боюсь того, что герой мог покинуть книжную тюрьму. Если он способен менять устройство мира, в котором оказался, то потенциально может и покинуть его.
– А как же законы физики? Их же невозможно нарушить! Трансформация генетического кода в цифровой – надежная, запатентованная технология… процесс защищен от своевольного превращения кода обратно в человека. Неглупый специалист его писал. Между прочим, мой кумир.
Александр Бенедиктович отвел взгляд от экрана компьютера и протянул помощнице трубку стационарного телефона.
– Вот вам номер, звоните и вызывайте вашего кумира.
Глава 6
Минж

Огромные резные ворота распахнулись перед Минжем прежде, чем он успел постучать в них. Списав все на наблюдение дозорных с одной из башен, юноша переступил порог. Минж представил, как тело окутывает холодная сырость помещения, такая же, как в храме, который он посещал в прошлой жизни, когда еще был крестьянином. Однако, вопреки опасениям, после льдисто-холодного горного воздуха накатила почти летняя жара. Монастырь был избавлен от той тяжелой, словно аромат погребальных благовоний, атмосферы. Оглядывая своды здания, юноша скромно двинулся вдоль стеночки, стараясь стать как можно более незаметным. Он мог бы так не стараться – столь величественные своды и без того превращали человека в маленький квадратик большого мозаичного полотна.
– Вы ищете ответы или пришли стать одним из нас? – голос заставил Минжа вздрогнуть. Голос раздавался отовсюду и одновременно – ниоткуда. Как будто каменная кладка монастыря вдруг обрела возможность говорить.
– Я хочу служить ордену. – Не заметив никого впереди, Минж обернулся. – Что мне нужно для этого сделать?
– Мало кто оказывается в этих стенах по своей воле. Но мы не в обиде за это. Нам важна лишь преданность общему делу. Как вы можете хотеть служить, если не знаете, чему именно? Может быть, мы служим анти-Творцу? Не стоит говорить то, что мы, по вашему мнению, хотим услышать. Лучше побалуйте нас правдой.
Минж про себя выругался, гадая, действительно ли попал к еретикам. Собеседник – высокий, худощавый человек с седыми волосами до плеч, вышел прямо из стены. Моргнув, юноша понял, что зрение обмануло его и в стене есть неприметная дверь, выложенная витиеватой плиткой.
– Я, разумеется, несерьезно говорил про служение анти-Творцу. Это лишь предостережение от неосторожных обещаний и заверений. Каждый из нас здесь быстро учится быть внимательным к своим и чужим словам. Так что вы хотели мне сказать? – незнакомец, которому могло быть тридцать лет, а могло – и шестьдесят, наклонил голову, открыто улыбаясь.












