Школа. Никому не говори. Том 1.

Когда в «А» перевелись яркая Юлиана Близнюк и общительная Света Тарасова, дружбу с Любой Катя окончательно прекратила. А вот списывать клянчить не перестала. Училась Лыткина слабо, перебивалась с тройки на тройку, как и её подружка Вика. В их группе сильных хорошисток Близнюк и Тарасовой не было – не спишешь у товарок по выпивке и танцполу. Зато была Поспелова с круглой пятёркой по инглишу. И Катерина, напоминая честными щенячьими глазами наивной Любе о былой дружбе, клянчила и домашние, и переводы, и готовые диалоги. А тихоня, всё ещё надеясь, что рыжая одноклассница снова будет дружить, каждый раз велась и давала списывать.

Поспелова, когда позволяла Катюхе скатывать, конечно, понимала, что её используют, но, устав быть в классе гонимой одиночкой, всё надеялась, что Лыткина снова будет общаться с ней как раньше.

– Любонька! Миленькая! – шептала Катерина, с опаской озираясь в сторону англичанки, сначала ласково, потом требовательно: – У тебя же есть домашняя, знаю! Поделишься?

Люба, полностью погружённая в думы о Сэро и предстоящей прогулке до дома, не слышала заискиваний бывшей подруги. Поспелова зыркнула невидящим взглядом на лопотавшую Лыткину, неопределённо пожала плечами и отвернулась.

Катя недоумённо посмотрела на Вику. Та лишь непонимающе приподняла брови. Тихушница никогда не отказывала, и ровесницы использовали её всякий раз, когда требовалось. Нельзя позволить распоясаться замечательной безотказной кормушке.

– Эй, Люба! – сменила Лыткина заискивающий тон на раздражение. – Я могу очень сильно обидеться! Этого хочешь?

Ноль реакции в ответ.

– Эй!!! – Катя грубо тыкнула Поспелову ручкой в бок.

– Да что тебе надо?! – довольно громко буркнула Люба, резко повернувшись на неприятный укол.

– Что у вас происходит?! – учительница, среагировав на шум, посмотрела на пригнувших головы и покрасневших Селиверстову и Лыткину. – Готовы обе? Повторили? Слушаю.

***

Люба за сорок минут урока успела настолько переволноваться, что пришла к мысли: идти домой с популярным брюнетом у всех на виду – плохая идея. Её стали во всю терзать страхи, ведомые только ей одной.

Девочке начало чудиться, что на каждом углу, из каждого двора, её, идущую с Ибрагимовым, видят мамины знакомые, знакомые их семьи – всевозможные престарелые тётушки и кумушки – и судят, судят! Осуждающе качают головами, возмущённо поджимают губы и с омерзением отворачиваются. А когда она вернётся, наконец, домой, мама уже будет знать все лично ей донесённые возмущения неравнодушных, возьмёт хлыст и начнёт лупить Любу со всех сторон за принесённый позор да гнать по улице на потеху соседям.

За пятнадцать лет своей совсем ещё короткой жизни Поспелова Любовь неоднократно испытывала на теле пренеприятнейшие ощущения от побоев свежей крапивой, веником, лозой, черенком лопаты, ну и, конечно, ремнём, как же без него! Маму злить нельзя.

Прогнав в беспокойной голове все возможные нехорошие исходы от прогулок с цыганом – пусть даже обаятельным и приличным, пусть даже знакомым с родителями – и накрутив себя въевшимися в тело страхами, Люба решает сбежать от попутчика окольным путём.

Главный вход в здание школы только один. В него заходят все, кто зашёл в школьный двор как с восточной калитки, так и с западной. Люба жила на западе, как и Сэро. Значит, чтобы убежать от цыгана, нужно обойти центральный вход и выйти через восточную калитку. Мысли хоть и бегали, как тараканы от включённого света, но так же быстро выстраивались в логический список шагов, которые нужно совершить, чтобы уйти домой одной.

После звонка с английского тихоня прошла до конца крошечного коридора и вошла в совершенно пустой большой спортзал. В нём располагалась дверь на улицу, которая (если Любу не подвела память) обычно открыта в тёплые деньки, дабы выводить школоту на уличные спортплощадки.

Дверь в кабинку физруков была приоткрыта, но Любу, пробегающую тихонько, словно мышка, через зал к выходу на улицу никто не заметил. Иначе бы хорошенько обругали за хождение по крашеному полу в уличной обуви.

Выходная дверь от толчка протяжно скрипнула. Тихоня обернулась на дверь каморки, где раздалось ржание физруков – они не слышали. Поспелова вынырнула во двор и, озираясь, побежала к восточной калитке. Она вела в противоположную сторону станицы, которая Любе была совершенно незнакома. Но сейчас, чтобы избавиться от Сэро, пройти стоит только тут.

Выйдя с территории школы, старшеклассница пошла обходным путём. Улочками и проулками, весьма малознакомыми. Главное – выйти к речке. Она сделала огромный крюк и увеличила время пути домой минут эдак на сорок. Но это было для Поспеловой мелочью по сравнению с избавлением от весьма неприятных объяснений с мамой.

Вдруг Любе в голову закралась весьма отрезвляющая мысль: «А если Сэро вообще не ждал меня? Наверняка забыл, пока травил байки с приятелем или ухлёстывал за какой-нибудь смазливой девицей. Может, поприкалывался опять, как с домашними по химии, а провожать не собирался! И торчать у главных дверей даже не думал. Зачем настолько клёвому парню беспонтовая мочалка?»

Поспелова, шокированная обидной реальностью, остановилась.

«А я, лохушка наивная, уши развесила! Сделала огромный крюк, лишь бы на глаза ему не попасться! Господи, наивная курица! Чуваку просто похрен! Дура я, дура!» – школьница, огорчённо замотав головой, едва не расплакалась.

Подросток тяжёло призналась себе, что, на самом деле, была всё это время счастлива от одной мысли, что у главной двери ждёт её – именно её – один из самых популярных и желанных парней в школе. И это счастье, несмотря на побег от брюнета, подсвечивало изнутри и грело, грело… Трезвая мысль обнулила это состояние до полного серого уныния. И вернуть блаженство вновь никак не получится.

В конце узкой извилистой улицы сквозь ветви деревьев виднелся просвет с водной гладью. Река! Как хорошо! Люба вздохнула: делать нечего, да и менять что-то поздно – и вышла к воде.

Школьница прошла малоизвестный квартал вдоль берега, пока не заметила родной перекрёсток реки со знакомой до оскомины улицей, по которой девочка постоянно ходила в школу. Впереди маячил облюбованный Поспеловой пеший железный мост, почти укрытый ветками ив. Ещё минут тридцать пешком – и она будет дома.

Позади мелкие дорожные камни зашелестели из-под бегущих ног.

Люба повернулась и потеряла дар речи. Сердце упало в пятки. Догнавший тихоню Ибрагимов немного запыхался от бега, смолистые волосы растрепались. Юноша остановился, отдышался, пригладил ладонью шевелюру, поправил на плече рюкзак и с претензией уставился на смущённую ровесницу.

«Чёрт! Откуда он вылез?!» – истерично подумала не ожидавшая такого расклада Люба.

К подросткам не торопясь приближались ещё двое: Имир и какой-то низкорослый кудрявый блондин в красной толстовке.

Все четверо встали в глубоком молчании. Люба опустила голову и искоса поглядывала на мальчиков. Сэро, недовольно приподняв бровь, глазел на неё как на шкодливого котёнка.

– Почему пошла окольной дорогой через восточный выход? – требовательно спросил цыган.

Поспелова не знала, что ответить, и чувствовала себя крайне глупо. Понимала, что сбежать без объяснений – некрасиво. Как комментировать побег? Сказать, будто не поверила на слово, и выставиться ещё большей идиоткой? Стоит ли вообще честно объясняться? Голова как назло ничего умного придумать не могла.

Наблюдая немой пристыженный взгляд девочки, Сэро заговорил:

– Если не хотела со мной идти, могла бы просто отказать. Я бы понял и не навязывался. Второй раз меня лохом выставляешь!

Люба смутилась. Такая простая мысль ей и близко в голову не пришла.

– Мы долго ждали у входа. Потом заглянули в кабинет английского, затем – в твой классный. Решили, что просто прошляпили. А ты через спортзал свалила.

– Почему это через спортзал? – сгорая от стыда, выдавила девочка, надеясь оправдаться.

– Ты только что появилась с другой стороны Ерика. Мы шли по главной улице и засекли, – ответил ей вместо брата Имир, указав рукой назад. – На той половине реки есть проулок. На него возможно выйти лишь через восточный обход. Знаю, потому что так ходил. Раз ты не прошла через главный вход – значит, вышла из спортзала. Я прав?

Люба окончательно почувствовала себя последней дурой. На английском ей казалось, что придуманный план побега никто разгадать не сумеет. Однако выяснилось, что некоторые территорию вокруг школы знают получше и просчитать путь тихони тоже запросто могут.

«Надо как-то объясниться. Но если вякну, что боюсь мамы, они примут меня за лохушку. И оскорбятся, узнав, что я не хочу появляться средь бела дня с цыганами», – паниковала юная особа.

Сэро явно злился, не понимая, зачем ровесница устроила балаган. Для него, привыкшего разговаривать четко, прямо и по делу, побег был поступком нелогичным, странным и попахивающим откровенным сумасбродством.

Девушка виновато просмотрела на Имира. Показалось, будто парень читает её мысли – настолько проницательным был его взгляд. Близнец догадливо усмехнулся, иронично глянул на Сэро и с улыбкой произнёс:

– Я бы тоже в отместку смылся тридевятыми дорогами после вчерашнего прессинга из-за химии, на которую тебе по факту плевать!

Сэро возмущённо уставился на Имира. Тот прыснул со смеху:

– Тебе отомстили, братан! Прими это и расслабься! Нравится или нет, но вы квиты!.. Меня, кстати, Имир зовут, – обратился близнец уже к девочке. – Приятно познакомиться!

– Взаимно! – обрадовавшись, спешно ответила Поспелова. – Люба!

– Я в курсе. Знаком с Василием Михайловичем и твоей мамой. Александра Григорьевна работает в товарной кассе, а дядя Вася – на строительном кране водителем. Мой папа (может, знаешь – Алмаз зовут) поезда составляет.

– Такой высокий, чёрный, с небольшой бородой, немного седой?

– Да! Раз помнишь нашего батю, то стоит считать нас знакомыми, согласна? – приветливо улыбнулся школьник.

– Согласна! – послушно закивала головой сверстница.

Имир повернулся к кудрявому невысокому блондину, моргавшему белёсыми ресницами больших голубых глаз.

– А это общий друг и просто клёвый мужик Паша! Знакомьтесь!

– Привет, Люба! – улыбнулся тонкими губами Павлик, показав мелкие кривые клычки. – Я из четвёртой школы. Пацанов пришёл проведать.

– Втроём ждали? – сообразила тихоня.

– Ну да. Прикольно получилось, как ты удрала! – рассмеялся Павел.

– Неудобно вышло, – сконфузилась девочка. – Больше не буду, извините.

Имир насмешливо фыркнул:

– Да ладно! Брату пойдёт на пользу. Хоть кто-то от него убежал.

Сэро скорчил недовольную гримасу, но всё же усмехнулся от подкола близнеца. Имир и Паша переглянулись да рассмеялись. Люба тоже смущённо улыбнулась. Напряжение постепенно отпускало, уступая место робкой надежде на приятную компанию.

***

– Всегда на выходных в библиотеке сидишь?

Поспелова вопросительно посмотрела на Имира. Ребята медленно шагали вдоль реки. Всю дорогу тихоня общалась с близнецом и Пашей. Сэро молчал, вставляя редкие реплики в чужой непрерывный диалог.

Павлик оказался суетливым пацаном с быстрой речью. Простой, открытый, он весело шутил и разговаривал с Любой будто с хорошей давней знакомой. Это и радовало её, и немного пугало. Девочка привыкла искать везде какой-то подвох.

Имир же был учтив, корректен в выражениях и соблюдал рамки приличия. Люба чувствовала от парня уважение и некоторую дистанцию, которую цыган держал по отношению к дамам. Такого поведения от мальчиков-ровесников в адрес прекрасного пола и уж тем более себя Поспелова не видела никогда. Перепалки, шутки, задирания, даже драки были нормой среди девчонок и пацанов её возраста.

Близнец выглядел каким-то другим. Не таким, как все. Очень умным. Эрудированным. С чувством собственного достоинства. И хладнокровным. Люба ощущала в Имире сталь и крепкий стержень сильного характера, как и в Сэро. Но в повесе читались интрига и азарт, а в брате – жёсткость и холодная расчётливость.

– Я отношу на выходных в отдел абонемента старую литературу, беру свежую и постоянно замечаю тебя в читальном зале за кучей книг, – пояснил Имир. – Когда бы ни пришёл. В любое время. Зал посещаю только в будни, после уроков. Мне нравится работать в тишине.

– Не думала, что кто-то в библиотеке может меня заметить, – покраснела Люба. – Из нашей школы в читалке крайне редко кого вижу. В основном, незнакомые ребята. Просто мне нравится читать. В зале энциклопедии и журналы, которые на вынос не дают. Сижу листаю. А на неделю беру в абонементе.

– Понятно, – удовлетворённо хмыкнул брюнет. – Что предпочитаешь? Любимые книги, авторы?

– Сейчас перечитываю в который раз сборник Гоголя «Вечера на хуторе…». Нравятся истории оттуда. Ещё гоголевского «Вия» люблю и «Страшную месть» (её вообще до дыр затёрла)! Проглотила многое у Кира Булычёва. Обожаю детективы про Настю Каменскую от Марининой.

– Ни фига себе! – воскликнул восхищённо Паша. – У нас вкусы совпадают! Тоже «Вечера» Гоголя люблю, «Повести Белкина» перечитывал. Детективы – святое! С творчеством Агаты Кристи и Конан Дойля знакома?

– Пару трудов одолела.

– Мне Стивен Кинг зашёл. Ужасы пишет. Читала? – поинтересовался Имир.

– Да, люблю! Летом «Оно» в руки попала. Так впечатлилась, что с наступлением сумерек боялась во двор выходить!

Мальчики прыснули со смеху.

– «Оно» я тоже переварил. С какими ещё его творениями перезнакомилась?

– А Донцову знаешь? – вклинился, не утерпев, Паша. – Хоть что-нибудь? Она прикольная!

Имир добродушно фыркнул.

– Да ладно! Ты Донцову летом читал! Брал у меня книжки! – пожурил цыгана блондин.

– Мы с тобой много чем меняемся, что ж такого?

– Ну Донцову-то читал?

– Было дело, – согласился Имир. – Пойдёт от скуки.

– Ещё Лавкрафт жуткий! – вставила Люба, подняв кулак с оттопыренным большим пальцем. – Рекомендую!

На углу двух крупных улиц – Шевченко и Таманской – подростки попрощались.

Мальчики пошли дальше, по Шевченко, к дому Ибрагимовых. А Люба свернула на Таманскую и, пройдя метров пятьдесят, ушла с асфальтированной главной улицы на петляющий, посыпанный щебёнкой небольшой переулок, именованный Солнечным. Тут под номером 27 прятался в обилии густых деревьев её отчий дом. Огромный, из белого кирпича, с большими окнами в нарядных занавесках.

Поспелова впервые имела удовольствие общаться с ровесниками, которые читали взапой так же, как и она. То же, что и она. Девочка чувствовала себя будто заново рождённой, с нуля открывшей новый неизведанный мир, где ей было уготовано место среди равных. Нашла, возможно, друзей! Настоящих! И это одухотворяло школьницу жить, зажгло огонь внутри, согрело душу и заставило светиться от счастья. Настолько воодушевлённой Люба ещё себя никогда не чувствовала. Только бы судьба не обманула вновь её надежды на преданную истинную дружбу!

Парни, попрощавшись с тихоней, некоторое время смотрели ей вслед, а потом молча пошли к дому близнецов.

Первым тишину нарушил Сэро.

– Кажется, будто всю дорогу говорила твоя копия, – подметил он, обращаясь к брату.

– Диво-то какое! – съехидничал в ответ умник. – Впервые в жизни Сэро встретил не любительницу пьяных танцев и потискаться в кустах, а фанатку детективов и ужастиков. Или ты по её манере держать себя подумал, что Поспелова сутки напролёт на горохе в углу молится?

– Признаюсь, такая мысль меня посещала, – улыбнулся повеса.

– Здорово она от тебя смылась! – не удержал язык за зубами Паша. – Впервые такую отчаянную девку вижу! Причём смылась не чтоб внимание привлечь, а потому что идти с тобой не захотела…

– Отвали, Пахан! – недовольно отмахнулся Сэро.

– Ну тебе ж не всё равно. Мог бы и не догонять…

– Я сказал, отвали!

– Да ладно, чего злишься?! Я ж пошутил!

– В жопу иди со своими шутками!

– Люба порядочная, как и её отец, – задумчиво вполголоса сказал Имир. – Лично мне дядя Вася очень нравится. Он тоже немало читает. Дадо и Михалыч, как чай пьют в перерыв, много о чём говорят. Дочку его есть за что уважать.

– Мне Люба понравилась. Простая такая! И пугливая почему-то. Стесняется, дёргается, – встрял Паша, шагавший вприпрыжку впереди братьев. Затем блондин обернулся к Сэро и, глядя на друга снизу вверх, предложил: – Приводи её в компанию! Туда, к моей школе. Она пацанам понравится, вот увидишь! Весело будет!

Глава 4.

Ресторан-бар «Торнадо» работал без выходных, а его танцполы – по пятницам, субботам и воскресеньям. Самой многолюдной дискотека всегда была в субботу: на площадке не протолкнуться, возле бара не было ни одного свободного стула, а в ресторане столики, смотрящие прямо на танцпол, бронировались ещё с будней.

Молодежь со всей округи приходила сюда потанцевать, познакомиться, себя показать.

Ранние осенние вечера на юге очень тёплые. Ещё жужжали комары; их, кровососов, конечно, мало осталось, по сравнению с летом, но их сентябрьское назойливое пищание раздражало всё так же. Пока не наступили холода, в «Торнадо» работала летняя танцплощадка – широкий асфальтированный двор под открытым небом, огороженный высоким забором из красного кирпича, с массивными коваными воротами. Во дворе, по углам небольшой сцены-подиума, стояли мощные, в человеческий рост, колонки. Под короткими навесами, наверху, по периметру всего двора – множество маленьких, чтобы музыка равномерно звучала по всему помещению. Музыка настолько равномерно и громко звучала, что в период работы летнего танцпола – поздняя весна, лето и ранняя осень – танцевальный репертуар «Торнадо» было слышно за десятки километров от источника.

На сцене рядом с большими колонками располагался пульт диджея. Диджеем человек, ставивший музыку, назывался условно – чисто по провинциальным меркам. Его диджейство заключалось в том, что парнишка тупо включал с кассет да компакт-дисков популярные хиты как по программе, так и по оплаченному заказу.

В последнюю сентябрьскую субботу Сэро не собирался упускать возможность потусить на дискотеке. Пока летний двор «Торнадо» открыт. Зимний танцпол в разы меньше, толкотня, сутолока. Хотя и в летний всегда набивалось неумеренное количество молодёжи – не развернёшься. В диско-клубе лимит на пропускное количество желающих потанцевать не имелся.

Почти стемнело. Станичный парк, примыкавший к территории клуба, плохо освещался. Пьяная молодёжь постоянно била фонари, а местная администрация не спешила менять лампочки. То тут то там видны были компашки весело ржущих молодых людей: где-то курили, кто-то передавал по кругу бутылку с пойлом, кто-то бравадно орал похабную чушь. Слова поставленной диджеем песни группы «Руки вверх» рокотали на весь парк. Чем ближе к грохоту музыки, тем больше жужжащих людских кучек.

Сэро внимательно осмотрелся, стараясь разглядеть в темноте знакомые лица. Имир не захотел никуда идти. Он не был завсегдатаем «Торнадо» и приходил сюда нечасто, лишь когда желал побыть в танцевальной сутолоке. Обещали подойти Паша и Денис с девушкой. Если парочка вдруг опять не поссорится из-за ревности или по какой другой ерунде.

Из тени деревьев навстречу Ибрагимову вынырнул Павлик.

– Салют! Давно ждёшь? Ден где?

Кудрявый коротыш пожал цыгану руку и махнул в сторону кованых овальных ворот, из которых постоянно сновала уйма разгорячённого народу.

– Внутри. Лена очень хотела танцевать. Истерить уже начала. Он и повёл её.

– Вот как! Пойдём пошукаем контрамарки.

Ворота как раз открылись и из-за двери вышли парень с девушкой.

– Привет! Уходите? – обратился к паре цыган. У него было редкое чутьё на нужных людей.

– Да, уходим, а что? – сдержанно ответил парень, а девушка покосилась на Сэро и слегка улыбнулась.

– Контрамаркой не поделишься, брат? Я деньги потерял: видимо, из кармана выпали, пока за сигаретами лазил. – Ни капли не стесняясь вранья, Сэро уверенно посмотрел в лицо парню. Потом – на девушку, заигрывающе. Лишь уголки губ лукаво чуть дёрнулись вверх.

Ребята отдали свои контрамарки.

– Благодарствую, родные! Спасибо! От всей души! Всех благ! – цыган и блондин раскланялись и нырнули за дверь.

В глаза ударили цветные лучи мельтешащей цветомузыки, поверхностно освещавшие душный полумрак и выхватывавшие из него фигуры танцевавших. Проход перегородил громила на контроле: Сэро и Паша сунули ему под нос выпрошенные контрамарки и растворились в дёргающейся толпе.

Из колонок гремела «Крошка моя». Сэро почувствовал дискотечный экстаз и будто опьянел. Всё его стройное мускулистое юное тело запело, задвигалось вслед музыке, волнами, вместе с танцующими мальчиками и девочками. Эмоции драйва, танца наполняли и отпускали. Плясавшие ритмично прыгали, переминались с ноги на ногу, покачивали задранными вверх руками, трясли головами – словно в гипнотическом пульсе сливались люди, разноцветные всполохи, полумрак, осенний опьянявший воздух и гремевшая музыка. Пахло сигаретным дымом, вспотевшими подмышками, алкоголем и сонмищем без меры вылитых на одежду парфюмерных ароматов, смешавшихся в хаотичный клубок, который невозможно было уже разобрать на отдельные композиции.

В большинстве танцевали девочки. Парни стояли вдоль стен и глазели на барышень: кто-то любовался танцующей подругой, кто-то присматривал вариант на вечер, а некоторые просто бесцеремонно глазели на юные свежие девичьи формы, подчеркнутые вызывающими, довольно откровенными нарядами.

Многие мальчишки стеснялись, считая танцы чисто женским занятием. Из парней танцевали десятки, если не единицы. И эти танцующие парни были, конечно, лучшими: они двигались динамично, в чувстве ритма, плавно, наполненные сексуальной энергией молодых тел и силой уверенности в собственном обаянии. Сэро был одним из таких. Он отдавался с головой танцу, песне, музыке. Его дико красивая внешность притягивала внимание, уверенность и обаяние очаровывали девочек, и они, словно мотыльки, стремились составить ему пару в подтанцовке, улыбались, кокетничали, мечтая заполучить притягательного черноглазого юношу.

Кто-то дёрнул цыгана за плечо. Сэро, будто вырванный из гипнотического транса в реальность, очнулся и повернулся назад, по направлению к источнику раздражения.

Зелёный луч осветил Лену, девушку Дениса. Девочка, призывно улыбнувшись, тут же повисла на брюнете. Её губы в приветственном поцелуе коснулись его губ, задержавшись на них пару неприличных для дружбы секунд.

Сэро аккуратно отстранил Лену. Огляделся.

– Где Ден?

Лена повертелась, нарочито поправляя на стоящих торчком грудях глубокий вырез синтетической кофты.

– Только тут был! Мы ходили курить. Зашли. Увидели у стенки Пашку, потом – тебя! Я пошла звать тебя, а Денис остался трындеть с Пашей! Куда они делись?! Может, на улицу попёрлись?! —орала она Сэро в ухо, пытаясь перекричать рёв колонок.

– Тогда пошли проверим!

Лавируя между телами, Сэро и Лена вынырнули с танцпола в парк. Сквозняк обдал вспотевшее тело мальчишки. Неподалёку наводила подозрительную суету разгорячённая толпа. К ней постепенно подтекали любопытствующие. Доносились выкрики, брань.

– И чё хлебало прижал, а?!..

– Сам ты прижал рыло, чмо!!!

– Чё вякнул, тварь?!.. Фига пялишься?!.. Зенки вытаращил и ржал!.. Предъявы есть, а?!.. С хрена лупился, спрашиваю?!..

Сэро узнал голос Дениса и нырнул в ядро собравшейся разборки. В круге из нервно суетившихся пацанов, схватившись за грудки, топтались, крича оскорбления, Денис – друг цыгана, одноклассник Паши – и какой-то неизвестный тип. Рядом с Денисом мельтешил Павел. Увидев брюнета, он обрадовался и подскочил с докладом.

– Я и Ден общались у стены, а Ленка пошла к тебе. Тут Ден увидел этого, – Паша раздражённо кивнул в сторону оппонента. – Тот что-то говорил своим и ржал. А Ден подумал, что про него, и быканул! Хрен их расцепишь!

Сэро усмехнулся.

Драки возле «Торнадо» были таким же непременным последствием дискотек, как пьянство и случайные половые связи.

В основном, танцевать приходили несовершеннолетние. Более взрослая молодежь: студенты и старше – сидела в ресторане и глазела на вертевших задами девчат. Разгорячённые же школьники, опьянённые беспрепятственно продаваемым в баре и ларьках алкоголем, куражом и собственным максимализмом, очень любили сбросить напряжение, устраивая выяснения отношений по любой причине, даже ерундовой. Разборки, крики, оскорбления, драки давали ощущения власти, удовольствия, адреналина. И крайне редко сцепившиеся расходились миром.

Чаще всего стычки заканчивались избиением, нередко толпой на одного, нанесением повреждений разной степени тяжести. Кто-то после таких налётов оказывался калекой. Был, говорили, случай, когда парня с девушкой забили в парке до полусмерти. На танцплощадке дежурили наряды милиции из нескольких сотрудников. Но что могли сделать пять-десять милиционеров на несколько сотен взгорячённых распоясавшихся подростков?