Пути Деоруса

Пока юноша был на первой ступени из трех, он мог только лишать человека сознания при помощи кольца. В те времена таких проблем не возникало. На второй, научившись похищать и возвращать внешность и мысли, ученик Коула стал чувствовать, как что-то внутри него влияло на ритуал. – «Ох не добраться бы до третьей…».

Лишь однажды один из собратьев (как раз взошедший на верхнюю ступень посвящения) говорил о чем-то подобном. Радостный, он спешил поделиться с Ганноном «новыми путями». Они оба испытывали жажду знаний. Можно даже сказать, были друзьями. Бедняга думал, что Коул наградит его. А теперь не осталось даже имени, вспоминать «предателя» было запрещено.

«Тайна делает нас сильнее, мы ничтожны на свету» – несколько раз повторил про себя Ганнон, пытаясь унять муки совести, что корила его за смирение с судьбой друга. Непредсказуемые изменения могли быть опасны, ведь возможности слуг Коула следовало хранить в секрете. Они были ничтожны по сравнению с тем, что приписывали жрецам богов, но в нужный момент и в нужном месте могли оказаться судьбоносными. Духовенство же не делало из своей силы никакого секрета, да и не нуждалось в этом.

Речь шла, конечно, не об обычных смертных – «белых» – священниках. Эти лишь служили в храмах и боролись за власть и деньги, как все. А вот те, что обитали в Башне…Могущественные Черные жрецы, как их называли, редко снисходили до общения с прочими жителями Деоруса, будь то даже Избранники или охотники на демонов из Второго круга.

Так или иначе, впереди была встреча с Фирхом. И если все пройдет, как задумано, то Коул будет доволен и не станет задавать лишних вопросов.

«А сам я на рожон не полезу, умишка хватит!» – Рассудил Ганнон и продолжил путь уже чуть более спокойно.

***

Слуга Корба взвешивал в руке мешок монет. На его лице, освещенном первыми лучами солнца, читались разочарование и гнев, подавленные страхом Но времени на споры у него не оставалось – Собрал долю, почтенный? – Все же решился съязвить Фирх. Большую часть недостающего, конечно, забрал рябой гвардеец, но и Ганнон взял несколько монет на дорогу.

«Если бы ты знал, какой судьбы избежал.» – раздраженно подумал юноша. Оставлять свидетеля в живых не предполагалось. А деньги, служившие приманкой, слуга Коула мог забрать себе. Советник не экономил на своих людях.

Ганнон бросил взгляд за спину собеседника, на телегу, запряженную волами. Оттуда глядели в ответ две пары больших, любопытных глаз. Дети ждали своего отца, спрятавшись за тканным пологом, но не могли удержаться и тайком изучали незнакомца-неардо. Злость на Фирха тут же исчезла.

Слуга Корба тем временем раздвинул пальцем серебряные монеты и удостоверился, что был в кошельке и курум. Этот зеленый металл добывали на Аторе и там же чеканили монету. По закону на него полагалось покупать лишь зерно, что привозили с островов-колоний в Виалдис, но курумовые таны и тарсы ходили наравне с серебряными ланами и медными вортами во всех землях близ этого портового города. А в сезон, когда прибывали корабли с зерном, курумовые монеты становились куда более желанными.

«Стало быть, собираешься уплывать, но в порт пойдешь не прямой дорогой.» – Ганнон мысленно похвалил слугу Корба за осторожность. Встречались они у ворот, что вели на север, а широкая дорога, соединявшая священный Арватос и торговый Виалдис, начиналась у восточных.

***

«Дом Вертол, Серебряная бухта» – юноша повторил про себя сообщение Фирха, пока шел к восточным вратам. Этот дом относился к Слышавшим, но был не менее влиятелен, чем многие Видевшие. – «Порт вне Виалдиса, значит, бунтовщикам нужно привезти что-то ценное с Атора или из колоний. Наверняка наймут морехода неардо…».

Ганнон усмехнулся собственной вере в махинации южан. Он использовал эти предубеждения, чтобы обмануть людей Корба, а, выходит, и сам в них верил. Слуга Коула никогда не был к югу от гор. Он пытался узнать больше о жителях той страны, чтобы лучше притворяться одним из них. Но то, что не пригождалось в работе, быстро забывалось: неардо никогда не приняли бы его за своего, а для прочих жителей Деоруса…хватало и глупых предрассудков. Благо на севере имелось достаточно осевших «предателей крови», в которых от южан была одна только внешность. Всегда можно было притвориться одним из двух.

Боль в руке напомнила о страхе, от которого ненадолго удалось отвлечься. Одни опасности оставались позади, но дома ждали новые. Впрочем, с заданием он справился, и хозяин должен быть доволен.

«Хорошо бы и правда оказаться там, за горами, подальше от Коула, подальше от всех…» – мечтательно подумал юноша, но тут же отмахнулся от наивной надежды. Впереди лежала дорога в Виалдис, и было видно, как ее красноватый камень белеет, приближаясь к горизонту. Тут и там из земли торчали мельницы, жадно поглощавшие зерно из колоний.

Благородные Откликнувшиеся, что владели землей вдоль Тропы Легионера, должны были быть особенно бдительными: двор Избранника как раз возвращался в Виалдис после паломничества в Арватос и был сейчас в двух днях пешего хода отсюда. Ганнону предстояло обогнать медлительную процессию.

«А ведь еще нужно забрать подарок для друга.» – юноша вздохнул и отправился в путь.

Глава 1. Первый столб

Солнце клонилось к закату. Земли по обе стороны широкой, мощенной камнем дороги были изрезаны тропинками, вившимися между пастбищами, пашнями, садами и виноградниками. Тут и там, как грибы, торчали ветряные мельницы. Высокая трава колыхалась под порывами ветра, слышался низкий гул насекомых. Свежий бриз приободрил уставшего путника: он втянул тонким носом прохладный воздух, несший запах дома, запах моря, которого странник не видел уже много месяцев. Худой смуглый юноша остановился и прикрыл серые глаза. Он убрал черные кудри со вспотевшего лба и перевесил тяжелую сумку на другую сторону. Пришлось повозиться из-за шерстяного плаща с капюшоном, но плечо ныло уже почти так же невыносимо, как и стопы. Он чувствовал каждый камень сквозь тонкие сапоги и смог бы определить, что находится в одном дневном переходе от Белой столицы просто по цвету камней – ближе к городу они становились почти совсем белыми.

“Соберись, Ганнон: если будешь вот так стоять, то упадешь прямо здесь – надо идти”, – внушал сам себе странник. Но получалось не очень: силы были уже на исходе.

Окончательно отвлечься юноше помог гнус, поднявшийся из травы, как только юноша остановился. Спасаясь от надоедливых насекомых, он прибавил шагу и вскоре нагнал обоз, запряженный двумя волами. На телеге, склонив голову в соломенной шляпе, дремал торговец, в то время как два огромных белых быка продолжали тянуть вперед тяжело груженную повозку. Ганнон ускорился и обошел ее сбоку, благо дорога позволяла разъехаться трем таким. В повозке, помимо тканей и сундуков, были бочки с элем, амфоры с вином и даже несколько бутылей зеленого стекла из-за Двуцветных гор.

Начало темнеть, и на небе стали загораться первые звезды. Вуаль Молка сплошной непроницаемой завесой наползала на небосклон с востока, закрывая мелкие огоньки звезд, но не очертания двух лун. Селана ярко сияла голубым посреди черноты. Вторая луна, Валхра, еле выделялась бледным желтым пятном. Ганнон перевел взгляд с небесных светил вниз – на огоньки столбового постоялого двора, что маячили впереди. Сегодня был ровно год, как Валхра вспыхнула словно солнце, превратив ночь в день. Чего только не пророчили после этого невиданного зрелища: сошествие богов, вторжение демонов, исчезновение великого Шторма и то, что он расширится и поглотит острова-колонии. Но сменялись месяц за месяцем, ничего не происходило и тревожные разговоры становились все тише. Небосклон выглядел как ему и было должно в это время года

Чтобы отвлечься от боли в стопах, Ганнон вспоминал уроки астрономии, которые старый брат Боннар давал ему в те вечера, когда звезды успевали выглянуть до того, как монах засыпал в обнимку с кружкой эля. Селана на вуали, Валхра в бледной фазе, значит, скоро из-за Завесы появится Путеводная Звезда, начнется сезон Приливного Ветра, и корабли с зерном будут прибывать из Колоний быстрее. Юноша перешел небольшой каменный мост, что пересекал бурный приток реки Голоки. Кроме шума воды отчетливо различался звук невидимого в темноте, но находящегося явно где-то неподалеку водяного колеса. Когда Ганнон покидал родной город несколько месяцев назад, этой мельницы еще не было.

Ганнон поправил одежду так, чтобы не было видно спрятанного под ней кинжала. Должность позволяла ему наравне с благородными проносить оружие на столбовые дворы, но без необходимости раскрывать себя не стоило. В сгущающихся сумерках он прошел мимо деревянного столба в два человеческих роста высотой, отмечавшего дневной переход посланника. След от удара меча – отметка о давнем походе легионеров, вырезанная высоко на столбе, – был заботливо покрыт дорогим монастырским лаком. Юноша был высок, но все же его рост не дотягивал до одного рубба. А ведь легионер рубил на уровне груди. Ганнон сошел с дороги и по пологому склону добрался наконец до двери постоялого двора. Как только он открыл дверь, его встретили вырвавшиеся наружу дым лучин, грохот посуды, смех и песни. Ноздри наполнили ароматы еды и питья, и в них Ганнон четко уловил запах брухта, от которого сводило челюсть, а рот наполнялся слюной.

Юноша вошел в зал, поискал глазами фигурку священной коровы Адиссы сбоку от входа и провел пальцами по ее медной голове, отполированной до блеска многочисленными посетителями. Затем прошел вдоль стены из толстых бревен, мимо сундука для оружия – тот был пуст – и присел за свободный стол так, чтобы видеть вход.

В центре на почетных местах за столом со свечами сидели четверо гонцов. Двое уставших, но довольных парней передавали другим сумки и наставления. Рассказывали, от какого путевого столба шли и что видели на постоялых дворах. Их собеседники мрачно слушали и кивали. Вокруг стола вилось сразу несколько служанок, желающих первыми успеть обслужить гонцов, как только те закончат передавать дела. Хозяин – худощавый, лысый мужчина с висящими седыми усами – неодобрительно наблюдал за этим. Обделенные вниманием гости попроще – но не менее голодные – начинали серчать. Увидев нового гостя, одна из служанок отделилась от стайки и поспешила к Ганнону. На мгновение ее товарки остановились, провожая расторопную девушку завистливыми взглядами, но вскоре продолжили осаждать верную добычу.

– Добро пожаловать в Первый Столб, господин! Изволите позвать вашего сменщика? – спросила девушка. Она была стройной, ее черные волосы были разделены прямым пробором и собраны в две длинные тонкие косы. Живые карие глаза служанки ярко выделялись на бледном лице и с профессиональным любопытством осматривали одежду и сумки гостя.

– Не нужно… Как твое имя? – спросил Ганнон.

– Данора, господин.

– Данора, я не посланник, и сменщика у меня нет. – Говоря это, юноша по одной выкладывал на стол три маленькие круглые зеленые монеты с отверстиями в центре, чтобы заинтересовать ими разочарованную девушку. – Принеси мне Походную похлебку, только без капусты! И кружку эля. Трех тарсов хватит?

– Есть бочонок прекрасного эля с Атора, я спрошу хозяина, открыли ли уже… – произнесла девушка и повернулась было в сторону общей залы.

– Данора! – Ганнон остановил ее и поманил к себе. – Не надо островного – ни к чему мне такая редкость. Принеси местного, берегового.

После этих слов взгляд девушки потеплел, и наигранно гостеприимный тон сменился по-настоящему радушным.

– Добро пожаловать домой, господин! Вы ведь будете ночевать? Узнать про комнату? – затараторила она.

– Нет, общей залы мне хватит, спасибо, – ответил Ганнон.

Девушка протянула ему третью монету обратно, но юноша только махнул рукой. Благодарная служанка убежала выполнять заказ, а тем временем Ганнон осмотрел залу, быстро скользя взглядом по лицам остальных постояльцев: гонцы, пара торговцев зерном, священник в потертой белой рясе с золотой окантовкой и батраки с окрестных ферм, принадлежащих легионерам, хотя здесь их чаще называли Откликнувшимися. Он вернулся, и пора было снова привыкать к землям Виалдиса, упаси боги назвать его Тиарпором!

Спустя пару минут девушка показалась вновь: с подносом в руках, она ловко продвигалась между посетителями, направляясь к Ганнону. Но, не дойдя одного стола, отдала заказ торговцу зерном из Арватоса. Страждущий резко потянулся навстречу вожделенному напитку и чуть ли не выхватил деревянную кружку из рук служанки. Тучный мужчина, зажмурившись, поднес эль прямо к красному носу и жадно втянул воздух. Его лицо побледнело, глаза распахнулись.

– Что за дрянь! Молк вас забери… – торговец прикрыл рот и нос рукавом, другой рукой отодвигая кружку. Ганнон с нескрываемым весельем помахал рукой служанке:

– Кажется, это мой! Неси скорее!

Девушка быстро переставила кружки между столом торговца и своим подносом, и, неразборчиво пробормотав извинения, поспешила прочь от недовольного толстяка. Секунда, и заказ был на столе Ганнона: парящая миска с похлебкой и та самая кружка зеленоватого эля. Юноша взял ее обеими руками и, глянув в сторону неудачливого торговца, поднес напиток к самому носу и глубоко вдохнул. Аромат брухта было сложно представить человеку, которому посчастливилось не быть с ним знакомым: чаще его описывали как смесь рыбьей чешуи и горькой коры пустых кленов с Атора. Звучало мерзко, но для тех, кто вырос на побережье, где брухт добавляли в любую стряпню, запах был так привычен, что становился почти незаметным. Стоило же им попробовать еду через два-три столба от Белого Города, как отсутствие этого аромата давало о себе знать: вся еда казалась жителям побережья безвкусной и сладковатой.

Перевалило за полночь, и зал потихоньку пустел. Посланники-сменщики ушли первыми, доставлять письма. Один за другим они гладили Адиссу и покидали гостеприимные стены. Их коллег развели по комнатам служанки. Ганнон выбрал лавку в углу: она хоть и стояла подальше от очага, но зато можно было сложить вещи к стене и не переживать за них. Сон, после долгого перехода, пришел быстро.

***

Ранним утром – едва только взошло солнце – Ганнона разбудило кряхтение хозяина, ходившего по залу и наводившего порядок. Юноша резким движением сел на твердой лежанке, потянулся и растер затекшую поясницу. Хозяин обернулся на звуки и коротко кивнул гостю:

– Доброе утро, господин.

– Доброе, один трудишься? – Ганнон зевнул. – А что помощницы твои?

– Да! – Хозяин только раздраженно махнул рукой – Не до того им, видишь ли… Выгнать бы в чем есть наружу, да посланников трогать не дозволено…

– Ну не вечно же им тут быть, пора и о будущем подумать. – Ганнон взял протянутую трактирщиком кружку воды и отхлебнул. – Хорошие мужья – посланники. Недалекие, деньги получают большие и не тратят, пока заняты. Не пьют, пока работают, а потом, как ноги уже не те, – на покой.

– Ха, не пьют, пока работают! – Мужчина глянул на бочонки, сложенные в дальнем углу. – Зато потом наверстывают! Некоторые за пару лет до смерти спиваются.

– Ну, так тоже неплохо, хозяин. – Юноша улыбнулся – Не все ж деньги пропить успеет, особенно если припрятать: писать-считать они не умеют.

– Хах, ну так-то, половина торговок, у которых я закупаюсь, – вдовы посланников. – Трактирщик провел рукой по усам, задумавшись. – Почтенные дамы они в Виалдисе…

– Ну вот и не обижай своих: повезет, так потом цены задирать не будут. – Ганнон закинул сумку на плечо, накренившись под ее тяжестью, но быстро восстановил равновесие. – Боги в помощь.

– Боги в помощь, – машинально ответил хозяин и, прислушавшись, добавил: – Но помощь не всегда бесплатная.

– Неужто ты усомнился в чистоте бело-золотых? – Ганнон сделал акцент на последнем слове.

– Хах, хм-м, боги в помощь тебе, господин, – повторил трактирщик, повернулся спиной и ушел вглубь зала, явно не желая продолжать разговор.

Юноша провел указательным и средним пальцами по спине Адиссы и начал открывать дверь, но помедлил, зажмурившись от света. С улицы донеслись крики.

Снаружи жрец в белом с золотой оторочкой одеянии служителя Ихариона яростно с кем-то спорил о цене Посвящения ребенка. Ганнон решил пока не показываться и, глянув на фигурку коровы, вздохнул и сделал один шажок за порог, уперевшись в дверь. Так он был не в доме, но все еще скрыт от наблюдателей, что стояли снаружи. О том, как это выглядело изнутри таверны, юноша предпочитал не думать.

Напротив жреца стоял рослый мужчина, седой, но с прямой спиной и широкими плечами. Он слушал, сложив руки на груди, легкая улыбка усиливала морщинки, белой сеткой покрывавшие смуглое от загара лицо. Позади него стояли двое: молодой мужчина и совсем еще паренек, едва отрастивший первые усы. Братья, не иначе: у обоих кудрявые светлые волосы и глаза серые, как у отца. Хотя нет, младший был голубоглазым.

Все трое были одеты в практичную темную одежду, а отец и старший сын еще и в плащи-пенулы: серо-зеленого морского цвета, закрывавшие грудь и скрепленные на левом плече застежками с гербом благородного дома – Откликнувшиеся Морского Легиона. Лицо старшего сына уже было тронуто ветрами, на поясе висел короткий широкий меч, у его отца – такой же, но с богато украшенным эфесом. Парням не удавалось хранить то же спокойствие, что и главе семейства: слушая самозабвенную речь жреца, они то и дело переглядывались, посмеивались и закатывали глаза.

– …в святом Арватосе и на всех Ступенях проводил я этот обряд, – священник едва заметно помедлил, – благородный господин, и пожертвование, установленное эдиктами Белого Совета, не подлежит обсуждению. Никто из благородных: ни Слышавшие, ни даже Видевшие не позволяли себе торговаться со слугой Ихариона, – он возвысил голос, – Отца Ангелов и Солнца. И чтобы Кл… – тут жрец осекся.

Младший сын легионера широко раскрыл глаза, от резкого выдоха расширились ноздри. Отец, не оборачиваясь, взял старшего за плечо и хорошенько сжал. Рука сына застыла, едва начав путь к рукояти меча.

– От-клик-нувшиеся, – медленно произнес старый моряк, – не уступают благородством остальным домам Деоруса, святой отец. – Лицо и голос его оставались спокойными, но в глазах появились холодные огоньки. – И мы не оспариваем цену в серебре – только в куруме.

– Один тан на один лан, какие тут вопросы?.. – проворчал священник, не отводя взгляда. Ганнон про себя отметил, что жрец не лишен мужества.

– Да, так написано в… – заговорил было младший сын, но отец резко прервал его пощечиной.

– Тихо! Не в кирасе еще, чтобы мне перечить! – прикрикнул отец, встряхивая ладонь. Бедняга-сын отошел на шаг, склонив голову и не смея притронуться к щеке, пока глава семьи не отвернулся. Старший брат сжал губы, но промолчал.

– Скажите, святой отец, а куда вы держите путь после нас? – как ни в чем не бывало спросил старый легионер.

– Хм, очевидно, что направляюсь я в Тиарпор… – Жрец почувствовал, что его завлекают в ловушку.

– В Виал’дис, кхм, то есть в Белый Город. – Мужчина на секунду перешел на береговой говор. – Отлично! – Он улыбнулся. – Знаете что, негоже нам спорить из-за цен, да тем более с Белым Советом. Мы заплатим серебром – столько, сколько написано, чтобы уж точно – пять ланов.

В ответ на это жрец только закрыл глаза и громко выдохнул: с эдиктами он спорить не мог.

–…ну или четыре тана, как я и предлагал. В Белом Городе еще ждут приливной ветер… – продолжил легионер.

– И у вас еще осталось серебро, не всё курум?

– Найдется, святой отец.

– Селана велит нам быть смиренными, – со все еще закрытыми глазами проговорил жрец, подставив ладонь.

– А Гартола – благодарными, – произнес старый моряк и положил в протянутую руку четыре крупных зеленых кругляша с квадратными отверстиями в центре.

Священник взял монеты, повернулся и пошел в сторону дороги. Трое Откликнувшихся смотрели ему вслед. Жрец направился к своей повозке. Проходя мимо столба, он сплюнул, почти замарав основание. В этот раз к мечу потянулась уже рука отца. Впрочем, он быстро подавил вспышку гнева.

– Отец, это уже слишком! – воскликнул старший сын, которому хватило ума подождать до конца разговора. От злости молодой легионер аж раскраснелся. – Вы же слышали: он хотел назвать нас Кликой!

– Ты уже в кирасе, но за Посвящение твоего сына платить нам с матерью, так что не учи меня, – яростно прошептал отец. – И не кричи: нас могут услышать.

Ганнон, не показывавшийся из-за приоткрытой двери, одобрительно кивнул. Легионер же продолжал наставлять своих отпрысков:

– Мы получили, что хотели, а связываться с церковником из Арватоса опасно, даже тут.

– Белый жрец – не Черный, кровь течет… – тут пощечина досталась и старшему сыну. Он отошел, держась за щеку.

– Не поминай их всуе, никогда, слышишь?! Одно дело поглумиться над алчностью Белого, но богохульства я не потерплю. – Воин впервые за все время разговора по-настоящему вышел из себя. – Это основы мира!

– Я и не… – начал было оправдываться молодой человек, но, встретив разъяренный взгляд отца, покорно умолк. Старик вздохнул и позволил себе немного ссутулить плечи.

– Понял я, о чем ты говорил. За предложение пустить кровь Белому тебе бы еще отвесить, но он и правда чуть не оплевал столб, так что ты отделался одной.

Ганнон раскачался на одной ноге так, чтобы со стороны казалось, что он выходит из глубины комнаты, а не с порога.

–…в помощь тебе, хозяин – громко проговорил он, обернувшись, как будто прощаясь с трактирщиком. Трое Откликнувшихся резко повернулись в его сторону. Юноша изобразил смущение и испуг от неожиданного внимания, почтительно склонил голову и опустил глаза.

– Доброго дня, почтенные, – сказал Ганнон, глядя в землю и немного картавя на манер жителя Неардора, благо смуглая кожа и темные волосы позволяли сойти за путешественника из-за Гор. – Далеко ли отсюда до Тиарпора? – Как и жрец, он использовал старое имя торговой столицы.

Легионеры, застигнутые его выходом врасплох, немного расслабились. Отец все же смерил чужака подозрительным взглядом. Старший сын немного поежился от звука «р» в названии города. Слово взял любопытный младший:

– Доброго дня, господин! Ой, то есть почтенный. До города совсем недалеко: один столбовой переход, но он самый короткий, потому что первый, он не равен дневному переходу по самой дороге от первого до второго столба… – зачастил паренек. Старший брат заулыбался, а отец прикрыл глаза, взявшись двумя пальцами за переносицу.

– Книгочей наш хочет сказать, что за полдня дойдешь, – прервал он младшего сына. – Скажи, почтенный, ты посланник?

«Не верит, что я чужеземец. Решил, что донесу за яму на его участке дороги», – подумал Ганнон, поправляя тяжелую сумку. Вместо ответа он сделал шаг вперед и, прищурившись, посмотрел на застежку плаща.

– Дом Лизарис, «Сквозь волны и шторма», – быстро прочитал он вслух мелкие буквы. И будто невзначай поинтересовался: – Ваши земли у Каменной Реки? – Так иногда называли великую дорогу между двумя крупнейшими городами.

Старый воин, избавленный от подозрений, ответил чуть более мягким голосом:

– Да, несколько лиг Тропы Легионера между первым и вторым столбом. Как твое путешествие?

– Благодарю, почтенный, спокойное и ровное.

От своей повозки к ним возвращался жрец. Он, наконец, откопал в большом ворохе вещей на телеге принадлежности, нужные для обряда. Ганнон увидел, что внимание мужчин переключилось на священника, но не хотел выдавать, что слышал их разговор. Он продолжил смотреть на своих собеседников, изобразив легкое недоумение. Первым на него снова обратил внимание младший:

– Господин… почтенный, вы должны нас простить: тут наш, ну, мой племянник, сын брата, – он махнул рукой в его сторону, – ждет Посвящения, а это – тот священник, которого ждем мы.

– Примите поздравления. – Ганнон приложил правую руку к груди и поклонился, все еще изображая иноземца. – Я пойду своей дорогой.

– Да, боги в помощь, – резко бросил отец, не отводя взгляда от переваливающегося священника. Его старший сын улыбнулся и кивнул в ответ на поздравления, а младший неловко повторил поклон за Ганноном.

Юноша повернулся и быстрым шагом направился к дороге. Через минуту он уже одолел подъем, и перед ним открылся вид на великий город. Широкая дорога под его ногами – мощенная камнем, выбеленным морским ветром, – уходила вдаль до огромных южных Зерновых врат. Мощные стены защищали со стороны земли город, раскинувшийся вдоль морского побережья. К западу от города – на холме – возвышался гигантский маяк, служивший домом Морскому Легиону. Рядом с ним швартовались боевые триремы. Отдельная небольшая бухта, оборудованная под причал всего лишь одного громадного корабля, сейчас пустовала.

На востоке, бросая вызов маяку, на скалистом берегу моря стоял родовой замок правителей Деоруса, который служил еще и твердыней для Откликнувшихся из Земного Легиона. У подножия замка протекала река Голока, разделяя город надвое. Устье реки как будто пробили в белых прибрежных скалах. Местные верили, что так оно и было во времена богов.