Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу…

О чем нам и сообщила Фаина, вернувшись в камеру и победоносно улыбаясь. Она своего добилась! И этому оставалось только поражаться…

Чуть позже с таким же упорством Фаина отдалась другому занятию. А именно – тотальному погружению в ритуальный ислам. И мне довелось стать свидетелем того, как она прошла этот путь от полного отрицания всех мусульманских обрядов – до страстного их исполнения…

Не раз она вступала в диспуты с маленькой Фатимкой о том, какая это чушь – все эти намазы, посещения мечетей и так далее. Спорила как заправский полемист: «Какой в этом смысл? Зачем? Богу же неважно, соблюдаю я ритуалы или нет! Главное – вера!» Вообще Фаина любила подискутировать на самые разные темы: религия, политика, медицина, да неважно что… Лишь бы был повод проявить свое ораторское мастерство. И когда она начинала во весь свой громко-скрипучий голос сыпать фразами, то спорить с ней пропадала охота у всякого.

Наша православная часть камеры не особо прислушивалась к диспутам на тему ислама. Мы видели, что Фатимка прилежно следует всем положенным ритуалам: читает намаз по часам, носит хиджаб, ест определенную пищу. А Фаина время от времени спорит с ней о бессмысленности всех этих обычаев… Но проходит какое-то время и вдруг Фаина сама решает начать читать намаз. Когда мы об этом услышали, то ушам своим не поверили! А Фаина вдруг стала учить молитвы, обсуждать их с Фатимкой. То есть всерьез стала готовиться к ритуалам, над которыми еще недавно потешалась. И вот в один прекрасный день Фатимка отдала Фаине один из своих хиджабов. Фаина совершила омовение, нарядилась в это одеяние – безусловно своеобразно-красивое – и… стала читать намаз. День за днем, по пять раз в сутки. А поскольку к тому моменту в камере было уже два человека, читающих намаз, то с появлением третьего началась настоящая кутерьма. За которой остальным обитателям камеры оставалось лишь молча наблюдать.

До тюрьмы я ни разу не сталкивалась с мусульманскими обрядами, поэтому все в них стало для меня новьем и откровением. В назначенный час мусульманка шла к раковине, долго мыла лицо, уши, руки и стопы ног. А потом брала двухлитровую пластиковую бутылку с водой, шла к унитазу, чтобы над ним хорошенько подмыться. И это тоже длилось очень долго. В нормальном жилье эта проблема, видимо, решалась наличием биде. Ну а в тюремных условиях биде заменяла бутылка с водой. И теперь все эти «омовения» свершались тремя лицами – по кругу – пять раз в сутки. В очередной раз приходилось перестраивать гигиеническую логистику – втискивать еще одну единицу в мусульманское расписание и двигать бытовые нужды остальных обитателей камеры. Хотя если вспомнить, сколько времени Фаина проводила у раковины до своего «намазного ренессанса», то изменилось-то не так уж и много…

И вот, совершив положенное омовение, мусульманка расстилала коврик или на своем спальном месте, или на полу, где-нибудь в уголочке камеры. И приступала к долгим, почти часовым молитвам – сначала стоя, потом – сидя. Фаина и Фатимка молились на верхних ярусах нар и, когда вставали в полный рост, почти касались головой потолка. А третья мусульманка молилась на полу. Все это – в крошечной камере. Впечатляющее зрелище! Особенно в ночные часы, когда три темные фигуры мрачными силуэтами словно бы парили в пространстве…

Несмотря на неудобства, доставляемые данным действом, сама стойкость и последовательность мусульман вызывала огромное уважение. Ведь они читали молитвы и днем, и ночью – строго по своему расписанию. Очень часто недосыпая, так как в тюрьме нет возможности отсыпаться, когда вздумается. А многодневные посты и всяческие рамаданы! А полный отказ от воды и пищи – от рассвета до заката! Причем в условиях тюрьмы – когда и так с питанием не лучшая ситуация… В общем, как ни крути – необходимо иметь огромную веру, чтобы все это выносить – день за днем. И огромную силу духа! Ну духа Фаине было не занимать. Поэтому она с полной отдачей погрузилась в заучивание молитв, мусульманские посты и многочисленные намазы…

Этот треш, когда в маленькой четырехместной камере трое из шестерых круглые сутки молились – длился до того момента, пока на это не обратили внимание люди в погонах. А не обратить внимание они не могли! Официальный регламент, конечно же, не запрещал совершать различные религиозные обряды. Но когда половина камеры ночью не спит, а молится – это, видимо, уже вызвало беспокойство. Причем двум из наших мусульманок вменялись террористические статьи, и их сплоченное поведение, а также увеличение их рядов давало повод для каких-то мер. Поэтому, когда Фатимку вдруг внезапно перевели в другую камеру, Тамара резюмировала: «Этого и следовало ожидать! Слишком много у нас развелось мусульманок!»

Нас осталось пятеро, но ровно на один день. В камеру привели нового человека, и теснота никуда не делась. Больше всех от этой скученности негодовала, конечно же, Фаина. Вообще, она ни на минуту не смирялась с кошмарными условиями жития в этой камере и постоянно воевала за какие-либо улучшения. Именно она затащила в камеру крайне необходимые предметы быта, которыми пользовались все обитатели: удлинители, фумигаторы от комаров, клеенку для стола, фильтр для воды, огромный вентилятор, шторы для туалета. Для себя лично добилась разрешения на эпилятор, причем добивалась его многие месяцы. И все вокруг – и мы, и сотрудники – недоумевали, мол, зачем в СИЗО эпилятор? Такого не просил никто и никогда… Но она решила его потребовать и добилась своего…

Но все эти вещи не могли исправить того, что 120-я камера была слишком мала для шестерых человек. А сизошное руководство, судя по всему, никак не собиралось решать ситуацию, хотя по новостям, приносимым Тамарой, некоторые большие камеры общего корпуса были заполнены всего на треть…

И Фаина взялась за тяжелую артиллерию: накатала кучу жалоб на нарушения правил содержания заключенных под стражей. Перечислила все недостатки этой камеры, не забыв про огромные щели в деревянном полу толщиной с большой палец… Жалобы пошли в Роспотребнадзор, ОНК, разные санитарные службы – и, разумеется, начальству СИЗО. Также Фаина написала заявление с требованием перевести ее в другую камеру – с нормальными условиями. И подбила написать такие же заявления остальных моих сокамерниц. Я же ничего писать не стала. На тот момент мне было непонятно, как нужно поступать. Да и все эти условия содержания, на которые женщины жаловались, мне казались не такими уж и существенными на фоне моего дела. Я думала: «Ну подумаешь – станет немного лучше. Но факт останется фактом: я все равно буду в тюрьме».

Все это закончилось тем, что тюремное начальство поступило по своей обычной логике – получить требования заключенных и поступить ровно наоборот. Именно меня – ту, кто не просился из этой камеры, в итоге и перевели… Это произошло еще и потому, видимо, что Решкин, человек, отдавший распоряжение спрятать меня на спецблоке, к тому моменту уже ушел из СИЗО-6. А его преемник уже не посчитал нужным и дальше меня «морозить». А Фаину пока еще «морозили». Ее дело было напрямую связано со всем ФСИНом, с системой тюрем. И пока шло следствие, за ней велся неусыпный контроль. Поэтому Фаина понимала, что пока что со спецблока ее не выведут. И добивалась только того, чтобы в камере осталось четыре человека. И, как обычно, она своего добилась…

Фатимка Геджаева

Маленькая Фатимка была прехорошенькой. Невысокая, с длинными черными волосами, с огромными карими глазами. А когда носила цветные линзы – серые или зеленые – становилась просто изумительной! На нее серьезно заглядывался даже дежур Сережа, над чем мы постоянно подшучивали.

Фатимка напоминала крошечную фарфоровую куколку, особенно в те моменты, когда облачалась в мусульманскую одежду. Она выглядела как настоящая картинка во время своего намаза, когда аккуратно и размеренно совершала все положенные жесты и поклоны. Это было поистине гармоничное зрелище. Очень эстетичное!

Несмотря на свой юный возраст, Фатимка была ортодоксальной мусульманкой, просто до мозга костей. Она знала арабский язык и читала Коран в оригинале. И судя по ее рассказам, до ареста вела активную подвижническую деятельность. То есть помогала всем, кто подворачивался под руку. Слушая ее истории, как она кому-то покупала продукты, отвозила вещи или устраивала ночлег, мы поражались, как она могла находить на все это время? При этом учась на отлично на пятом курсе Сеченовского университета! И это в 18 лет, когда большинство только оканчивает школу!

Но в Фатимке, видимо, бурлила жажда деятельности. Она без разбора бралась за любые добрые дела. И в результате… попала в тюрьму. Однажды ее попросили проводить незнакомую девушку в аэропорт. Девушка была русской, недавно обратившейся в мусульманство, плохо знала город, и ей требовался провожатый. Фатимка с радостью согласилась помочь «сестре». Но на следующий день после проводов к ней на факультет приходят с допросом, а потом – арестовывают. В доме ее дяди, где она жила, делают обыск, изымают компьютеры, телефоны… И ее обвиняют в терроризме. Оказывается, та русская – была под колпаком ФСБ как завербованная террористами ИГИЛ[8], и за ней следили. А тут случайно появилась и Фатимка. И теперь ей вменяют участие в этой запрещенной организации.

Вкупе ей могли бы предъявить и финансирование ИГИЛ – та девушка попросила Фатимку перевести немного денег на карту. Но, к счастью, денег не оказалось. «А то я обязательно бы перевела!» – рассказывала Фатимка.

– Я раньше всегда переводила всем, кто меня просил… Нам же по вере положено выполнять все просьбы…

– Эх ты, балда! Разве так можно жить? А если бы попросили отвести пакет, а там – взрывчатка или наркотики? А ты и не знаешь! – возмущалась Тамара…

– Я бы и отвезла…

– Значит, тебе повезло, что тебя арестовали раньше. Из-за этой ерунды. Иначе рано или поздно ты вляпалась бы по-настоящему… А сейчас – поменяешь наконец свои мозги…

Но Фатимка и не думала меняться. И в тюрьме она вела себя как истинная мусульманка. Вернее, как ей казалось, должна была себя вести настоящая мусульманка. К примеру, раздавать все, что у нее есть, всем вокруг – начиная с продуктов и заканчивая вещами и деньгами.

Когда в первые месяцы у меня не было ни передач, ни товаров из магазина, именно Фатимка взялась меня материально поддерживать. И делала она это не из-за моих каких-то качеств или симпатии ко мне. А именно в рамках своей подвижнической миссии. Она буквально заставляла меня: «Пойдем со мной на терминал, я закажу тебе все нужное!» Я же, лишенная элементарных предметов гигиены, недолго колеблясь, соглашалась. Конечно же, я знала, что в тюрьме тебе никто ничего не дает просто так. Но Фатимка была единственным исключением, и я это видела. Едва ей приносили передачу – с кучей продуктов и вещей, – она все без остатка раздавала своим соседкам. И если кто отказывался брать, она искренне расстраивалась. Я видела, что она немного не от мира сего. И что в любом случае потратит свои средства – если не на меня, то на кого-то другого… Причем, как оказалось, в таких благотворительных акциях она опустошала свой счет до конца и потом сама долго сидела без денег…

Именно благодаря Фатимке я совершила свои первые покупки в интернет-магазине, который мы называли терминалом. В определенный день недели дежур кричал в корму: «Собирайтесь на терминал!» И те, у кого на счетах имелись деньги, начинали быстренько собираться. Это было очень приятным событием. Еще бы! Дополнительная возможность выйти за пределы спецблока, прогуляться по улице, побывать на общем корпусе, поглазеть на других людей, а главное… посидеть за компьютером. Вернее, постоять.

Терминал представлял собой старый плоский монитор, прикрученный к стене в холле общего корпуса. Под монитором – небольшая деревянная полочка, на которой лежит клавиатура и мышка. Сам процессор компа спрятан в деревянном ящике, висящим тут же на стене. Чтобы начать делать покупки, необходимо было включить монитор, и когда он загорался, на экране появлялось две графы – для логина и пароля. Логин и пароль были у каждого заключенного свои собственные. Их приносили из бухгалтерии, когда на имя заключенного кто-то клал деньги.

После ввода данных человек попадал на сайт магазина, где было около десяти разделов: горячие блюда, книги, бакалея, молочные продукты, предметы гигиены, журналы и так далее. Чтобы что-то купить, нужно было найти нужный раздел, выбрать товар, положить в корзину и оплатить покупку. Перечень товаров время от времени менялся: что-то появлялось, что-то наоборот исчезало – раскупалось и больше не завозилось. Поэтому, когда ты натыкался на трудноуловимую вещь, типа одеяла, тазика, журнала «Вокруг света», ее нужно было срочно покупать, если позволяли средства… В целом, примитивный онлайн-магазин. И за пределы этого сайта, естественно, никуда нельзя было выйти.

По заверениям моих близких, на мой счет уже давно были положены деньги, но логин и пароль мне все не приносили. Тамара говорила, что это обычное дело: «Бухгалтерия крутит бабки…» И даже у всесильного Тамерлана так: ему давным-давно кинули деньги – «30 тысяч!» – а на счету их все нет и нет…

Я очень расстраивалась, когда всякий раз на утренней проверке мне вручали ответ из бухгалтерии, что мол, денежных средств на мое имя не поступало. А у меня не было ни туалетной бумаги, ни прокладок – вообще ничего! И когда Фатимка предложила купить мне что-нибудь на ее деньги, я согласилась.

Когда Фатимка ввела свои логин и пароль, она сказала: «Давай, сама закажи, что тебе надо. Тут все просто», – и отошла в сторону. Я взялась за компьютерную мышку и начала кликать по ссылкам. И какое же было приятное чувство: снова погрузиться в сетевую заводь, хоть и такую мелкую. Почитать списки товаров, просмотреть все, что есть. Поглазеть на примитивные малопиксельные фотки продуктов и вещей…

Так делал каждый, кто даже пришел за одним куском мыла. Тщательно изучал весь каталог. Листал страницу за страницей. То есть просто глазел… И человека никто не торопил. Стоявший следом в очереди терпеливо ждал, так как знал, что и его никто торопить не будет, а даст насладиться процессом шоппинга.

Обычно дежура приводили нас к терминалу и убегали по другим делам. Оставляли тут без присмотра. Так как в холле видеокамер не было, и значит, за это нагоняй они не получат. А уйти мы никуда не сможем. Так как все коридоры вокруг под видеонаблюдением, и ни один вменяемый заключенный туда не сунется, иначе влепят полосу за «склонность к побегу»… Мы кучковались у терминала минут двадцать – полчасика, и за это время мимо могли провести много разных групп заключенных – кого со «следки», кого на другой этаж. При виде знакомых можно было перекинуться парой слов – дежура не обращали на это внимания…

В общем, Фатимка несколько раз оплатила мне покупки. Но когда ко мне на счет наконец поступили средства, она с возмущением отказалась от возврата долга. И объяснила, как смогла, про свои принципы и про свою веру…

Фсбшники, ведущие дело Фатимки, в какой-то момент поняли, что на одних проводах в аэропорт ее дело не состряпаешь, и решили построить обвинение на перепосте публикации о террористах на ее страничке во «ВКонтакте». Но страничка у Фатимки была закрытой, и тот пост она сама же удалила. Поэтому дело было фактически высосанным из пальца. Тем возмутительнее было то, что ее держали под стражей – совершенно невиновного человека! Но несмотря на очевидность ее невиновности, гарантии на счастливый исход не было никакой. И Фатимка это понимала. Терроризм – заклятая статья, и просто так с ней на свободу никто не уходит. А ФСБ – слишком серьезные противники. То есть судьба ее – как ни крути – висела на волоске…

Фатимка очень пыталась отстраниться от своего уголовного дела. Занять себя хоть чем-то отвлекающим. Просила меня научить ее рисовать. Изучала вместе с Фаиной – фактически со своей коллегой – медицинские учебники. Выспрашивала у Тамары кулинарные рецепты и записывала в общую тетрадь, и в итоге почти ее заполнила. Вышивала огромные сложные узоры, хоть это и было нелегальным занятием. Пяльцы и цветные нитки при этом приходилось припрятывать. Заниматься шитьем в СИЗО, в принципе, не возбранялось. Но держать в камере иголку – как железный и острый предмет – было запрещено. Если человек хотел что-то зашить, нужно было попросить иголку и ножницы у сотрудников – под подпись дежурного. Их давали на несколько часов. А иногда и не давали, ссылались на то, что некогда.

Поэтому заключенные всеми доступными способами пытались завладеть иголками на постоянной основе. Кому-то умудрялись передавать их в передачах – спрятанные в различных предметах. А еще можно было сломать выданную иголку, как бы нечаянно, и вернуть лишь одну половинку. А в следующий раз, выждав какое-то время и снова получив иголку, отдать следующую сломанную половинку. А целая иголка оставалась в камере и тщательно пряталась, как правило, в пустом стержне авторучки.

Дежура, выдающие колюще-режущие предметы, сменялись, поэтому за круговоротом иголок никто особо не следил. И никто не заморачивался, если иголки вдруг ломались, а половинки терялись. Но Фатимке вот с этим не повезло! Как-то она занималась вышиванием и – совершенно по-честному – сломала выданную иголку. А дежур Сережа – то ли потому что был к ней неравнодушен, то ли потому что встал не с той ноги – вцепился в Фатимку мертвой хваткой. И стал требовать объяснительную. Мол, напиши, как все произошло! Почему иголка сломалась? В итоге вся камера взялась сочинять этот нелепый текст, и все страшно развеселились: «Иголка сломалась, потому что я совершала швейные движения, и она была сделана из непрочного материала»…

Но несмотря на все эти развлечения, Фатимка постоянно находилась на взводе, и это было видно по ее сильно скачущему настроению. То она несколько часов подряд прыгает и танцует под какой-нибудь праздничный концерт по телевизору за компанию с Фаиной, – то заливисто хохочет вместе с Тамарой почти до полуночи. Причем так громко, что прибегают дежура и требуют утихомириться. То рыдает в голос – из-за свидания, из-за письма… А главное – из-за ударов, которые обрушивались на нее во время следственных действий и судов.

Вот она приезжает с выезда и со слезами рассказывает, как фсбшники требуют перевести ее дело из военного суда обратно в гражданский. Что может привести к крайне жесткому приговору. А ведь все дела, связанные с терроризмом, должны рассматриваться военным судом, если так пожелает обвиняемый!.. Или фсбшники провели экспертизу того поста во «ВКонтакте». И в заключении написано, что этот текст о казнях и других ужасах написан самой Фатимкой. Что конечно же ложь, так как копий данного текста, опубликованных гораздо раньше – и совершенно разными людьми – в интернете предостаточно!

Мы пытаемся успокоить Фатимку, приводя все эти разумные доводы. Мол, суд не сможет проигнорировать эти факты. Суд должен ее отпустить! Но Фатимка, зная, что пути отечественного правосудия неисповедимы, продолжает рыдать в подушку, и успокаивают ее лишь многочасовые молитвы…

Фатимку перевели на общий блок в самый разгар ее судебных заседаний. В тот день, когда она была на выезде, приходит вдруг дежур и требует «собрать все вещи Геджаевой». Мы сначала даже подумали, что ее каким-то удивительным образом выпустили из зала суда… Но, поразмыслив, Тамара, как самая бывалая, заключила, что по этой логике за вещами должны были прийти на следующий день. А Фатимку, скорее всего, переводят в другую камеру. И действительно, когда дежур заглянул в корму еще раз, он подтвердил эту догадку: «Да, ее переводят. Вещи заберут после ужина…»

И как же это было жестоко – вот так вот, в отсутствии человека – убирать его из камеры! Без возможности попрощаться и самому собрать свои вещи! Мы повздыхали и собрали Фатимкины нехитрые пожитки, стараясь ничего не забыть. Времени было предостаточно, и мы написали ей коллективную записку со словами поддержки. На следующий день Тамара принесла нам новости со «следки». Фатимку перевели в 107-ю камеру, где находится ее подельница Инна Сальцевич. Так что с Фатимкой все в порядке и она передает нам огромный привет!

Фатимка пробыла в большой камере до конца лета, до самого приговора. Поначалу она очень часто передавала в нашу камеру записки и приветы. И я ей тоже писала, вернее рисовала разные ободряющие открытки и рисунки. Последний такой рисунок изображал Фатимку, едущую на велосипеде по «карте желаний». Фатимка часто мечтала вслух, чем же она займется на свободе. Покатается на велосипеде, пойдет в университет, поест мороженное и так далее. Я все это и нарисовала. Эдакую визуализацию ее желаний… Но чем дольше она была в большой камере, тем уже меньше нуждалась в нашей поддержке. Тамара с досадой описывала новую Фатимкину жизнь. Мол, совсем забыла про спецблок, нашла новых подружек, гоняет «дороги»…

А однажды корма в нашу камеру распахнулась, и сияющий Сережа вдруг прокричал: «Вашу Геджаеву освободили!» Мы даже спросить ничего не успели, как корма захлопнулась обратно.

После похода на «следку» Тамара принесла ошеломляющие подробности: «Да, действительно, Фатимке зачли отсиженный срок – восемь месяцев – и назначили штраф в 400 тысяч рублей. И отпустили из зала суда!» И хотя у нее в анамнезе остаются судимость, жесткий надзор и невозможность свободно перемещаться по миру – так как это фсбшная статья – она все же будет на воле! И мы все очень и очень обрадовались за Фатимку. Эта малышка как никто другой заслуживала освобождения…

Наташа Моторина

Когда я попала в 120-ю, мне было очень странно наблюдать за непрекращающейся суетой, царившей вокруг. Готовка сменялась стиркой, потом шла уборка – и так бесконечно. Но была одна женщина, которая вообще не участвовала в этой карусели. Ее звали Римма Дидух. Сидела она по знаменитому делу «Мерлиона», по пресловутому сочетанию 159-й и 210-й статей. На вид ей было лет за сорок, но сколько в действительности – можно было только догадываться, настолько размылась и обезличилась ее внешность от долгой тюремной жизни.

Римма провела в СИЗО космические для меня на тот момент четыре года, и я смотрела на нее как на чудо дивное. Этот срок, конечно же, полностью объяснял и ее лежачий образ жизни и какую-то запредельную безучастность к происходящему. Меня она практически не замечала, но не по злому умыслу, а именно из-за своего полусонного состояния. Однако именно она – единственная в этой камере – откликнулась на мой призыв нарисовать ее портрет. Правда, почему-то мы все откладывали и откладывали это мероприятие, и я ее так и не нарисовала. Потому что через десять дней моего пребывания в этой камере Римме приказали «собрать все свои вещи». Ее переводили. Римма совершенно равнодушно собрала свои баулы, попрощалась с девочками, вышла из камеры и бесследно растворилась в сизошном пространстве. Единственное, что я услышала о ней, что в итоге ей вроде бы дали семь лет…

Почему Дидух вывели из этой камеры, объяснилось очень скоро. Когда на пороге появилась женщина, при виде которой Тамара и Фаина радостно завопили: «Моторина!» Да, место в 120-й было специально освобождено для Наташи Моториной, обвиняемой по громкому «делу Гайзера», губернатора Республики Коми…

Вообще, когда я увидела ее впервые, то подумала: «Что за бомжиха?» Наташа выглядела как запойная пьяница. Сдувшиеся худые щеки, висящие пустыми кошелечками, выпуклые мешки под глазами, жидкие сальные волосья в небрежном пучке, темноватые стертые зубы. Она была в джинсах огромного размера, подвязанных каким-то облезлым шнурком, сутулая, несуразная. С испуганными выпученными глазами. В общем, глядя на нее никто бы не подумал, что перед ним бывшая высокообразованная учительница русского языка, а ныне – обвиняемая в миллиардных хищениях директор какого-то ООО.

Моторину арестовали еще осенью 2015 года, а поскольку дело было крупным и важным и курировалось ФСБ, то несмотря на место преступления – город Сыктывкар – всю их «гайзеровскую банду» распихали по московским тюрьмам. Ее подельники сидели в особом крыле «Матросской тишины». А Моторина попала в «Печатники», где и очутилась на спецблоке. Именно под нее здесь была сформирована камера, куда к ней и подселили Фаину, Тамару и прочих. Я так поняла, что формировать камеру на спецах под особо статусного сидельца – по указанию следствия – было обычной в СИЗО практикой. Таким же образом здесь формировались камеры под Евгению Васильеву по делу Минобороны, Надю Толоконникову[9] из «Pussy Riot», под украинскую снайпершу Надежду Савченко. И вот теперь – под подельницу губернатора Гайзера…

Перед Новым годом Моторину этапировали в Сыктывкарское СИЗО – для проведения всяческих следственных действий. И там она просидела несколько месяцев, пока ее снова не вернули сюда, в «Печатники». Моторина попросила своих фсбшных следаков, чтобы ее вернули к тем сокамерницам, с которыми она была ранее. А поскольку фсбшные щелчки пальцев – прерогатива для сизошного начальства, то место в переполненной 120-й камере моментально расчистилось. Так Моторина снова оказалась под крылышком Тамары и Фаины, которые опекали ее с самого начала. Но, в принципе, любой, кто поближе узнавал Моторину, с готовностью брался ее и опекать, и всячески ей сочувствовать – настолько Наташа была доброй и безобидной.