Полная версия
Золотой Лабиринт
– Интересное занятие.
– Да, знаете, я не жалуюсь. Могу позволить себе много времени проводить на мероприятиях подобных этому.
В кармане куртки Филиппа зазвонил телефон.
– Простите.
– Ничего, – Оболенцев кивнул.
– Слушаю, – писатель направился к выходу.
– Филя, здравствуй! – послышался голос Петра Ивановича Смирнова.
– Дядя! – радостно воскликнул Филипп. – Ты в городе?! – он поспешно вышел на улицу.
– Да, я вернулся. Как дела?
– Нормально. Я сейчас на одном мероприятии, может, перезвоню?
– Конечно-конечно. А что за мероприятие в такой час?
– Да так, одна выставка в Музее частных коллекций.
– Ну ясно, ясно. Звони тогда завтра. До встречи!
Филипп убрал телефон.
На улице совсем стемнело. Он глубоко вздохнул. В здании музея было душновато.
Немного постояв и оглядевшись, Филипп повернулся к входу, чтобы пойти обратно.
– Эй!
Неожиданно чей-то оклик привлёк его внимание. Голос донёсся справа от входа в музей, где высажены деревья и кусты, буйно разросшиеся во все стороны и скрывающие часть здания.
Писатель всмотрелся в тени деревьев и увидел там фигуру.
– Иди сюда! Скорее! Ну же! – Голос был женский, и, сделав несколько шагов в его направлении, Филипп увидел девушку, явно от кого-то прячущуюся.
– Что-то случилось?
Девушка казалась взволнованной и напуганной.
– Да! Иди сюда! Скорее! – она схватила Филиппа за руку и потащила в сторону, в заросли кустов и деревьев за зданием музея.
– Да что случилось?! Что происходит?!
Девушка остановилась, но взгляд её блуждал, словно она пыталась удостовериться: вокруг никого нет.
– Держи и скорее уходи отсюда, скорее! – она сунула в руки Филиппа маленький тяжёлый свёрток и побежала прочь.
Писатель не успел ничего сказать.
Он стоял и смотрел, как стройная фигурка удаляется в темноту ночного города.
Опомнившись, Филипп сунул свёрток в карман куртки, всё ещё вглядываясь в заросли за деревьями.
Он вышел обратно к входу в музей и отряхнул брюки, на которых повисли сухие листья.
Колю так и не нашёл.
Поймав проезжавшее мимо такси, он уже через четверть часа был дома.
Глава 6. Москва. Вторник. 21:30
На четвёртом этаже жилого дома зажегся свет.
Филипп прошёл на кухню, включил чайник.
Тот щёлкнул, извещая о готовности.
Кинув пакетик с чаем в кружку, он налил в неё кипяток и пошёл в комнату.
Поставил кружку на стол, заваленный книгами и журналами.
Так, что же у нас там? Писатель достал из кармана пиджака свёрток из светлой бумаги, перевязанный клейкой лентой.
«Может, не стоит открывать? Всё же не моя вещь», – мелькнуло в его голове.
Однако, вспомнив, при каких обстоятельствах к нему попал этот свёрток, Филипп разорвал бумагу.
Первую секунду он был в замешательстве, вертя предмет в руках.
– Это шутка какая-то? – произнёс вслух писатель.
Сел за стол, включил настольную лампу, переставил её ближе и сдвинул журналы и книги в сторону.
Перед ним лежала шумерская цилиндрическая печать, в длину около десяти сантиметров и около двух в диаметре. Боковая поверхность цилиндра содержала резьбу с хорошо известными Филиппу древними символами.
Он достал лупу, чтобы подробнее рассмотреть печать.
Приятное, тёплое чувство удовольствия охватило писателя.
Был период, когда он целыми днями изучал древние манускрипты и артефакты. Прекрасные времена, но как же давно это было!
Филипп вздохнул, поддавшись ностальгическим чувствам, и приступил к изучению символов.
Подобный предмет, выточенный как небольшой цилиндр с продольным осевым отверстием, использовался в Древнем мире в качестве удостоверения автора документа. Печати были популярны в Месопотамии, где, начиная с Шумера, они являлись важнейшим атрибутом для человека.
– Так-так… – он крутил печать под лупой.
В основании одной из сторон цилиндра он увидел прорезь.
Писатель опустил лупу, продолжая вертеть печать в руках.
Невероятно. Но похоже на чистое золото!
Несколько минут Филипп сидел в задумчивости.
А если девушка украла печать с выставки? И теперь он будет соучастником?
– Да пофиг!
Завернул предмет в бумагу.
Несколько минут размышлял, глядя на свёрток.
Что теперь делать с этой шумерской реликвией? Вернуть в музей? Отдать в полицию?
Он разделся, потушил свет и лёг в кровать, ощущая, как сон с силой наваливается на него.
Завтра на свежую голову он всё обдумает.
Глава 7. Москва. Вторник. 23:50
Капитан Саблин в свои сорок лет был крепким, подтянутым мужчиной, гладковыбритым и коротко постриженным.
В задумчивости он разглядывал картину на стене своего кабинета.
Какие-то размытые силуэты, переплетаясь друг с другом, образовывали затейливый яркий узор.
День был долгим и напряжённым. Сил под вечер не осталось совсем.
Следователь вздохнул.
Он убрал документы в ящик рабочего стола и закрыл его на ключ, который положил в карман.
На часах почти полночь.
Саблин встал с кресла, надел пиджак и направился к двери кабинета, как вдруг раздался телефонный звонок.
Мобильный задребезжал в заднем кармане брюк.
Следователь достал телефон и посмотрел на определившийся номер.
Ох, только не это!
– Саблин. Слушаю.
– Приветствую, – послышался мужской голос.
Капитан остановился.
Звонок младшего следователя Бойко мог означать только одно: уход домой откладывается.
– Привет. Что случилось, Глеб? – недовольно спросил Саблин.
– Мы сейчас выехали на вызов. Не хотел тебя беспокоить, ты, наверное, домой уже собирался?
– Мм…
– Но тут одно дело. Подумал, тебя заинтересует.
– И что же меня может заинтересовать?
– Убит мужчина.
– Причина смерти?
– Пока не ясно, криминалисты ещё работают.
– Ну так, а чего ты тогда мне звонишь? – Саблин всё-таки пошёл к двери.
– При осмотре тела у покойного обнаружена татуировка. Ты должен её увидеть.
Возникла пауза.
Саблин мгновенно понял, почему Бойко позвонил ему:
– Сейчас приеду.
Следователь вышел из кабинета и через полчаса был уже на месте.
Войдя в квартиру многоэтажного дома, он сразу услышал щелчок вспышки фотоаппарата. А потом ещё один.
На полу небольшой комнаты, освещённой хрустальной люстрой под потолком, лежал мужчина, над которым теперь, словно коршуны, кружили два криминалиста.
Саблин осматривал комнату, цепким взглядом подмечая детали, которыми не каждый человек заинтересовался бы, и не из-за невнимательности, а лишь потому, что эти мелочи обычно неважны, но для следователя значение имело абсолютно всё.
Диван весь в шерсти, но кошки поблизости не наблюдалось, а это означало, что входная дверь была какое-то время открыта, и достаточно долго, чтобы животное смогло убежать.
Лежал провод от ноутбука, но самого устройства нет. Очевидно, его забрал тот, кто находился здесь во время происшествия.
Книжные полки все в пыли, уборку очень давно не проводили, значит, мужчина жил один.
Пепельница полна окурков, наверное, хозяин был излишне курящим, но ленивым или пожилым, раз нечасто выбрасывал мусор.
Саблин прошёл в кухню, осматриваясь, но не подметил ничего интересного и вернулся в комнату:
– Ну, что скажешь, Глеб?
– Покойному за пятьдесят, – Бойко стоял рядом с телом и записывал что-то в блокнот. – Зовут Николаев Николай Фёдорович. Причину смерти назвать пока сложно. Нужно вскрытие.
– Когда это случилось?
– Предварительно, говорят, смерть наступила сегодня.
– Что с татуировкой?
– Она на теле, сантиметров десять. – Глеб откинул брезентовую ткань и указал на грудь покойного, где Саблин увидел знакомую татуировку: две большие буквы – АА.
От возникшего напряжения следователь почувствовал сухость во рту.
– Я, когда увидел, сразу вспомнил про дело полгода назад, – сказал Бойко. – У того покойного антиквара тоже на руке были две буквы – АА.
Саблин кивнул.
– Тебе так и не удалось выяснить, что они значат?
Следователь покачал головой:
– Нет.
– Может быть, это общество Анонимных Алкоголиков? – Бойко улыбнулся.
Капитан хмуро на него посмотрел.
– М-да, прости, – Бойко кашлянул, поправляя очки.
Саблин заметил: младший следователь всегда поправлял их, когда нервничал или чувствовал себя неуютно.
– Смерть насильственная? – спросил капитан.
– Не могу сказать, нужно вскрытие.
– А почему решили, что это убийство?
– Соседка по лестничной клетке возвращалась домой и увидела открытую дверь.
– И?
– И вот, посмотри. – Глеб наклонился над телом и слегка повернул голову покойного.
Вокруг рта было много запёкшейся крови.
Саблин наклонился ближе, почувствовав горький запах изо рта покойного.
Цианид?
Свою догадку следователь решил пока не озвучивать. Надо дождаться экспертизы.
– И что?
– Ему отрезали язык.
– Тьфу ты! – Саблин поморщился. – То есть он умер, а потом кто-то отрезал ему язык?
– Да, но в обратной последовательности. Криминалисты говорят, сначала язык, а затем несчастный скончался. Судя по запёкшейся крови, он был ещё жив, когда язык удаляли.
– Понятно. – Саблин провёл рукой по волосам, ощущая колючий ёршик ладонью. В этот раз его очень коротко постригли. – Кто-то уже связался с родственниками?
– Нет ещё.
– Глеб, нужно сделать срочно. – Следователь опять начал ходить по комнате, приглядываясь ко всему. – Надо опознать тело и посмотреть, не пропало ли что-то из квартиры.
У окна стоял стол, заваленный книгами и журналами.
Саблин вытащил из кармана одноразовые перчатки, надел их и подошёл к столу.
– Хорошо, – кивнул Глеб, – всё сделаем.
– Возможно, это ограбление, так как нет компьютера, или бытовая ссора, хотя… чтобы ссора привела к отрезанию языка… хм, это надо постараться. – Следователь наклонился, что-то внимательно рассматривая на столе.
– Но удаление языка не приводит к смерти, – заметил Бойко.
– Вот именно. Может быть, у него случился сердечный приступ после того, как язык отрезали. Мужчина немолодой всё-таки, но…
Глеб Бойко внимательно смотрел на капитана, ожидая продолжения фразы.
– Но что-то подсказывает мне, это убийство. Преднамеренное убийство. – Саблин выпрямился и обернулся.
– Господи! – от неожиданности Бойко перекрестился.
Саблин держал в руке окровавленный отрезанный язык.
Глава 8. Москва. Среда. 08:00
Будильник неприятно затрещал у уха.
Филипп неохотно открыл глаза.
Сев на кровати, молодой человек позволил себе несколько секунд не вставать.
Часы показывали восемь утра.
Обычно он работал дома, занимаясь книгой. Однако периодически в издательстве назначались встречи, на которых ему необходимо присутствовать.
Сегодня был именно такой день.
Писатель побрёл в ванную.
Он включил горячий душ и посмотрел в зеркало.
В нём отразился невыспавшийся молодой мужчина с тёмными взъерошенными волосами. Серые глаза, так неохотно открывшиеся, осматривали небритый подбородок и скулы.
– Кажется, кому-то нужен отдых, – прокомментировал вслух Филипп.
Он встал под душ и почувствовал, как появляются силы.
Из ванной молодой человек вышел в бодром настроении, но бриться так и не стал.
Завтрак, состоящий из одного крепкого кофе, он совместил с одеванием.
Затем, положив в карман куртки свёрток с печатью, вышел на улицу.
– Доброе утро, Филипп, – окликнул его звонкий голос.
У подъезда стояла соседка, милая пожилая женщина, с маленькой собачкой на поводке.
– О, доброе утро, Мария Степановна!
– На работу? – проявила интерес соседка.
– Да.
– Хотела тебе сказать, если ты ещё не смотрел почтовый ящик, то там тебе письмо.
– Что? – писатель притормозил и внимательно взглянул на соседку.
– Вчера днём я видела, как мужчина положил тебе в почтовый ящик послание.
– Мужчина? – переспросил Филипп. – Какой?
– Такой пожилой интеллигентный человек. Я его впустила в подъезд, он сказал, к тебе. Уточнил, какой у тебя номер квартиры, и положил в ящик письмо.
– И всё?
– Всё, а что ещё?
– Он больше ничего не сказал?
– Нет, ничего, – покачала головой Мария Степановна. – Но был очень любезен, спросил, не надо ли мне помочь, ведь я шла с сумками, поинтересовался, на какой этаж мне и в какой квартире я живу, пожелал приятного дня. Очень интеллигентный мужчина, очень. Твой знакомый, да?
– Да, – Филипп слегка запнулся с ответом, – мой коллега.
Было совершенно очевидно, соседка видела, кто положил записку в почтовый ящик. Того самого таинственного Колю.
– Ну ясно, ясно, – закивала соседка. – Все сейчас в электронной почте и интернете, а вы письма пишете, – засмеялась она.
– Да, вот такие мы старомодные, – Филипп улыбнулся, направляясь к машине. – Спасибо вам, Мария Степановна, побегу.
– Не за что!
Соседка зашла в подъезд, и дверь за ней закрылась.
Припаркованная машина стояла рядом.
До издательства писатель домчался за пятнадцать минут.
Он поднялся по лестнице на второй этаж, где в большом открытом пространстве сидели сотрудники.
Худощавый и сутулый корректор Андрей Грецкий окликнул его.
– Привет! – Филипп подошёл к рабочему месту Грецкого. – Как дела? Всё нормально?
– Да-да, вот сижу, работаю с самого утра, – пожаловался корректор.
– Понятно, – писатель присел на край стола Грецкого.
Через открытые окна в помещение осторожно задувал свежий ветерок, с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей.
Город находился в приятном летнем томлении.
– Ты к Симе? – спросил Андрей.
– Да, договорились на сегодня.
– Я видел его, он у себя.
– Тогда пойду, – Филипп подмигнул Грецкому.
Писатель вышел в коридор и, пройдя по нему до конца, постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора, которого коллеги между собой ласково называли Симой.
– Да! – послышался громкий голос.
Филипп приоткрыл дверь:
– Можно?
– Да-да!
Главный редактор сидел за столом, глядя в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая молодого человека зайти.
Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей головой и маленькими, но внимательными глазами.
– Итак, – спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на Филиппа.
– Мы договаривались о встрече сегодня.
Дятловский поёрзал в кресле:
– Да-да, я помню. Смирнов, я прочитал те главы, которые ты прислал.
Филипп замер и внимательно посмотрел на издателя.
– Да, наконец-то прочитал. М-да… – Дятловский причмокнул и подвигал бровями. – Ты знаешь моё отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более к твоему дяде.
– При чём тут он? – Филипп с укором посмотрел на главного редактора.
– Ну, как ни крути, он известен во всём мире, и, уж извини, все знают, ты его племянник. Вот помню, как…
– Серафим Маркович, давайте о моей книге, а не о дяде.
– Да-да. Так вот. Прочитав то, что ты прислал, хочу тебе сказать. Издавать что-то подобное я бы не стал.
Филипп кивнул. Другого ответа он почему-то сегодня не ожидал.
– Ну, ты подожди расстраиваться. Пишешь ты замечательно. Все твои предыдущие книги, которые я издавал, превосходны! Слог у тебя правильный, обороты красивые, тут всё хорошо. Я бы даже корректорам не стал отдавать. Но это художественная литература, дорогой. Тут мало хорошо излагать мысли, понимаешь? Сюжет как-то не впечатляет, не захватывает, не цепляет, как говорится. Скучновато. Слишком много исторических справок и мало действия.
– Но произведения бывают разные.
– Верно. Ты писатель. У тебя есть изданные книги. Кому, как не тебе, знать, насколько важно зацепить читателя, а? Твою книгу неинтересно читать. Прости уж за откровенность.
– Понятно.
– Не отчаивайся и не бросай. Попробуй поменять что-нибудь.
– Хорошо.
– Вот и ладно. Как дядя?
– Всё в порядке.
– Ну и отлично.
Выйдя из кабинета Дятловского, Филипп почувствовал разочарование. Может быть, у него кризис? Он и сам понимал, книга не идёт. Дятловский прав. Надо что-то поменять.
Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал писателям, всегда готовый поддержать советом.
Несколько лет назад, узнав от профессора Смирнова, что его племянник пишет первую книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в её издании и с тех пор уже более пяти лет находился в тесном контакте с Филиппом, который заключил контракт с издательством, где работал Дятловский.
Писатель подошёл к Грецкому, который уже напряжённо и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.
– Я пошёл, – сообщил он, – надо пересмотреть сюжет.
– Сима не одобрил? – буркнул Андрей, не отрываясь от клавиатуры.
– Нет. Буду переписывать. Ладно. Счастливо, увидимся.
– Ой, слушай, подожди, – Андрей неожиданно отвлёкся от работы. – Помнишь, у тебя был знакомый, специалист по арабскому?
– Кто?
– Ну такой профессор. Ах, чёрт, не помню его имени, – Грецкий почесал подбородок. – Мне нужно с кем-то проконсультироваться, с лингвистом. Ты ещё рассказывал, вы с ним в музее вместе работали.
– А, профессор Николаев, что ли? – вспомнил Филипп и внезапно замолчал.
Профессор Николай Фёдорович Николаев… Николай… Коля…
Когда кто-то в спешке или в стрессе строчит записку, он не будет оставлять полные инициалы, тем более использовать отчество. Он назовётся привычным именем, которым его зовут друзья и родственники – Коля!
Чёрт!
И именно его, немолодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда тот клал записку в почтовый ящик.
Филипп достал телефон и набрал номер профессора Николаева.
– Да, наверное, он, – кивнул Грецкий. – Можешь меня с ним связать?
Шли долгие гудки, никто не отвечал.
– Слушай, давай потом, – Филипп быстрым шагом направился к выходу. – Извини!
– Ну ладно, тогда дай знать, когда будет время, – сказал Грецкий, озадаченно глядя вслед Смирнову.
Писатель его уже не слушал.
Сев в машину, он поехал на север города, где проживал профессор Николаев.
Глава 9. Москва. Среда. 09:30
Саблин сидел в тишине, угрюмо размышляя над новым делом, ставшим вдруг частью расследования убийства в антикварной лавке, которым он занимался полгода назад.
Тогда, проработав все версии, капитан не нашёл зацепок по инициалам АА. Возможно, татуировка сделана в юности и бог знает что значила для антиквара. Глубже копать, казалось, нет смысла.
Он уже не надеялся, что сможет вернуться к тому делу, уж больно всё тогда получилось запутанно и сложно, расследование зашло в тупик и остановлено.
Но сегодня, когда он увидел татуировку и отрезанный язык, понял, всё начинается заново.
Такая же татуировка имелась на руке убитого антиквара.
И тогда тоже было совершено зверское преступление – вырезаны глаза. А теперь – отрезан язык.
Саблин вздохнул, медленно обводя комнату усталым взглядом.
Что же здесь случилось?
У обоих убитых одинаковая татуировка.
И сегодня Бойко, сам того не понимая, натолкнул следователя на мысль.
АА, возможно, не инициалы, а аббревиатура какого-то общества, к которому оба покойных принадлежали.
Версия Саблину понравилась.
Надо её начать прорабатывать.
Он закурил.
Но тогда, может быть, убийца устраняет членов этого загадочного общества? Находит их и мстит за что-то?
Или это разборки внутри самого общества?
Или всё-таки татуировки – это совпадение и в городе появился серийный убийца?
Но почему тогда он ждал полгода, чтобы вновь совершить преступление?
В том, что это тот же убийца, следователь не сомневался. Явно один почерк – вырезанные глаза в первом случае и язык – во втором.
Он даже был уверен, скоро позвонит патологоанатом Влад и скажет: несчастный отравлен цианидом, как и в первом случае с убийством антиквара.
Но мотивы пока непонятны.
Саблин выпустил дым и наблюдал, как кольца медленно растворялись в воздухе.
Вызванная бригада полиции, всю ночь обследовавшая квартиру, уже давно уехала, но Саблин задержался, решив немного побыть в одиночестве на месте предполагаемого преступления.
Он стряхнул пепел с сигареты, как вдруг услышал шорох.
Следователь на секунду замер и насторожился.
Затем быстро затушил сигарету и осторожно вышел в коридор.
Рука механически легла на девятимиллиметровый «Макаров» за поясом.
Кто-то стоял на лестничной клетке за дверью квартиры.
Раздался звонок.
Саблин не шевелился.
Через несколько секунд позвонили ещё раз.
«Вряд ли убийца звонил бы», – мелькнуло в голове следователя.
Он подошёл к двери и открыл её.
На пороге стоял высокий молодой мужчина с тёмными взъерошенными волосами.
– Добрый день. Я к профессору, он дома?
– Проходите. – Саблин открыл дверь шире, впуская мужчину, который уверенно прошёл в прихожую и направился дальше по коридору.
«Парень здесь уже был», – подметил следователь.
– Николай Фёдорович, добрый день! – громко произнёс молодой человек. Он заглянул в комнату и обернулся на следователя, который внимательно за ним наблюдал: – Где профессор?
– Как вас зовут? – Саблин встал так, чтобы перекрыть выход из квартиры.
– Филипп Смирнов, а вы кто? Где Николай Фёдорович?
– Пройдите.
Писатель, чуть помедлив, прошёл в комнату.
– Садитесь. Меня зовут капитан Саблин, главный следователь полицейского участка города.
– Он мёртв? – спросил Филипп. Эта мысль моментально пришла на ум писателю.
– Увы, да. – Саблин сел за стол, придвинул к себе пепельницу и вновь закурил, внимательно изучая молодого человека.
– Что произошло?
– Мы выясняем, – ответил следователь. – Давно вы знаете Николаева?
– Да. Вместе работали в музее, он помогал мне с кандидатской лет семь назад, чёрт… не могу поверить… – писатель потёр лоб и провёл рукой по волосам.
– Когда вы его видели последний раз? Садитесь же.
– Точно не скажу, но, наверное, где-то недели две назад. – Филипп сел на стул.
– Понятно. – Следователь достал блокнот и что-то в него записал, удерживая во рту сигарету. – Кто вы, говорите, по профессии?
– Писатель.
– Мне послышалось или вы сказали, что работали с профессором в музее?
– Да-да, я так и сказал, я действительно какое-то время назад работал в музее, тогда я и познакомился с профессором.
– Чем вы там занимались?
– Я кандидат исторических наук, моя специализация – Древний мир, Двуречье. Точнее, это было моей специализацией. Но потом я ушёл из музея. Так сложилось, понимаете? Неважно, – Филипп махнул рукой. – В общем, в музее мы изучали артефакты Двуречья, занимались переводами с древних языков. Как раз с Николаевым.
– Древних? Это каких? – поинтересовался Саблин.
– Шумерский, финикийский, аккадский, арамейский, немного латынь, древнегреческий и арабский. Профессор Николаев являлся большим специалистом, я лишь так, знаю кое-что.
– Понятно, – закивал Саблин. – Скажите, вы не замечали, были ли у профессора татуировки?
Писатель удивлённо взглянул на следователя.
– Простите, татуировки? – переспросил он.
– Да, на теле что-то замечали?
– Вы шутите?
– Нет.
Филипп пожал плечами:
– Не замечал.
– Что скажете об этом? – Саблин показал экран смартфона с фото татуировки в виде двух заглавных букв АА.
Писатель внимательно посмотрел на снимок:
– У профессора была такая татуировка? – он снова удивлённо взглянул на следователя.
Саблин кивнул.
– Странно. Никогда не думал, что у профессора может быть тату.
– Поэтому очень важно узнать о Николаеве как можно больше. Зачем он сделал такую татуировку?
Филипп молчал, усиленно анализируя происходящее.
– Не знаю, – он развёл руками.
– А вы не замечали за профессором какие-нибудь странности?
– Какие?
– Необычные гости, занятия чем-то незаконным?
– Например чем?
– Может, он ходил на собрания? Контактировал с сообществом в интернете?
– Секта?
Саблин поморщился и пожал плечами.
– Нет, ничего такого, – Филипп покачал головой. – Он был тихим, спокойным, очень интеллигентным человеком.
Чёрт! История, в которую он попал, начинала казаться писателю всё более странной.
Следователь несколько секунд молчал, о чём-то раздумывая.
– Я прошу вас, если вы что-то вспомните о профессоре или о его знакомых, пожалуйста, сообщите мне.
– Хорошо. Как он умер? – неожиданно поинтересовался Филипп.
– Как я уже сказал, мы выясняем.
