Рожденная

Дария Лав

Рожденная

Плейлист

1. Lana Del Rey – “Million Dollar Man”

2. Sir Chloe – “Michelle”

3. Электрофорез – “Зло”

4. boa – “Twilight”

5. She Wants Revenge – “Tear You Apart”

6. IC3PEAK, Oli Sykes, Bring Me The Horizon – “VAMPIR”

7. Электрофорез – “Фейерверк”

8. Ultra Sunn – “Keep Your Eyes Peeled”

9. Электрофорез, Женя Меркель – “По разбитым зеркалам”

10. She Wants Revenge – “Out Of Control”

11. Электрофорез – “Я ничего не могу с собою сделать”

Дорогой читатель!

Эта книга во всех отношениях стала моим откровением. Вместе с главной героиней я заново пережила множество лишений и боли, приняла их и отпустила. В какой-то степени я считаю эту книгу даже слишком откровенной, будто все мои тайны выходят наружу в этот мир.

Когда я написала слово “конец” на последней странице, то поняла, что самой большой сложностью стало отделить свою боль от боли героини – они так тесно переплелись, что я стала путаться в собственных переживаниях.

Так что в крупицах этой истории вы найдете душу вашего покорного автора и, кто знает, может быть, отыщете свою.

Посвящается местам, в которых когда-то я была очень счастлива и которые мне пришлось покинуть, чтобы двигаться дальше.

Глава 1. Поездка

1

Я несла тяжелую коробку из своей комнаты в прихожую, чувствуя, как у меня отнимаются руки. Нужно было перенести все до того, как приедет Алекс, мой отчим, и загрузит их в машину, а пока помогала мне только мама, так что работали мы, не покладая рук, носясь туда-сюда из последних сил. Самыми тяжелыми были коробки с книгами – больше десяти, до верху наполненные и практически неподъемные, так что переносить их приходилось только вдвоем.

К тому времени как приехал Алекс, моя комната стала почти голой. Коробки были последним, что наполняло ее и хоть как-то напоминало обо мне. Теперь она казалась безымянной, словно я никогда здесь и не жила.

Неизменным оставался только вид из окна, который будет меняться сезон за сезоном, окрашиваясь то в желто-красный, то в белый, то в ярко-зеленый, но навсегда останется прежним. Рядом все также будет стоять соседский дом, в окнах которого я каждый день наблюдала хозяйку и детей, вдалеке будет виднеться город с высотками, а рядом с окном – стоять два дерева, на одном из которых поселилась в гнезде ворона со своим выводком. Только вот меня здесь больше не будет.

Я так хотела переехать, но теперь с грустью осознавала, что буду все-таки скучать по этому виду. Немного, но буду. Этот вид навсегда останется ностальгией по моему детству, ведь только тогда я чувствовала себя здесь дома. Жаль, что с возрастом это ощущение прошло, и родительский дом стал лишь пристанищем, местом, где я ем, сплю, храню свои вещи. Может быть, все дело в том, что где-то очень глубоко я знала: на самом деле мне нет здесь места.

– Все снесли? Там ничего не осталось? – задумчиво спросил Алекс, войдя в дом и увидев гору коробок. Обычно он был немногословен, а если говорил, то сдержанно и по делу. Мне всегда казалось, что в моем обществе он чувствует себя неловко, несмотря на то, сколько лет прошло с их с мамой свадьбы.

– Да, я все проверила, – ответила я.

Я как раз спускалась с лестницы на первый этаж. В дверном проеме, припаркованный у дома, виднелся фургон, готовый перевести всю мою жизнь. Я окинула взглядом коробки, надеясь, что все влезет. В любом случае Алексу придется сыграть в тетрис, чтобы хоть как-то уместить все, что я собрала.

Вот так вот ранним утром небольшой фургон забрал все мои вещи, книги, даже некоторую технику – мой любимый, к которому я ехала, настоял, чтобы я перевезла все свои вещи, а не обходилась минимум, помещающимся в чемодан – и увез за много миль от дома. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за горизонтом, раздумывая о том, что с головой ныряю в новый этап своей жизни, и впервые осознавая, что мне чертовски страшно.

До этого мой переезд казался чем-то эфемерным и несбыточным. Но когда вчера до поздней ночи мы с мамой упаковывали мои вещи по коробкам, он приобрел первые очертания. Когда коробки из моей комнаты спустились на первый этаж, он стал почти осязаем. А теперь, когда все, что у меня было, скрылось за горизонтом… непонятная смесь окрыляющего счастья и страха перед неизвестностью разливалась у меня в душе.

А это точно именно того, чего я хочу? А если и да, то готова ли я? Нормально ли испытывать то, что я чувствую? Разве я не должна прыгать от радости, переезжая к любимому человеку, без которого не вижу своего будущего? Страх когтями зацарапал у меня по спине. Я знала, что подступает тревога… Вот дорога, мой дом, соседний дом – вдох, выдох – почтовый ящик, он стоит как-то криво, раз дерево, два дерево…

Я услышала, как со спины подошла мама. Я наверняка знала, что это она, потому что из них двоих – Валери и Алекса – только он старался подходить ко мне как можно реже. Она подошла, и всю тревогу как рукой сняло. Иногда мама помогала мне, даже не догадываясь.

Она просто молча стояла и глядела вместе со мной вслед уехавшему фургону. Я знала, что она понимает мои чувства, но не скажет этого вслух. Нам тоже было неловко в обществе друг друга. Так было сколько себя помню. Словно мы так и не нашли общий язык, слишком разные натуры.

Но Валери никогда не была плохой матерью, она всегда образцово выполняла родительские функции, и со временем мне стало хватать и этого. Я просто отвыкла от привычки искать материнское тепло. Тем более мне посчастливилось найти любовь в другом месте и с другим человеком, так что теперь это точно не имело особого значения.

Сейчас мне хотелось лишь произнести: “это немного не то, чего я ожидала, переезд казался мне таким судьбоносным событием, а оказался лишь несколькими коробками, кое-как уложенными в багаж”. Но я знала, что не произнося слов, мама поддержит меня куда лучше. Поэтому она просто была рядом. Как и всегда в моменты, когда была мне нужна.

Мы еще немного постояли, уставившись в никуда, в направлении давно уехавшего фургона. И только когда я пошла в дом, она последовала за мной. Сегодня утром, в честь моего отъезда мама собиралась готовить мои любимые вафли.

2

Ближе к вечеру мы уже стояли на вокзале с моим последним чемоданом, куда были упакованы самые хрупкие и необходимые вещи: бесконечные стеклянные баночки с уходовой косметикой, многочисленные палетки теней, пара футболок и пижама – на случай, если доставка всех моих вещей до нового места прилично задержится. Он был забит доверху, и Алекс, неся его позади нас, стоически молчал о том, что я сама его еле подниму, хоть это и было абсолютной правдой. Но я жизни не представляла без своих любимых вещиц.

На мне была летящая атласная юбка цвета темного шоколада и чуть светлее кардиган с расстегнутыми верхними пуговицами. Сейчас я умирала в нем от жары, но в городке, куда спустя почти два дня прибудет мой поезд будет на несколько градусов холоднее, так что я укутаюсь в него, как в одеяло и точно не замерзну. На ногах единственные во всем моем гардеробе высокие кеды занимали место привычных туфель.

В руках у меня была переноска. Внутри мирно сопела Миса – моя кошка с пушистой кремовой шерсткой и круглыми голубыми глазками. На ушках у нее расползались рыжеватые пятна и от розового носика, казавшегося совсем темным, градиентом расходилась такая же рыжина. Ее мордочка как подгорелый кусочек тоста из белого хлеба.

Все вокруг говорят, что себе в любимицы я выбрала кошку, похожую на меня, как две капли воды. У меня такие же голубые глаза и копна золотистых волос, под определенным светом уходящих в рыжий.

– Документы взяла? – спросила мама. Четко и по делу.

– Ага.

– Зарядка для телефона?

– Да.

– Кошачий корм?

Вместо ответа я просто кивнула. Между собой мы были, как всегда, немногословны, даже в минуты прощания.

Мы остановились на перроне, куда прибывал мой поезд. Алекс стоял где-то вдалеке, около лестницы, готовый в любой момент подкатить к поезду мой чемодан, и мы с мамой остались вдвоем. Вокруг туда-сюда бегали люди, кипела, жужжала жизнь, от которой я уезжала. Невидящими глазами я оглядывалась по сторонам, в голове разверзлась странная пустота.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – вдруг сказала мама. Ее губы тронула легкая улыбка.

Я обратила к ней ошарашенный взгляд, будто видя впервые. Сзади отходил поезд, всем телом я ощутила его вибрацию и вздрогнула. Поток воздуха взметнул мои длинные, легкие волосы. Они растрепались пышным облаком вокруг меня, и светлые локоны рассыпались по моим плечам. А мы с мамой все также глядели друг на друга. Одна из многих немых сцен, которая сейчас почему-то казалась такой важной.

Подошел мой поезд. Мимо нас пронеслась толпа, обтекая с обеих сторон. Мама вдруг шагнула ко мне, откинула волосы с плеч, нежно взяла мое лицо в свои ладони. Тело отдалось настороженностью. Но ее лицо было мягким, глаза – нежными, даже влажноватыми.

– И это нормально, – сказала мама, и ее спокойный голос меня тут же расслабил. Внутри словно ослабели натянутые до предела цепи. – Переживать, когда жизнь меняется даже к лучшему.

Внутри у меня все растеклось. Я ответила на ее улыбку, зарылась щекой в ладонь. Она нагнулась ко мне все с той же улыбкой и оставила теплый след поцелуя на моем лбу.

– Ну, ступай.

Одни взглядом мама позвала Алекса. Я смотрела на нее будто впервые и, не выпуская кошачьей переноски из рук, поддавшись порыву, заключила ее в объятия. Мама неловко обняла меня в ответ, но мне было этого достаточно. Несмотря на разницу наших характеров, на то, что мы не были очень близки, мама все равно ассоциировалась у меня с родным домом, и я изо всех сил старалась запомнить этот момент до нашей следующей встречи. Ее хрупкая фигурка с легкостью помещалась в мои объятия, мягкие волосы источали едва уловимый аромат парфюма. Мама пахла моими любимыми вафлями, которые готовила с утра.

Уже через несколько минут мама с Алексом посадили меня на поезд, и я, оказавшись внутри одиночного купе, глядела на платформу. Они стояли вдвоем и смотрели в мое окно, у мамы на губах была сдержанная улыбка. Я была спокойна, оставляя их в обществе друг друга, им всегда было хорошо вместе. И в какой-то степени я была даже рада уехать строить собственную личную жизнь, чтобы дать им больше воздуха.

Поезд тронулся. Мама сдержанно помахала мне рукой и повернулась в сторону удаляющегося состава. Всего несколько секунд мы ехали вдоль здания вокзала, а затем поезд вырвался под открытое небо.

3

За окном начали мелькать небоскребы. Мои любимые высокие строгие пики, стремящиеся ввысь, светящиеся тысячью огней. Сколько в них было жизни, сколько историй. Для кого-то они, скорее, бездушные сооружения из стекла и стали, для меня – источник неисчерпаемой жизненной энергии.

Я любила бывать в центре, в окружении этих небоскребов и вечно спешащих куда-то людей. Осознание того, что у каждого из них своя жизнь и свои дела, что за каждым окном высотных зданий прячется чья-то история, дарило мне мурашки и странно захватывало дух. Больше всего мне хотелось бы узнать эти истории, заглянуть в жизнь окружающих меня людей. Куда они так торопятся, к кому бегут?

Мне нравилось, как эти высокие пики сияли в темноте позднего вечера, искрились и переливались. Нравилось, как сиял весь город, зажигаясь миллионами крохотных огней. Загадочные окна, машины, несущиеся вдоль дорог, как маленькие светлячки, бесконечные линии шоссе. Иногда я поднималась на какое-то возвышение, чтобы рассмотреть свой искрящийся город издалека, и тогда у меня захватывало дух.

А теперь небоскребы остались позади, скрылись из вида, проводив меня отблескивающими стеклами окон. Я представила, как, должно быть, скоро станет невероятно в центре. Все снова зажжется, загудит, несмотря на опускающуюся ночь по тротуарам будут спешить по своим делам люди.

За окном проносились последние пригородные дома, последние многочисленные окна, сменяющиеся время от времени чуть пожелтевшими шапками деревьев, и на меня накатила странная тоска. Странное сомнение, рвущее меня надвое. Одна часть меня неслась быстрее поезда на встречу к моему любимому, другая – к сияющим небоскребам и кипящей даже ночью жизни. Я обхватила ноги руками, желая соединить в своем теле эти две части меня воедино, и уставилась в окно.

В этот вечер сотни ног вышагивали по выложенным плитами дорогам, тысячи машин, светя фарами, неслись по шоссе, извивающемся по городу, словно змея. А я сидела в одиночном купе с сопящей внутри переноски Мисой, пытаясь запечатлеть в памяти городские огни и ту энергию, которую они мне дарили.

Я уже почти засыпала, когда поезд несся сквозь лес, такой непривычный для меня, темный и безмолвный, словно мертвый. Мы ехали, и я думала, как же в ночном лесу выглядит поезд. Несущееся огромное металлическое создание с десятками горящих окошек, внутри которых сидят, ходят туда-сюда, одним словом, живут маленькие человечки. Я глядела в окно, на темное ночное небо, усыпанное сотнями звезд, и невольно подумала, что мне нравится этот вид.

4

Когда я проснулась спустя день, проведя в дороге чуть больше сорока часов, первым, что мне удалось увидеть сквозь промозглую серость неба, был бесконечный лес. Он несся мимо моего окна, изредка сменяемый полями и узкими извивающимися вдалеке дорогами. Вот мы заехали на мост, совсем крохотный, даже показалось, деревянный – под ним пробегала узкая неглубокая речушка. Быстрым течением она уносилась вниз, плещась о камни и поваленные на берегах бревна.

За мостом показалась деревушка. Маленькие деревянные домики, раскинутые по покрытым сероватой травой холмам. Даже не находясь среди них, я почувствовала, услышала ту тишину, что стояла на ее улочках – протоптанных кем-то тропинках. Над крышами домов низко нависли белые, будто из ваты, облака, и в воздухе повисла беловатая поволока. Подернутый молоком простор.

Я будто оказалась в совершенно другом мире. Прощалась ли я тем вечером со стеклянными высотками и артериями дорог, пронизывающих город? Или это была лишь игра моего воображения? Здесь и сейчас то воспоминание казалось лишь невозможной в этом мире иллюзией.

Деревня скрылась из вида также быстро, как и появилась. Пронеслась, будто ее никогда и не существовало. Глубоко в душе меня что-то кольнуло, неприятно и болезненно. Она несомненно была уютной, но очень уж незначительной. Люди в ней явно никуда не спешили, их жизнь была медленной и размеренной. Такая же ожидала и меня.

Еще немного я следила за удаляющимися домиками в надежде увидеть хотя бы одного человека, но никто так и не успел показаться проносящемуся мимо поезду.

Нормально ли было, что я испытала такой сильный секундный страх, оставшийся осадком где-то на подкорке моего сознания? Мне стало стыдно. Я не должна была сомневаться ни в этих местах, ни в своем выборе, но сомневалась. Будто я находилась в бесконечном белоснежном пространстве и совершенно не знала собственного пути, потерянная, в нервном изнеможении, озирающаяся по сторонам.

Оголенную кожу ног защекотала пушистая шерстка – Миса проснулась и, потягиваясь, изворачивалась у меня в ногах. Она посмотрела на меня своими круглыми голубыми глазками, медленно моргнула и заурчала, как трактор. Протянула ко мне передние лапы, задевая кожу мягкими подушечками. Лучшее прикосновение на свете.

– Ну что, Миса, будешь кушать? – Я любила говорить с ней, это пушистое создание – лучшая собеседница на свете.

Миса услышала любимое слово и вскочила на все четыре лапы. Миску с кормом я поставила на пол и еще несколько минут наблюдала, как она с аппетитом уплетает завтрак, стараясь не смотреть в прямоугольное окно, за которым картинка совершенно не менялась. Там наверняка проносились такие же пышные деревья и такое же сероватое небо.

Я глянула на часы: до прибытия оставалось не больше получаса. Закинула в чемодан вещи, которые за время в дороге успела разложить на своей полке, заманила недовольную замкнутостью пространства Мису в переноску и посмотрела в окно. За стеклом начали появляться низенькие дома – окраины небольшого городка, куда прибывал мой поезд. Было раннее утро, и люди рассыпались по улицам, как разбросанные по полу бусины, а по дорогам ползли ленивые жуки – машины с включенными в утреннем сумраке фарами. Город понемногу оживал, и я вместе с ним. Сразу захотелось оказаться на одной из длинных широких улиц в центре города, выложенных серым камнем, и спешить по своим важным делам.

Но город вдруг скрылся за зданием вокзала, к которому подъехал поезд, и стеклянные высотки, блестящие вдалеке обособленной группкой левитирующих в воздухе осколков, сменили большие вокзальные часы. Я закинула на плечи рюкзак, схватила чемодан и переноску и понеслась к выходу, так не терпелось мне оказаться на улице, в гуще событий.

5

Я сидела на крохотном вокзале, на холодной деревянной скамье с тяжелым чемоданом у ног и переноской, стоящей на коленях. Миса внутри недовольно ворчала. Я слышала ее внутриутробный рев, представляя сморщенный сердитый носик. Если бы я могла также ворчать на окружающих, я бы это, несомненно, сделала. Потому что руки у меня отваливались, в здании вокзала было ужасно душно, ждать мне предстоял не меньше получаса, потому что поезд на перроне остановился раньше положенного времени.

Изнутри вокзал выглядел не лучше, чем снаружи. Облупившаяся штукатурка падала с потолка – так и норовила свалиться кому-нибудь на голову. Около маленьких ларьков с грязными стеклами и железными прутьями на окнах собирались очереди из недовольных пассажиров. Здесь неприятно пахло сыростью и грязью. В который раз я убедилась, что аэропорты мне нравятся больше. Или просто станция была такой маленькой, что из всего вагона я единственная, кто сошел с поезда, а новых пассажиров не было вовсе.

Когда мои ноги сошли на незнакомый перрон, и впервые за пару дней кожи коснулся прохладный воздух, я ожидала увидеть спешащих покинуть вокзал людей, сбивающих меня с ног. Но снаружи было так пусто, что тишина ударила меня, словно пощечина. Это было горьким разочарованием. Так что я собрала в охапку все свои вещи, подхватила переноску и поплелась в здание вокзала укрыться от неприятного холодного ветра.

Я наблюдала за кучкующимися посетителями вокзала. Практически все были в шлепанцах, привычной для поездок обуви, сошедшие с поезда купить чего-нибудь вредного в вокзальных лавках. Я привыкла к кипящей вокруг жизни, и сейчас казалось, что здание вокзала застыло, так мало здесь было людей. Ни бегущей по делам толпы, ни оглушающего слух гама голосов. Только повисшая в воздухе тишина да редкие людские звуки.

Я не могла оторвать взгляда от брезжащих перед глазами дверей выхода. Изредка они открывались – в здание прорывался уличный шум – и закрывались снова. И каждый раз я вытягивала шею в надежде увидеть родное лицо, его лицо. Темную шапку кудрей и угловатые очки, за которыми скрывались глубокие синие глаза с пушистыми ресницами. И его улыбку, самую очаровательную, открытую и искреннюю улыбку, которую я видела в своей жизни.

Но каждый раз в дверях появлялась увешанная чемоданами семья, парень с огромным походным рюкзаком за спиной или старушка-улитка. И я, разочарованно выдыхая, опадала на деревянной скамье.

Признаться честно, я нервничала. Просто жутко! Совсем скоро в дверях должен был появиться тот, кто заберет меня отсюда в свой маленький укромный мирок, который мы сможем сделать только нашим. Мой любимый, моя душа. Я вдруг представила в мыслях его лицо, и на душе сразу потеплело. Ладони сразу вспотели – я не видела его так долго, целых два месяца, в заботах об окончании университета и переезде, и теперь волновалась, как школьница в надежде увидеть самого популярного старшеклассника. Сердце стучало так гулко, что отдавалось в висках глухими ударами, и я оглядывалась по сторонам в поисках родного лица.

Время уже подходило, мои ладони были влажными от выходившей на них испарины. Я озиралась по сторонам, как испуганная лань. Но вдруг мой взгляд выцепил сбоку темный силуэт, глядящий прямо на меня. Секундный испуг тут же сменился растекающимся по телу теплу, когда я всмотрелась в него. Это был он.

Все такой же, каким я видела его вживую последний раз пару месяцев назад. Мучительных месяцев, когда его улыбку я могла видеть лишь по видеосвязи, постоянно пропадающей или мельтешащей пикселями. А теперь он стоял прямо передо мной, блаженно улыбаясь, не отрывая от меня взгляда, объемный, реальный, с самыми настоящими руками, готовыми заключить меня в объятия.

И все это время он стоял прямо передо мной, метрах в двадцати, в противоположной части небольшого вокзального зала и смотрел на меня, блаженно улыбаясь своему счастью. Я встретилась с ним взглядом, и по телу разлилось тепло.

Все как в замедленной съемке. Вот он делает шаг вперед и начинает двигаться ко мне. А я ставлю переноску на скамью и на трясущихся ногах делаю шаг к нему. Последние секунды перед соприкосновением наших рук тянутся невыносимо долго, словно мы целую вечность пытаемся достать друг до друга, переплести наши пальцы.

И тут наши тела сплетаются воедино. Его руки обвивают мою талию и прижимают к себе так крепко, что хрустят кости. На секунду я перестаю дышать. Ничего не может быть важнее в этот момент, чем оставаться в его объятиях, сильных и теплых, нежных руках.

От него пахло знакомым парфюмом. Я зарылась носом в его темные кудри, окутанная любимым ароматом. Два месяца я спала с мягкой игрушкой – черным дракончиком, которого он выиграл для меня в автомате – надушенной его парфюмом. Аромат выветрился через пару недель, но я все равно, засыпая, пыталась уловить его отголоски.

Его руки немного ослабли, но не спешили меня выпускать. Я знала, что он также зарывается лицом в мои волосы, вдыхая их аромат, с которым был вынужден расстаться на долгих два месяца. И я держалась за него изо всех сил, боясь потерять в череде бесконечных видеозвонков снова.

– Девочка моя… – Словно шелк, его голос коснулся моих ушей, нежный, тихий, бархатный. Как будто он боялся спугнуть меня, как мотылька, резким звуком. – Я так скучал.

И тут я вдруг поняла, что таю, плавлюсь, растекаюсь в его руках. Я ухватилась за его спину, с силой сжав пальцами плотную куртку. На секунду даже показалось, что я делаю ему больно, потому что он вдруг вздрогнул. Но это прошло.

– Я тоже скучала, – прошептала я ему на ухо, пытаясь вложить в эти слова все те чувства, что испытывала на протяжении последних двух месяцев.

Да, мы говорили по видеосвязи каждый день и не по часу, постоянно переписывались за недостатком друг друга в нашей жизни. Но это все не то. Для меня не было ничего лучшего, чем ощущать в своих объятиях его сильное, разгоряченное тело. Только сейчас впервые за пару месяцев я, наконец, почувствовала себя дома.

– А кого это ты привезла? – Быстро чмокнув меня в висок, Адам расцепил наши объятия и шагнул к деревянной скамье, рядом с которой стояли мои вещи. Он, как большой любитель кошек, с интересом заглянул в темноту переноски в надежде увидеть подгоревший носик Мисы. Но она зарылась слишком глубоко. Я знала, как ей дискомфортно от окружающей атмосферы, и невольно захотелось как можно скорее покинуть здание вокзала и опустить переноску на пол дома, чтобы Миса размяла лапы.

– Она слишком устала, чтобы поприветствовать тебя, – сказала я и, сев на скамью, поставила переноску себе на колени. Внутреннее дрожание чуть успокоилось, и мне сразу стало легче. Когда беспокоится Миса, всегда беспокоюсь я.

– Тогда скорее поехали домой. – Адам проворно подхватил мой чемодан. Из его уст слово «дом» прозвучало так тепло и успокаивающе, что все мое тело накрыло безмятежной волной – я скоро буду дома.

6

Мы миновали окраины города, и высотки остались далеко позади, скрывшись за горизонтом, когда погода резко начала портиться. Но, взглянув на небо, я поняла: это не туча настигала нас, принося с собой сильный ветер и чеканящие по крыше машины капли, а мы ныряли в ее громадную тень.

Деревья вдоль дороги становились чаще, стояли плотным рядом, прижавшись друг к другу, и вскоре я поняла, что мы заехали в настоящий лес. Незаметно дорога сузилась из широко шоссе в двухполосную асфальтированную лесную тропу. Машин стало заметно меньше. Казалось, будто мы едем совсем одни, и только иногда появляющийся из-за горизонта автомобиль напоминал об обратном. Это было даже уютно. Жутковато, но уютно, особенно от того, что Адам сидел рядом. Будто мы одни во всем мире.

Он крепко держал меня за руку, ведя одной левой. Отпускал, только когда нужно было переключить передачу или включить поворотник, но сразу возвращал ее обратно, сжимая практически до боли. Каждый раз мне приходилось быстрым движением дважды чуть сдавливать его ладонь – наш маленький знак ослабить хватку – и Адам расслаблял руку, бросив на меня веселый взгляд и быструю улыбку в знак короткого: «прости». Я понимала его. Мне тоже хотелось обнимать Адама до хруста костей, но, к сожалению, это было не в моих силах.