Горький привкус счастья

– Значит, ты помогаешь ей только потому, что у нее глаза красивые? – не унималась Ольга Эдуардовна.

– Конечно, нет. Я помогаю ей совершенно по другой причине.

– Ладно. – Ольга Эдуардовна истолковала серьезность сына по-своему. – Я понимаю – тебе здесь скучно. Ты идешь на поправку, и молодая…

– Это совсем не то, о чем ты думаешь. Лучше расскажи, что нового дома.

Роман опять улыбнулся, и Ольга Эдуардовна не нашлась, что сказать сыну.

– Мы с отцом поговорим с твоим лечащим. Поедешь в Европу. В любую клинику, которую посоветует врач. – Ольга Эдуардовна обрадовалась правильному решению. – Тебе надо отдохнуть от больницы.

– Поговори, конечно, с врачом, но она тебе скажет, что мне пора выходить на работу. Первого клиента ты сама видела.

Удар Ольга Эдуардовна выдержала с честью. Потом они долго бродили по больничному двору, до тех пор, пока на крыльце не появилась Татьяна. Роман помахал матери на прощание рукой и вернулся в палату. А она поехала домой, всю дорогу думая о том, что стоило сыну пойти на поправку, как искательницы легких денег уже тут как тут. Ничем не гнушаются. Летят, как осы на мед. С этим надо что-то делать, притом – срочно.

– Ольга Эдуардовна, не волнуйтесь. Если вы настаиваете, чтобы Роман вернулся в одноместную палату, мы его переведем. Александра Ивановна, что у нас с палатой?

Владимир Иванович о палате спросил просто так. Он прекрасно знал, что палата люкс свободна. Саша продолжала молчать.

Ольга Эдуардовна скользнула взглядом по Александре. Ей все равно, что говорит заведующий. Решение она приняла вчера.

– Ни в какую палату Романа переводить не надо, – Саша констатировала факт. – Я готовлю его на выписку. Для Романа сейчас самое лучшее лекарство – это работа. Пусть возвращается и занимается делами.

– Александра Ивановна, мы сами разберемся, когда нашему сыну выходить на работу. Спасибо, конечно, за совет. Но для начала мы отправим Романа в Европу. Работа подождет.

Разговор не получался. Ольга Эдуардовна красноречиво посмотрела на Владимира Ивановича, дав понять, что своего решения она не намерена менять.

И доверить судьбу единственного сына вот этой вашей, как ее, Александре Ивановне – увольте.

Саша могла б прочитать целую лекцию о депрессии, из которой чудом выбрался Роман. Она умела убеждать и отстаивать свое мнение, и Лагуновы согласились бы с ней, но Ольгу Эдуардовну волновало совершенно другое. Никакие доводы не помогут.

Владимир Иванович выжидающе смотрел на Сашу. В кабинете затянулась неприятная тишина. Стало слышно, как в коридоре возила шваброй нянечка, простучала каблуками старшая медсестра, вслед за ней грузно прошел за выписным листом пациент со второй палаты. В коридоре было все буднично и просто. Потом Лагуновы ушли.

– Саша, что это было? – недоумевал Владимир Иванович. – Чего это Лагунова на тебя набросилась?

– Так бывает, – философски улыбнулась Саша. – И ничего не поделаешь.

– О чем это ты? – пришла очередь удивиться заведующему.

Елизавету она нашла на террасе. Выходит, в кабинете заведующего она пробыла не так долго. Елизавета еще не докурила сигарету.

– Я тебе кофе захватила. Крепкий. Что стряслось? Столько шума поднялось, пока тебя нашли. Ты чего, кстати, на пятиминутку не пришла?

Саша двумя пальцами взяла еще горячий пластиковый стакан.

– Я Лагунова выписываю. Родителям начала говорить, что лучшее лечение сейчас для Романа – это работа. Но меня даже слушать не захотели. В Европу – и точка.

Саша сделала глоток. Кофе был крепкий и горячий.

– Все правильно. Я думаю, Лагуновы испугались, что если Роман останется в Москве, то будет встречаться с Таней. А так уедет и забудет о ней.

Вот так и она думает. Она тоже уедет в Европу, поселится в тихом Целле. Окунется с головой в работу. И ей тоже легче будет забыть Стрельникова.

– Пусть едет. Так будет лучше.

Как лучше – никто не знает. Ибо каждый понимает «лучше» по-своему. Лере лучше, что Стрельников вернулся домой. Вечером она приедет к нему, если еще не приехала. Мне хуже, что Павел не со мной. Тане лучше, чтобы Лагунов уехал из Москвы. Только она не знает, что так лучше для нее же, и будет переживать. По-настоящему. И Лагунов ее никогда не забудет. Даже если захочет. Может, действительно это самый лучший выход – уехать из Москвы?

– Вот и я так думаю. – Елизавета аккуратно смяла пластиковые стаканы, спрятав внутрь окурок, и бросила в мусорное ведро. – Саша, можно у тебя какое-то время пожить? К моей хозяйке дочь приезжает погостить с семьей. Но если тебе неудобно, – тут же спохватилась Елизавета, – то ничего страшного. Больше дежурств возьму.

– Да что ты, конечно можно. Места у меня достаточно. Бери вещи и приезжай сегодня. У меня коньяк замечательный. Вернее, остатки, но нам хватит.

О Стрельникове Саша думала только урывками, в свободное время. А его, этого свободного времени, почти не было: ждал неоконченный обход, потом ее позвал Лагунов-старший, долго и сбивчиво извинялся за жену, благодарил за сына и хотел эту благодарность выразить в денежном эквиваленте. Он все время пытался втиснуть Саше в карман халата офисный конверт. Карманы были заняты руками и Лагунов неловко вертел конвертом, не зная, что с ним делать дальше. Казалось, он даже не понял, что же сделал не так, и с недоумением смотрел то на Сашу, то на конверт.

Ближе к полудню позвонил Стрельников. От неожиданности Саша чуть не уронила телефон.

* * *

Блики мелькали перед глазами. Ослепительные белые круги сменялись красными, синими. Он хотел мотнуть головой, чтобы все исчезло, и протереть глаза, но руки не слушались, словно их и не было. Такое существо, как Стрельников, оказалось беспомощным и к тому же безруким. В мозгу всплывали яркие подсолнухи с репродукции картины Ван Гога. Его кто-то звал по имени. Язык прилип к небу, и Стрельников, собравшись с силами, в ответ только промычал. Потом потекли ручьи проливного дождя. Дышать стало легче. Круги исчезли. Сквозь красную пелену четко проявилось лицо Говорова. Лицо было так близко, что Стрельников попытался отмахнуться, и боль, пронзившая все тело, окончательно привела его в чувство.

– Так это ты?

Стрельникову стало смешно. Как он не догадался раньше? А Саша еще говорила, что Говоров на предательство не способен. Много она понимает в этой жизни.

– Живой. Напугал ты меня.

Говоров, обхватив под мышки, взвалил Стрельникова на себя. Обмякшее тело оказалось довольно тяжелым, и он чуть не уронил Стрельникова на пол.

– Да-а, хорошо тебя приложили. Притом чем-то тяжелым.

Говоров осмотрел окровавленную голову и, не найдя ничего угрожающего жизни, направился в поисках полотенца. Через час Стрельникову стало легче. Холодное полотенце и лед подействовали: тошнота отступила, в мозгах просветлело.

– У тебя сотрясение. Надо, чтобы врач тебя осмотрел. Думаю, в больнице тебе самое место.

– Раз остался жив, то врач чем поможет? – пытался сострить Стрельников. – Хотя можно и врача. Найди мой мобильный. Там номер Андреевой есть. Я сам поговорю, а то напугаешь.

Телефон Говоров нашел в коридоре под вешалкой, куда тот залетел в момент падения Стрельникова. На полу валялось все содержимое сумки, небрежно вытряхнутое при осмотре. Говоров открыл кошелек, бегло осмотрел содержимое. Кредитки и деньги лежали нетронутыми.

– Полицию надо вызвать, – вздохнул Говоров, присев возле Стрельникова, следя, как тот непослушными пальцами пытается нажать мелкую кнопку вызова.

– Ты что! Какая полиция! Не хватало только попасть в криминальную хронику. Представляешь, что будет с тендером?

Говоров все прекрасно понимал. Просочись информация в прессу, и о тендере на кредитование строительства городского жилья можно тут же забыть. Если генеральный замешан в каких-то разборках, то ни одна строительная компания с банком даже связываться не станет. Все будут уверены, что готовится очередная афера с государственными деньгами.

– Паша, я все понимаю, но проникновение в квартиру с нападением – это не шутки. Тебя чуть не убили.

– Никто на меня не нападал.

– То есть ты хочешь сказать, что это я тебя так приложил? – Говоров в недоумении посмотрел на Стрельникова.

– Да подожди ты.

Радужные круги, мешавшие сосредоточиться, поплыли перед глазами. Стрельников опустил голову на подушку.

– Проникновение, конечно, было, – уже более связно начал Стрельников, – и нападение на меня было, но не преднамеренное. Никто не знал, когда я вернусь.

Я и сам не знал. Это во-первых. Во-вторых, если б цель – меня убить, то зачем все так усложнять? Куда проще пристрелить на парковке у банка или организовать ДТП. Какой процент раскрытия заказных? Вот то-то.

– Выходит, тот, кто был в квартире, точно знал о твоем отъезде. Но таких – весь банк. И если это не ограбление, тогда что? Надо будет потом внимательно осмотреть квартиру. Вдруг что-то пропало?

Стрельников, невзирая на сотрясение, теперь точно знал, что искали в его квартире. Искали клиентскую базу. Если бы Саша успела закачать информацию в компьютер, то пока заказчик разобрался, что там липовые данные, – прошло бы время. А так, выходит, у них времени не было, чтобы дождаться моего возвращения. Значит, заказчик очень спешит, раз решился искать в квартире.

Если бы не так болела голова, то Стрельников смог бы догадаться, кто может стоять за всем этим, но мысли от напряжения путались, к горлу опять подкатила тошнота.

– Стас, я не знаю, кто стоит за этим, но точно знаю, кто сделал. Не пойму только, зачем тебе все это?

Стрельников проговорил все на одном дыхании, чувствуя себя Иудой, продавшим идеал за сребреники. В комнате повисло тягостное молчание.

– Н-да. Приложили тебя, видать, хорошо.

Говоров придвинул кресло поближе к дивану. Он был готов к этому разговору. И жалел только об одном – поговорить надо было раньше, еще до отъезда Стрельникова в мнимый отпуск. Но задней-то мыслью все мы умны.

Стрельников внимательно слушал Говорова. События, раскрошившиеся на бессвязные осколки, теперь собрались в квадраты. Из квадратов образовалась целостная, хотя и неприглядная картина. Ему сразу полегчало. Мгновенно.

– Теперь понятно, зачем я так срочно понадобился в Климовске, – окончил рассказ Говоров.

– А здесь как ты оказался?

– Я на дверь прикрепил датчик. Сразу после твоего отъезда. Как только дверь в квартиру открылась, я получил сигнал на мобильный. Позвонил тебе. Ты не отвечал. Заехал, а ты лежишь во всей красе. Ну, в общих чертах, как-то так. – Говоров задумался. – Я не собирался заходить к тебе, но консьержка мне сказала – ты только приехал. А сигнал поступил намного раньше, когда я подъезжал к городу.

Говоров посмотрел на свои командирские часы, проведя несложные подсчеты.

– Так что у того, кто здесь был, времени в запасе было немного. Кстати, когда я ставил на дверь датчик, консьержки не было.

– Это ты к тому, что дежурная могла никого и теперь не заметить?

– Скорее всего. Что у тебя искали, ты не догадываешься?

– Информацию. Я перед тем, как уехать, скачал базу и стер все с компьютера.

Лицо Говорова вытянулось от удивления. Он не нашелся, что сказать.

– Я был уверен на все сто, что это тебе заказали скачать базу. Стас, о том, что информация о некоторых вкладчиках хранится только у меня, знает всего несколько человек: ты, я и Акулин.

– Выходит, есть кто-то четвертый. Я сейчас поеду в банк и посмотрю запись с камер за прошлую ночь.

Говоров еще хотел спросить, насколько можно верить рассказам Саши. Ведь женщинам с их-то мнительностью может и привидеться. Потом разберись.

В дверь позвонили. Вопрос повис в воздухе.

– Здесь больно? – Саша наклонила голову Стрельникова вперед. – А так? Надо в больницу. Я вызову «Скорую». Надо сделать рентген.

Теперь она говорила спокойно, больше обращаясь к Говорову.

Стрельников закрыл глаза, и комната медленно качнулась в сторону.

– Я в больницу не поеду. Мне нельзя.

– А рана как? – встрял Говоров.

– Да никак. До свадьбы заживет. Главное, чтобы отек не начался. Нужна капельница и опять же снимок. Павел, это ребячество, честное слово.

– А дома можно что-то сделать? – Говоров и сам отчасти понимал, что спорить с доктором не стоит, но от вопроса не удержался.

Саша вздохнула. Взрослый мужчина, а туда же.

– Я напишу список лекарств, а вы сейчас купите. Если не станет лучше, как хотите, но я тогда вызову «Скорую».

Саша говорила все время с Говоровым, словно Стрельникова не было рядом. И он слушал всю эту возню и препирательства. Почему ему приятно от этого? Почему он ее не замечал раньше? Или раньше она была другой, или ему было не до нее? Он вспомнил прикосновение ее холодных пальцев. Мелкая еле заметная дрожь пробежала по телу.

– А с разбитой головой что делать? Может, пластырь купить? Или еще что?

Говоров, пройдя половину всех, как принято теперь называть, горячих точек, насмотрелся крови и ран не на одну жизнь вперед. Может, эта Саша, в силу своей молодости, не видит опасности? Вон полотенце все в крови.

– Рана неглубокая. Кожа содрана, потому и крови много. Но перекись и бинт, конечно, купите.

Она внимательно посмотрела на Говорова. Где же она его видела? Лицо Говорова показалось знакомым, как только тот открыл дверь. Память на лица у нее была отличной. Она помнила всех своих пациентов. Сначала вспоминала, с чем обращались к ней, какие были жалобы, диагноз, а потом всплывало в памяти имя. Но Говоров ее пациентом никогда не был.

После капельницы Стрельников уснул.

– Я думал, что уколы делает только медсестра.

Говоров с интересом смотрел на Сашу.

– Уколы делают все. Капельницу подключить – это сложнее, но у меня хорошая практика была. Я с третьего курса каждое лето подрабатывала в отделении медсестрой. Так что мышечная память сохранилась.

– Мышечная память – самая стойкая, – задумчиво сказал Говоров. – Жена говорила. Она у меня хирург. Давно, правда, это было. Давайте пить чай.

Говорить больше о жене он не стал. О ней Говоров вообще никому ничего не говорил.

– Смотрю на вас, и кажется, что мы совсем недавно уже встречались.

– Несколько дней назад у входа в банк. Я вас хорошо запомнил. У меня, знаете ли, хорошая память на лица, – Говоров улыбнулся. – Саша, вы могли б еще остаться здесь на некоторое время? Мне срочно надо на работу. Я быстро – туда и обратно.

Если бы для нее было место здесь, она бы осталась навсегда, чтобы не расставаться со Стрельниковым никогда. Если бы это было возможно. Самые смелые сказки остаются только сказками.