Украденный роман

Перед нами расстилались океан, изгиб берега и город, который с такого расстояния казался то ли игрушечным, то ли картинкой из сказки.

– Мне нравится бывать здесь, – признался Эш. – Вспоминаю, что на самом деле я – букашка в огромном мире. Выхожу за собственные рамки и смотрю на себя со стороны.

Возможно, я его понимала. Долгие месяцы в Бостоне я кисла в четырех стенах и чувствовала, что просто медленно умираю. Казалось, останься я там еще немного – и задохнулась бы в прямом смысле слова. Но я выбралась из этой трясины – и сейчас здесь.

– Потрясающе красиво, – согласилась я.

– Что, подъем того стоил? – осклабился он.

Я кивнула – и, положа руку на сердце, с той секунды, как он подхватил меня, позабыла о ненависти к туризму.

– Я приходил сюда каждый день после того, как она умерла. Просто садился и смотрел на океан.

– Стало легче? – мягко спросила я, но, впитывая глазами бесконечную гладь океана, ощутила поднимающуюся волну невероятного покоя и поняла, что Эшу стало легче. Должно было стать.

– Конечно. Впрочем, полагаю, тут любые средства хороши.

– Мне так жаль. Я даже представить не могу, каково это.

– А вы не замужем? – Я покачала головой. – Помолвлены?

– Нет. Свободна как ветер в поле, – призналась я, не в силах сдержать тяжелый вздох.

– Ага, тут у нас грустная история.

– Не совсем, – возразила я, и Эш приподнял брови. – Мы встречались, после колледжа съехались и прожили вместе… девять лет, даже не верится! А полгода назад он решил, что с него хватит, и вот уже его след простыл.

– Бедная Оливия. – По тону было непонятно, шутит Эш или говорит серьезно, но когда я взглянула ему в лицо, то увидела искреннее участие.

– Да-а, все в порядке, – беспечно отозвалась я и вдруг поняла, что так и есть: приехав в Малибу, я ни разу не вспомнила о Джеке – кроме того момента, когда попросила его покормить Оскара… Ой, Оскар! Про него я тоже забыла и задалась вопросом, выполнил ли Джек обещание или Оскар отправился вслед за своими товарищами и теперь плавает в аквариуме вверх брюшком.

– Эй! – Оклик Эша вернул меня в текущую реальность. – Если у вас нет на сегодня никаких планов… я утром купил на рыбном рынке свежих креветок и собирался попробовать приготовить фра дьяволо. А готовить что-то новое в одиночку такая тоска.

Я ответила не сразу, хотя очень хотела согласиться. Пока не пришел ответ от экспертизы, мы не могли приступить к работе, но если мы не занимаемся проектом, с чего бы нам проводить время вместе?

– Мне кажется, нам полезно узнать друг друга поближе, – добавил Эш, словно читая мои мысли. – Это поможет в работе.

– Конечно, – согласилась я, и слова еще только слетали с губ, а я уже знала, что пожалею о них: – Я с удовольствием поужинаю с вами.

Глава 12

К тому моменту, как мы вернулись к дому Эша, я вся взмокла и растрепалась. Словно предсказывая события наперед, Эш сообщил, что со склада компании для меня прислали комплект одежды.

– Я велел Кларе положить их на кровать в гостевой спальне, – сообщил Эш, когда мы вошли в дом.

– Кларе? – переспросила я.

– Моей домохозяйке, – пояснил Эш. Ну еще бы, естественно у него была домохозяйка. Возможно, это ее я видела на балконе? – Вообще-то она собралась в отпуск на несколько дней, но обещала прибраться в спальне на случай, если она вам понадобится. – Его голос звучал так непринужденно, что становилось очевидно – я еще не вышла утром из отеля, а он уже выстроил весь наш день в полной уверенности, что я приму любые его предложения. – Не стесняйтесь воспользоваться душем, если потребуется, – добавил он. – Ужин в шесть, вас устроит?

Я взглянула на экран телефона – только что наступило четыре. Я не завтракала и не обедала, и сожгла, наверное, больше калорий, чем за весь прошлый месяц. Но решила, что потерплю.

Вслед за Эшем я прошла по длинному коридору, поблагодарила, вошла в спальню и закрыла дверь.

Спальня создавала совершенно иное впечатление, нежели остальной дом – по-мужски сдержанный, угловатый, облицованный сверкающим холодным мрамором, сланцем и камнем. Здесь же полы были выложены благородным темным деревом, стены оформлены в кремовых тонах, а на огромной кровати бледно-голубое покрывало соседствовало с огромными же подушками, накрытыми кружевными салфетками. Это было самое женское по стилю помещение в доме (во всяком случае, из тех, что я уже видела), и я медленно повернулась вокруг себя, рассматривая детали. Взгляд остановился на портрете над камином, напротив постели: он изображал женщину с копной каштановых волос, яркими зелеными глазами, румянцем на щеках и яркими алыми губами. Я видела ее впервые, но сразу поняла, что это Анджелика.

Я опустилась на край постели и всмотрелась в лицо на картине. Эш сказал, что это гостевая спальня, но со всей очевидностью это была спальня его жены – настолько всепроникающим было ее присутствие здесь, стертое подчистую в остальном доме. Декор комнаты, портрет – тут было ее место. Нарисованные зеленые глаза не просто смотрели внимательно – они пронизывали насквозь, как живые. И сообщали мне, что я недостаточно хороша, недостаточно красива, недостаточно изысканна – и вообще, что я делаю в этой комнате?

Я рассмеялась – достаточно нервно – и отвела взгляд: видимо, от голода мне мерещилось всякое. Я покопалась в сумочке и нашла протеиновый батончик, который планировала съесть в самолете, да так и забыла. Съела его в один присест, старательно глядя сквозь балконную дверь на океан, чтобы снова не встретиться взглядом с портретом.

А потом на тумбочке рядом с кроватью боковым зрением я заметила стопку книг. Они лежали так, что виднелся только один корешок со словом «дю»: «дю Морье»? Я доела батончик и запихнула обертку обратно в сумку, поднялась, дошла до тумбочки, сгребла всю стопку и переложила на кровать.

Я обнаружила три разных издания «Ребекки» поверх настолько знакомой яркой голубой обложки, что меня как молнией ударило. Внутри все скрутило, я с трудом сглотнула и, взяв книгу в руки, увидела название: «Бекки, роман Оливии Фицджеральд», воплощение всех моих неудач.

Книга казалась тяжелой – и чужой. Кусок моего сердца, который мне больше не принадлежал и который я не узнавала.

Этот экземпляр явно не раз перечитывали – об этом говорили загнутые уголки страниц и потрепанный корешок. Эш сказал, что читал роман, но зачем тогда оставлять его здесь? Чтобы я нашла его? Но зачем?

Я снова взглянула на портрет, взгляд Анджелики опять уколол меня, и я вздрогнула, хотя в спальне было тепло. Я открыла томик и на титульном листе увидела это – выведенное сразу под моим именем, маркером, жирными заглавными буквами:

ВОРОВКА.

Глава 13

Час спустя, когда я уже сидела на балконе, это короткое слово все еще крутилось в голове. Я испытала большой соблазн запихнуть книгу в сумку, принести в отель, внимательно рассмотреть загнутые страницы и всю ее целиком на предмет других надписей и, возможно, получше узнать Эшервудов или самого Эша. Но мне показалось, что я держу в руках не книгу, а слиток металла, докрасна раскаленный и опасный, поэтому я швырнула том обратно на тумбочку. К тому же, если я запихну книгу в сумочку, точно стану воровкой, не так ли?

– Вина? – спросил Эш, возвращая меня в реальность, и наполнил бокал, не дождавшись ответа. Вино оказалось белым, но он не сказал какого сорта.

Я схватила бокал и сделала большой глоток: это был что-то крепленое, слишком сладкое, возможно, рислинг. Я поморщилась и быстро проглотила отпитое: хотелось не смаковать букет, а побыстрее успокоиться.

– Это платье вам очень идет, – заметил Эш, и я внезапно ощутила его взгляд. Облегающее черное платье из коллекции компании «Эшервуд», которое я нашла на кровати в спальне, каким-то образом подошло и село действительно идеально. Я поставила бокал на стол и взглянула на Эша. Он не отвел глаз, я физически чувствовала, как его взгляд оглаживает мою фигуру, и одновременно хотела, чтобы он и перестал, и продолжал смотреть. Его внимание странным образом льстило мне: такие мужчины, как Эш, обычно не замечают таких женщин, как я, но, возможно, он просто оценивал качество платья и перспективы его дальнейших продаж.

– Я, м-м-м, отдам его в химчистку и верну вам перед отъездом в Бостон, – пробормотала я и залпом выпила еще.

– Нет-нет, это подарок, оставьте себе. – Взгляд Эша снова обежал мою фигуру, и меня обдало жаром – наверное, от вина или я перегрелась днем. Или от его взгляда. – Ботинки тоже оставьте, – добавил он, наконец отвел взгляд и, сделав несколько шагов, уселся напротив меня за столом. Я умудрилась рассмеяться, ощущая, как вино, выпитое на пустой желудок, устремляется прямо в голову, даруя блаженное успокоение.

– В Бостоне нет туристических троп.

– Что ж, тогда мы можем прогуляться еще раз до вашего отъезда, – предложил Эш с такой уверенностью, как будто не сомневался в моем согласии. Я же пришла сегодня на ужин, хотя и колебалась поначалу. Ну, значит, и от прогулки, скорее всего, не откажусь.

Я вспомнила прикосновение его руки там, на вершине утеса, днем, когда мир казался таким необъятным, мы с Эшем – такими крохотными, а соединение наших рук – таким интимным. Возможно, я в самом деле не буду против еще одной прогулки в его обществе.

– Попробуйте креветок, – прервал Эш мои размышления, указывая на тарелку передо мной, – и честно скажите, как вам.

Я наколола креветку на вилку и положила в рот. Мясо, нежное, покрытое томатно-чесночным соусом, просто таяло на языке.

– Восхитительно, – искренне сказала я, надеясь, что Эш не станет снова вдаваться в расспросы насчет шафрана и прочих пряностей, в которых я не разбиралась. – Правда, отлично.

Эш снова смотрел мне прямо в лицо и улыбался. И, собственно, почему я не могу позволить себе расслабиться этим вечером? Забыть прозу жизни и наслаждаться вкусной едой и вином? Ощущать на разгоряченной коже прохладные брызги океана и взгляд Эша?

Но, даже улыбаясь ему в ответ, я не переставала думать о книге, о слове «воровка». Его написал Эш? Именно так он на самом деле думает обо мне? И если да, то зачем так ведет себя?

Двух бокалов вина, большой тарелки креветок и эспрессо оказалось недостаточно, чтобы я забыла о книге. И я решила, что все-таки возьму ее с собой, ведь если завтра верну ее на место, это не будет считаться воровством. Поэтому, приняв предложение вернуться в отель на машине с Ней-том, я сказала, что мне нужно забрать вещи из спальни. Эш кивнул, и я, чувствуя легкую слабость в ногах от вина, поднялась, на миг опершись на стол, чтобы восстановить равновесие.

Дойдя до спальни, я включила свет и сразу нашла взглядом тумбочку – но там, где днем лежала стопка книг, сейчас не было ничего. Я зажмурилась, снова открыла глаза, но на тумбочке по-прежнему было пусто. Однако одежда, в которой я взбиралась на утес, валялась на кровати, там, где я ее и оставила. Я еще раз взглянула на тумбочку – неужели я не вернула книгу на место? Или она свалилась на пол?

Я заглянула под кровать – пусто, обошла всю комнату – пусто. Заметила две книги на комоде, подошла и прочитала названия: «Под стеклянным колпаком» и «Избранные стихотворения» Сильвии Плат, причем в прошлый раз я их не заметила. Мне что, все привиделось?

Я облокотилась о комод, потому что по-прежнему нетвердо стояла на ногах, и взглянула на свое отражение в большом зеркале: бледное, осунувшееся, со спутавшимися кудрями. Я собрала их в кулак и повернула голову, пытаясь понять, что же привлекло такое пристальное внимание Эша.

Я была самого обычного роста и веса, с самыми обычными вьющимися волосами до плеч. Единственной примечательной чертой были глаза – из-за легкой гетерохромии один голубой, второй – зеленый. Но и эта разница становилась очевидной только при определенном освещении – например, таком ярком, как в этой спальне.

Но Эш ведь рассматривал не мои глаза, да?

Я отпустила волосы, провела ладонями по бокам, расправляя платье, оценивая свою довольно посредственную фигуру: грудь слишком маленькая, бедра слишком широкие, живот далеко не плоский. Так почему Эш не мог оторвать от меня взгляд, словно увидел совершенство? И почему я не могу перестать думать об этом взгляде?

– Оливия, соберись, – прошептала я отражению.

Я приехала в Малибу не ради платья, внимания Эша или даже «Бекки» – я приехала сюда воскресить писательскую карьеру, и если я хочу этого добиться, пора взять себя в руки.

Отрывок из «Жены»

Наконец-то я стала настоящей писательницей! Закончив черновую версию романа, я решила устроить себе праздник.

Написать целую книгу – это не шутки. Конечно, пока она не увидела свет, сложно судить, стоила ли она того – но для меня определенно стоила. Я сама, в одиночку, создала что-то серьезное. Как личность. Как писательница. Не как чья-то жена.

Отпраздновать я решила в маленькой забегаловке, куда свежий улов привозят в бочонках сами рыбаки как раз к обеденному часу. Когда я переехала в Калифорнию, мне приглянулось это место, но с тех пор, как стала женой, я здесь не появлялась. Сегодня ветхое строение как будто сияет – или, возможно, сегодня в моих глазах сияет весь мир.

Я заказываю «улов дня» и называюсь вымышленным именем, по которому потом получу заказ. Лысеющий немолодой мужчина за стойкой едва удостаивает меня взглядом – да и с чего бы ему? Одну, без сопровождения, меня попросту перестали узнавать. Если жена не идет под руку с мужем, кто вообще помнит, как она выглядит? И даже если она рядом, все взгляды обращены на ее мужа.

Я беру пластиковый контейнер с едой и вилку и иду к кромке прибоя, сажусь прямо на песок, зарываясь пальцами в прохладную массу. Принявшись за рыбу, понимаю, что, оказывается, умирала с голоду, как будто не ела несколько дней. Я захватила сумку с рукописью и перечитываю ее, пока ем, начиная с первой страницы: «Прошлой ночью мне приснилось, что я снова в Малибу».

Почему-то забавно читать эти строки, сидя тут, на пляже в Малибу, ощущая, как прохладная вода накатывает на ступни, и смакуя во рту кусочек палтуса.

Роман – это выдумка и одновременно правда.

Я смотрю на воду, темную и прекрасную, и понимаю, что однажды покину это место. И даже если вернусь, буду совсем другим человеком или даже призраком той женщины, которой являюсь сейчас.

– Ты чего тут сидишь одна? – прерывает мои меланхоличные размышления голос кузины. Я поднимаю голову – она стоит, уперев руки в тоненькие бока, и хмурится. Я собираю листы рукописи и хлопаю по песку рядом с собой.

– Ну, раз ты нашла меня, садись тоже.

Она не двигается с места.

– А тебе разве не надо собираться? – продолжает она, но хмурится уже не так сильно, а в уголках глаз у нее намечаются гусиные лапки.

Собираться. Конечно. Сегодня в доме прием. Совершенно не помню, в честь кого или чего – выкинула его из головы, пока кузина не напомнила. Я вздыхаю.

– Я положила платье тебе на кровать, – сообщает она. – Но ты куда-то пропала, и я полчаса искала тебя по пляжу!

Бедная кузина, она такая милая. Лучшая подруга детства, она стала и моей подружкой невесты, а потом просто осталась жить в нашем доме. У жены такого богатого человека куча обязанностей, так что мне даже выделили отдельный бюджет на прислугу и помощников – одной же мне было не справиться? Да и кто бы решил взвалить на себя столько хлопот? Так почему бы не платить жалованье любимой кузине, если я в любом случае хочу, чтобы она была рядом?

Я снова хлопаю ладонью по песку.

– Давай, присядь, у нас еще есть время.

В детстве и юности мы могли сидеть и разговаривать часами, только мы двое. А теперь – к моему неизменному раздражению, – даже когда мы остаемся наедине, все разговоры и тревоги вращаются вокруг него.

Кузина снова хмурится, но я не отвожу взгляд, и наконец она уступает и садится рядом.

– Ты в порядке? – спрашивает она. Я предлагаю ей вилку с наколотым куском рыбы, но она качает головой, мягко отказываясь.

– В полном, – отвечаю я.

– Ты не можешь пропустить этот прием, – укоряет она, и мне внезапно очень не нравится ее тон. Ну да, я не пошла на предыдущий званый вечер, чем привела мужа в ярость.

– Я просто хотела подышать свежим воздухом и пообедать. Это проблема? – огрызаюсь я, хотя злюсь не на кузину, а на все эти проклятые званые вечера, которым, как ожидалось, должна была посвятить остаток жизни.

Кузина вдруг замечает стопку бумаги, и выражение ее лица смягчается.

– Ты когда-нибудь все-таки дашь мне ее прочитать? – спрашивает она, показывая на рукопись.

Она знает. Я рассказала ей, что в моей голове давно зреет роман, и вот наконец после стольких лет его ростки начали пробиваться на свет. Она прощает мне некую отстраненность – на что не способен, вольно или невольно, мой муж. Она говорит, что все понимает, даже завидует этому творческому дару, когда слова наполняют и струятся по венам и ты оказываешься в стране, в которую есть вход только тебе одной.

Однако я отрицательно качаю головой. Написанное пока слишком живо и свежо, слишком откровенно и неприглаженно, чтобы показать ей. Стоит хоть один раз выпустить текст из рук, поделиться с кем-то, даже с ней – и он перестанет принадлежать только мне. Он станет чем-то другим, и я тоже. К тому же – и эта мысль пугает меня – вдруг ей не понравится?

Я прячу рукопись обратно в сумку.

– Ты мне не доверяешь? – Кузина подталкивает меня плечом, наполовину в шутку, наполовину обиженно. Но у меня нет настроения ни утешать ее, ни шутить.

– А что, если и так? – осаживаю я ее, поднимаюсь и вешаю сумку через плечо.

Возможно, с этого момента мне не стоит доверять никому.

Глава 14

На следующее утро я проснулась рано и отправилась в долгую, неторопливую прогулку по пляжу. Чувствуя, как песок обволакивает ступни, вглядываясь в серый туман, который окутывал океан, я укрепилась в намерении сосредоточиться на работе, на проекте. А для начала решила, что пора провести собственное расследование – и начать с ближайшей библиотеки: вдруг удастся накопать что-то о семействе Эшервудов в старой прессе, если таковая сохранилась в архивах. Эш уверил меня, что журналы Эмилии ему вернут не раньше обеда, и предложил прислать за мной Нейта к пяти часам. Поэтому весь день был в моем распоряжении, и я хотела провести его с пользой.

Согласно биографии, которую я читала в самолете, Эмилия Эшервуд умерла в тысяча девятьсот сорок втором году, но предыдущим вечером, исследовав данные на сайте с архивом газет, я нашла в дополнение только дату рождения отца Эша – тысяча девятьсот тридцать девятый – и последовавший через три года некролог Эмилии, опубликованный в «Нью-Йорк таймс» и «Лос-Анджелес таймс». Он звучал скорее не как некролог, а заметка из жизни знаменитостей – история семьи, их капиталы, но почти ничего о самой покойной. Направляясь в библиотеку, я, в общем-то, даже не знала, что ищу, но знала, что где-то должна найтись информация, которая бы подтверждала существование Эмилии Эшервуд в реальности.

Библиотека оказалась маленьким одноэтажным каменным зданием, похожим на библиотеку моего детства в Коннектикуте. Ной назвал Малибу фешенебельным местом, но я заметила, что это только наполовину правда. Да, на уходящих вдаль прибрежных утесах разместились усадьбы, поместья и пятизвездочные рестораны, но по другую сторону четырехполосного шоссе, на холмах, царила иная атмосфера, с привкусом доброй сельской старины, так что и библиотека была больше пасторальной, чем фешенебельной.

Я вошла внутрь, вдохнула запах старых книг и ощутила себя почти что дома: библиотеки остаются библиотеками, где бы они ни находились. Улыбаясь, я подошла к стойке администратора и попросила показать мне архивы местных небольших газет. Эмилия, как гласил некролог, умерла на озере Малибу, и я надеялась почерпнуть хоть какую-то информацию из тамошних заметок.

Администратор (Вера, как гласил бейджик) нахмурилась, глядя на меня поверх очков в яркой розовой оправе.

– Озеро Малибу, конец тридцатых – начало сороковых? А какую именно информацию вы ищете?

– Что-то – что угодно – об Эмилии Эшервуд. Она, кажется, жила там последние годы перед смертью, – пояснила я.

– А-а-а, – кивнула Вера, – вы работаете вместе с той женщиной?

– Какой женщиной?

– Которая снимает фильм.

Фильм? Я помотала головой.

– Нет, я ни с кем не работаю. А здесь недавно была женщина, которая снимает фильм? – Эш все-таки уже заключил контракт на съемки фильма и забыл сообщить мне?

– Ну, не так уж недавно, – уточнила Вера. – Может, месяц назад.

Месяц назад? Эш связался с режиссером, прежде чем звонить Чарли? Если так, то он намеренно умолчал об очень важной составляющей будущего проекта.

– Нет, я не работаю с ней, – повторила я, – но если бы вы могли показать мне материалы, которые показали ей, это очень помогло бы.

Вера снова нахмурилась.

– Боюсь, не могу.

– Мне не для фильма, – попробовала зайти я с другой стороны, – я писательница и работаю над книгой…

Я умолкла, пораженная собственными словами, которые не говорила вслух очень давно – я писательница, я работаю над книгой. Приятно и в то же время странно было произнести их и поверить, что они вскоре могут оказаться правдой.

– О, нет, я хотела бы вам помочь, дело не в этом. – Улыбка Веры стала извиняющейся. – Я не могу в прямом смысле – она украла все документы.

– Что? – Я решила, что неправильно расслышала.

– Эта женщина, режиссер. Она взяла с собой все заметки об Эшервудах, которые нашлись в архивах, и так их и не вернула.

Глава 15

Остаток дня я провела в тишине читального зала, изучая биографию Дафны дю Морье – Вера нашла ее в фонде библиотеки после того, как я немного пришла в себя от новостей о краже.

Я надеялась, что на этих страницах найду какой-то ключ к судьбе Эмилии. Я выписала все даты, касающиеся Дафны, в поисках каких-то совпадений между двумя женщинами – родилась в Лондоне в тысяча девятьсот седьмом, жила в Медоне, во Франции, где и окончила школу в тысяча девятьсот двадцать пятом, вышла замуж за Фредерика Браунинга в тысяча девятьсот тридцать втором, вместе с мужем жила весьма замкнуто в Египте – там и начала писать «Ребекку», – переехала в поместье Менабилли в Корнуолле, которое, как считают многие, стало прототипом поместья Мандерли.

Я не была уверена, имела ли Эмилия какое-то отношение ко всем этим событиям, и когда несколько часов спустя я снова вошла в стеклянный дом Эша, в голове все еще роились разрозненные факты из биографии Дафны. Но сейчас моей главной целью было выяснить как можно больше о загадочном режиссере, которая украла архивы, касающиеся Эмилии.

Однако прежде чем я успела открыть рот, Эш сгреб мои руки в свои; теплая волна поднялась вверх, к моим плечам и в конце концов к лицу. Все заготовленные фразы словно выдуло из головы, и я смогла только пробормотать:

– Что случилось?

– Хочу кое-что вам показать, – порывисто ответил он и, так и не отпуская рук, повел меня на веранду. Я подумала, что могла бы освободиться от его хватки и идти на безопасном расстоянии, спокойно, как полагается профессионалу за работой. Но я не хотела. Внимание и близость Эша лишали меня душевного равновесия, но будоражили еще сильнее.

Я бросила взгляд на знакомый стол, ожидая увидеть там дневники Эмилии, но стол был накрыт для ужина, а Эш тянул меня дальше, и только когда мы оказались у самых перил, отпустил мои руки и указал на воду у ног.

– Не понимаю, – сказала я и осознала, что уже произносила эту фразу и сегодня, и несколько раз за минувшую неделю. В присутствии Эша реальность словно начинала ускользать от меня, но странным образом это ощущение скорее влекло, нежели тревожило.

Эш приложил палец к губам, призывая к молчанию, и снова ткнул рукой в сторону океана.

Вода сегодня была жемчужной, голубовато-серой, сияющей в лучах угасающего солнца. Внезапно по ее поверхности прошла рябь, и в волнах показался огромный серый горб.

– Это… кит? – прошептала я, словно боясь побеспокоить великана.

Эш кивнул.

– У них сейчас миграция. Каждую зиму они проплывают тут на пути из Арктики в мексиканские воды. В этом году что-то припозднились.

– Ждали меня, – пошутила я.

– И оно того стоило, – мягко произнес Эш. Его слова упали, как камешки в воду. Этой водой была я, и они упали в самую глубину. Этот жар. Эта искра. Они доказывали, что самый сексуальный мужчина современности думал обо мне не только как о писательнице, и мне это не почудилось.