Украденный роман

Джиллиан Кантор

Украденный роман

Jillian Cantor

THE FICTION WRITER

Copyright © 2023 by Jillian Cantor

© Чуракова О., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Посвящается Джесс и Лауре – моей команде мечты

Из праха восставая

С рыжей копной волос,

Я как воздух мужчин пожираю[1].

Сильвия Плат«Леди Лазарь»

Пролог

Прошлой ночью мне приснилось, что я снова в Малибу. Я стояла босиком на песке, холодная вода покусывала мои лодыжки, а далеко наверху, на краю величественного утеса примостился его потрясающий дом о десяти спальнях – такой, как раньше, целый и невредимый. Помимо него на трех акрах размещались спортивный бассейн, теннисный корт и сад, где пышно цвела белым и розовым бугенвиллея, но со своего места я видела только ряд слегка наклоненных в сторону моря тонированных окон.

А вот он меня видел – даже во сне я была в этом уверена: прятался за стеклами и следил за каждым моим шагом. Правда, я все равно не смогла бы его разглядеть, потому что окна снаружи были зеркальными. Но эта картина так ясно стояла перед глазами, что не могла не быть правдой.

В любом случае, всего этого уже не существовало – поток раскаленного пламенем воздуха врезался в окна и выбил их, в комнате, где стояло пианино, вскипел дым и полился по склонам клубящимися волнами навстречу пустынному океану.

Но в моем сне огонь еще не пришел в дом, а может, ему и не суждено было прийти. Были только он и его дом, которые следили за мной. Желали меня. Преследовали меня.

«Вернись!» – раздалось отчаянное эхо его голоса, и я ощутила, как что-то внутри обрывается. Даже на пляже дым стоял такой густой, что я ничего не видела, не могла вздохнуть.

И поэтому там, во сне, я повернулась к дому спиной и вошла в ледяную воду. Ноги мгновенно онемели, но я шла вперед, пока море не заплескалось у плеч… шеи… подбородка. Пока наконец до меня не перестали долетать запах дыма и его голос.

А потом и голова оказалась под водой, прилив захватил меня, не давая вырваться.

Но я не хотела утонуть – я просто хотела спастись от огня…

Глава 1

Годом раньше

Было бы большим преуменьшением сказать, что в то мартовское утро я испытала шок, когда на экране телефона выскочило имя Чарли Бингэм, моего агента. Но другого определения для описания эмоций мне в голову не пришло. Я была в ужасе? Поражена? Потрясена? Все не то. Или все сразу? Предполагалось, что, будучи писательницей, я легко смогу подобрать нужное слово, но уже какое-то время это умение изменяло мне, так что ничего удивительного, что подобное случилось снова.

– Привет, Чарли, – поздоровалась я, пытаясь придать голосу жизнерадостности, ни грамма которой не испытывала. Последний наш телефонный разговор состоялся полгода назад, и Чарли тогда сообщила, что мою рукопись отфутболил последний из издателей, которым она ее предлагала. «Оливия, ты уже думала, о чем будет следующая книга?» – продолжила она.

Следующая книга! Как будто идеи и слова вызревают сами, как помидоры в нашем садике на крыше, и падают мне в руки полностью оформленными. Как будто я хочу продать книгу ради азарта, а не потому что мне надо что-то есть и чем-то платить за аренду. А как же моя бедная третья книга? Слегка автобиографическая подростковая история, которой теперь суждено пылиться в ящике стола? Она высосала из меня все соки, девять месяцев я только ею и занималась, забыв обо всем и, что критичнее, обо всех, пока не оказалось слишком поздно. А потом я провела несколько месяцев в персональном аду, ожидая результата, а Чарли присылала мне одну милую отписку за другой. Издатели сообщали, что «это не их профиль», говорили о «прекрасном тексте» или «роскошном языке», а потом извинялись и добавляли, что «не смогут сделать из нее бестселлер», «она слишком камерная», а один, самый честный, поинтересовался, неужели я думаю, что «после провальных продаж «Бекки» новая книга сможет завоевать рынок»? Жестоко, но справедливо: до сего момента удалось продать всего тысячу экземпляров «Бекки», моего второго романа.

– Оливия, как продвигается новая книга? – спросила Чарли.

– Отлично, – соврала я. – Почти закончила черновую версию.

Если считать пятьдесят – ладно, сорок шесть, если точно, – страниц плохо связанного текста черновой версией, то не так уж я и соврала. Но вдохновение я черпала в своих чувствах и переживаниях, и этот колодец давно иссяк – так же, как растаял щедрый аванс за первую и вторую книги.

– Отлично, – эхом повторила Чарли. – Жду не дождусь, чтобы прочитать.

Она замолчала. Неужто звонила просто, чтобы проверить, как продвигается дело? Но у Чарли полно клиентов куда более важных, чтобы тратить время на то, чтобы оказывать мне моральную поддержку.

– В общем, – она прочистила горло, – у меня есть для тебя интересное предложение.

– Предложение? – переспросила я, теряясь в догадках. Третью книгу больше не планировалось публиковать: катастрофа с «Бекки» стала причиной того, что издатели не ломились ко мне на порог. И хотя первая книга получила положительные отзывы и даже попала в топ Indie Next, сейчас, спустя пять лет, никто, кроме меня, о ней не помнил.

– Поработать литературным рабом. Платят очень хорошо.

– Насколько хорошо? – мгновенно откликнулась я.

– Пятьдесят тысяч аванса и потом двадцать процентов от продаж, – сообщила Чарли. – То есть двадцать процентов от всего – аванса, субсидиарного права, авторского гонорара, – пояснила она.

Но я услышала только «пятьдесят тысяч аванса».

– Хорошо, согласна, – сказала я, даже не задав очевидные для любого писателя вопросы. Обязательные для любого писателя вопросы: кто, что, почему, где, когда?

За эти полгода мной овладело какое-то смутное отчаяние, превратившее все познания о писательском деле в нечто ускользающее и неважное. Пятьдесят тысяч долларов? Здорово, я в деле!

Чарли негромко рассмеялась.

– Тогда я вышлю тебе соглашение о неразглашении конфиденциальной информации, подпиши, и мы обсудим детали.

Я согласилась. Я не знала, насколько сложная предстоит задача, но пятидесяти тысяч долларов было достаточно, чтобы покрыть расходы на аренду и проживание на много недель вперед – и дать мне время разобраться в том, что происходит и как мне поступить.

Глава 2

Я обновила почту, в нетерпении ожидая письма от Чарли и все еще не особо веря, что она звонила, чтобы сообщить хорошие новости.

В предыдущий раз Чарли связалась со мной аккурат утром того дня, когда Джек съезжал с квартиры, и сообщила, что публикация третьей книги – дохлый номер. На самом деле, ей хватило деликатности, чтобы выразиться иначе: «Давай отложим это в дальний ящик», – сказала она, но у меня возникло ощущение, что книгу заколачивали в гроб. Я пыталась переварить услышанное, тупо глядя на гору коробок, которые Джек как попало свалил у входной двери. Не на всех были ярлыки, на верхней красовалась просто небрежная надпись маркером: «БАРАХЛО» (с другой стороны, с чего бы вообще Джек должен был озаботиться ярлыками). И вот в тот момент, когда Чарли сказала про ящик, я вдруг поняла, что Джек так отчаянно спешил уехать из этого дома, уехать от меня, что даже не потрудился как следует упаковать свое БАРАХЛО.

Что ранило меня сильнее – смерть отношений или смерть книги? Моей книги? Конечно, книги. Она была смыслом моей жизни, ступенькой к успеху. Целый год в моих жилах струились как будто не кровь, а слова, и именно они поддерживали во мне жизнь. Но позже, ночью, когда я лежала одна в постели, осознавая, что коробки у входной двери исчезли и, значит, Джек уехал на самом деле, я внезапно пожалела, что написала эту книгу. Не будь я так погружена в творчество, заметила бы то, что Джеку было очевидно не первый месяц, а может, и год – что мы отдаляемся друг от друга. Я могла постараться наладить нашу связь, пока не стало слишком поздно. Да, инициатором расставания стал Джек, но как он сказал несколькими ночами ранее, стоя на нашей крохотной кухне, где я ополовинила бутылку «Пино гриджо», сказал очень тихо – это я перестала пытаться удержать нас вместе. Но это было неправдой. Я просто с головой ушла в историю, в выдуманный мир, в отчаянные попытки забыть о провале «Бекки» и возродить едва начавшуюся карьеру. Писательский труд был моим призванием – и моим наркотиком. Я просто забыла, что отношения надо поддерживать. На какое-то время. Надолго. И к тому моменту, как Джек ушел по-настоящему, я, даже если бы захотела, не могла вспомнить, любила ли его самого или некий абстрактный образ.

Внезапно раздался сигнал оповещения о новом письме – от Чарли! – и я снова, как раньше, выкинула Джека из головы. Предложение работы, свалившееся как снег на голову, все еще казалось нереальным, но впервые за много месяцев мной овладело радостное нетерпение. «Писать» для меня означало «дышать».

Чарли сообщала, что договор стандартного образца достаточно просто подписать, так что я просмотрела его наискосок, подписала и тут же выслала обратно. Телефонный звонок раздался чуть ли не в ту же секунду, как я нажала кнопку «отправить».

– Итак, ты там сидишь? – спросила Чарли.

– Да, – соврала я, хотя на самом деле стояла у аквариума и наблюдала за передвижениями Оскара, моей рыбки. После того, как Джек съехал, мне нужно было чем-то заполнить пустоту, оставшуюся от шестидесятидюймового телевизора, а поскольку интернет советовал для укрепления нервов наблюдать за рыбками, я купила аквариум и шесть рыбок. Пять из них, правда, уже сдохли.

– Генри Эшервуд, – изрекла Чарли.

– А что с ним? – Оскар изящно, как гимнаст, проскользнул сквозь веточки розового коралла.

– Это он тебя нанял.

Я рассмеялась, потому что определенно Чарли пошутила – не мог миллиардер-отшельник, дважды обладатель титула «Самый сексуальный мужчина современности» по версии журнала People, нанять меня.

– Оливия, я серьезно, – оборвала Чарли мой смех, и я вспомнила, что совершенно не в ее обычае было шутить – работа поглощала Чарли целиком и не склоняла к розыгрышам. Но ее заявление звучало совершенно неправдоподобно.

– Я не… понимаю, – запнувшись, выговорила я и села на кушетку, вцепившись в подлокотник.

– Его менеджер позвонил утром и сообщил, что ты нужна Генри Эшервуду для его проекта.

В голосе Чарли звучало такое удивление, что, не будь я сама настолько ошарашена, обиделась бы.

– Но почему я? – Едва этот вопрос слетел с губ, я выбранила себя за то, насколько самоуничижительно он прозвучал. «А почему не ты?» – говаривал в колледже мой друг Ной, стоило мне усомниться в своих силах или начать переживать, что я не напишу ничего достойного публикации. – Я имею в виду, откуда Генри Эшервуд вообще знает о моем существовании, не говоря уж о желании меня нанять?

– Его менеджер ничего не сказал на этот счет, но, может, он читал «Все маленькие огоньки»?

Что ж, мой первый роман разошелся тиражом в сто тысяч экземпляров, и подобное предположение имело почву. Однако с тех пор прошло уже пять лет.

– Он считает, что твой стиль идеально подходит для его проекта, – добавила Чарли.

– Так что там за проект-то?

Несколько мгновений Чарли молчала, а потом призналась:

– В том-то и загвоздка – он не сказал мне ничего конкретного. Спросил, можешь ли ты прилететь в Лос-Анджелес, он оплатит перелет и трансфер, и если у вас все сладится, мы обсудим условия контракта. Он платит пятьдесят тысяч, ты делаешь работу.

Получается, рано я положила пятьдесят тысяч себе в карман. Я вздохнула.

– Ну так что, Оливия, ты в деле? – Голос Чарли смягчился, и мне почудилось, что она раскусила ложь о том, что черновик новой книги уже готов.

Я уставилась на одинокого бедняжку Оскара, потом окинула взглядом полупустую квартиру. Неважно, светят мне эти пятьдесят тысяч или нет, главное – я уеду отсюда, из этой квартиры, из Бостона, который, несмотря на наступивший март, все еще томился в мрачных объятиях зимы. А Лос-Анджелес где-то там, за тридевять земель, купался в тепле и солнечном свете. Мне предлагали бесплатный перелет и встречу с Генри Эшервудом! Как же я могла отказаться?

Глава 3

Впоследствии мне не раз приходило в голову, что стоило отказаться. Даже в том самом, первом, разговоре с Чарли было достаточно тревожных звоночков, которые я бы заметила, не находясь в отчаянии и депрессии.

Но когда я несколько дней спустя поднималась на самолет в аэропорту Логана, меньше всего мне хотелось критически анализировать ситуацию. Мысли были заняты, во-первых, Тихим океаном – Чарли перевела на мой счет деньги, которыми я оплатила билет на самолет и номер с видом на океан в отеле «Малибу хайтс». Во-вторых, я переваривала тот факт, что Генри Эшервуд III знает мою почту, потому что накануне вечером мы с ним переписывались. Ну, точнее, он спросил, где я остановлюсь и во сколько прислать за мной машину, а я просто ответила по существу – но все равно! В-третьих, был Ной.

Ной Вайсман, мой лучший друг в пору обучения в Брауновском университете и по совместительству оппонент на литературных семинарах. Мы оба планировали пойти на степень в области изящных искусств после колледжа, но в итоге, когда выпустились, я переехала в Бостон вместе с Джеком, а Ной поступил в Калифорнийский университет. Он так и остался в Лос-Анджелесе помощником профессора при кафедре, преподавал и пытался опубликовать первый роман. А я уже через два года после выпуска написала «Все маленькие огоньки», заключила контракт с Чарли, и почти сразу на книгу нашелся издатель. Не могу сказать, что моя более успешная карьера проложила трещину в наших отношениях, но если раньше мы с Ноем списывались чуть ли не каждый час, то потом всего раз в день, раз в неделю и дошли до двух раз в год, когда поздравляли друг друга с днем рождения. Теперь я даже и не могла вспомнить, когда мы последний раз списывались и тем более говорили вживую. Я не рассказывала ему о том, что мы с Джеком расстались и о неудаче с третьим романом, но, сев на место в самолете, я открыла в телефоне список контактов и задумалась, стоит ли вообще сообщать Ною, что я приезжаю в Лос-Анджелес.

Да ну нет, глупости! Это же Ной. Если бы он приехал в Бостон и не сообщил мне, я бы обиделась. Так что я поспешно набрала и отправила: «Привет, прилетаю в ЛА на неделю, встретимся, если у тебя есть время?» Несколько минут я прожигала экран взглядом, ожидая немедленного ответа, а потом пришлось переводить телефон в режим полета.

Устроившись в кресле поудобнее, я достала купленный накануне толстенный том под заголовком «Восставшие из пепла. История самой богатой семьи в Америке». Я знала о семье Эшервудов ровно столько, сколько любой преданный читатель журнала People. Я знала, что дед Генри Эшервуда III был моряком и героем Первой мировой, представленным ко многим наградам, и что в начале тридцатых годов он открыл магазин на окраине Лос-Анджелеса (сегодня в сети Эшервудов было больше магазинов, чем в Costco и Target вместе взятых). Я знала, что его сын почти привел компанию к банкротству, прежде чем умер от передозировки наркотиков в девяностые, и что в последние годы Генри Эшервуд III возродил предприятие. Но эту семью неотступно преследовали несчастья – начиная с бабушки, погибшей в автокатастрофе, заканчивая женой самого Генри, скончавшейся год назад и оставившей его вдовцом в сорок лет. По слухам, с тех пор он замуровался в поместье в Малибу, и даже самые настойчивые таблоиды с трудом могли урвать его фото для публикаций.

А теперь я пересекала страну, чтобы встретиться с ним вживую. Возможно, написать о нем какой-то материал. Вся ситуация казалась настолько нереальной, что, если бы не перевод от Чарли на мой банковский счет и письмо в почте с подписью самого Генри, я бы решила, что все это мне приснилось.

Всего шесть часов и один трансфер спустя я сидела на балконе номера в «Малибу хайтс» и с наслаждением грелась в солнечных лучах. Волны разбивались о камни почти у моих ног, так что я ощущала, как мельчайшая водяная пыль оседает на голых руках. С каждым глубоким вдохом я, казалось, вдыхала лето. И, конечно, никакого сравнения с застоявшимся воздухом и шипением радиатора в моей бостонской квартире. Я закрыла глаза и вздохнула: эта поездка, эта работа – вот что мне требовалось, чтобы вернуться в строй. Совсем скоро слова снова легко будут слетать с пальцев, а по окончании проекта я, возможно, напишу что-то свое и настолько хорошее, что Чарли найдет на эту новую книгу издателя.

Я открыла глаза как раз в тот момент, когда из воды выпрыгнул дельфин, и меня вдруг осенило: Оскар! Я так поспешно рванула с утра в аэропорт, что не подумала, как он целую неделю обойдется без еды. Я хоть перед отъездом его покормила? Кажется, не загубив Оскара, я совершила единственное стоящее дело за много месяцев и, уморив его сейчас, ознаменовала бы провал грядущей затеи и беззаботного будущего, которое уже нарисовала в голове.

Хотя мы не общались с Джеком с того момента, как он съехал, у него оставался ключ от моей квартиры, и я могла попросить его покормить Оскара. А заодно сообщить, что улетела в Лос-Анджелес на неделю, с подтекстом: «Жизнь продолжается, у меня все чудесно», хотя, конечно, такое заявление было далеко от правды.

«Сделаешь мне огромное одолжение? – набрала я, чтобы не успеть передумать. – Можешь на этой неделе несколько раз заскочить ко мне и покормить Оскара? Мне пришлось улететь в ЛА по делам».

Ответ пришел мгновенно – значит, он читает мои сообщения; это польстило самолюбию и сулило спасение для Оскара: «Кто такой Оскар? Ты завела кота?»

Я с самого рождения любила кошек и выросла в доме с четырьмя кошками, но из-за аллергии Джека домашнего животного у нас не было. А теперь, когда он съехал, логично было предположить, что я заведу кошку. А в самом деле, почему я так не поступила? Лелеяла в глубине души надежду, что однажды Джек вернется? Или просто у меня не было ресурса, чтобы возиться с серьезным питомцем?

«Нет, это гипоаллергенный питомец! Оскар – это рыбка», – набрала я.

«Ты завела рыбку, серьезно?»

«А что? Он отличный компаньон!»

«Ты променяла меня на рыбку?» Непонятно, хотел ли он пошутить или, наоборот, издевался. Когда человек пишет, это не всегда очевидно.

Я решила проигнорировать вопрос.

«Пожалуйста, пожалуйста, ты можешь покормить его? Я уже загубила пятерых его приятелей. Корм стоит рядом с аквариумом, просто сыпь пару щепотей каждый раз, как будешь там. Я вернусь в следующую субботу».

«А чего ты делаешь в ЛА? Поехала повидать Ноя?»

У Джека и Ноя за плечами стояла длинная история взаимной неприязни, которая началась еще на последнем курсе Брауновского университета, когда Ной заявил, что Джек мне не подходит, а Джек сообщил, что Ной тайно в меня влюблен. На обе эти новости я отреагировала закатыванием глаз, уверенная, что они оба ошибаются. Правда, сейчас я испытывала искушение соврать, что да, еду к Ною, и тем самым испытать некое мстительное удовольствие (хотя Ной мне все еще не ответил), но условия контракта запрещали разглашать какую бы то ни было информацию. Я целую минуту раздумывала с пальцами, зависшими над клавиатурой, прежде чем наконец ответила, соврав только наполовину: «Собираю материал для книги».

Джек никак не прокомментировал это сообщение и не стал задавать вопросов. Да и зачем бы ему?

«Ладно, покормлю твоего Оскара», – ответил он. На экране возникли три точки, обозначающие, что он пишет что-то еще. Пропали. Снова возникли. «Как твои дела?»

Я уставилась на эту фразу, перебирая возможные ответы. Я несчастна. Я скучаю. Оскар – поганая замена парню, который регулярно брал на себя мои обязанности со стиркой и уборкой.

Но в переписке было легче соврать, чем начать искренне углубляться в тему. Поэтому я поспешно набрала: «Все супер!!! Дел невпроворот, надо бежать. Спасибо, что спас Оскара!»

Глава 4

Поместье Генри Эшервуда располагалось всего в пятнадцати минутах езды от моего отеля, но ведущая туда дорога была настолько извилистой и пустынной, что казалось, будто я перенеслась в совсем другой мир.

Хотя это в самом деле был совершенно иной мир, нежели тот, что окружал меня в Бостоне. И дело было не только в ярком солнце, утесах, Тихом океане, влажном соленом воздухе.

Ровно в шесть к отелю подъехала черная «Тесла», и одетый в дорогой костюм шофер, который представился Нейтом, помог мне сесть, предложил бутылку «Пеллегрино» и всю дорогу пытался развлекать светской болтовней. Вы первый раз в Малибу, мисс Фицджеральд? Могу я порекомендовать вам ресторан? Вам подсказать лучшие места для серфинга?

Нет, нет и нет, мысленно отвечала я, но согласно кивала, потягивая минералку. Мы свернули с оживленного шоссе так неожиданно, что я вцепилась в дверь, и начали извилистый подъем, который вызвал неодобрение у моего желудка. Последний вираж – и передо мной открылось невероятное, необъятное поместье Эшервуд – прицепившаяся к утесу одноэтажная полоса тонированного стекла такой длины, что на ее месте в Бостоне поместился бы целый квартал. Термин «поместье» был бессилен передать впечатление от этого дома. Ого. Неужели тут в самом деле кто-то живет?

– Это нечто, да? – хихикнул Нейт, и только тогда я осознала, что произнесла эти слова вслух. Захлопнув рот ладонью, я попыталась скрыть смущение, но Нейт больше ничего не добавил и, выйдя из машины, открыл мне дверь. – Пойдемте, я провожу, – самым теплым тоном пригласил он. – Он ждет вас.

Стоявший в отделанном мрамором и стеклом вестибюле Генри Эшервуд III выглядел точь-в-точь как на фотографии на обложке номера People, приуроченного ко вручению премии «Самый сексуальный мужчина современности» – высокий, загорелый, атлетически сложенный, с роскошными вьющимися черными волосами и сине-зелеными глазами ярче вод Тихого океана. Но вживую становилось очевидно нечто, чего не в силах передать фотография даже в самом люксовом журнале – он излучал мягкое обаяние, которое как магнитом втянуло меня в дом и вызвало стремление завоевать его расположение.

– Мистер Эшервуд, – начала – нет, выпалила я, – я так рада нашей встрече. Спасибо, что пригласили меня. Горю нетерпением узнать о вашем проекте.

Он негромко рассмеялся, и воздух от его обаяния вокруг словно заискрился. Он протянул руку, чтобы закрыть дверь за моей спиной, и меня обдало жаром, поэтому я поспешно перевела взгляд с его лица дальше, в глубь дома. Там виднелись безупречная гостиная с высоким потолком, пересеченным деревянными балками, белые кожаные кресла, сияющий белый рояль, а за всем этим, за стеной из стекла – сверкающая водная синева. Наверное, не было в этом доме помещения, откуда не было бы видно или слышно океана.

– Пожалуйста, зовите меня Эш. – Он жестом предложил мне пройти в гостиную. – Все друзья зовут меня Эш, мистер Эшервуд – это мой дед.

Меня удивило, почему он заговорил о деде, но потом я вспомнила, что именно дед занимался его воспитанием, пока отец пропадал на тусовках. Я кивнула.

– Конечно, хорошо. Эш. А я Оливия.

Он остановился, повернулся ко мне и открыто улыбнулся, как будто другой вариант обращения ему и в голову не приходил.

– Мисс Фицджеральд – ваша мать? Или свекровь? – снова негромко рассмеялся он, но приподнял бровь, как будто его всерьез интересовал ответ на этот вопрос.

– Ни то, ни другое. Вообще, это псевдоним. – И этот псевдоним придумала Чарли. Мне тогда было двадцать четыре, я собиралась рассылать рукопись издателям, и Чарли сказала, что моя настоящая фамилия, Финкемайер, звучит слишком неуклюже и сложна для произношения. Кем я была, чтобы спорить? Хотя впоследствии иногда жалела, что согласилась. Оливия Фицджеральд звучало искусственно, как и все, что касалось моей писательской карьеры. Видение, туманный призрак былой надежды, что однажды я добьюсь успеха.

– Я чувствую, за этим именем стоит целая история, – произнес Эш, и я чуть ли не впала в панику, решив, что он каким-то образом прочитал мои мысли. Но я сумела покачать головой и улыбнуться, закрывая тему:

– Не самая интересная.

– Уверен, вы бы сделали из нее отличный роман. Оливия, я обожаю, как вы пишете, я ваш огромный поклонник.