Девочка из шара

– Что еще за нимб такой? – поинтересовался я.

– Ну ты и ламер! Нимб – это нейроинтерфейс. Такой, в виде обруча, – она обвела пальцами вокруг головы. – А ты подумал, что я говорю про эти светящиеся ангельские штуки? Не, я еще не настолько сбрендила. А вот ты точно сбрендил, если ни разу в жизни не играл в «Остров». Это просто нереальная игрушка! Нейроактивная симуляция, воссоздающая жизнь на огромном тропическом острове, полное погружение в виртуальную реальность. Мне до сих пор иногда снится, что я играю. И это прекрасные сны! Кстати, ник моего персонажа на «Острове» был «Королева Незабудка». Звучит глупо, но всяко лучше, чем «Принцесса-плохоешка». А какой ник был у твоего персонажа на «Острове»?

– Никакой. Я же ясно тебе сказал, что не играл в эту игрушку.

– А, точно! Совсем из головы вылетело.

– В нашей пердяевке отродясь таких игр не водилось, – пояснил я, – а первый компьютер, подключенный к Энергонету, я увидел только в старших классах. Он был такой старый, что, глядя на него, наворачивались слезы.

– А как ты развлекался в детстве?

– Просто пытался выжить.

– А у меня было счастливое детство, приятно вспомнить.

– Поздравляю.

– Охотно бы вернулась в ту пору. Отъелась бы вволю. Была Принцесса-плохоешка, а стала Принцесса-обжорка! Вот бы мама обрадовалась таким переменам! На завтрак она часто варила мне овсяную кашу. Вот бы мне сейчас эту кашу! Но тогда я ее терпеть не могла. Чего только не придумывала, чтобы ее не есть. Говорила, что от нее у меня живот болит, что тошнит. А еще я не любила тертую морковь… Маме я врала, что от морковки у меня все чешется… – сказав это, Ксюха впилась в меня вопросительным взглядом. – Кстати, а тебя почесуха не беспокоит?

Я насторожился:

– Вроде нет.

– А у меня в последнее время все тело чешется. Просто жесть какая-то. Целый день чешу, чешу, и нет этому ни конца ни края. Вот, посмотри.

Она показала мне свои руки, сплошь покрытые красными язвочками и царапинами.

– Ты бы в лазарет, что ли, сходила, – поморщился я.

– Да ходила я к этой… вашей медичке, – последнее слово было сказано с нескрываемым презрением. – Она сказала, что это у меня на нервной почве, посоветовала поменьше волноваться и воздержаться от чесания. Говорит, «заразу можешь занести». Прописала оксолиновую мазь и успокоительные капли. Мне от этого ее лечения только хуже стало – зуд усилился и жжение появилось. Тоже мне медик. И откуда их таких берут? Из ветеринарной академии, наверное. У нее ж на лбу написано – «коновалша».

– Да брось ты, Мира отличный фельдшер.

– Будь моя воля, я бы не доверила этому так называемому фельдшеру и кукол лечить! – выпалила Ксюха и тихо выругалась. – Мелкая prostitutino1!

Несмотря на давность отсидки, в разговоре у Ксюхи нет-нет да проскальзывала тюремная брань, по-другому называемая ратолингвой, которая почти полностью базировалась на языке эсперанто – дальнем родственнике космолингвы. Она появилась, когда в казематах Системы был введен запрет на сквернословие. Арестантов строго карали даже за безобидные ругательства, не говоря уже о матерках. Нарушителей сажали в карцер, а самым ярым матерщинникам увеличивали сроки. Замечу, кстати, что многие из этих ругательств в переводе на космолингву были довольно-таки безобидными, но время добавило им крепости и остроты. Вне тюремных стен ратолингву можно было услышать разве что от бывших сидельцев и разного рода люмпенов. Но я знавал и вполне приличных людей, которые не брезговали столь грязными словечками.

Я сказал Ксюхе, что от зуда еще хорошо помогает солидол, но она только отмахнулась:

– Мазала и солидолом. Не помогло.

Она вдруг задумалась и замолчала. Но ненадолго.

– Я вот думаю, что чужаки специально занесли мне эту инфекцию во время опытов… – тихо сказала она.

– Кто? Повтори, я не расслышал.

– Чужаки. Я часто их вижу. Они словно ожившие тени – такие же темные и безликие.

«Та-ак, началось, – подумал я. – Наверное, зря я с ней заговорил. Надо было сидеть и помалкивать в тряпочку, а теперь не отвяжешься».

– Чужаки приходят по ночам, – с умным видом пояснила Ксюха.

И тут, наверное, сам черт дернул меня за язык:

– А как эти чужаки выглядят?

Ксюха посмотрел на меня осуждающе:

– Какой же ты невнимательный, Проныра. Я ж сказала, что они похожи на тени. Ты что, не в курсе, на что похожа тень?

– В курсе.

– Я, знаю, о чем ты сейчас думаешь: «Совсем Ксюша умом тронулась, вот и мерещится ей всякая чертовщина».

«Вот именно!» – мысленно согласился я с такой интерпретацией.

– А я не тронулась. Я их по-настоящему видела, вот так, как тебя сейчас.

Я молчал, ожидая пояснений.

– Чужаки приходят по ночам, – повторила она. – Дверь у меня закрыта, но они все равно как-то просачиваются. Потом обездвиживают меня уколом и ставят надо мной свои жуткие опыты.

– Какие еще опыты? – вырвалось у меня.

– Жуткие и очень болезненные, – туманно ответила Ксюха. – В такие моменты мне хочется кричать от боли, но я не могу издать и звука. Иногда я даже теряю сознание от этих пыток. А утром просыпаюсь как ни в чем не бывало.

«Вот это жесть!» – вздрогнув, подумал я.

Когда я лежал в психушке, повидал сумасшедших всех мастей. Кто-то из них получал сигналы из космоса; кто-то до смерти боялся микробов и скоблил себя мочалкой, пока не сойдет кожа; другие могли днями напролет неподвижно сидеть, уставившись в стену. А были и те, которые наотрез отказывались посещать туалет, так как все толчки, по их словам, заминированы террористами. Несмотря на все чудачества, большинство этих ребят были вполне себе безобидными, но им требовалось должное лечение. А наша Ксюха наотрез отказывалась пить таблетки, прописанные Мирой, или побеседовать с капелланом, который выполнял еще и функции психолога. И не было на нее никакой управы. И уволить ее не могли из-за невозможности заменить столь ценного сотрудника.

А ведь с такими вещами не шутят! Ведь то, что я сегодня услышал, – это уже не звоночек, это натурально колокольный звон. Сегодня к ней чужаки в гости шастают, а дальше что? Какой-нибудь гребаный йети, контролируемый клоунами-убийцами из ада, отдаст ей приказ порешить всех нас к чертовой бабушке? А на двери оружейки такой замок, что ногтем открыть можно! Заходи, бери что хочешь!

Из раздумий меня вырвал Ксюхин голос:

– Ты меня вообще слушаешь?

– А? Что?.. Да-да, слушаю, – спохватился я.

– Не слушаешь, – она посмотрела на меня с таким укором, что мне стало стыдно.

– Да просто на секундочку отвлекся. Ты продолжай.

Ксюха, кажется, только этого и ждала.

– Как ты думаешь, откуда взялись эти чужаки и что им от меня надо? – спросила она предельно серьезным тоном.

– Понятия не имею.

– А я вот думаю, что они прибыли к нам из параллельного мира. Знаешь, что такое параллельный мир, Проныра?

– Не знаю.

– О, это такой мир, который существует одновременно с нашей реальностью, но независимо от нее. У них там все то же самое, но с некоторыми отличиями. Например, кошек называют собаками, а собак – кошками. И имена произносятся задом наперед. Здесь ты был Проныра, а там станешь Арынорп. Понятно?

– Понятно.

– А вот скажи, Проныра, если хорошенько чужаков попросить, они заберут меня отсюда? – спросила Ксюха и сама же ответила на вопрос. – Конечно, заберут. Только надо будет дать что-нибудь взамен. Это как с Зубной феей: перед сном кладешь под подушку выпавший молочный зуб, а наутро находишь там денежку или шоколадку. Только где взять молочные зубы? Не знаешь?

– Не-а.

– Когда они в следующий раз придут, я попрошу их, чтобы они меня увезли с Сиротки. Кстати, могу и за тебя замолвить словечко.

– Спасибо, не надо.

– Зря отказываешься. Жизнь в параллельном мире хоть и отличается от нашей, но и к ней можно привыкнуть. Писал правой рукой – переучишься на левую, не велика беда. Или тебе нравится жить в этой дыре?

– Спасибо, не надо, – с нажимом повторил я.

– Ну как хочешь, дело твое, – пожала плечами Ксюха и безучастно спросила. – А как у тебя дела?

– Нормально у меня все.

– Заходи вечерком в гости. На стаканчик кюрасао.

Я удивился. Нет, не тому, что Ксюха пыталась затащить меня в койку, она, что называется, была слаба на передок и с переменным успехом подкатывала ко всем сослуживцам, кроме разве что Миры и Коменданта. Я удивился другому:

– Кюрасао? Откуда в нашей глуши такие изыски?

– Сама приготовила, – с гордостью в голосе ответила она. – Сперла на кухне немного апельсиновой цедры, специй разных, залила спиртом, добавила чуточку сахарозаменителя – и готово. Только он прозрачный. Я думала его синькой подкрасить, но не рискнула. Так что, придешь?

– По контракту не положено, – сказал я, и это была чистая правда: подписывая контракт, помимо прочего, мы обязывались не заводить шашни на рабочем месте.

– Контракт-шманкракт, – фыркнула Ксюха. – Не нравлюсь? Так и скажи! Зачем прикрываться каким-то вшивым контрактом?

Я хотел было успокоить ее комплиментом, но вместо этого выдал дурацкую фразу, которая словно вышла из тех бородатых анекдотов, что так любил Гуччи:

– Ты же знаешь, я не пью.

– Или ты хотел сказать: «Я столько не выпью»? – ехидно заметила Ксюха.

– Нет, что ты…

– Тогда в чем проблема? – в ее голосе появились нотки раздражительности. – Я – женщина, ты – мужчина. У нас есть потребности, заложенные природой.

Конечно, шесть лет без женской ласки – это серьезный срок, но служебный роман – авантюра похлеще выхода в открытый космос без скафандра, а с авантюризмом я временно завязал. Впрочем, такой аргумент вряд ли устроил бы Ксюху.

– Мне через час Сапога сменять! – выкрутился я.

Отмазка сработала.

– А-а-а, понятно, – протянула она. – Тогда передай Сапогу, чтобы заходил.

– Обязательно передам.

Некоторое время мы сидели молча. Я нервно барабанил пальцами по столу, а Ксюха задумчиво ковыряла ложкой размазню. Я мог бы просто встать и уйти, но неведомая сила прочно удерживала меня на месте. И вдруг я поймал себя на мысли, что впервые за много лет мне стало по-настоящему жалко Ксюху. Вот прямо по-человечески жалко. Мне даже захотелось приобнять ее и сказать что-то доброе. Но от такого поступка я все-таки воздержался. Ну ее, эту чокнутую.

– Так я пойду? – виновато сказал я и резко поднялся со стула.

– Пока, – догнал меня голос необычной собеседницы, когда я уже переступил порог столовки.

И все-таки странная она баба.

Очень странная.

III

Звездолет

Мрачное небо грозило дождем. Жирные тучи ползли на запад, бросая на землю тени, и только вдалеке тускло мерцало наше персональное солнышко, именуемое Гантелей. Почему такое странное название? Потому что роль небесного светила в нашем вечно пасмурном небе играла орбитальная энергостанция, работающая в автоматическом режиме. Издали она походила не то на восьмерку, не то на одноименный спортивный снаряд, отсюда и наименование. Работала Гантеля в две смены: днем – солнцем, а ночью – луной. Она торчала на орбите уже не первый десяток лет без какого-либо ремонта и буквально рассыпалась на части.

С каждым днем наше солнышко давало все меньше света и тепла. Был даже случай, когда мы на полчаса погрузились в кромешную тьму. Но этим дело не ограничилось. После затмения Гантеля стала регулярно посылать нам весточки с неба: болты, гайки и кусочки обшивки. Эти «подарочки» свидетельствовали ясно и просто: наше светило постепенно умирало, а когда оно погаснет навсегда, мы умрем вслед за ним.

Ах, как бы мне хотелось, чтобы это случилось как можно позже, а лучше – никогда.

Ну и раз уж я заговорил о грустном, то вот еще одна печальная история. Она про маленькую хмурую планету-бродяжку или, по-научному, квазипланету по имени Сиротка. Долгое время она бесцельно блуждала в космосе и в ходе своего паломничества по Солнечной системе оказалась недалеко от Плутона. Сиротке понравилось это место. Здесь было тихо и спокойно. И она подумала: «Наконец-то моим скитаниям пришел конец, и я обрела покой!». Но, как всегда, надежды и мечты небесного тела оказались жестко опровергнуты реальностью: не успела Сиротка обжиться на новом месте, как на ее поверхность высадились люди, и усердно начали копать, бурить, взрывать.

Активное освоение планеты пришлось на разгар звездной лихорадки – масштабного разграбления космоса космостарателями. Законы того времени позволяли заниматься добычей полезных ископаемых за пределами Земли любому, кто мог оплатить лицензию, которая стоила какие-то смешные деньги. С азартом конкистадоров космостаратели бороздили космос в поисках наживы. В те времена вспышки термоядерных двигателей их звездолетов освещали даже самые далекие уголки Солнечной системы. Добыча полезных ископаемых, как правило, велась варварскими методами, без оглядки на экологию. Дай им волю, они бы всю Вселенную разворотили!

Но халява продлилась недолго. Лет пять от силы. Вдруг по всему миру прокатилась мощная волна экологических протестов. Только в одном Чунцине на улицы вышло более полумиллиона протестующих, люди требовали прекратить экоцид Системы и урезонить космостарателей. Ко всеобщему удивлению, никто не стал разгонять митинги. Более того, власти прислушались к ним и запустили масштабную экореформу. Многим космостарателям предъявили обвинения в нарушении экологических норм, были выписаны штрафы и аннулированы лицензии. А вишенкой на торте стало введение в Системе госмонополии на добычу полезных ископаемых в Системе.

Потом злые языки судачили, что власти сами замутили эту движуху, чтобы прибрать к рукам уже разработанные и освоенные месторождения полезных ископаемых. А что, похоже на правду.

Во время звездной лихорадки космостаратели добывали на Сиротке динамиеву руду – основное сырье для производства сверхстали, самого прочного сплава в мире, из которого изготавливались фюзеляжи большинства современных звездолетов. В поисках руды планету перекопали вдоль и поперек. А когда нашли, вычерпали всю без остатка и укатили восвояси, оставив после себя хаос и помойку.

На какое-то время о Сиротке забыли. Действительно, кому нужна эта зачуханная планетка?

Однако применение ей вскоре нашлось.

Всемирный мораторий на смертную казнь привел к тому, что казематы Системы буквально трещали по швам и уже не вмещали всех заключенных. Власти вынужденно задумались о том, как бы немного разгрузить переполненные тюрьмы. Принятое решение выглядело вполне логично: в первую очередь нужно избавиться от пожизненно заключенных. А то развелось их как собак нерезаных.

Не знаю, в чью светлую голову пришла идея основать на Сиротке колонию-поселение для пыжей, но если немного пофантазировать, то можно представить себе ход мыслей этого «гения»: «Надо взять всю эту бандитскую свору, и баб, и мужиков, и отправить куда подальше, на периферию Солнечной системы. Например, на эту, как ее… – в этом месте «гений», наверняка, многозначительно пощелкал пальцами. – А, вспомнил, на Сиротку! На планете уже проведено терраформирование по третьему разряду и есть вода. Всяко сэкономим хоть чуть-чуть. Поставим бараки, поможем с инструментами и семенами, продуктов подкинем на первое время. И пускай себе живут, а как – это уже не наше дело».

А так как мы живем не при рабовладении и какие-то нормы все-таки соблюдаются, пыжей отправляли на Сиротку исключительно добровольно. Таких желающих оказалось не так уж и много. Основная масса пыжей не стремилась покидать тюремные застенки. На зоне им было тепло и сыто, а что ожидало их на Сиротке? Страдания, лишения и каждодневная борьба за выживание. И все ради чего? Ради какой-то призрачной свободы. А свободу в шлемку не нальешь и не укроешься ей в холодной ночи.

И все же, несмотря ни на что, пыжи приспособились к новым условиям жизни. На Сиротке они создали небольшую, но самую настоящую цивилизацию со своими законами, правилами и устоями. Пыжи занимались охотой, земледелием и собирательством. Отстраивались, разбивали огороды, ремонтировали брошенную космостарателями технику, а еще замутили свою ветроэлектростанцию. Также они изготавливали горючее и порох. В общем, крутились как могли.

Предполагалось, что пыжи сами будут обслуживать местную станцию водоподготовки, но эксперимент не увенчался успехом. В первой партии заключенных оказалось как минимум четыре толковых технаря и даже один настоящий гидролог, но ничего путного у них не вышло. Они не сумели разобраться с принципом очистки воды и едва не потравили своих собратьев. Поэтому наверху решили, что отныне на станции будет трудиться персонал с воли. Так на Сиротке появились мы, водовозы.

Я не в курсе, сколько всего пыжей этапировали на Сиротку, но в самом начале моей службы численность населения планеты достигала примерно двух тысяч человек, среди которых были и дети, рожденные здесь. Сейчас эта цифра, наверное, уменьшилась. Смертность на Сиротке высокая, а новых заключенных не подвозили уже лет пять.

Хуже погоды на Сиротке только местная вода. Натуральная отрава с запахом разложения, одного глотка которой достаточно, чтобы заработать жесткое расстройство желудка. И только после многократной очистки и обработки она становилась пригодной для употребления, хотя все равно воняла могилой. Но, как известно, дареному коню в зубы не смотрят, а наличие воды на Сиротке было настоящим подарком небес.

Представляю, как обрадовались космостаратели, когда обнаружили в глубинных недрах планеты живительную влагу. Ведь доставка воды в такое захолустье, как наше, было совсем не дешевым делом. Но чтобы добыть эту воду, надо было хорошенько попотеть, а потом еще и понервничать во время ее раздачи населению. Процесс отгрузки воды происходил так. По мере надобности пыжи пригоняли к Форту автоцистерну, мы наполняли ее до краев водой, и все мирно расходились. Несмотря на то, что с пыжами у нас был мир да лад, мы на всякий случай держали их на прицеле и запрещали им покидать кабину.

Местная публика – самые опасные преступники Солнечной системы, худшие из худших. С этими типчиками следовало держать ухо востро, но и среди них попадались неплохие люди.

Как, например, Фидель.

Полноватый, наголо бритый мужичок средних лет, он чем-то напоминал нашего Гуччи. Не внешне, нет. Характером и поведением. Такой же болтун и балагур, всегда на позитиве, с шуткой по жизни.

О нем стоит рассказать отдельно. На воле у Фиделя был небольшой бизнес по доставке готовых обедов. Денег хватало на скромную, но безбедную жизнь, а большего ему и не требовалось. Но, однажды узнав, что его бизнес-партнер ведет нечестную игру и скрывает часть прибыли, Фидель решил поговорить с ним по-мужски. Выпив для храбрости, заявился к нему домой. Разговор предсказуемо перешел в ссору, та переросла в драку, которая закончилась смертью воришки. А заметая следы невольного преступления, Фидель устроил пожар в доме. Огонь перекинулся на располагающийся по соседству трейлер-парк, в котором проживала местная беднота. В пожаре погибло двенадцать человек, еще десятка три получили ожоги разной степени тяжести. А дальше – суд, приговор, Сиротка.

Но беда не сломила Фиделя, а наоборот, дала новый толчок к жизни. На Сиротке он обрел свое истинное призвание: стал старьевщиком. Представители этой профессии занимались поиском и обменом всякого полезного барахла. Это могли быть различные детали, консервы, одежда. Да что там говорить – даже ржавые гвозди расходились на местной толкучке, как горячие пирожки.

Фидель – единственный старьевщик, с которым мы вели дела. В отличие от большинства местных торгашей, он был порядочным и вежливым, хотя и своего не упускал. Фидель никогда не расставался с огромным армейским рюкзаком, который гордо величал «супермаркетом». Там он таскал в основном всякую ерунду вроде тех же гвоздей, но иногда среди мусора попадались настоящие жемчужины. Один раз я за канистру воды выменял настоящую сигарету с фильтром, а в другой раз – банку клубничного джема. Когда я спрашивал старьевщика, откуда на Сиротке взялось такое богатство, он загадочно улыбался и прибавлял: «Это не мой секрет, начальник. Так что не настаивай, все равно не расскажу».

Хотя и в самом деле, какая мне разница – откуда? С досугом в Форте и так было туго, а тут какой-никакой, а праздник. Конечно, джем и сигарета – неравносильная замена походу в Луна-парк, но нищим выбирать не приходится.

Свободное время мы в Форте тратили на четыре «П»: побухать, посмотреть киношку, порезаться в приставку, потягать железо. А те, кого ежедневная серая рутина достала так, что хотелось выть, ждали редкой увольнительной, чтобы на свой страх и риск посетить колонию-поселение. В просторечье – Поселуху.

В Поселухе имелось все, что нужно настоящему кутиле: бордель, столы с костями и мрачнейшего вида кабак с отвратительной едой и жутким пойлом. Я был там всего один раз с Гуччи и Сапогом, после чего зарекся еще хоть когда-нибудь посещать эту дыру. Жители Поселухи относились к нам более-менее дружелюбно, если не считать редких придирок со стороны каких-то неадекватных типов. Мы всегда были здесь желанными гостями, поскольку носили с собой главную валюту Сиротки – питьевую воду.

Не только мы и заключенные населяли планету. Встреча с такими ее обитателями, как фомичи, не сулила ничего хорошего. Про них – отдельная история.

Когда на Сиротке иссякла динамиева руда и космостаратели стали сворачиваться, горстка работяг отказалась возвращаться домой и решила остаться на планете. Они объединились в небольшую секту, дав ей имя своего духовного лидера Фомы Фомичева.

Фому, простого шахтера, природа наградила уродливой внешностью. Его описывали как безобразного горбуна, от одного вида которого душа уходила в пятки. Но как работника его очень ценили, тем более он не пил. Разве что увлекался всяким мракобесием вроде эзотерики и спиритизма с биоэнергетикой. Своим интересом к неизведанному он смог увлечь нескольких шахтеров и одну девицу из бухгалтерии. По вечерам они собирались в одной из заброшенных шахт и проводили там несколько часов. Периодически из-под земли доносились какие-то монотонные песнопения и улюлюканье. Не нужно быть очень умным, чтоб сообразить, что дело тут нечисто. Но начальство смотрело на эти сборища сквозь пальцы, руководствуясь мудрой пословицей: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы план выполняло». А с показателями все было в порядке и проблем не возникало.

Скоро Фому его приспешники стали гордо величать «учителем». Члены секты пошили одинаковые серые рясы с капюшонами, они все больше времени уделяли своим тайным собраниям и все меньше – работе. А когда пришло время улетать домой, изъявили желание остаться на Сиротке. О причинах рассказывать не захотели. Их пытались отговорить и образумить, а когда поняли, что это бесполезно, решили увезти силой. Но фомичи не стали дожидаться – собрали свои пожитки и умотали в неизвестном направлении.

Что с ними произошло дальше, доподлинно неизвестно. Сплошные тайны, загадки, мифы, россказни, слухи и домыслы. Видеть-то их видели, но никто не знал, где именно они обитают. Пыжи наделили фомичей сверхъестественной силой и боялись их как огня. Легенды гласили, что сектанты пьют человеческую кровь, могут управлять погодой, превращаться в диких зверей, и прочее, прочее.

Фидель тоже верил в эти байки. И всякий раз обижался, когда я смеялся над его суеверностью.

– Кто они, если не призраки? – как-то сказал он мне. – Сколько лет прошло с тех пор, как эти твари окопались на Сиротке? Не знаешь? А я знаю – много. За это время можно сто раз ножки протянуть, а эти чудища живут себе, и, наверное, живут неплохо, раз у них есть силы творить всякие безобразия. И будут жить дальше. Потому что призраки бессмертны.

Я не верил в призраков, но спорить с Фиделем не стал. Да и зачем? Людям нужны легенды, они украшают жизнь.

В отличие от самих фомичей.

Они испытывали необъяснимую неприязнь к своим соседям по планете, и встреча с ними не сулила ничего хорошего. Фомичи имели обыкновение появляться неожиданно, как бы ниоткуда, по ночам, в самую дождливую и промозглую погоду. Сектанты похищали и калечили людей, портили и уничтожали имущество, но чаще всего просто пугали прохожих.

Фидель божился, что как-то раз повстречал двух призраков в капюшонах:

– Как сейчас помню, была ночь. Я, усталый и промокший, как цуцик, возвращался домой. Улов был невероятный! В одной из затопленных шахт я нашел тяжеленный кофр. Огромный такой, на колесиках. Ох, сколько усилий мне стоило поднять его наверх, чуть пупок не надорвал. Открыть кофр на месте не получилось, как я ни старался. Там стоял механический замок с секретом, надежная вещь, не то что теперешнее сенсорное дерьмо. «Ну, – думаю, – оно и к лучшему. Дома открою, пусть будет сюрприз». И вот иду-бреду, никого не трогаю, и меня никто не трогает. Я даже удивился: «Где ж это видано? За всю дорогу ни одна сволочь не докопалась!». И накликал себе беду. Откуда ни возьмись появился фомич, а следом за ним – еще один. Как из-под земли выросли, оба высоченные, в серых рясах, а лица спрятаны под капюшонами. Я весь съежился от страха и решил, что мне пришел конец, но все обошлось. Один из них махнул мне рукой – мол, иди своей дорогой, не тронем. Я и пошел. А как до дома добрался, взломал замок на кофре, а внутри – всякое ненужное барахло. Я его потом одному кренделю за две бутылки самогона загнал.