Безумие и отвага

Ден Истен

Безумие и отвага

Пролог

Коты тщательно примяли траву и уселись вокруг белоснежного перса. Над поляной повисло подобострастное урчание. Перс покрутил короткой шеей, оглядывая присутствующих. Его круглые, с оранжевым оттенком, глаза смотрели пристально, изучающе.

Сидевший рядом с ним кот, желтый словно прокуренная занавеска, истерично выкрикнул:

– Все?!

– Все! – подтвердили коты и почтительно склонили головы.

Желтый кот преданно взглянул на перса.

– Все, Армандо!

Перс с ответом не торопился, как никуда не торопится истинный лидер, чувствующий свой непререкаемый авторитет. Коты внимали тишине.

Наконец, Армандо поднял лапу и провыл:

– Братья мои родные, други мои верные, мы проделали очень долгий путь, полный лишений и опасностей! Нам было трудно, нам было очень трудно, но мы с честью преодолели все преграды, мы стали сильнее, мудрее и добрее! Все было не зря! К сожалению, многие из нас не дошли! Давайте вспомним имена ушедших и почтим их память! Цитрус, огласи весь список, пожалуйста!

Желтый с готовностью выдвинул когти на обеих лапах.

– Первым мы потеряли Фунтика, – произнес он и втянул один коготь. – Его переехал дальнобойщик по дороге в Оху!

Все скорбно и тихо завыли. Кроме одного кота, поджарого, с удивительно ровными полосами на боках и спине, делающими его похожим на матрас – он протестующе мотнул узкой головой.

– Фунтика собаки загрызли. В Чите. А переехали Тягача.

Армандо недовольно взглянул на желтого.

– Слышал? Ты почему факты искажаешь? Мне тебя уволить, что ли?

Цитрус с досадой почесал впалую грудь.

– Ну какая разница, а? Переехали, собаки погрызли – какая разница? Его нет уже!

– Уволен! – выкрикнул Армандо и припечатал приказ ударом белоснежной лапы о траву.

Цитрус вздрогнул и, понуро опустив голову, отошел в сторону. Армандо обратился к полосатому.

– Ко мне подойди, Матраскин!

Тот нерешительно приблизился. Армандо кивком головы указал на место возле себя. Матраскин, еле сдерживая восторг, уселся рядом.

– Матраскин, огласи весь список, пожалуйста.

– Почту за честь, – подобострастно прошипел новый секретарь, размотал лапами воображаемый свиток и деловито зачитал:

– Тягач – попал под колеса фуры по дороге в охинский аэропорт. Няша – похожая участь, только уже под колесами маневрового поезда в Хабаровске. Фунтик – погиб в неравном бою с бродячими собаками в Чите. Братья Арзамазовы – отравились крысиным ядом на складе в Иркутске. Селиван – разбился при падении с колеса обозрения в Красноярске. Дядюшка Макар – скончался от старости по дороге в Кемерово. Лулу…

– При чем тут Лулу?! – недовольно перебил Армандо. – Мне тебя уволить, что ли?! Зачем ты вспомнил имя этой предательницы?!

Матраскин засуетился в предчувствии краха едва начавшейся карьеры.

– Просто подумал, раз она не с нами, ее тоже можно записать в потери.

– Подумал он! Кто тебя уполномочил думать?!

Матраскин закусил лапу, страдальчески вращая глазами.

– Еще раз что-нибудь подобное подумаешь – выгоню и прокляну!

– Я понял, Армандо. Не повторится. Дальше зачитывать?

– Не надо! Настроение испортил только, тупой кретин! Пошел отсюда!

Матраскин расстроенно мяукнул и под злорадное шипение Цитруса ушел в круг. Остальные коты сидели с испуганно склоненными головами, и только подрагивающие уши говорили о том, что они внимают каждому слову.

Армандо оглядел их и вдруг расстроенно вздохнул. Покаянно ударил себя по голове (несильно, для драматизма сильно и не надо), шевельнул мохнатыми ушами и виновато произнес:

– Братья и сестры, я только что позволил себе несдержанность по отношению к своему ближнему! Я буду просить прощения у богини Киси!

Никто даже не спросил, почему он, оскорбив Матраскина, просит прощения у богини. Похоже, никто даже не задумывался об этом – слишком велик был авторитет лидера, который всегда прав.

Он воздел лапы к солнцу и протяжно завыл:

– Великая Кися! Я оскорбил своего брата! Если ты считаешь, что я недостоин прощения – покарай меня своими смертоносными и справедливыми лучами!

Армандо раскинул лапы и закрыл глаза. Коты робко переводили взгляды с него на солнце и обратно. Но ничего не произошло: солнце продолжало спокойно висеть на небосводе, безмятежно парили стрижи и тихо качались высокие тополя.

Армандо приоткрыл один глаз, затем второй. Сложил лапы вместе и прошипел в полупоклоне:

– Благодарю, мудрая Кися!

И оскалился.

– Богиня милостива и справедлива! Поблагодарим ее, братья и сестры!

Коты синхронно втянули уши, приосанились и захлопнули глаза. Сквозь плотно стиснутые зубы прорвался странный звук, похожий на свист закипающего чайника. Коты закачались в трансе, затем резко, словно повинуясь команде, упали ниц. Межзубный свист превратился в вой, надсадный и пугающий.

Армандо тоже выл, но более членораздельно:

– Кися! Великая прародительница котов и кошек, справедливая богиня и смелая воительница, мы славим тебя!

Коты подхватили:

– Мы славим тебя, мудрая и милосердная Кися!

Кружащий над полянкой стриж, совершенно обалдевший от увиденного, опустился перед белоснежным вожаком.

– Ребята, а вы чего тут делаете, а?

– Свали! – процедил Армандо.

Но любопытный пернатый не унимался.

– Не, серьезно! А вы чего тут устроили, а?!

Кот нервно взмахнул лапой – стриж, оглушенный ударом, упал в траву и тут же взлетел, уронив пару перьев. Сделал пару кругов над поляной и улетел.

Коты с закрытыми глазами резко подняли лапы и принялись пританцовывать. Это был странный танец. Танец безумных фанатиков.

– Вы избранные, братья мои! – продолжал завывать Армандо.

– Мы избранные! – подхватили все, пританцовывая с поднятыми лапами.

– Кися любит вас!

– Кися любит нас!

– А что вы готовы сделать ради Киси?!

– Мы готовы сделать все!

– В огонь?!

– В огонь!

– В воду?!

– В воду!

Армандо растянул холеную морду в улыбке и громко хлопнул лапами, прерывая танец.

– Посмотрите направо, братья!

Коты послушно повернули головы в сторону леса.

– Там находится село! Там живут наши братья и сестры, которые нуждаются в нашей вере! Прислушайтесь! Вы слышите, как они просят нас прийти к ним на помощь?! Вы слышите?!

Коты задергали ушами, но все, что они слышали – это звуки леса: пение птиц и шорох ветра в кронах, но из страха перед лидером один за другим заголосили:

– Да, верно! Слышу плач одинокого котенка!

– И я слышу! А еще кто-то кричит на кошку за то, что она не ловит мышей!

– И кот орет, будто что-то себе прищемил!

– Точно! Мы должны им помочь! Должны!

Армандо важно закивал.

– Все правильно, братья мои! Мы должны освободить их, привести сюда и обратить в нашу веру! Они заслуживают быть с нами! Они – одни из нас!

Коты завыли, зашипели и замяукали, выражая полное согласие.

– Ночью, братья мои, мы пойдем и освободим их! Ночью! Да поможет нам богиня Кися!

Коты разбежались и принялись в исступлении точить когти о стволы деревьев.

Глава первая

Барсик захлопнул шестой том интереснейшей научной саги «Анализ ДНК и белков математическими методами». В блаженстве закрыл глаза, вытянулся и задрожал от наслаждения. В клетках его большого и извилистого головного мозга шли бурные эволюционные процессы, строились новые нейронные связи, а от избытка гормона дофамина черепную коробку приятно распирало изнутри.

Подобное с Барсиком случалось, прямо скажем, нечасто – в лучшем случае прочитанные книги вызывали снисходительный скепсис, в худшем – ощущение потерянного времени и справедливый вопрос: а на кого, собственно, сия псевдонаучная макулатура рассчитана?!

Но сегодня он был крайне доволен. Правда, приятное послевкусие немного портило отсутствие равного собеседника, с которым можно обсудить прочитанное, подискутировать или даже немного поспорить. Но таковых в его окружении не было. Кроме сестры Майка – Агнессы.

При мысли о возлюбленной Барсик тоскливо вздохнул. Вспомнился недельной давности разговор на тему смелости и мягкотелости. Агнесса утверждала, что ему следует быть более решительным, чтобы всякие хамоватые хомячки не смели его оскорблять, не хихикали за спиной и не называли с усмешкой «уморастом». На вялые аргументы, что слово «умораст» происходит от слова «ум», она возразила, что дурацкое определение само по себе звучит крайне уничижительно, а из уст Бореньки – и вовсе как последнее оскорбление. А он, мягкотелый Барсик, молчит и позволяет тому наглеть еще больше.

Барсик попросил ее не путать мягкотелость и неконфликтность. И с обидой добавил, что если уж на то пошло, то он в состоянии дать Бореньке отпор, но только в случае, если тот говорит что-то совсем уж антинаучное, кладет на постулаты или вообще откровенно врет. А все остальное можно и пережить.

Агнесса, видя, как сильно расстроили Барсика ее слова, сказала, что верит в него. Верит, что он на самом деле – не слюнявый Барсик, а свирепый снежный барс, рыцарь без страха и упрека, этакая взрывная смесь интеллигентного лермонтовского Печорина и бесстрашного гладиатора Спартака. Но все эти качества надежно спрятаны в темных закоулках его души, а на поверхности плавает то, что плавает – безвольный и слабохарактерный рыжий Барсик.

На прощание кошка сказала, что пока он не принесет в зубах оторванные уши Бореньки, о встречах с ней может забыть. И хотя насчет «оторванных ушей» было сказано в переносном смысле, он четко понял: Агнессе нужен смелый и решительный спутник по жизни…

Барсик спрыгнул со стола и подошел к большому зеркалу. Оскалился и выпустил когти, затем грозно рыкнул. Получилось весьма убедительно. Но это наедине с зеркалом, а в жизни как быть?

Он поковырялся в недрах долгосрочной памяти и выудил оттуда следующую информацию: за смелость и решительность отвечает передняя поясная извилина, находящаяся в медиальной части головного мозга под мозолистым телом в поясничной борозде.

Ага. И что это значит? А значит это то, что если каким-нибудь образом стимулировать этот участок мозга, то можно запустить его активность и, как следствие, стать смелым.

Но как это сделать?

Мышцы, например, можно накачать путем упражнений с отягощениями, выносливость – развить двигательной активностью с нагрузкой на сердечно-сосудистую и дыхательную системы, память – натренировать с помощью специальных ассоциативных техник и мнемонических приемов, но вот как воздействовать на отдельный участок мозга? Да так, чтобы остальные не задеть?

Просверлить дырку в черепе и просунуть туда оголенный провод? Глупо и опасно. И потом, Барсик сильно сомневался, что строение головного мозга котов и людей – идентично.

Он подошел к книжному шкафу, распахнул стеклянные дверцы и бегло пробежался глазами по корешкам энциклопедий в поисках книги «Нейробиология и нейропсихология кошачьих» академика М.О. Зжечкова. Искомая книга обнаружилась на самой верхней полке.

Кот запрыгнул на стол, перескочил на шкаф и, вцепившись когтями передних лап в полку, повис напротив нужной книги. Аккуратно закусил верхний край переплета и уперся растопыренными задними лапами в соседние книги. Пыхтя и извиваясь, вытянул наполовину, отдохнул немного и принялся раскачиваться. Тяжеленный четырехсотстраничный фолиант вырвался из плена, полетел вслед за падающим Барсиком и настиг его ударом края твердого переплета прямо в область медиальной части мозга. Кот, потеряв сознание, растянулся на полу.

Очнулся он уже бесстрашным как Спартак – ибо никакой самый филигранный хирургический скальпель, никакой самый точный лазерный луч, никакие передовые нанотехнологии не могут воздействовать на мозг лучше, чем обычная книга.

***

– Тимоха, окно на кухне открыто, смотри, чтобы все было нормально, – сказал ушастый хозяин сидевшему на заборе Тимохе.

Тот успокаивающе вытянул правую лапу: не бзди, Маруся, я Дубровский!

Хозяин вывел беременную жену за калитку и усадил в «Жигули». О чем-то недолго поболтал с подошедшим соседом, сел в машину и укатил. Тимоха потянулся и зевнул. Пойти поспать, что ли?

Он уже собрался спрыгнуть во двор, но внимание привлекли замаячившие в конце улицы знакомые фигуры. Коты шли гурьбой, о чем-то беспокойно переговариваясь.

– Что за сходняк, братва? – поинтересовался Тимоха, когда те подошли к забору.

Вперед вышел серый кот с длинными, свисающими до земли, усами.

– Разговор к тебе есть.

Тимоха немало удивился. Право собирать толковище было только у него, а тут они сами пришли. Причем, все четырнадцать. Видно, разговор действительно предстоял серьезный.

– И о чем разговор, Метла? – холодно спросил он.

Кот опустил голову.

– Ну?! – поторопил Тимоха.

– Короче, Клим говорит, чтобы ты либо к нам переходил, либо…

Метла замолчал.

– Либо? – в нетерпении уточнил Тимоха.

– Либо ты должен уйти из села, – закончил Метла.

– Нормальная такая канитель! – развеселился Тимоха. – А если не уйду?

Коты молчали. Тимоха прекратил скалиться, спрыгнул перед ними и зловеще прошипел:

– Я вопрос задал: что будет, если не уйду?

Метла покосился на остальных в поисках поддержки, но те упорно отмалчивались. Тимоха поддел когтями его подбородок и заглянул в глаза.

– Хорошо, тогда другой вопрос. Кто такой Клим?

– Брат Майка, – просипел Метла.

– Я знаю, что он брат! – заорал Тимоха. – Я спрашиваю, кто он есть по жизни, чтобы мне тут условия ставить?!

– Ты же знаешь, что он с Джеком в кентах. Зачем тебе лишний головняк?

– А при чем тут Джек?! Что-то не пойму, кто мне предъявы кидает: Джек или Клим?! Если у Джека есть вопросы, то пусть задает их лично! То же самое касается и Клима! Где он сам?! Пусть придет и пояснит за шорох!

– Не шуми, – раздалось за спинами котов. Они расступились, пропуская серого беспородного кота. Сходство с младшим братом Клим имел несомненное, но Майк был намного более утонченным в комплекции и взгляд имел обаятельно-хитрый, Клим же, своим массивным телосложением и холодным взглядом, внушал страх.

– Я здесь, – Клим сел перед ним.

Тимоха снова оскалился.

– Вижу. А где твои бусы, Клим?

– Какие бусы?

– Стеклянные! Чем-то же Джек тебя приманил в свой патруль?!

– Тимоха, давай без грубостей? Тебе уже озвучили условия: либо ты вступаешь в наш патруль, либо уходишь из села. Ты единственный тут, кто живет не по правилам.

– Это по каким еще правилам?! Я с тобой разговариваю только из уважения к Майку! Но это не значит, что ты можешь указывать, что мне делать и куда идти!

– Тимоха…

– Я не договорил! Мне интересно, кто ты есть такой, чтобы мне правила диктовать?!

– Я не диктую, я тебе даю выбор: либо в патруль…

– Да ваш тупой патруль мне вообще ни в одно место не тарахтел! – взорвался Тимоха. – Вы же клоуны! Ходите по селу по ночам, все такие важные, мышей амбарных смешите! Я тебе что, Петрушка новогодний?! И еще раз спрашиваю: кто ты такой?!

– Ты знаешь, кто я. А вот ты кто такой? Кто ты без Майка?

Услышав это, Тимоха взбесился окончательно. Он уперся носом в нос Клима и прошипел:

– Я – Тимоха Ангорский! Еще вопросы есть?!

Клим тоже стал заводиться.

– Я вас, блатных, терпеть тут не буду! Это мое село! Все было тихо и спокойно, пока вы не появились! Тут, конечно, к Майку тоже претензии имеются!

– А ему боишься предъявить? – насмешливо спросил Тимоха.

– С братом я разберусь! Я сейчас с тобой разговариваю! В тридцатый раз спрашиваю: идешь в патруль?!

– Да иди ты на хрен со своим патрулем! Патруль-патруль, патруль-патруль, одолел уже со своим патрулем!

Клим недовольно зашипел, но Тимоха отодвинул его лапой и грозно взглянул на остальных.

– Вы что творите, чумардосы?! Вы гречку с сечкой попутали?! Вас, честных бродяг и мазуриков, какой-то фраер дешевый гнет, в какую-то блудню патрульную фалует, а вы и рады?! Это он за вас впрягался, когда вам собаки ласты крутили, а?! Или, может, он за вас мазу держал перед Хирургом?! Я вас спрашиваю, говнюки!

Не получив ответа, Тимоха подошел к самому худому.

– Супчик, ты, бродяга, уже много лет со мной! Мы с тобой и пайку делили, и от собак вместе отбивались, ты помнишь?

Супчик молча кивнул.

– Гривой не маши! Ты ответь!

– Помню, Тимоха.

– Тогда я что-то не догоняю, какую роль ты в этом гребучем цирке исполняешь?!

Супчик вздохнул.

– Тимоха, базара нет, мы с тобой давно. Всяко было, многое пережили. Но мне всегда хотелось нормального дома, тепла… не знаю… уюта, что ли. И чтобы жрать до отвала, а не воровать со столов, и чтобы спать не на голой земле, а у батареи теплой.

Тимоха взглянул непонимающе.

– У тебя сейчас и так это есть: и батарея теплая, и занавески в горошек. Зачем эта канитель с патрулем?

Супчик покосился на невозмутимого Клима. Тимоха сдвинулся, загораживая его собой, и повторил:

– В патруль зачем?

– Ну, чтобы не чувствовать себя нахлебником. Чтобы пользу людям приносить, – уныло ответил Супчик и скис.

Тимоха покачал головой.

– Ясно. Кто еще так считает?!

Так считали все. Тимоха это понял по покорно склоненным головам и гробовому молчанию.

– Тупое стадо! Этот патруль нужен не людям, а Джеку и этому туловищу!

Он показал на Клима. Тот ощетинился и выгнул спину.

– Выражения подбирай!

– Не стращай! И не перебивай! Так вот, братва, людям это не нужно! Свою сытную пайку и место у теплой печки вы получите и так! Просто потому, что вы есть! Все любят котиков! А патрули эти… эту мульку Джек замутил только для того, чтобы свое собачье эго почесать! А Клим – шнырь на побегушках! А вы, братва, просто живите и не заморачивайтесь!

– Все должны приносить пользу! – отрезал Клим. – Если ты против – на выход! Срок тебе на подумать – до утра! Я все сказал!

– Что ты там сказал?! – выкрикнул Тимоха, но Клим развернулся и пошел по дороге. Коты разношерстной струйкой потянулись за ним.

Тимоха, обхватив голову, смотрел им вслед. Он пребывал в таком шоке, что даже его богатой блатной лексики не хватало, чтобы описать произошедшее.

– Тим, Тимочка! – позвали сверху.

Он прекратил обнимать голову и вскочил на дерево, где нос к носу столкнулся с Челси. Красотка пряталась в листве и, разумеется, все слышала.

– Что ты тут уши греешь? – недружелюбно прошипел он.

Но кошечка, кажется, была слишком обеспокоена, чтобы обидеться на грубость.

– Тим, может, тебе лучше с Майком поговорить?

– Майка нет. Его и Бореньку Шниперсон в город увез, он там квартиру покупает – решил им показать да посоветоваться. И Арно забрал в качестве толмача. Да оно и к лучшему – я сам разрулю.

– Каким образом? – в сомнении спросила Челси.

Тимоха с досадой запустил когти в ветку и медленно провел, оставляя глубокие борозды.

– Для начала потрещу с Джеком. Интересно, тот вообще в курсах, что за мутки Клим тут устроил?

– Давай без этой твоей блатной фени! – поморщилась Челси. – И если в курсе, то что ты сделаешь?

– А если в курсе, то предъявлю ему!

– Джеку – предъявить?! – ужаснулась она. – Ты понимаешь, что будет потом?! Ты понимаешь, что за Джека встанут Аполлинарий и Берта?! Он им друг! Мне напомнить, что они вместе с Джеком освобождали наше село от Хирурга?! И от тебя в том числе!

– Я помню! – рявкнул Тимоха.

– Хочу еще напомнить, что Клим – сын Аполлинария и Берты. Как думаешь, за сына они тебе голову открутят по часовой стрелке или против?

– Куда ни плюнь – одни кумовья и кореша! – пожаловался Тимоха.

– Надо разговаривать с Майком. Только он сможет решить вопрос.

– Ты плохо слышишь? Майка нет в селе, и неизвестно, когда вернется! Клим, падла, специально время подгадал!

– Мне страшно за тебя, – всхлипнула Челси. – Может, тебе лучше принять условия Клима?

Тимоха упрямо помотал головой.

– В том-то и дело, что он мне условия ставит. Даже Майк себе такого никогда не позволял. Они точно братья?

– Точно, – вздохнула Челси и провела лапой с розовым бантом по его мужественной, покрытой старыми шрамами, морде. – Хочешь, я сама с Климом поговорю?

Тимоха в изумлении посмотрел на нее и постучал лапой в лоб.

– Женщина, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Иди домой, сам разберусь!

Он спрыгнул на землю и чуть не угодил под копыта пронесшейся мимо коровы.

Корова в селе – явление, в общем-то, не новое. Бегущая корова, трясущая розовым выменем, уже вызывает некоторую обеспокоенность. Бегущая корова, на спине которой сидит рыжий кот и орет, безумно вращая глазами: «Поддай газку! Я скорость люблю!» – вызывает шок. Но больше всего Тимоху шокировало, что кот этот – Барсик.

– Беспредел какой-то, – пробормотал Тимоха и пошел в сторону дома Джека.

Не успев пройти и десяти метров, он услышал позади стук копыт. Барсик, вонзив когти в хребет буренки, орал: «Гони, милая!»

Тимоха благоразумно свернул в канаву – в его планы не входило умирать такой глупой смертью. Корова, поравнявшись с ним, сбросила наглого седока и помчалась дальше. Барсик, кувыркнувшись, сбил Тимоху и покатился по траве.

– Ты чего творишь, академик?! – взревел Тимоха. Подбежавшая Челси заботливо смахнула с его морды жидкую грязь, испачкав свою белоснежную шерстку и бант.

Барсик выбрался из лопухов.

– Извини, Тимоха. Я смелость развиваю.

– Как можно развить то, чего никогда не было? – недовольно спросила Челси.

– Уже есть. Но требует развития, иначе атрофируется. Мне книга помогла.

– Понятно. Решил перейти от теории к практике? Плохо получается. Оставайся лучше трусливым, но умным.

Барсик вздохнул.

– Я бы с удовольствием, но Агнесса…

– А что Агнесса? Мне кажется, она ценит в тебе другие качества. У вас много общего: оба умненькие, начитанные.

Барсик помялся.

– Думаешь, Челси?

Кошка кивнула, но тут влез Тимоха.

– Челси, иди домой! Вечером приду!

И игриво шлепнул ее лапой.

– Иди, иди!

Кошка кокетливо взмахнула пушистым хвостом и не спеша пошла по дороге.

– Слушается тебя! – в восхищении сказал Барсик.

– А то! – самодовольно ответил Тимоха. – Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей!

– Тем легче нравимся мы ей, – поправил Барсик. – Пушкин писал: «тем легче».

– Душнила ты, – поморщился Тимоха. – Суть же понял? Вот и прекрасно.

Он отряхнулся и вышел на дорогу.

– Ладно, академик, пойду я.

Но Барсик вдруг прыгнул перед ним.

– Тимоха, научи!

– Чему?

– Всему, что ты знаешь! Мне вот, например, очень импонирует твоя уверенность в себе. Может, тогда Агнесса ко мне вернется?

Тимоха самодовольно оскалился.

– Думаешь, это так легко? Меня жизнь-жестянка учила, а такого в твоих книжках не напишут.

– Вот и прошу: научи! Я люблю учиться!

Тимоха с сомнением посмотрел в его умные глаза и помотал головой.

– Не думаю, что тебе это подходит. Тут характер нужен.

– Так я же говорю: я готов! Готов воспитать в себе этот характер!

Тимоха почесал когтем лоб.

– Ну, можно сразу с практики начать.

– Я согласен!

– Лады. Тогда сейчас идешь к Джеку и говоришь ему: слушай сюда, псина, свой патруль можешь засунуть в свое гузно, иначе я тебя и всю твою кодлу так нагну, что…

Барсик обескураженно замахал лапами.

– Подожди! Я не совсем понимаю, разве это уверенность в себе? Мне кажется, это откровенное хамство и банальное неуважение к собеседнику. И потом, эта лексика никак не способствует продуктивному общению и пониманию. Сам Тургенев говорил: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык – это клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками! Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса».

Тимоху перекосило.

– Ты сейчас серьезно?

– Абсолютно. А еще он писал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»

– Понятно. Седлай свою корову – и вперед!

Тимоха махнул в сторону далекого горизонта и пошел прочь, но Барсик не отстал.

– Ты куда? Не думай, я не умничаю, просто по-другому не могу.

– Тогда не стоит себя переделывать. Даже ради Агнессы.

– Ради Агнессы я готов на все. Учи!

– Уверен?

– Учи!

– Предупреждаю: будешь тупить – буду бить. Как говорится: не доходит через голову, дойдет через звездюлину.

– Согласен.

Тимоха усмехнулся и остановился.

– Можешь так?

Он состряпал кривую ухмылку на наглой морде. Барсик попытался скопировать, но вышло неубедительно. Тимоха удрученно пробормотал: