Полная версия
Учитель
– И ты туда же, – усмехнулась Кристина, но тут же пожалела о своих словах, поймав вопросительный взгляд Ханны. – В смысле, что не надо. Я вам читаю и мне этого достаточно. Не нужно мне такой славы.
– Подожди, подожди, – вступила Марта, которую явно осенила светлая мысль. – К твоему сведению, недостаток опыта и природная скромность дают тебе преимущество – ты очень прилично всё излагаешь. Как я понимаю, в тех книгах, о которых ты рассказывала нам, постельные сцены описывались без какой бы то ни было цензуры. А у тебя всё очень даже целомудренно выходит. Может, и не нужно излишней откровенности? – Она задумчиво глянула на листки, лежащие на коленях подруги. – Это же самый настоящий любовный роман с интересным сюжетом, за которым хочется следить, а не только ждать, когда же наконец герои переспят. Нет, ну и это тоже, конечно, – она глухо рассмеялась.
Ханна махнула ей, чтобы вела себя потише.
– Она права, Крис. Стоит рискнуть. Даже если чего-то стесняешься, то придумай псевдоним и вперёд.
Кристина поджала губы, припоминая того, кто утверждал, что обязательно отыщет её и придёт за автографом, когда купит книгу. Потом она вспомнила ещё кое-что, от чего уголки губ поползли вниз. Разговоры про нового учителя литературы не давали покоя. Уверенности в том, что это именно тот, о ком она думала, не было, ведь оказаться им мог кто угодно и неважно, что попутчик из поезда знает поимённо нескольких писательниц. Из задумчивости её вывела Ханна, продолжавшая стоять возле двери и всё ещё находящаяся под впечатлением от рукописи.
– Как бы мне хотелось встретить такого вот Фернандо, дикого и необузданного, и чтобы любил только меня и ради меня был готов на всё.
– Дорогая моя, – Марта, стоя у своей кровати и растирая в ладонях ароматный крем для рук, поспешила вернуть её с небес на землю, – таких не бывает. Максимум, на что можно рассчитывать – это горячий мачо, который подарит плюс-минус незабываемую ночь, а потом слиняет дальше совершать любовные подвиги. А тебе останутся лишь приятные воспоминания, которым ты будешь предаваться, стоя дома у плиты и помешивая кашу в кастрюле для мужа и детей.
После этих слов в неё полетела подушка, на ходу смахивая с тумбочки лампу. С предательским грохотом в следующую секунду она опустилась на деревянный пол, после чего Кристина молниеносно запихнула свою рукопись в сумку, затолкала её в дальний угол тумбы, дождалась, когда подруги юркнут под одеяла и мгновенно потушила свет. Прошло меньше половины минуты, прежде чем в нависшей тишине они услышали тяжёлые шаги дежурной, спешно прошествовавшей мимо их двери.
– Криворучка, – шёпотом проговорила Марта, еле сдерживая смех.
В свете луны нехарактерный для воспитанной аристократки жест, который показала ей Ханна, был красноречивее любых слов.
Утром следующего дня немногие обитатели корпуса старшеклассниц были рады проснуться раньше обычного. За лето девочки привыкли поздно ложиться, просыпаться ближе к обеду, но безжалостная реальность настойчиво толкала их к первому уроку. Почти из-за каждой двери доносились глухие стоны и мольбы оставить несчастных в покое, дать поспать ещё пять минуточек. Несмотря на то что ежегодно на первом уроке первого учебного дня вместо каких бы то ни было занятий фрау Готфрид проводила торжественную линейку, опаздывать или вовсе не являться на неё смельчаков не находилось.
Первой из постели выползла Марта. Сгорбившись под тяжестью сна, который так вероломно прервал будильник, несчастная поплелась в ванну, шаркая на ходу по полу пушистыми розовыми тапочками. Следом за ней поднялась Кристина и некоторое время просто смотрела в пустоту, принимая как данность неизбежное начало учебного года. Она, как это ни странно, довольно неплохо отдохнула летом на тихом курорте французского побережья, а после – в маленькой квартирке, которую сняла для них мать и куда приходила в редкие для её профессии свободные часы. Бессловесная заторможенность раннего утра продолжалась и во время переодевания, когда одна из соседок силилась отыскать в неразобранной с вечера сумке затерянный чулок, другая дотошно выводила ровную стрелку на левом глазу, а третья пыталась вручную разгладить залом на воротнике форменной рубашки.
Ожили все после завтрака. И если на пути в общую столовую толпа невыспавшихся старшеклассниц обменивалась между собой лишь короткими односложными вопросами, ответами и взглядами опухших глаз, то на обратном пути многие повеселели. То и дело принимаясь обсуждать, кто как провёл лето, бело-синяя толпа девушек всех возрастов от четырнадцати до восемнадцати лет шумной волной заполнила актовый зал и сосредоточилась по комнате, согласно разметке на стенах. Они бы и дальше продолжали хихикать, обсуждать, кто из соседок поправился за лето и как всё-таки Ванессе Монетти удалось скрывать столько времени свой обман, если бы через минуту возле кафедры на почётном месте ректора не возникла знакомая всем фигура в строгом платье. Благоговейная тишина воцарилась в зале за считаные секунды.
Госпожа Готфрид начала свою речь. Избитые слова, которые все уже знали наизусть, повторялись с небольшими перестановками год за годом, но никто, как бы скучно ей ни было, не решался зевнуть или закатить глаза или не дай бог начать шептаться с соседкой. Девушки внимали. Точнее, они умело прикидывались внимательными слушателями, но думали каждая о своём, витая где-то далеко отсюда. И всё же сквозь поток дежурных рассуждений о пользе образования и о возможностях для выпускников в будущем, Кристина услышала то, что вызвало нервную дрожь от предвкушения чего-то тревожного.
– Вынуждена сообщить вам, – продолжала ректорша, – что в этом году мы чуть не остались без учителя литературы. К счастью, городской образовательный комитет в экстренном порядке выделил нам педагога, который останется с нами до тех пор, пока мы не сумеем найти постоянную учительницу. – Она махнула рукой куда-то в дальний угол зала, где в кожаном кресле сидел человек, ожидая вызова. Он бесшумно поднялся со своего места и направился в сторону кафедры. Кристина не видела его за рядами школьниц, а потому нервно переступала с ноги на ногу, пытаясь рассмотреть идущего. Когда он обошёл крайних в ряду девушек, сомнений не осталось – это был тот самый безмерно общительный сосед Кристины по купе.
Она пристально уставилась на него, провожая к кафедре. Теперь он не выглядел измученным. Строгий костюм облегал его подтянутую фигуру, длинные волосы были собраны в низкий хвост, от вчерашней щетины не осталось и следа, что сильнее подчёркивало остроту правильных черт худого беспристрастного лица. Кое-кто из девушек всё же вступил в короткие перешёптывания, обсуждая нового учителя. Даже Марта не выдержала и обернулось к Кристине, округляя глаза в немом восхищении. Посмотреть там, конечно, было на что, а потому не стоило удивляться тому, как сильно приход гостя впечатлил юных барышень. Кристина невольно ссутулилась и чуть отступила, радуясь тому, что стоит не в первом ряду и может затеряться в толпе. «Вдруг он забыл, вдруг говорил тогда несерьёзно» – успокаивала она себя, но этот зыбкий покой немедленно разбивался о страх разоблачения, который преследовал Кристину на протяжении всей её жизни в стенах школы.
– Рада представить вам нового учителя литературы, – пробасила фрау Готфрид. – Господин Теодор Макинтайер – выпускник Кембриджа и педагог с шестилетним стажем работы. Я очень надеюсь, что вы поладите с нашими девочками, герр Макинтайер и то время, пока мы ищем постоянного учителя, станет для всех нас плодотворным и познавательным. Мы рады приветствовать вас в нашей дружной семье.
На этих словах ректорша протянула учителю руку и крепко её пожала. Девочки, стоявшие в ближних рядах, позже были готовы поклясться, что впервые за все годы учёбы заметили что-то вроде улыбки на извечно каменном лице госпожи Готфрид.
Кристине всё же удалось немного успокоиться. Она видела, что никому нет до неё особого дела. Учитель со всей любезностью также дежурно ответил ректорше что-то о том, что он польщён и готов послужить школе, а в конце своей речи добавил:
– Дорогие девушки, надеюсь привить любовь к литературе тем, кто по неясным для меня причинам пока ещё не полюбил её, а также помочь в раскрытии скрытых талантов.
После его слов Кристина замерла. Она сделала ещё шаг назад и случайно наступила каблуком туфли на ногу стоявшей за её спиной девушки. Та пискнула, после чего вокруг них началась неуместная суматоха.
– Прости, Молли, – взмолилась Кристина, добиваясь скорее молчания, чем прощения.
– Ты мне палец отдавила! – возмущалась некрасивая полноватая Молли Пэкс.
– Я случайно…
– Тишина, – голос ректорши громом пронёсся по залу. Только теперь Кристина перестала извиняться перед одноклассницей и в едином порыве с окружавшими её девушками взглянула туда, где возле кафедры стояла госпожа Готфрид и высокий мужчина в чёрном костюме. Теперь он пристально смотрел на Кристину и в этом взгляде читалась лёгкая усмешка в смеси с удовольствием от произведённого впечатления. На какое-то время Теодор Макинтайер сбросил маску строгого учителя и снова превратился в дружелюбного попутчика. Кристина не смогла выдержать этот взгляд и того, что сама же по собственной неуклюжести выдала себя. Да чего уж, всё равно он увидел бы её. Не сейчас, так на уроке. Девушка тяжело вздохнула. Требовалось дожить до конца торжественной линейки, чтобы отправиться уже наконец на первый урок и забиться где-нибудь в дальнем углу. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать.
Глава 5
Каждый год девушек плавно погружали в учебный процесс, не усложняя жизнь дополнительными занятиями первые две недели. Это потом они будут носиться из корпуса в корпус – от занятия по домоводству на танцевальный кружок и из спортивной секции на курс кройки и шитья. Из года в год ученицы проявляли чудеса телепортации, особенно когда им требовалось успеть наведаться в столовую, чтобы подкрепить силы после физкультуры, а затем за считаные минуты явиться при полном параде на биологию, кабинет которой находился в противоположном конце здания.
Урока литературы у класса Мадлен Дитер в тот день не было. К сожалению, в расписании следующего дня, вывешенном на стене в холе, он значился, а потому раздосадованная Кристина тихо выругалась, закатив глаза. Теперь втроём с соседками, облачёнными, как и все здесь, в белые рубашки с форменными брошами на шее, тёмно-синие жилетки, такие же синие плиссированные юбки до колен и чёрные туфли на невысоком каблуке, она внимательно изучала стенд с расписанием.
– Кошмар, – протянула Ханна, – нам добавили линейную алгебру. Блин, за что? – она громко простонала. – Я и обычную то не понимала.
– Добавили ещё час химии! – подхватила Марта, – Боже, помоги нам дотянуть до конца этого учебного года, чтобы больше не вспоминать весь ужас, что мы пережили здесь.
Девушки развернулись и зашагали в сторону кабинета, где госпожа Мадлен собирала всех для проведения классного часа. Они почти не обращали внимание на готические интерьеры, которые не казались такими уж пугающими, когда по ним из стороны в сторону текла толпа молодых девушек и учительниц. Несколько лет назад, когда они только оказались в стенах корпуса старшеклассниц, девушки ещё восхищались нервюрными сводами, гладко отполированными аскетичными дубовыми скамейками, расставленными вдоль стен и муляжами копий, мечей и щитов, ритмично вывешенных на расстоянии десяти шагов друг от друга. Теперь весь этот антураж стал частью быта, а школьницы воспринимали подобие средневекового замка, как что-то обыденное и само собой разумеющееся.
– Я люблю школу, – Кристина вдруг ощутила странный прилив нежности, – несмотря на ректоршу, её озабоченного водителя, невкусные котлеты в столовой и библиотекаря, который не даёт за раз вынести больше трёх книг.
– И несмотря на химию с её лабораторными, – вставила Марта.
– И алгебру не забудь, – добавила Ханна. – Тебе дай волю, Крис, ты всю библиотеку за раз вывезешь, и никому ничего не останется. Ограничения ставят для таких как ты сумасшедших книголюбов.
Марта усмехнулась, поглядывая на подруг.
– Можно подумать, кто-то добровольно станет совершать набеги на наше пыльное книгохранилище, кроме Крис. Нет, конечно, если там можно будет поживиться чем-то вкусненьким вроде творений нашего литературного гения, – она устремила полный обожания взгляд на Кристину, – то в библиотеку ежедневно будет выстраиваться длиннющая очередь с хвостом на лестнице.
– И драться будут за книжки!
– Я бы посмотрела.
– Перестаньте, тише вы, – буркнула Кристина, не желавшая, чтобы кто-нибудь их услышал. Она поймала несколько взглядов идущих навстречу девочек и нахмурилась.
– Прости, прости, – Марта примирительно похлопала её по плечу. – Кстати, о книгах, – она слегка замедлила шаг. – Как вам наш новый учитель? По-моему, герой романа. Такой, знаете ли, красивый и опасный. Прикинулся скромником, чтобы школьниц охмурять.
– Или учительниц. С ними проще. Им всем явно мужика не хватает, – поддержала Ханна. – Что думаешь, Крис? Сойдёт он за героя нового романа? – обе глянули на Кристину, которой именно теперь стоило большого труда поддерживать светскую болтовню.
– Не знаю, – протянула она. – Не такой уж и красивый. Худой какой-то, – слукавила девушка.
– А тебе надо, чтобы было за что ухватиться? – Марта рассмеялась. – Хотя ты права, нет в нём этой мощи страстного любовника, который если загнал жертву в угол, то никуда она уже не денется. Ой, что-то мне жарко стало. Девчонки, предлагаю эту тему закрыть, – она несколько раз обмахнула себя ладошкой.
– Тем более что мы уже пришли, – заключила Ханна, надавливая на витую металлическую ручку широкой деревянной двери.
Они прошли в залитый солнечным светом класс. Госпожи Дитер ещё не было на месте, а потому здесь стоял шум множества голосов. Широкие двухместные парты распределялись в два ряда, на небольшом возвышении возле стены у входа стоял широкий учительский стол, не успевший ещё порасти книжками, тетрадками, письменными принадлежностями и листками с проверочными работами. Огромный фикус, закрывавший половину окна, казалось, вырос на треть за лето и грозил в скором времени вытеснить учениц из класса.
Девушки, их было около двадцати, заполняли помещение нестройными группами по три – пять человек. Все машинально обернулись ко входу и по-разному отреагировали на вошедших. Одни приветливо помахали троице, другие демонстративно отвернулись, успев окинуть новоприбывших пренебрежительными взглядами, третьи побежали здороваться и обниматься и совсем немногие, скромно потупившись, решили никак себя не проявлять.
– Привет, девчонки! – визжала невысокая коренастая шатенка. – Как дела? Как отдохнули? Марта, красотка, ты так похорошела за лето! А волосы… Каким шампунем пользуешься? Я бы убила за такие локоны. – Болтушку звали Карен Фром. Она была дочерью владельца деревообрабатывающего комбината. Они стояли на одной ступени лестницы социальной иерархии вместе с Мартой, а потому девушка считала, что они подруги, не интересуясь мнением самой Марты, которая её энтузиазма не разделяла.
– Карен, я только пришла, а ты уже меня утомила. Бросай это дело. Про шампунь позже поговорим. Что по новостям? – Они вместе с Кристиной опустились за свободную парту. Ханна села со своей постоянной соседкой из не менее бедной аристократической семьи.
– Вам всё расскажет госпожа Дитер, – вступила в разговор высокая худощавая девушка в круглых очках. Её уже который год выбирали старостой класса, а потому она считалась кем-то вроде представителя фрау Мадлен в её отсутствие. Она подтянула очки за душку, машинально проводя рукой по тёмно-русым волосам, собранным в высокий хвост. – Единственное, о чём я могу сообщить – в этом году нашему классу выпал жребий на выпуск школьной газеты. Нужно избрать редактора, корректора, художника-оформителя, фотографа, если повезёт, и корреспондентов.
– Гретта, ты шутишь, да? – процедила Марта. Все остальные глядели на старосту в недоумении.
– У нас выпуск, экзамены. Какая, к чёрту, газета? – подхватил кто-то.
– Следите за своей речью, Фройляйн Реймс, – послышалось от двери. Все умолкли, смущённые неожиданным приходом классного руководителя и в едином порыве поднялись со своих мест. Низенькая полноватая дама средних лет в строгом чёрном платье с белым воротом горделиво прошествовала к учительскому столу и опустилась на стул, подавая рукой знак девочкам, чтобы тоже садились.
Мадлен Дитер была хоть и строгой, но доброй женщиной. Школьницы любили её за справедливое отношение, за то, что учительница осознавала чрезмерную строгость порядков школы и могла на свой страх и риск допустить до зачёта кого-то, кого требовалось на время отстранить от занятий или поговорить по душам с девочкой, попавшейся на прогуле без уважительной, по мнению администрации, причине.
– Здравствуйте, мои хорошие, – она приветливо улыбнулась, отчего её лицо округлилось, а карие глаза просияли. – Надеюсь, вы замечательно отдохнули этим летом и будете особенно хорошо работать в учебном году. Вижу, фройляйн Андельштайн просветила вас насчёт газеты. Поверьте, я и сама не рада этому, как и другим переменам текущего года. К сожалению, моё мнение никто не спросил и нам придётся лезть из кожи вон, чтобы успевать всё. Ведь помимо газеты нам выпала честь представлять школу на городских спортивных соревнованиях.
Тут уже дисциплина дала сбой и со всех сторон послышались возмущённые возгласы:
– Чем мы заслужили, фрау Дитер?
– Перед кем провинились?
– За что?
– Тише, тише, – Мадлен подняла руку в примирительном жесте. – На спортивные соревнования поедут не все. Комиссия выберет лучших из нескольких классов и поделит на возрастные группы. С некоторыми из учителей я договорилась. Они готовы поставить автоматом зачёты участникам соревнований при условии успешной работы по предмету в учебном году.
Класс оживился, некоторые облегчённо выдохнули.
– Фрау Дитер, так что насчёт газеты? – подала голос блондинка с последнего ряда – одна из тех, кто проигнорировал приход Кристины с подругами, да и вообще смотрел на окружающих свысока.
– С этим сложнее, – фрау Дитер скорбно сжала губы в тонкую линию. – В течение недели нам нужно выбрать тех, кто займётся разработкой газеты. Если найдёте желающих из других классов – я только за. Но основные обязанности лягут на вас. Для начала следует определиться с редактором. Должность эта ответственная и трудоёмкая, но и опыт подобной работы учитывается в дипломной выписке. У вас будет преимущество при трудоустройстве.
– Я могу быть редактором, – снова донеслось с дальней парты. Все обернулись в сторону Мелиссы Хольман и её подружек, с тем же высокомерием поглядывавших на одноклассниц. – Мой отец, как вы знаете, корреспондент на телеканале «Убераль». Я кое-что понимаю в работе СМИ.
– Тебе ума хватает лишь на то, чтобы сплетни распускать, – фыркнула Марта и, не дождавшись реакции возмутившейся было девушки, предложила. – У меня есть идея получше. Предлагаю на должность редактора кандидатуру Кристины Луческу.
Многие недоумённо зашептались, не понимая причин происходящего. Сама Кристина сначала не поверила своим ушам, а затем с отчаянием во взгляде уставилась на соседку.
– Ты с ума сошла? – только и успела спросить обескураженная девушка.
Марта как будто не услышала её и продолжила:
– Кристина находчивая и сочинения пишет на отлично. Она хороший организатор и умеет грамотно излагать мысли. Лучше неё с этой работой никто не справится, – Марта со всей серьёзностью взглянула на подругу, которая так и продолжала смотреть на неё, сведя брови к переносице.
– Так, – учительница глянула на Кристину, – а вы что скажете, фройляйн Луческу?
Кристина как-то глухо ответила, продолжая недоумевать:
– Фройляйн Крюге преувеличивает мои способности. Уверена, Мелисса справится с этой задачей лучше меня.
– Ещё бы, – донеслось позади. – В немецкой газете, пусть и школьной, должна работать чистокровная немка.
Марта не выдержала.
– Заткнись, дура! Ты грёбаная нацистка и вся семейка ваша – фашисты! Тошнит от вас!
– Засунь свои слова обратно, овца!
– Тишина! – все тут же замолкли. Девочки, которые чуть было не бросились вырывать друг другу волосы, присмирели, опустились на свои места и виновато потупились, ожидая гнева классного руководителя. – Подобные разговоры неприемлемы в стенах этой школы, фройляйн Крюге и вы это прекрасно знаете. По уставу я должна отстранить вас от занятий на неделю и поставить дежурить в столовой. Но я не стану этого делать в первый же день после каникул. Однако, в следующий раз спуску не дам. Вы очень огорчили меня.
– Виновата, госпожа Дитер. Такого больше не повторится, – смиренно проговорила Марта.
– Уж я надеюсь. А насчёт вас, фройляйн Хольман, я сомневаюсь, что девушка с твёрдой тройкой по немецкому языку способна быть редактором газеты. Но теперь мы живём в демократическом обществе, а значит, давайте голосовать. Кто за то, чтобы редактором газеты была Мелисса, поднимите руки? – небольшая группа подружек Мелиссы взмахнула ладошками. Спустя несколько секунд, хмурая Молли, которой не так давно отдавили палец на ноге, тоже подняла руку. – Хорошо. А кто готов проголосовать за Кристину? – женщина обвела взглядом класс. Первые проголосовавшие почти сразу дали понять Мелиссе, что у неё нет никаких шансов. Кристина, медленно оглядев лес рук, скорбно прикрыла ладонями лицо. В тот же миг довольная Марта ободряюще погладила её по спине.
– Ты справишься, – шепнула она.
– А ты останешься без новой главы. И вообще, мне теперь некогда будет заниматься рукописью. Скажи себе спасибо, – недовольно проворчала Кристина.
– Что ж, выбор сделан, – подытожила госпожа Дитер. – Не волнуйтесь, фройляйн Луческу, вам будут помогать девочки, которые занимались газетой в прошлом году. Я договорилась. Они передали кое-какие инструкции, заберёте, когда будете уходить. Вам остаётся собрать команду и начинайте работать. Если что, я всегда готова выслушать и помочь – вы это знаете. А теперь, – женщина поднялась с места, – если ни у кого не осталось вопросов, давайте прощаться. До завтра.
Девушки дружно поднялись с мест, провожая учительницу. Когда она вышла из класса, одни принялись поздравлять Кристину, другие – сочувствовать. Староста немедленно окружила фройляйн Луческу суетой ярого энтузиазма общественной деятельности, который, наконец, нашёл жертву.
– Отлично, – говорила она. – Я рада, что теперь мы будем работать с тобой вместе. Можешь рассчитывать на мою поддержку. В прошлом году я уже успела поработать в школьной типографии, поэтому печать газеты возьму на себя. – Гретта безапелляционно внесла своё имя в список помощников главного редактора. – Кого ещё в команду берём?
В душе Кристины только теперь начала подниматься волна негодование на себя за то, что не воспротивилась происходящему и на одноклассниц, которые непонятно чему радовались. Затем она медленно обернулась к Марте, которая теперь как ни в чём не бывало болтала с Ханной и её соседкой.
– Фройляйн Крюге как никто другой подходит на должность корреспондента, – выпалила она. – Она многих знает, всегда в курсе событий. Ничто не скроется от её пронырливого взгляда. Гретта, как ты считаешь? – Кристина склонила голову набок, посматривая на подругу и не ожидая особо реакции старосты.
Марта надменно выпрямилась, растянув губы в улыбке. Подбоченившись, она ответила:
– Почту за честь, госпожа главный редактор. Ты же не думала, что я тебя одну оставлю?
– Считаешь, я без тебя не справлюсь?
– Уверена. Поэтому сегодня же вечером начнём планировать темы нового выпуска.
Кристина закатила глаза, с трудом удерживая улыбку. Манера подруги хоть и была вызывающей, но в ней читалась искренняя забота. В конце концов, Кристина всё-таки рассмеялась, заражая смехом Марту.
– Я с вами! – взмолилась Ханна, глядя на всю эту идиллию. – Я буду помогать писать статьи, проверять на ошибки.
– Ты до сих пор во временах путаешься. Какой из тебя корректор? – Марта скептически изогнула бровь.
– Чужие ошибки видятся лучше, чем свои собственные. Ну, Крис, возьми меня тоже!
– Удивительно, как это всё быстро перевернулось с ног на голову, – вставила одна из девочек в толпе. – Ещё каких-то двадцать минут назад никто и слышать не хотел про газету, а тут отбоя от желающих нет.
– Волшебная сила убеждения, – констатировала Марта. – Мы просто не знали, с чего начать, а теперь организовались и, можно сказать, большая часть дела сделана.
– К слову, организовала всё ты, – поправила её Кристина. – Вот и шла бы в редакторы, раз такая деловая.
– Ой, нет. Это не моё. Мне проще насобирать материала, а красиво упаковать его – уже твоя работа, писатель, – она коротко подмигнула подруге. Та недовольно скривила рот.
– Я тоже хочу участвовать! – влезла Карен Фром. Она уже растолкала одноклассниц, стоявших в узком проходе между светлыми деревянными партами – У меня фотоаппарат есть – отец летом купил. Готова переводить плёнку – для общего дела не жалко.