Золотой Лабиринт

Елена Леонова

Золотой Лабиринт

Глава 1. Москва. 21:45

Стояла поздняя осень, и был один из тех вечеров, когда не хочется выходить на улицу.

Шёл холодный колючий дождь.

Сумерки плотной тяжёлой пеленой лежали на городе.

Фонари тускло маячили на улице, по которой неслась полицейская машина.

Капитан полиции Саблин напряжённо вглядывался в размытые дождём силуэты, мелькающие за окном.

С самого утра у него жутко болела голова, а сейчас, к вечеру, она стала совсем чугунной.

Машина остановилась в переулке, с двух сторон он был оцеплен полицией.

Следователь, подняв воротник шерстяного пальто, вышел из машины под дождь и быстрым шагом направился к входу в антикварную лавку.

Игнорируя табличку «Закрыто», он уверенно толкнул дверь.

Помещение было заполнено сотрудниками полиции, которые совершали стандартные процедуры – кто-то фотографировал, кто-то записывал, кто-то осматривал.

– Бахилы, – тут же откуда-то появилась девушка, настойчиво протягивая синие целлофановые чехлы на обувь.

Капитан неохотно надел их на ботинки, понимая, такова процедура.

– Саблин! – Из глубины помещения его кто-то окликнул.

Следователь разглядел худого мужчину в очках, который махал ему рукой, давая понять, чтобы он шёл к нему.

Это был Глеб Бойко, младший следователь.

Саблин мимоходом кивнул пару раз коллегам-полицейским и пошёл вдоль полок и тумб с антикварными книгами, шкатулками и картинами. Обогнул прилавок, где стоял кассовый аппарат, и приблизился к мужчине, который его звал.

– Здорово, – Бойко протянул капитану руку, тот в ответ её пожал.

– Привет, – рядом стояла девушка.

Следователь вопросительно посмотрел на Бойко.

– А, да, новенькая, – быстро сказал Глеб. – Лейтенант Динара Максимова, перевели к нам из Ростова.

– Можно просто Дина, – девушка слегка улыбнулась. Она была высокой, на вид очень спортивной, с широкими плечами и коротко стриженными волосами.

Саблин поймал себя на мысли, что если бы увидел её со спины, то никогда бы не подумал, это девушка.

– Так, что тут? – спросил следователь, чувствуя, что почему-то начинает раздражаться. Наверное, из-за головной боли.

– Жмур, – ответил Глеб, кивая на пол и протягивая Саблину стерильные перчатки.

Под прилавком в неестественной позе лежал мужчина с белым пластиковым пакетом на голове. Изнутри пакет был весь испачкан кровью.

– Удушение? – следователь надел перчатки, присаживаясь на корточки.

Он внимательно рассматривал тело, освещая всё вокруг фонариком.

Покойный лежал на спине, с распростёртыми в стороны руками и закинув голову так, словно он пытался подняться, опираясь на затылок.

– Не исключено, – предположил Глеб. – Мёртв не более трёх-четырёх часов. Лавка закрылась в шесть, это подтвердил аптекарь из магазина напротив. Далее никто не входил и не выходил. Сотрудник лавки, антиквар, – Глеб посмотрел в блокнот и кивнул на лежавшего покойного, – Степан Данилович Рульковский, пятьдесят восемь лет. Мимо шёл прохожий и увидел открытую дверь магазина с вывеской «Закрыто», вызвал полицию.

– Какой наблюдательный прохожий. Понятно. Что ещё?

– Да ничего особенного. Покойный не привлекался, не судим.

– Дети?

– Нет, – ответила Дина.

– Жена?

– Скончалась несколько лет назад, – снова отозвалась девушка.

– Кто-то ещё работал с ним в магазине? Персонал?

– Продавец, да… – Глеб вновь заглянул в блокнот. – Вероника Крюкова. Она ушла пораньше, с ней созвонились, говорит, отпросилась, поэтому ничего не знает.

– Проверьте её. Кто ещё?

– Менеджер магазина, с ней связываются.

– Камеры наблюдения?

– Есть только на входе, отдали экспертам, они уже смотрят, – Дина кивнула.

– А почему кровь в мешке?

– Пока непонятно, – Глеб пожал плечами.

– Там что-то лежит, – капитан нагнулся ближе к телу. – Фото уже сделали?

– Да, – Бойко был доволен собой.

Саблин наклонился и потянул торчащий у плеча покойного край мешка. Тот зашуршал, развязался, и следователь начал осторожно стягивать его с головы убитого. В этот же момент из мешка на пол выпали два окровавленных глазных яблока.

– Чёрт! – воскликнул Глеб, сделав шаг назад.

Максимова, не проронив ни слова, невозмутимо осталась стоять на месте.

У жертвы были вырезаны глаза, которые теперь лежали рядом с телом, оставив желтовато-красный след на деревянном полу.

– Интересно, – позади Саблина появился патологоанатом Влад Шульц.

– Кажется, ему вырезали глаза.

– Это всем очевидно, но нужно провести вскрытие, чтобы установить причину смерти, – отозвался Шульц.

– Ты думаешь, то, что с ним сделали, недостаточно для смерти, Влад? – возмущённым тоном спросил Глеб.

– Не факт, – патологоанатом почесал подбородок. – Не исключено, что он оставался в сознании, был ещё жив, а причиной смерти стало удушение мешком.

– Что за зверь это сделал? – Глеб поправил очки.

Несколько минут все молча смотрели на изуродованное лицо антиквара.

– Ребят, вы всё? Можно забирать? – за прилавок заглянул парамедик.

– Да, – Саблин выпрямился и отошёл в сторону.

Два полицейских принялись за работу.

Следователь наблюдал, как его коллеги аккуратно уложили тело в мешок, затем на специальные носилки и начали застёгивать молнию мешка.

– Подождите, – сказал Саблин, – секунду!

Он подошёл к телу, направляя свет фонарика на кисть покойного.

– Что там? – поинтересовался Глеб.

– Не пойму, какая-то татуировка, что ли? – Он выглянул из-за прилавка. – Ребят, кто-нибудь, сделайте ещё пару снимков!

Подбежал полицейский с фотоаппаратом.

– Вот тут, где кисть руки, – указал Саблин.

Сверкнула вспышка.

– Спасибо. Всё, забирайте.

– Чует моё сердце, что глухарь, – Глеб снял перчатки.

– Почему?

– Не знаю, но не нравится мне это.

– Разберёмся.

Саблин вышел из-за прилавка и оглядел помещение лавки.

Площадь небольшая. Все посетители были, скорее всего, на виду у продавца, который стоял за стойкой.

Стены обшиты деревянными панелями, а кое-где выкрашены в глубокий зелёный цвет, отчего общий фон в помещении казался тёмным, но не мрачным, а скорее успокаивающим.

Беспорядка в лавке не наблюдалось, что насторожило Саблина.

На стихийное ограбление непохоже. Однако две больших шкатулки, украшенных резьбой и стоящих на тумбе недалеко от прилавка, оказались открыты.

Следователь подошёл к шкатулкам и заглянул в них. В одной он увидел две курительные трубки из красного дерева и слоновой кости, веер и маленький театральный бинокль, в другой – несколько старинных перстней, чётки из малахита, брошки в виде черепахи и жука-скарабея.

«Много дорогих предметов», – подумал Саблин.

Постояв несколько минут, разглядывая ценности, следователь направился к выходу из лавки, снимая по пути перчатки и бахилы.

Он шагнул под всё ещё моросящий дождь, подошёл к машине и сел в неё.

Саблин глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

– В отделение, – сказал водителю, и через полтора часа он уже сидел в своём кабинете, изучая отчёты по делу, поступающие от коллег из разных подразделений.

Телефон зазвонил.

– Слушаю.

– Это Влад, – в трубке послышался голос патологоанатома.

– Есть новости?

– Пока предварительные. Анализ на токсикологию в лучшем случае придёт только завтра, но, полагаясь на свой опыт, могу сейчас сказать со стопроцентной уверенностью, смерть наступила в результате отравления.

– Отравление? – переспросил Саблин. Он был удивлён.

– Да.

– Не удушение?

– Нет. Его отравили цианидом.

– Покойный его выпил?

– Нет, на плече есть след от укола.

– Сколько действует яд? Сколько времени надо, чтобы человек умер?

– Ну, всё зависит от дозы, но если хотят отравить и доза смертельная, то несколько минут, максимум пять-десять.

– А что с глазами?

– Их вырезали уже после смерти, поэтому крови на мешке немного. Очевидно, пакет надели, чтобы не потерялись глаза.

Саблину послышался короткий смешок, но это его не смутило. Он знал, у людей профессии Влада бывает специфическое чувство юмора.

– А что с орудием, которым извлекли глаза?

– Скорее всего, это узкий зазубренный нож, знаешь, как для грейпфрута?

Саблину опять послышался смешок.

– Нож для грейпфрута? – уточнил следователь и тут же набрал это словосочетание в интернете.

– Ну да, он зазубрен с обеих сторон и сильно изогнут на конце, чтобы удобнее вырезать мякоть.

– Понятно, – Саблин непроизвольно поморщился. – Время смерти?

– Предположительно часов семь-восемь назад.

– Что-то ещё?

– Пока больше ничего интересного. Если будет, я наберу. Отчёт пришлю сразу, как оформлю.

– Хорошо, спасибо, – Саблин положил телефон на стол.

В этот момент на электронную почту пришли фотографии с места преступления.

Следователь начал открывать все снимки по очереди, внимательно всматриваясь в каждую деталь. Последними были несколько фотографий кисти покойного, на которой имелась татуировка. Саблин увеличил масштаб изображения, рассматривая рисунок в виде двух заглавных букв – АА.

Он откинулся на спинку кресла.

Покойного звали Рульковский Степан Данилович. Инициалы не его.

Саблин нашёл имя жены убитого – инициалы тоже не подходили.

Странно.

Все детали на первый взгляд наталкивали на мысль о ритуальном убийстве.

Не взяли ценные вещи, не разгромили магазин.

Отравление – редкий для нашего времени способ для убийства. Но это говорит о том, что преступление не спонтанное, а продуманное, спланированное.

С другой стороны, вырезанные глаза, будто человека хотели наказать за то, что он увидел. Всё это уже сделали после смерти. Послание? Но кому? Полиции? Или предостережение, угроза или подпись убийцы? А если так, то за этим может последовать продолжение.

При этой мысли Саблин вздохнул.

Только серийного убийцы не хватало. Пусть уж будет ритуальная месть. Кто знает, во что этот антиквар ввязался.

Глава 2. Полгода спустя. Москва. Вторник. 12:22

Мужчина зашёл в магазин и прикрыл за собой дверь.

Внутри было тихо. В центре торгового зала он заметил молодую пару, рассматривающую старинную вазу.

Мужчина прошёл вперёд до прилавка, за которым стояли две женщины.

– Добрый день, – тихо произнёс он, обращаясь к одной из них, – поговорим?

Мужчина всегда немного нервничал, когда приходил в этот магазин.

Но сейчас, непонятно почему, у него было особенное чувство, очень тревожное.

Он не находил себе места весь день. С ним такое в последнее время случалось часто.

Женщина посмотрела на него, отвлёкшись от монитора ноутбука.

– Секунду, – она вышла из-за прилавка в зал. – Пойдём.

Прошла в дальнюю часть магазина, где стояли книжные полки.

– В чём дело? – спросила она.

– Я больше не могу. Мне кажется, они всё знают!

– Что ты несёшь? С чего ты взял? – шёпотом заговорила женщина, оглянувшись на зал.

– Не знаю, не знаю, мне так кажется!

Женщина вздохнула.

– Слушай, – она взяла с полки книгу и начала её листать, – я думала, мы договорились… и ты понимаешь всю ситуацию?

– Я не могу продолжать!

– Тихо! Слушай! Мы слишком далеко зашли, поэтому надо всё доделать.

– Нет. Я так больше не хочу. Мы должны избавиться от этого!

– Избавиться? После всего, что сделали? Ты в своём уме?

– Я придумаю как!

– Не смей, – строго сказала женщина.

Она захлопнула книгу.

– Я пришёл поставить тебя в известность, – мужчина нахмурил брови.

– Если кто-то узнает, нам конец.

Лицо мужчины покрылось холодной испариной, и он побледнел.

– Не узнают.

– Не делай этого, слышишь?!

Женщина, наморщив лоб, внимательно на него посмотрела:

– Ты понял?

В кармане мужчины зазвонил телефон.

В мелодии звонка ему послышалось что-то зловещее и пугающее, словно предупреждение: не принимай вызов!

Но мобильный продолжал настойчиво трезвонить.

Мужчина направился к выходу и вышел на улицу.

Телефон отключил.

Затем зажмурился и потёр лицо руками.

Теперь он невыносимо жалел, что когда-то пошёл на поводу у своей алчности.

Дышать стало тяжело.

Плохо, всё очень плохо.

Чувство тревоги и страха нарастало.

И поэтому с каждой минутой он всё больше был уверен в своём решении.

Быстрым шагом вышел на бульвар.

Необходимо успеть всё сделать сейчас, до вечера.

Он чувствовал, потом будет поздно.

Глава 3. Москва. Вторник. 18:15

Летние сумерки принесли приятную прохладу в город.

Филипп Смирнов вышел из машины.

День был длинным и суматошным.

Сначала встреча с читателями в одном из книжных магазинов, потом обед с новым издателем, а следом фотосессия для интернет-СМИ. О нём выпустят статью как об авторе года, получившем это звание по результатам опроса поклонников приключенческой литературы.

Класс! Однако писатель не чувствовал большой радости. Он не любил публичность, выступления давались ему с трудом. Поэтому сейчас, идя домой, ощущал внутреннюю опустошённость и усталость.

В переулке в центре города, где находилась его квартира, было тихо. Ни людей, ни проезжающих машин. Филипп глубоко вздохнул. Он любил такие летние вечера, когда можно постоять на улице, наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Темнело быстро.

Перед подъездом писатель остановился, нащупывая в рюкзаке ключи.

Он приложил брелок к двери и зашёл в подъезд.

Его окутал полумрак.

Поднялся по ступенькам на площадку, где находились почтовые ящики.

Что-то привлекло внимание Филиппа, и он подошёл к ним.

Клочок белой бумаги торчал из его ящика. Писатель открыл его.

Внутри лежал лист, свёрнутый пополам, на нём прописными буквами написано: «Смирнову Ф.».

Сам не понимая почему, молодой человек обернулся на дверь, а потом посмотрел по сторонам.

В подъезде никого не было, но неприятное чувство, будто за ним наблюдают, шевельнулось в груди. Филипп прислушался, а затем быстро побежал по лестнице наверх, на четвёртый этаж, к своей квартире.

Оказавшись дома, он бросил рюкзак на пол и прошёл в комнату.

Писатель развернул лист и прочитал: «Филипп, приходи, пожалуйста, сегодня вечером на выставку в Музей частных коллекций, это очень важно! Только обязательно приходи, позвонить не могу. Коля».

Он перечитал записку несколько раз.

Ни один знакомый Коля не приходил ему на ум.

Пришла мысль, что записка адресована не ему, но его имя на листе не давало шансов этой версии.

Этот Коля явно знал писателя и отправил записку, чтобы Филипп пришёл.

Но что за странный способ?

Если кто-то из знакомых, почему нельзя было позвонить или отправить эсэмэс-сообщение?

Странно.

А это означало, Филипп обязательно вечером придёт в музей.

Глава 4. Москва. Вторник. 19:30

Девушка торопливо шла по улице.

Тревожность нарастала с каждым шагом, а люди, идущие навстречу, вызывали неприязнь.

Почему их так много этим вечером?

Она прижала к себе сумочку, в которой нащупывался плотный тяжёлый свёрток.

«Надеюсь, всё это скоро закончится», – думала она, приближаясь к освещённому зданию музея, у входа стояла небольшая очередь.

Ей очень хотелось сейчас оказаться совсем в другом месте. Дома.

Она посмотрела на часы.

Надо будет немного подождать. Он может опоздать.

Девушка достала сигарету и закурила.

Люди, идущие к музею, не обращали на неё внимания, занятые разговорами, слышался смех.

Хотелось бы ей так же праздно и легко проводить время вечерами, гуляя по городу и посещая выставки.

Она вздохнула, вглядываясь в каждого проходящего мужчину.

Ну, где же он?

С самого детства ей всегда хотелось быть кем-то другим.

Она обожала фильмы и с удовольствием представляла себя на месте героинь, воображая не той, кем была в реальности, а кем-то, кем она никогда не будет.

В своих мыслях она прожила сотни жизней, непохожих на её настоящую: там она счастлива, богата и не одинока.

Всё её детство прошло в сиротском приюте далеко от столицы, где она не испытывала счастья, не чувствовала, что любима, что её ждут или считают уникальной.

Она была как все и не стремилась выделяться. Это запрещалось. Все должны быть одинаково одеты, одинаково воспитаны и одинаково несчастны.

И ненависть к такому укладу жизни нарастала в ней с каждым годом.

Ей были противны все вокруг – и педагоги, ломающие личности воспитанников, и сами дети, которые позволяли калечить свои души.

Но всё изменилось, когда ей исполнилось двенадцать лет. Одинокий добрый мужчина её удочерил и увёз в город.

Наконец у неё появились дом и семья.

Но не друзья.

В новой школе, в институте, а потом на работе она уже не могла открыться людям. В каждом она представляла человека, который осудит её мысли, её поведение, её внешний вид. Она боялась выделяться, высказывать своё мнение, страшилась опять стать бедной сиротой, очутиться в том проклятом детском доме.

Очередь перед музеем исчезла. Всех запустили внутрь.

На часах почти восемь вечера.

Но он так и не появился.

Несмотря на лето, было прохладно.

Девушка выкинула окурок и зашла внутрь.

Выставка не сильно её занимала. Она прохаживалась между экспонатами, рассматривая людей, а не древние артефакты.

Как же странно, что его ещё нет.

Плохой знак!

И она опять ненавидела сейчас весь мир!

Глава 5. Москва. Вторник. 20:00

Филипп сидел в кафе.

Город погружался в вечер.

Симпатичная рыжеволосая девушка за столиком напротив с кем-то увлечённо переписывалась в смартфоне, периодически бросая заинтересованные взгляды на Филиппа.

Он закончил ужин и теперь размышлял о странной записке и мероприятии, которое ему предстояло посетить. В интернете он прочитал, что этим вечером в Музее частных коллекций будет проходить выставка, посвящённая Месопотамии.

– Простите, – от раздумий писателя отвлёк официант.

– Да?

– Счёт? – виновато спросил молодой человек.

– Да-да. – Филипп расплатился и вышел на улицу.

Рыжеволосая девушка проводила его разочарованным взглядом.

Пыль, летавшая весь день в городе и придававшая летнему воздуху сухость, улеглась.

Дышать стало приятнее, чувствовалась особая вечерняя свежесть.

Филипп посмотрел на часы. Восемь.

Здание Музея частных коллекций, куда он держал путь, было отреставрировано и выкрашено в светлый тон. Являясь памятником истории и культуры девятнадцатого века, оно не потеряло свойственный тому времени шарм, хоть и было дополнено современной стеклянной крышей.

Приближаясь к музею, Филипп издалека заметил свет, льющийся из многочисленных высоких окон здания.

Подойдя к входу, он наткнулся на очередь.

Что ж, придётся постоять.

– Даже тут очередь, как за колбасой, да? – раздался низкий голос.

Филипп обернулся. За ним стоял мужчина средних лет, одетый в строгий серый костюм с белой рубашкой и сиреневым галстуком.

Лицо его было открытым, располагающим и загорелым. Сквозь очки в тонкой металлической оправе смотрели светло-голубые глаза. Волосы, почти полностью седые, аккуратно зачёсаны назад.

– Да, верно, – усмехнулся писатель.

– На подобных мероприятиях всегда так, люди жаждут окультуриться, – улыбнулся незнакомец.

На входе охранник записывал фамилии.

– Смирнов.

– Проходите.

– Оболенцев.

– Проходите.

Филипп зашёл внутрь.

– Простите, а куда идти? – уточнил он.

– Прямо до лестницы, а там налево, увидите, – быстро проговорил охранник, занятый переписью посетителей.

Филипп направился прямо, как ему было указано.

Подойдя к лестнице, он увидел большой освещённый зал слева от неё. Там, вокруг экспонатов, размещённых под стеклом на высоких постаментах, прохаживались посетители выставки.

Молодой человек поспешил в зал.

– Игристое вино? – не успел он войти, как к нему подскочил официант, виртуозно держа поднос с полными фужерами.

– Спасибо, – писатель взял бокал.

Вино оказалось прохладным и несладким, и он с удовольствием его выпил, озираясь по сторонам и надеясь в толпе увидеть знакомое лицо.

Выставка оказалась большой. Несколько десятков экспонатов из древней Месопотамии, среди которых ожерелья из лазуритовых бусин, серебряные амулеты, каменные сосуды и чаши. Внимание Филиппа привлекли глиняные таблички, представляющие наиболее раннюю среди известных в мире систем письма – клинопись. Символы казались простыми; расположенные строго друг под другом, они напоминали пиктограммы.

– Интересуетесь Шумером?

Филипп обернулся, надеясь увидеть Колю.

Рядом стоял мужчина, встретившийся ему в очереди.

– Да, в некотором роде, – кивнул писатель.

– Позвольте представиться. Оболенцев Яков Владимирович. Можно просто Яков.

– Очень приятно. Филипп Смирнов.

– Взаимно, – мужчина улыбнулся. – Вы знаете, глядя на все эти древние предметы вокруг нас, сложно представить, что ими пользовались более трёх тысяч лет назад, и, пролежав столько веков в земле, они сохранили своё очарование и красоту.

– Да, вы правы, – согласился Филипп.

– Для меня эти предметы имеют куда большую ценность, нежели современные побрякушки. Я смотрю на них и представляю, кому могли принадлежать все эти украшения, кем были их владельцы, как жили, во что верили…

– Ну они верили в богов, отождествляя их с силами природы. Боялись подземных обитателей и благоговели перед небесными. Некоторых из них изображали в виде зверей или птиц. – Филипп задумчиво смотрел на надписи. – Здесь написано: человек, который похоронен в гробнице, поклонялся Уту, Владыке дня, богу солнца. Далее здесь идёт молитва. Тут сказано, человек благодарит Владыку дня за свет, за плодородие земель и здоровье в семье.

– Чем занимаетесь? Я вижу, вы специалист в этой области, – поинтересовался Оболенцев. Он стоял, опираясь на изящную трость из слоновой кости.

– Нет-нет, – Филипп улыбнулся и посмотрел на собеседника. – Я всего лишь писатель.

– О, как интересно! А в каком жанре книги?

– Фантастика, приключения, а иногда всё подряд, что придёт в голову.

– Романы?

– В основном рассказы, но пара романов тоже есть.

– Прекрасно! Обязательно прочту что-нибудь, – пообещал Оболенцев, – Но вы так быстро перевели текст…

– Ну, когда-то древние языки и история были моей профессией. Кое-что помню.

– С такими способностями вам надо бы продолжить свою деятельность в этой области, – заметил Оболенцев.

– Всё не так просто.

Поступив в университет на факультет истории, Филипп учился без удовольствия, прогуливая лекции и семинары, отдаваясь радостям студенческой жизни. Но спустя время неожиданно втянулся.

Он окончил университет с отличием и пошёл работать в Археологический музей, занимаясь изучением древних артефактов, публикацией статей и параллельно получением второго высшего лингвистического образования и научной степени. Пошёл по стопам дяди, профессора в области истории и лингвистики, специалиста по древним языкам, Петра Ивановича Смирнова.

Профессия увлекла Филиппа.

Получив степень кандидата исторических наук, он собирался заняться докторской, но трагические события, произошедшие в жизни молодого человека, убили весь интерес, стимул и желание продолжать учёбу.

В один совершенно обычный зимний день весь мир Филиппа, которому было тогда двадцать семь лет, навсегда рухнул. Мать его погибла в автокатастрофе, а спустя две недели отец, не выдержав горя, добровольно ушёл из жизни.

Филипп чувствовал себя разбитым и потерянным, всё вокруг казалось бессмысленным.

Он бросил работу в музее и научную деятельность, уединился и замкнулся.

И в этот момент спасением для него стало писательство. Он забывал обо всём, погружаясь в сочинение фантастических рассказов, придумывая миры, ситуации, героев и их удивительные приключения. Так начался его путь в литературе.

Оболенцев понимающе покачал головой:

– Да, в жизни всё не так просто.

– Точно. А вы, Яков, чем занимаетесь? – Филипп глядел по сторонам, но никого знакомого так и не видел.

– Я, так сказать, коллекционер, – Оболенцев протянул писателю визитку. – У меня небольшой коллекционный дом, но мне приятно считать себя ещё и исследователем. Люблю историю и искусство. Знаю всего понемногу. Вы кого-то ждёте?

– Что? А, нет-нет. В какой области ваши исследования?

– В основном антиквариат, – Оболенцев вновь улыбнулся. – Я, знаете ли, ещё и своего рода хранитель. Помогаю материально с реставрацией древних реликвий, а заодно провожу исследования.