Барон с улицы Вернон. Призраки Чугуева. Книга вторая

– Ладно, – проговорил Виктор, снова окинул взглядом дом и направился к печке.

Открыв поддувало он усмехнулся и посмотрел на Калашникова.

– Он не топил печки, – улыбнулся Виктор, – сколько тут жил, он не топил печки.

– Вот как? – присел пристав рядом, пододвинув к себе табурет, – болящий, что ли?

– Со стороны так может показаться, – встал Виктор, – только скорее всего, он хотел казаться душевнобольным.

– Зачем это ему? – пожал плечами Калашников, – я вот не понимаю, зачем человеку семи пядей во лбу, инженеру, физику, который в наше время мог бы жить припеваючи в столице и преподавать в лучших гимназиях, запираться в холодном доме, в заштатном городишке где царят нравы середины прошлого века? Да ещё изображать из себя душевнобольного! А потом вдруг взять и исчезнуть, создав заботы и нам, и вам, и самому Государю Императору!

Виктор вздохнул, присел на стоящий неподалёку стул и посмотрев на Калашникова зажёг керосиновую лампу на столе. Комната наполнилась жёлто-оранжевым светом.

– Вы разумный человек, господин Калашников, и всегда старались быть справедливым, – сказал тихо Виктор, – в наши дни люди не верят в справедливость. И поэтому, многим мы кажемся хитрыми и подлыми тиранами. Мы к ним с чистым сердцем и душой, а они не верят в чистые сердца и души, потому что никогда не видели их. Ложь, лицемерие, хамство стали настолько привычными вещами, что люди начинают верить в них как в единственную действительность. И не верят тем, кто верит в справедливость и старается справедливым быть.

Виктор вздохнул.

– Вы пытаетесь наказать негодяя, подлеца, растлителя малолетних, вора и насильника, а люди будут за глаза говорить, что мол «Пристав бьёт себя в пузо и хочет отправит на каторгу безвинного». Потому что он, в их понимании, безвинный. Он олицетворение из внутренней сути, воплощение того, что творится в их несчастных мозгах, к чему они привыкли и считают таким естественным…

Виктор помолчал.

– Среди таких лучше казаться умалишённым, – вздохнул он, – лучше казаться умалишённым, чтобы не дай Бог они не поняли, что ты не думаешь так как они, и что ты понимаешь, что душевнобольной не ты, а все вокруг.

– Грустно, – ответил Калашников и опустил глаза, но потом глянул на Виктора.

– Так почему же он не топил печку?

– Ему нужен был холод, – ответил Виктор, – и ответ на вопрос, зачем он был ему нужен, где-то у нас под носом.

Калашников осмотрелся.

– А домишко-то, домишко старый, от первой застройки, – он усмехнулся и посмотрел на Виктора, – ответ не под носом, господин полковник, а под ногами у нас, понимаете?

– Подвал? Тут есть подвал? – улыбнулся Виктор.

– Не во всех домах, – Калашников встал и начал прохаживаться по комнате, глядя себе под ноги, – их строили почти сто лет назад. Первая застройка велась с таким учётом, что каждый дом, в случае нападения неприятеля, станет неприступной крепостью, – глянул он на Виктора, – поэтому погреба делались в самом доме. А когда поняли, что на Чугуев нападать уже не будут, потому что граница далека, погреба стали рыть во дворах. Вы видели погреб во дворе?

– Нет, – покрутил головой Виктор.

– Вот видите, даже Вы не обратили на это внимание, – улыбнулся Калашников, – да и я хорош, – вздохнул он, – так что не отчаивайтесь, господин полковник.

Калашников, заглянул за печку и молча подозвал Виктора.

– Идите сюда, господин полковник. Помогите убрать этот хлам…

…В подвале было темно. Виктор зажёг спичку и в тусклом свете увидел электрическую лампочку. Подойдя к лампочке, он аккуратно прокрутил её и лампочка зажглась, очень ярко и ударив светом по глазам.

– В этом доме есть электричество? – погасил Виктор спичку, удивлённо глянув на Калашникова.

– В «аракчеевских» отродясь его не было, – так же удивлённо ответил Калашников.

– Откуда же свет? – посмотрел вокруг Виктор.

– А почему она такая яркая? – подошёл Калашников, глянул на лампочку прикрывая глаза рукой и отойдя в сторону, сильнее натянул на глаза козырёк фуражки.

– Сдаётся мне, Калашников, – ответил Виктор, – что Полежаев не более чудной чем мы с Вами.

Он глянул вверх и увидел, что ни проводки, ни каких-либо следов штукатурки на потолке нет. Патрон лампочки, будто был одним целым с потолком подвала.

– Такое чувство, – сказал Виктор, – что проводка замаскирована в стене.

Он глянул на Калашникова.

– Ладно, проводкой займёмся позже, – сказал Виктор, – вам не кажется, что тут холоднее чем в доме?

– Понятно дело, – пожал плечами Калашников, – погреб всё-таки.

– Да нет, – прошёлся подвалом Виктор, осматривая голые стены, – холод, как будто идёт только с одной стороны, – он остановился перед стеной, – вот отсюда, господин становой пристав, – указал он на стену.

Калашников подошёл, посмотрел на стену и постучал по ней.

– Пустота, – кивнул он, – а ну-ка отойдите, чтобы не зашиб Вас ненароком, – усмехнулся Калашников.

Виктор отошёл.

Калашников со всего маху ударил по стене ногой.

Стена с грохотом обвалилась назад. Леденящий холод, вырвавшись из открывшегося прохода, ударил в лицо.

– Вот так дела, – тихо сказал Виктор.

За завалившейся стеной была ещё одна комната. Калашников, перекрестившись, прошёл в неё первый.

– И какого-же чёрта тут он прячет? – прошептал Калашников, глядя вокруг. Пола в этой комнате не было. Мёрзлая земля, голые стены, два металлических ящика в углу и небольшой бочонок, стоящие рядом друг с другом. А ещё, посреди комнаты сияла синими вспышками не-то лампа, не то сфера.

– Это что за адская машина? – кивнул пристав на сферу, подойдя ближе и протянув к ней руку.

– Я бы не рисковал, господин становой пристав, – остановил его Виктор.

– Что это? – указал глазами на вспышки Калашников.

– Это источник электричества, – ответил Виктор, – разработка доктора Теслы, которого сегодня обозвал всеми нехорошими титулами профессор Чернай.

– Вот тебе и лженаука, – проговорил Калашников, – и долго она будет так светить? – глянул он на Виктора.

– Трудно сказать, – ответил Виктор, сложив руки на груди, глядя на сферу, – она черпает энергию из земли и мощность поставляемой этой сферой энергии во много выше чем мощность наших электростанций.

– Я не понимаю, – воскликнул Калашников, – ведь одна такая… электростанция, – он глянул на Виктора, – способна обеспечить током целый квартал, если не половину города! Почему мы о ней до сих пор не знаем?

– Вы у меня спрашиваете? Спросите у Черная! – ответил Виктор и отойдя, подошёл к ящикам.

Он открыл один ящик и позвал Калашникова.

– Посмотрите сюда, – кивнул Виктор, указывая на ящик.

– Винтовки? – подошёл Калашников.

– Вроде того, – ответил Виктор, доставая из ящика автомат, – чтобы Вам было понятно, это… – он подумал, – видать новейшая разработка наших оружейников? – улыбнулся он Калашникову.

– Тульских? – взял второй автомат Калашников.

– Нет, – ответил Виктор, – скорее той же оружейной мастерской, из которой и гильза найденная Вами, в прошлый раз.

– Интересная конструкция, – удивляясь, рассматривал автомат Калашников.

– Это, судя по всему, нечто вроде переключателя, – указал Виктор на одну из сторон автомата, – оружие стреляет короткими и длинными очередями, как пулемёт.

– Ну тогда хорошая винтовка, – улыбнулся Калашников, – мне бы таких на мой околоток, то и гарнизон бы в городе можно было не ставить!

– Вот и я о том же, – вздохнул Виктор и положил автомат на место, – к чему, одинокому инженеру, держать в доме целый арсенал?

– Пожалуй, скоро мы об этом узнаем, – ответил Калашников, – чует моё сердце, что свет и холод, это была увертюра, полковник.

– Не думаю иначе, – ответил Виктор глядя на автоматы, – воевать он явно собирался. Знать бы только с кем и против кого.

Виктор открыл второй ящик. Это был цинк, полный автоматных рожков.

– А вот и боеприпасы, – сказал он сам себе, – а что за бочонок? Похоже на бомбу? – кивнул Виктор на блестящий металлический бочонок.

– Сейчас глянем, – положил Калашников автомат и снял с бочонка герметично закреплённую к верху крышку.

– Матерь Божья! – отступил он, – а вот это уж точно не электростанция…

Из бочонка повалил холодный пар.

Виктор, очень быстро отодвинул, почти отпихнул рукой Калашникова и отступил сам.

– Не подходите! Только не подходите близко! – проговорил Виктор.

– Что это? – удивлённо посмотрел на него Калашников.

– Судя по всему это контейнер наполненный жидким азотом, – ответил Виктор, схватился за край крышки и резко захлопнув её, посмотрел на Калашникова, – только вот как и зачем он создаёт столько холода, мне непонятно…

Глава 6

ГЕРМАНИЯ; СЕКРЕТНАЯ БАЗА РСХА; БРАНДЕНБУРГ; 1942 ГОД

Небольшой, крытый двухместный легковой автомобиль, в сопровождении грузовика с солдатами, поздно ночью остановился перед воротами воинской части.

Свет фар осветил фельджандарма. Фельджандарм поправил карабин и приблизился к автомобилю.

– Документы, – посмотрел он на водителя.

Водитель молча сунул ему лист бумаги свёрнутый вчетверо.

Фельджандарм развернул его и подсветил фонариком на текст, бросил взгляд на пассажира. Затем он вернул документ водителю и отойдя, молча показал чтобы машина проезжала.

Поднялся шлагбаум. Двигатель загудел. Автомобиль и сопровождающий его грузовик, скрылись в воротах.

Грузовик остановился почти сразу, едва пересёк шлагбаум. А машина проехала дальше и востановилась перед одноэтажным домом, возле которого не было никакой охраны.

У самого входа в дом горели два фонаря.

Группенфюрер Штейфон молча вышел из машины, глянул куда-то поверх крыши и так же молча направился к дому.

– Господин Штейфон, – встал Олендорф приветствуя Штейфона.

Штейфон, зайдя в маленький кабинет, небрежно вскинул правую руку в приветствии, потом кивком головы поздоровался с Олендорфом и уселся в кресло возле стола.

– Здравствуйте, Олендорф, – произнёс он уже сидя в кресле, – я полагаю, что меня не зря сорвали в Берлин из Югославии?

– Фон Штейфон, – Олендорф хотел было присесть, но потом подумал и подойдя к шкафу, достал бутылку коньяка.

Он поставил её на стол и открыл. Рядом поставил две маленькие стопки.

– Угощайтесь, – улыбнулся Олендорф кивнув Штейфону.

Штейфон молча налил коньяк.

– Ваше здоровье, – поднял он одну стопку и вылил себе в рот.

– Ну так что же, группенфюрер? – отставил коньяк Штейфон, глянув на Олендорфа, – я полагаю так, дело не может быть отложено или перенесено, раз я тут, а не в Белграде. И как сообщает фюрер, Вам требуется специалист именно моего профиля? Я правильно понимаю?

– Совершенно верно, господин Штейфон, – ответил Олендорф, – и прежде всего, это поможет Вам исправить ситуацию, которая сложилась осенью прошлого года в Париже, когда были похищены плёнки с фотокопиями архива диверсионной школы РОВСа.

– Вы о похищении архива нашей диверсионной школы? – недоверчиво глянул на Олендорфа Штейфон, – уж не хотите ли Вы сказать, что архивы перехвачены и не попали к русским?

– Нет, не перехвачены, – ответил Олендорф, – и к резиденту русской разведки в Швейцарии они попали. Но именно Вы можете сделать так, что к русским они никогда не попадут. Скажите, вы хорошо знаете местность восточнее Харькова?

– Хорошо ли я знаю Харьковскую губернию, Вы хотите сказать? – усмехнулся в ответ Оледорфу Штейфон, – я там вырос, учился и воевал в Гражданской войне, Олендорф. А почему Вас так заинтересовал Харьков, осмелюсь спросить? – он, прищурив глаз, глянул на Олендорфа.

– А штурмбанфюрер Кузьмин-Караваев, вроде бы Ваш земляк? – спросил Олендорф тише.

– Гм, – подумал Штейфон, – скажу честно, если бы его не нужно было ликвидировать и ловить, то я не хотел бы и слышать этого имени.

Он глянул на Олендорфа, хотел было что-то спросить но отвёл взгляд в пол и усмехнувшись, снова посмотрел на группенфюрера.

– В городе, в котором я учился, под Харьковом, жила старушка, – сказал Штейфон, – княгиня Елизавета Кузьмина-Караваева. Душевная была женщина, но немного со странностями. Замкнулась в себе после смерти мужа и мало кого принимала в своём особняке. А когда погиб её сын, то и вообще даже прислугу распустила. Осталась кухарка да ключница, горничная. А почему Вы решили, что штурмбанфюрер Кузьмин-Караваев, мой земляк?

– В том-то и дело, что достоверно неизвестно откуда он вообще взялся, – ответил Олендорф, – Кузьмины-Караваевы, вроде как из ваших мест, Штейфон. Но этот, по всем данным родом из Анапы. А это, ой как далеко от Харькова.

Он вздохнул.

– Вам надобно будет выяснить, какой он Кузьмин-Караваев, князь он или нет и кто он вообще такой, найти его и ликвидировать.

– Да я сам об этом мечтаю уже почти год, Олендорф, – усмехнулся Штейфон, – Вы прикажете мне его уничтожить силою мысли? Тут вопрос: Где мы, и где он? И этом вопросе, существует ответ только на первую его часть. Даже после того как мы арестовали его жену и сына, он не появился. Хотя тут логично. Командование его могло и не информировать об аресте семьи. Но его жена не последний человек из Движения Сопротивления в Париже. И о провале подполья в Париже, он не узнать не мог. И давно должен бы был зашевелиться и проявить себя.

– И что Вы планируете делать с семьёй? – посмотрел на него Олендорф.

– А что делать? – усмехнулся Штефон, – что делать с большевиками? Рейхсфюрер намерен переправить их в Берлин. Жену будут судить и ясное дело казнят. Сына, как военного, предадут военно-полевому суду за сотрудничество с французскими подпольщиками. А там уже не мои проблемы.

– Понятно, – вздохнул Олендорф, – ну так у меня к Вам ещё есть интересные новости, и не скажу, что хорошие.

Он встал и прошёлся по кабинету, потом повернулся к Штейфону.

– Мне известно, что Вы были дружны с бароном фон Готтом. И фон Готт совсем рядом. И воюет против нас.

– Бравый старик, – глянул мрачно на Олендорфа Штейфон, – ну, атаман Краснов тоже не молод. А что, Виктор фон Готт решил встряхнуть свои старые кости и вспомнить что он сибирский драгун?

Олендорф вернулся на своё место.

– Виктор фон Готт, британский морской офицер, капитан третьего ранга, и служит в разведке. И намного моложе Вас, – Олендорф посмотрел на Штейфона, – скорее всего это сын того фон Готта, которого знали Вы. Он находится в Берлине. Кроме всего прочего, этот фон Готт разыскивал некоего инженера русского происхождения, Георгия Полежаева.

Олендорф выложил на стол фотографию и пододвинул её к Штейфону.

– Вот этот Полежаев.

– Железнодорожник? – взял фотографию Штейфон, – ну, а я тут причём? – кивнул он Олендорфу.

– Да, тут он в форме Рейхбана, – ответил Олендорф забрав фотографию, – Вам нужно будет захватить этого самого Полежаева и доставить его сюда. Мне интересно над чем работал Полежаев в 1912 году, находясь у вас, в Чугувеве. Вы же, группенфюрер, и возглавите группу которая доставит его на эту базу.

– Генерал во главе группы захвата? – рассмеялся Штейфон, – да Вы шутите, Олендорф!

– Нет, – спокойно покрутил головой Олендорф, – это приказ фюрера, господин Штейфон. В группу входят только ваши русские белогвардейцы, бывшие, как вас называют большевики. С Вами отправляется оберфюрер Артур фон Ленберг.

– И он тоже русский? – усмехнулся Штейфон.

– Он сам расскажет, – кивнул Олендорф, нажав на кнопку под столом.

Дверь открылась. В кабинет вошёл офицер в мундире СС. Его лицо было мрачно и недвижимо, больше напоминая лицо каменной статуи.

Штейфон посмотрел на него и сразу отвернулся. Он бы даже испугался, если бы не знал, что перед ним человек.

– Знакомьтесь, это оберфюрер Артур фон Ленберг, – указал Олендорф на офицера.

Штейфон снова глянул на Ленберга.

– Не доверяете? – усмехнулся Штейфон Олендорфу, – зачем мне надзиратель?

– Позвольте, господин группенфюрер, – ответил Штейфону, вместо Олендорфа, Ленберг, на чистом русском языке, – я не надзиратель, а доброволец и рад служить под Вашим командованием.

– Гм, – подумал Штейфон, – ну это меняет дело, – он посмотрел на Олендорфа.

– Оберфюрер Ленберг, – сказал Олендорф, – тоже Ваш земляк. Он не воевал против большевиков как Вы. Потому что в годы Гражданской войны был ещё совсем юным, спасся от красного террора в эмиграции. Но как достойный сын Германии, сейчас служит в Лейбштандарте «Адольф Гитлер» и воюет на Восточном Фронте. Он был отозван сюда прямо с передовой. Но, я думаю, воспоминаниям мы предадимся позже. Вас необходимо ввести в курс дела.

Олендорф встал.

– Туда куда вы отправитесь, господа, – сказал он, – очень важно знать местность и ориентироваться среди местного населения.

– Восточнее Харькова? Вы отправляете нас в Чугуев? – удивился Штейфон, – насколько я понимаю, – глянул он на Ленберга, – оберфюрер только что прибыл оттуда, – Штейфон перевёл взгляд на Олендорфа, – Лейбштандарт ведь находится в самом Чугуеве, Олендорф? Так зачем было отзывать оберфюрера?

– Именно, отправляю обратно в Чугуев, – кивнул Олендорф, – и оберфюрер прибыл именно оттуда. И основная часть вашей группы, это разведвзвод Лейбштандарта. И они тоже отозваны из Чугуева. Ещё несколько человек будут из подразделения бригаденфюрера Каминского. У них свой командир, вы с ним познакомитесь. Он из ваших «первопроходников».

– Ледяной Поход? – удивился Штейфон, – ну тогда нам есть о чём с ним поговорить, – он усмехнулся, – с ним я в бой пойду.

– А вот ваш связист, – продолжал Олендорф, – это ещё один дополнительный член вашей группы, профессор, физик. Его пришлось выдернуть из лагеря. Он еврей, но без него Вам не обойтись. Тем более, что этот еврей служил преподавателем в Чугуевской юнкерском училище в 1912 году.

– Преподаватель? Еврей? Физик? – подумал Штейфон и глянул на Олендорфа, – уж не про капитана ли Подольского Вы говорите?

– Именно, Подольский, – кивнул Олендорф, – а Вас пугает то что он еврей?

– Ну, то что он еврей меня не пугает, – усмехнулся Штейфон, – мы сами решаем, кто еврей, а кто не еврей и когда. А вот то что связистом у нас будет целый профессор, это вынуждает меня спросить у Вас, господин группенфюрер, куда и какого чёрта, Вы нас хотите забросить!

– Вот и я о том же, – улыбнулся Олендорф, – прошу вас следовать за мной, господа…

Штейфон стоял посреди огромного зала перед застеклённой площадкой, слушая человека в белом халате накинутом поверх военной формы СС, и пытался понять смысл его слов.

Он поглядывал на Олендорфа, скрестившего руки на груди и молча стоящего в стороне. Тут были все члены группы, кроме профессора Подольского. Штейфон ждал встречи с ним думая, узнает, или не узнает его старый профессор. Тем временем, он старался оценить остальных, тех, с которыми ему предстоял, как он понял, скачок назад во времени.

Штейфон рассматривал каждого очень долго, пытаясь найти в них достоинства или недостатки.

Эсэсовец Ленберг, на первый взгляд казался просто самоуверенным выскочкой. Он единственный тут не выдавал волнения и его лицо было почти каменным. Для оберфюрера он был слишком молод и у Штейфона возникло сомнение в том, что он тот, за кого себя выдаёт.

«Шпион? Авантюрист? Имеет связи? – думал Штейфон, но потом усмехнулся в душе, – ну и чёрт с ним, пусть даже и шпион. Как по мне, так он единственный, кто тут понимает о чём вообще говорят».

Три донских казака, с характерной внешностью, вообще не понимали ни слова из того, что на ломаном русском пытался объяснить этот человек в белом халате.

«Им бы шашку, на коня да на линию огня, – подумал Штейфон глядя на них, – а их, бедолаг, вырвали от батьки Каминского и приволокли чёрт знает куда и чёрт знает зачем. Ну, по крайней мере они сами так думают. На лицах написано».

Их командир, немолодой сотник, которого Олендорф назвал унтерштурмфюрером, был молчалив и немногословен, как казалось на первый взгляд.

«Первопроходник», – догадался Штейфон по медали на груди. Она была в виде тернового венца перечёркнутого мечом, смотрящим лезвием вверх.

«Этот не теоретик, – усмехнулся в душе Штейфон, – сколько же ему было лет, когда он вышел из Новочеркасска на Кубань, в восемнадцатом? Шестнадцать? Семнадцать? Кто он? Кадет? Гимназист? Надо бы его держать в поле зрения, чтобы ностальгия не пробрала этого романтика».

Остальные были солдатами. Им вообще всё было безразлично и они просто внимали словам немца, стараясь делать вид, что им всё понятно.

Наконец, ворота ангара заскрипели.

Штейфон обернулся и увидел, что конвоир заводит старика в сером длинном пальто, неуверенно озирающегося по сторонам.

Старик поправил очки, остановился и кивком головы поздоровался со всеми.

– Отлично, – остановил человека в белом халате Олендорф, – прибыл последний член группы, профессор Подольский, если я не ошибаюсь.

Он повернулся к старику и улыбнувшись сделал шаг навстречу.

– Проходите, профессор! – громко сказал Олендорф, – думаю, Вам будет тут интереснее чем нам всем?

– Здравствуйте, – снова кивнул профессор, на сей раз Олендорфу, – здравствуйте, господа.

– Вы знакомы с господином группенфюрером Штейфоном? – подошёл к нему Олендорф и взяв под руку подвёл к Штейфону.

– Не припоминаю, – ответил профессор, глянув на Штейфона.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич, – посмотрел Штейфон на Подольского, – наверняка Вы не помните меня?

– Простите… ваше превосходительство, – растерянно ответил Подольский.

– Я исполнял обязанности Вашего лаборанта, в училище, – сказал Штейфон.

– Боря? Боря Штейфон? Но… – замешкался профессор, но Олендорф не дал ему договорить.

– Ну вот и славно, что в составе группы отправляются близкие люди. И так, подробный инструктаж окончен, как я понимаю? – глянул он на человека в белом халате.

– Так точно, господин группенфюрер, – ответил тот.

– Как вы все поняли, – Олендорф подошёл к нему и встал рядом, – точкой вашего назначения является 1912-й год. Вы отправляетесь к себе на родину, в ваш родной город, Чугуев, но в прошлое. В связи с этим, я хотел бы попросить всех проявить сознательность и не пытаться дезертировать, если у вас вдруг начнётся ностальгия, или нечто подобное. Путешествия во времени имеют свои последствия и если кто-то из вас решит бежать, или спрятаться в прошлом, тот скоро поймёт, насколько это опасно и для него самого, и для его близких!

Олендорф достал почти плоский предмет похожий на портсигар и показал всем.

– Это телепортатор. Он будет находиться у командира группы, группенфюрера Бориса Штейфона. Все остальные будет связаны с ним посредством радиомаяка. Командиру группы, будут даны инструкции как и при каких обстоятельствах вы должны будете вернуться назад. И если кто-то не понял, я ещё раз объясняю, что у фюрера достаточно таких приборов, чтобы перебросить в прошлое столько групп, сколько нужно, для поимки или ликвидации дезертиров…

– Я не ослышался, Боря, речь идёт о путешествии во времени? – тихо спросил у Штейфона Подольский.

– Именно, Александр Сергеевич, – так же тихо ответил ему Штейфон.

– У них разработки инженера Полежаева? – снова спросил Подольский.

– Полежаева? – переспросил Штейфон, – мы за ним отправляемся, Александр Сергеевич…

Глава 7

РОССИЯ; ХАРЬКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ; ЧУГУЕВ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА

– Осторожнее, осторожнее! – не-то умолял, не-то прикрикивал пристав на юнкеров, которых прислал полковник Фиалковский, чтобы те помогли вывезти всё найденное в подвале дома инженера Полежаева.

Ящики и контейнер подняли из погреба и погрузив на сани, под конвоем увозили в училище. Дольше всего поднимали контейнер. Его, как оказалось, два юнкера не смогли даже сдвинуть с места. Потом в дело включился юнкер Авилов, местный здоровяк под два метра ростом, бывший вдвое шире своих одногодок. «Бочонок» взвалили ему на спину. Авилов покраснел, закряхтел, но виду не подал. Двое поддерживали бочонок у него на спине, а ещё двое придерживали самого Авилова. Так и понесли к саням. То-ли «бочонок», то-ли Авилова вместе с «бочонком».

– Не вздумайте мне швырять! Души Богу отдадим, коли уроните! – крикнул вслед Калашников.

– Не замай… – ответил ему кряхтя Авилов и медленно опустил контейнер на сани.

– Буду считать, что сегодня штангу таскал, господа, – пошутил он и улыбнулся товарищам.

Потом прыгнул на сани сам и Калашников махнул извозчику, чтобы тот трогал.

– Что местным сказать? – подошёл Калашников к Виктору, глядевшему вслед уезжавшим на санях находкам.

– Главное местным бабам не говорите, что вывозили что-то ценное. Они тогда разнесут этот дом по кирпичикам, – ответил Виктор.

– Что верно то верно, – согласился Калашников и так же посмотрел на скрывающиеся за поворотом сани.

– Что дальше? – спросил Калашников.

– Едем в училище, – ответил Виктор, – проверим, чтобы их определили под надёжный караул и потом проведаю купчиху Минаеву.