Изгой

Хворост сразу исчез в красных языках огня. Сухие прутья часто щелкали, словно мелкие камешки под копытами тяжелого коня. От перегретой за день земли тянуло сухим теплом. Олег сидел перед огнем, сгорбившись, как старик, что-то чертил прутиком на земле.

Скиф придирчиво осмотрел коней, пучком травы потер бока, стреножил, поискал, чем бы еще заняться, но не нашел и, помывшись в ледяной воде, вернулся к костру.

Его красноголовый спутник поднял с земли засохший листок. Зеленые глаза всматривались долго и внимательно. Скифу почудилось, что Олег видит перед собой необъятную карту, по которой несутся конные войска, где горят города и веси, а в соседних землях ничего не подозревающие земледельцы убирают урожай.

Он не выдержал, спросил с насмешкой:

– Лечебная?

– Разрыв-траву, – ответил Олег все так же замедленно, словно засыпал или разговаривал еще с тремя невидимыми собеседниками, – называют еще спрыг-травой или скакун-травой… Когда засуха или что еще, она передвигается с места на место. Не так, как перекати-поле, а медленнее…

– Как вьюнок?

– Быстрее, – ответил Олег равнодушно, глаза смотрели уже не на траву, а в костер. Что-то видел, судя по том, как слегка поворачивались глазные яблоки, – быстрее… как жаба.

– Ну и что? – спросил Скиф уже раздраженно. – Сидеть среди поля и смотреть, вдруг какая трава поползет? Жизни не хватит! Это ж трава редкая?

– Редкая.

– Ну вот!

– Ее можно заметить издали, – пояснил Олег равнодушно. – Где она идет, там лопаются деревья… если наткнется, конечно. Даже камни – вщент, скалу в состоянии расколоть, если та окажется на дороге. Да и на тебя, если наползет спящего… гм…

За спинами раздался жуткий хруст. Скиф в испуге подпрыгнул, обернулся, рука на рукояти топора. Конь Олега выдвинулся из кустов, блеснули огромные зубы, бодро поедает молодые веточки. Так и кажется, что вот-вот схватит за плечо могучими челюстями.

Когда Скиф оглянулся во второй раз, ближайшие кусты уже словно ножом срезало, из земли торчат белые расщепленные прутья, а конь как ни в чем ни бывало сжирает соседний кустарник. Жрет, как траву, а то время как его конь, а у него хороший конь, деликатно срывает только самые сочные верхушки трав.

– Что у тебя за зверь? – пробормотал он. – Не понимаю.

– Конь? – переспросил Олег рассеянно. – Да так… Просто конь.

– Ничего себе просто! У меня не такой.

– Мы все не такие, – ответил Олег. – Мы все разные… Эх, как найти это счастье для всех! Одинаковое.

Он зачем-то перекладывал щепочки, сухие палочки, мелкие камешки. Скиф решил, что странный друг занимается колдовством, насторожился, колдунов никто не любит, но Олег, оказывается, просто строил преграды для ползущего червяка. Тот старательно выгибал спинку, полз, потом натыкался головой на препятствие и, если прутик оказывался мал, переползал, а если прутик оказывался выше, чем хотелось червяку, он разворачивался и полз в другую сторону, хотя с легкостью мог бы переползти и этот, ведь такие же точно червячки взбираются даже по дереву на самые вершины.

Скиф смотрел-смотрел, начал фыркать, тоже мне забава для взрослого сильного мужчины. Да еще для такого, который в состоянии поднять дубовую лавку и швырнуть через всю корчму! Не утерпел, поинтересовался:

– Что ты делаешь?

– Наблюдаю, – ответил Олег.

Он даже не повернул головы, пальцы на ощупь подобрали прутик потолще.

– За червяком?

– Да.

– А люди разве не интереснее?

– Есть общая основа, – ответил Олег кротко. – Мы все из одного и того же мяса. Да, все! Будь это жалкие червячки, гордые орлы, холодные рыбы или отважные и мудрые тцары. На всех нас одинаково действует солнце, дождь, холод… Всех нас одинаково тянет к женщинам, всеми нами владеют одинаковые страсти, все мы в дождь хотим спать, а весной нас всех одолевает бешеная страсть к размножению. На нас всех действует солнце на ясном небе и за тучами, нас подталкивают к неким движениям луна и звезды, нами руководит как затишье перед бурей, так и само посребурье… По червяку я могу предсказать и тебя.

Скиф отшатнулся. Олег раздвинул прутики, освобожденный червяк пополз в сторону деревьев, так и не поняв, что за высшая сила то мешала ему достичь цели, возможно – Высшей Цели, а потом вдруг вняла его молитвам или обетам и разом сняла все преграды.

– Это было оскорбление? – спросил Скиф с вызовом.

Олег поднял голову. Глаза такие удивленные, что Скифу стало стыдно. Однако волхв задумался, на лбу морщинки, сказал с некоторым удивлением:

– Оскорбление… Какое обыденное слово! И как часто люди прибегают к этим… оскорблениям. Странно, я за всю жизнь так никого и не… Не понимаю. Почему бы это?

Он умолк, на лбу морщины стали глубже. Скифу стало настолько не по себе, что снизу вдруг остро начали колоть сучья, от земли потянуло могильным холодом. Олег поднялся, нарубил веток, бросил у костра.

– Поспи. Сейчас ночи короткие.

Но сам остался сидеть у костра. Перед глазами все еще пресмыкалось жалкое тельце червячка. Неужели верно, как говорят старики, что если знать, когда и в какой час ты родился, то судьбу твою можно рассказать наперед?

Глава 3

Сквозь сон он услышал тревожное конское ржание. Мгновенно вскочил, топор в одной руке, вторая на ощупь искала несуществующий щит, сна уже ни в одном глазу, сердце колотится, нагнетая кровь в мускулы.

Рассвет осветлил восточную часть неба, но темная земля такая же черная, какой была ночь. Олег приподнялся на локте, задумчиво смотрел в подернутые серым пеплом багровые угли. Скиф спросил зло:

– Чего твое животное ржет?

– Сюда едут, – сообщил Олег.

– Откуда знаешь?

– Сам послушай.

Зевая, он вытащил из-под головы походный мешок. Глаза Скифа округлились, когда красноголовый вытащил могучий лук, толстый, составной, блестящий от частого употребления.

Так же неспешно Олег выудил два темных мотка, брезгливо потыкал в них пальцем, один забросил обратно, второй размотал, накинул петельку на рог, упер лук рогом в землю… так сперва показалось Скифу, но потом обнаружил, что упер в камень, и не зря, как оказалось. Лицо Олега покраснело, под волчовкой вздулись бугры, словно проступили каменные валуны.

Накинув петлю и на второй рог, он щелкнул пальцем по туго натянутой тетиве, прислушался.

– Гм, – сказал он разочарованно, – струна как струна! Не понимаю…

– Чего?

– Да как эти певцы различают?.. Я только и слышу, что одна громче, другая – тише…

Не торопясь, он высыпал из тулы стрелы. Скиф впервые видел такие длинные и толстые, больше похожие на короткие дротики. И только сейчас уловил быстро приближающийся стук копыт. В их сторону, судя по грохоту, несется не меньше десятка человек.

Скиф торопливо поймал коня, понял, что оседлать не успеет, беспомощно оглянулся на Олега.

– Может, в лес?

– Зачем?

– Всадникам там труднее.

– Да какой это лес, – ответил Олег брезгливо. – Насквозь все видно.

Из утреннего тумана вынырнули скачущие всадники. Конские тела блестели от пота, но еще ярче блестел меч в руке у каждого. Скиф посмотрел на их лица, и сердце дрогнуло. Олег посуровел, в зеленых глазах вспыхнула мрачная угроза, а пальцы нащупали стрелы. Похоже, успел подумать Скиф, красноголовому волхву тоже ясно, что этим не нужны ни рабы, ни пленники. Хотя такой мог понять как-то и по стуку копыт. Говорят, есть такие, могут рассказать по конскому топоту все, даже кто когда родился…

Скиф не успел подумать, что могут рассказать ветераны про него самого, в руках красноволосого на древко лука легла стрела с белым оперением. Звонко вжикнуло. Потом щелчки слились в непрерывный звон. Всадники налетели с поднятыми мечами. Скиф закричал, ярость ударила в голову, его метнуло навстречу, топор ударился о меч, звон еще не утих, а лезвие рассекло плоть, тело развернулось, топор отразил удар, снова звук рассекаемого мяса и хруст костей…

Страшно ржали кони, кричали люди. Вдруг лезвие его топора бесцельно рассекло воздух. Он едва не упал от удара, ощутил, что бешено вертится один среди трупов и двух умирающих коней. Остальные кони отбежали, волоча поводья. На земле корчатся раненые, но больше тех, кто распластался или скрючился в неподвижности… Страшно пахнет горелым мясом.

Огляделся, не веря себе, глаза горят бешенством, кровь носится по телу, как заяц по комнате. Пространство вокруг костра в трупах, один рухнул на угли, горит одежда, а обгорелая плоть источает сизо-черный дымок.

Олег отшвырнул меч, весь по рукоять в крови. Лук в сторонке, стрел ни одной. Покачал головой, вместо меча подобрал топор и пошел высвобождать стрелы с дорогими наконечниками.

Скиф наконец проговорил с удивлением:

– Ровно десять человек!.. И ни один не ушел.

– Да, – согласился Олег. – А могли бы. Они на конях, мы – пешие.

У их ног раскинулся на спине, раскинув руки, красивый черноусый воин. Стрела торчала из правой глазницы. Скиф поежился, когда Олег попытался высвободить стрелу, та не поддавалась, тогда он хладнокровно расколол череп, выдернул стрелу и одним движением швырнул в родник.

– Да я не о том! – заорал Скиф ликующе. – Ты еще не понял?

– Чего?

– Да мы же их побили! Их было десятеро!.. А нас?

Олег буркнул:

– Их было всего десятеро.

Он перевернул на спину всадника, которого явно сразил первым. Тот лежал дальше всех, стрела ударила в горло, проломила кадык и сломала шейные позвонки. В отличие от других, был он немолод, без доспехов, а на поясе при движении зазвенели обереги, амулеты. На груди, тоже на цепочке блестит, затейливый амулет.

Олег пошарил в сумке, нахмурился, вытряхнул все на землю. Скиф с отвращением уставился на вырезанные из дерева и камня фигурки людей и животных, всякие блестящие камешки, связку высохших лапок лягушек, россыпь сорванных с покойников ногтей. Как всякий честный воин, он ненавидел и боялся колдунов.

– Странно, – произнес Олег.

– Что?

– Почему не воспользовался магией?

Скиф удивился:

– Когда бы успел? Ты ж его первым…

– Все равно, – заметил Олег. – Не понимаю.

– Да он просто ничего не успел!

– Должен был успеть, – сказал Олег трезво. – Это недолго. Как только увидел, что я натягиваю лук, должен был защиту… Это проще всего.

Скиф махнул рукой:

– Нашел над чем ломать голову! А то, что они совсем не собирались начинать с ругани, привычной брани, угроз, приказаний бросить оружие и стать покорно на колени? Им не нужны были ни рабы, ни пленники, они сразу неслись, чтобы нас убить!

– Да, – сказал Олег. Он ощутил, что отвлекается от чего-то важного, но решил вернуться позже, чтобы обдумать глубже. – Да, у них была ясная цель. Заранее обговоренная. Если пошаришь хорошенько по карманам, то узнаешь, во сколько нас оценили.

Скиф с энтузиазмом вытряхивал и карманы, и мешки, вскрывал даже седла, куда многие прячут золотые монеты. Когда он вытряхнул на землю все собранное, у Олега распахнулись глаза, он даже забыл, что собирался обдумать нечто важное.

– Кто-то очень тебя не любит, – сказал он пораженно. – Я б за тебя столько не дал!

Скиф сам с удивлением смотрел на горку золотых и серебряных монет. Наконец в глазах блеснула гордость.

– А почему и нет? Ты посмотри, эти десять наглецов разлеглись в собственной крови! Следующим должны заплатить больше!

Олег пробормотал:

– Странно, все-таки странно…

В глазах убитого колдуна застыл не ужас, что было бы естественно, а почему-то безмерное удивление.

Скиф сказал с нервным смешком и в то же время с гордостью:

– Не думал, что за мной пошлет… колдуна.

Олег смолчал. В груди растекался жуткий холод. Чтобы прихлопнуть комара – не бьют со всей дури дубиной. А Скиф для повелителей мира – еще меньше комара. Но вот он, Олег…

Олег принял как должное, что коней оседлал, а ему даже подвел сам тцарский сын. В седло взобрался с таким видом, словно с тяжелым мешком за плечами поднялся на тяжелую гору. Лицо хмурое, зеленые глаза потемнели. Если присмотреться, там, в глубине, двигаются тучи, поблескивают молнии, виден отблеск далеких пожаров.

По утренней прохладе кони пошли резво, игриво. Дорога постепенно понижалась, слева медленно начала вырастать из земли пологая и каменистая возвышенность, но так медленно, неспешно, что на нее не обращали внимания, пока не превратилась в нагромождение камней, скал, исполинских валунов, что дивным образом держатся друг на друге, образуя целые столбы.

Скиф все чаще посматривал на Олега, поинтересовался:

– Говорят, легче найти золотой самородок с конскую голову, чем хоть самую завалящую истину. Верно?

– Наверное…

– А ты находил?

– Самородки?

– Да нет, истины.

Олег горько усмехнулся:

– Пока только самые расхожие…

– Это какие?

– Ты их хорошо знаешь. Если голова болит, значит, она есть. Утро вечера дряннее. Человек может все, пока не начинает что-то делать… Достаточно?

Скиф кивнул.

– Да, для этого надо было стать мудрецом, чтобы такое изречь… Мне чудится, что дерешься ты все-таки лучше, чем мыслишь.

Олег промолчал, глаза были устремлены поверх конских ушей. Слева поднялась желтая, как медовые соты, гора. Скиф дивился: гора кажется слоеным пирогом. Только в пироге от силы три-пять слоев, а здесь сотни, и все так четко отделены друг от друга, что просто непонятно, зачем боги проделали такую дивную работу, а потом все бросили. А эта гора лишь кусок от слоеного пирога, срезанного грубо и небрежно, крошки осыпались на землю, но там, к счастью, ветер раздробил в пыль и разметал без следа, коням не помеха.

Стук копыт звонко отдавался в тиши. Гора нависала странная и загадочная, Скиф запрокидывал голову и напряженно всматривался. Чудилось, что едут либо внутри гигантского дупла окаменевшего дерева, либо вдоль гигантского разлома дерева. Те же слои волокон, те же трубочки, по которым вода поднимается из темных глубин до самых кончиков листьев. Даже запах почти древесный, только окаменевше-древесный, и страшно представить, какие жуки могут выползти из этого ствола…

Он зябко передернул плечами. Ветром кое-где на волокна забросило пыль, утренняя влага смочила, и вот уже упорная зелень вцепляется, пробует протиснуться в глубь трещин, расшатать, расширить нишу…

А вот дальше вообще каменный ствол покорежен исполинским, размером в три дворца куявского тцара, наплывом на этом странном дереве: кольца покручены, сдавлены, словно их внезапно завертел магический вихрь и так же внезапно покинул. Здесь даже гора крепче, камень не поддался ветру, палящему солнцу и морозам, зелень не вцепилась, не сумела.

А внизу ровная, как подметенный хорошей хозяйкой пол, земля. Если и встретится где упавший камень, то это один-единственный на версту чистой дороги. По спине Скифа пробежал озноб. Он спросил охрипшим от волнения голосом:

– Что это? Окаменевшая гора? Или гора, что пыталась стать городом?

Олег буркнул:

– Да, такое встречается. Старики говорят, что в таких жили… да и сейчас кое-где живут, подземные люди.

– Гномы?

– Да нет, просто подземные. Они из тех, кто пережил потоп, спрятавшись в горах. Не на горных вершинах, как другие, а внутри гор. Когда вода поднялась, они просто замуровали входы, вот и все.

– И там остались?

– Да нет, иногда выходят. В безлунные ночи. Им даже свет звезд кажется ярким. Им лучше всего в дождливые ночи.

Скиф сказал взволнованно:

– Да-да! Я столько о них слышал!.. Но увидеть бы хоть раз… Говорят, они знают все земные сокровища…

– Все никто не знает, – ответил Олег хладнокровно. – И вообще, это все басни про потоп. Нет, потоп, конечно же, был, но эти подземники вовсе не прятались от потопа. Они там уже давно. Просто когда первая женщина, Евой ее звали, купала в реке детей, бог пришел, поинтересовался, всех ли уже искупала, а ей стыдно стало признаться, что проспала и половину еще не выкупала, где-то в кустах играются, вот и брякнула, что да, всех! Вот, мол, посмотри, какие чистенькие да вымытые! Бог кивнул, сказал, так тому и быть, ушел. А она обнаружила, что у нее остались только те, которых она показала богу.

– А куда же делись остальные? Бог их убил?

– Да нет, я ж говорю, что от них и пошли те, что живут глубоко под землей.

Небо было густо-синее, непривычно яркое и насыщенное, но дальше к горизонту постепенно размывалось в голубизну, а над самой кромкой земли превращалось в почти белое. Скиф с трепетом в сердце смотрел, как в этой синеве гордо поднимается оранжевый замок-крепость, огромный, построенный на вершине горы, которая сама охотно стала продолжением замка: такая же оранжевая, прокаленная солнцем, с красиво выступающими ребрами скал, уступами и карнизами.

И не сразу волхв уверил его, что этот величественный и тщательно построенный и украшенный замок, с его сторожевыми башенками и выровненной зубчатой стеной, из-за которой так удобно стрелять из луков, – всего лишь любовная шутка ливней и ветра. Или же однажды боги начали строить это чудо, но так и не закончили. Замок снаружи – прекрасный замок, но внутри сплошная скала, там нет пустоты, чтобы поместиться даже муравью.

У молодых гор, подумал он, своя красота, гордая и слегка надменная, даже задиристая, зато старые горы, как вот эти, полны тайн, изрыты норами, а сами норы ведут в такие сказочные пещеры, что только рот распахиваешь от изумления: целые города с их высокими домами можно поместить в уголке таких пещер, а те и не заметят пришельцев.

Однажды, вспомнил он, как-то пробирался по такой пещере несколько недель, а она все не кончалась, переходила из одного сказочно прекрасного зала с блистающими самоцветами в стенах в другой, еще прекраснее, чудеснее, сказочнее… Когда он наконец выбрался на поверхность, яркий солнечный мир показался серым и бесцветным.

Скиф вздрогнул, когда Олег вдруг вышел из задумчивости и спросил обыденным тоном:

– А почему не вернешься в Артанию?

– Зачем?

– Но там… гм… твои наследственные земли.

Скиф помрачнел.

– Если бы, – вырвалось у него. – Была бы у меня мощь Артании, я бы пронесся с войском по землям Миш, вбил бы копытами в пыль все их жалкое войско!.. И самого Агафирса в придачу! Я бы… Я бы…

Олег поинтересовался:

– А что там случилось?

Скиф ответил зло:

– То, что и должно было случиться. Колоксай однажды ушел в странствия с каким-то бродягой-мудрецом… попался бы мне этот мудрец…

– И что бы? – полюбопытствовал Олег.

– Я бы выпустил из него все кишки и набил бы живот камнями! А кишки развесил бы на деревьях!.. Я бы его сжег живьем, отрубил голову, а потом бы повесил!.. Словом, Колоксай оставил вместо себя верного человека, Миротворца. Тот правил мудро, а трон хранил за Колоксаем, ждал его возвращения. Но Колоксая все не было, а Миротворца однажды серьезно ранили… Да нет, не в пьяном застолье. Его Миротворцем прозвали потому, что после того, как он пройдет где со своим огромным топором, там сразу становилось тихо и мирно… Он даже расширил Артанию почти вдвое. Но рана оказалась чересчур тяжелой…

Олег догадался:

– Наследники?

– Да, – прорычал Скиф с ненавистью. – У Миротворца было семь сыновей! Как они еще не передрались, ума не приложу. Наверное, умирающий отец как-то сумел этих шакалов усмирить. В общем, теперь там правит старший. Братья присягнули в верности… Словом, там теперь другие правители. Артания – это моя другая боль. Когда-то надо будет вернуть себе эти земли.

Некоторое время ехали молча. У Олега на лбу собрались морщинки, а когда заговорил, в голосе звучало напряжение, словно решалась судьба мира:

– А что для тебя важнее? Отомстить за гибель отца или вернуть Артанию? Хотя, если честно, на Артанию точно такие же права у Агафирса с Гелоном.

Скиф зарычал:

– Никаких прав!.. Ну и что, если они тоже сыновья Колоксая? Только я верен памяти отца, только я взялся отомстить за его подлое убийство! Не говоря уже о том, что у Агафирса есть земли Миш, а у Гелона – целая Гелония!.. Моя Артания, только моя!.. Никому не отдам, а кто лишь посмотрит в ее сторону – глотку разорву!

Он поперхнулся от душившей его ненависти. Олег с трудом оторвал взгляд от красного, как железо, в горне лица. Еще одна загадка… Почему люди все-таки готовы вылезти из теплого угла и пойти совершать дело, от которого ничего, кроме неприятностей? Поняв это, можно двигать целыми народами…

Глава 4

Он помнил, что крохотная и неприметная страна Миш как-то незаметно стала могучей и свирепой. Агафирс велел заменить нелепые мечи на топоры, он сам выковал первый боевой образец, опробовал в схватках, а затем вооружил всю конницу. Его войско тоже стали называть народом боевых топоров. Сам народ на севере занимался хлебопашеством, а в южной части гоняли стада, там Агафирс из кочевников создал крепкие конные отряды, а потом и часть землепашцев посадил на коней.

Последних сделал ядром, ибо тяжелые рослые кони землепашцев не годились для набегов, зато об их сплоченные отряды, как волна о берег, разбивалась легкая конница противница. Когда бой закипал, тогда снова налетала своя легкоконная, разили издали стрелами, а затем приходил черед знаменитых топоров, из-за которых вскоре всю страну Миш, а потом Агафирсию начала называть страной боевых топоров.

За короткий срок он разгромил все мелкие княжества, казнил удельных владык, а в крепостях поставил своих людей, к ним же приставил тайных соглядатаев. Так, по крайней мере, говорили о нем, во всяком случае, его власть выглядела незыблемой, но сам он не проводил время в молодецких забавах, на пирах да соколиной охоте, как ожидали от молодого сильного тцара.

При имени Агафирс у всякого перед глазами вставало зрелище горящих городов, звучали крики, звон железа, стук стрел, дикое ржание боевых коней.

И вот теперь, судя по всему, Скифу придется перейти дорогу грозному Агафирсу…

Солнце, за день пути превращаясь из раскаленного оранжевого комка металла в огромный багровый шар, медленно опускалось к краю земли. Кони ступали медленно, Скиф клевал носом, иногда наклонялся так низко, что тыкался лицом в конскую гриву. Воздух был неподвижный, тихий, пахло сочными травами, цветами, а толстые шмели все еще бороздили с грозным гулом теплый и густой, как парное молоко, воздух.

Олег посматривал на этот странный багровый шар, снова и снова замечал на нем пятна, похожие на ржавчину, видел сияющие выступы… или это огненные вихрики? Заходящее солнце чем-то похоже на полную луну, но с той лишь разницей, что на луне всегда можно рассмотреть эти пятна, а на солнце утром или днем в упор не посмотришь, как смотрит он сейчас…

Сердце тревожно и радостно стукнуло. Он еще не понял, в чем дело, но сонные медленные мысли, что похожи на лениво плывущие облака в спокойном небе, задвигались хаотично, как головастики в теплой воде, стараясь не упустить мелькнувшую лакомую добычу. Ну-ну, хватай ускользающую мысль, все важные мысли почему-то ускользают, а ленивые и тупые лежат под ногами, натыкаешься то и дело… Итак, утром солнце поднимается как белый раскаленный комок металла, только что вынутый из небесной кузницы, затем постепенно начинает остывать, зато нагревается внизу земля, солнце же становится оранжевым…

Дальше, сказал он себе, дальше! А дальше, подсказала услужливая мысль, солнце остывает еще и еще, становясь красным. Ага, красным. Затем к вечеру уже совсем багровое, как всякое остывающее железо… Так-так, тащи мысль дальше: когда остынет еще, то и багровость уйдет… солнце станет черным! И вот оно, не останавливаясь, пойдет через страшный подземный мир, пойдет черное и страшное, пойдет в другую сторону, пойдет, пойдет, уже с запада на восток пойдет…

Скиф прислушался, сказал с беспокойством:

– За нами погоня!

Олег, раздраженный, что глупую мысль никто и никогда не прерывает, хотя глупые мысли так и лезут, зато умную перебьет всякий, буркнул:

– Да.

– Что «да»?

– Погоня, да.

Скиф посмотрел с подозрением в неподвижное лицо этого странного человека.

– Тебя это не тревожит?

Олег рассерженно проворчал:

– Зачем беспокоиться по мелочам? Есть дела поважнее. Мой чалый что-то прихрамывает. То ли ногу сбил, то ли колючка… Как думаешь?

– Прикидывается, – ответил Скиф зло. – Я и то заметил, что у тебя конь – хитрюга. Ты на звезды смотришь очень часто, а что под тобой – хоть иногда замечешь?

– Подо мной седло, – ответил Олег рассеянно. Он коснулся пальцами луки седла. – Эт седло…

Скиф с подозрением всматривался в его лицо, но странный человек в самом деле углубился в думы, будто погоня и не погоня вовсе, а так, пустячок вроде каркающей вороны. На самом же деле в том отряде, судя по облачку пыли, не меньше чем полсотни человек.

Они проехали в прохладной тени высокой горы, тут же опалило зноем, а впереди показалась еще одна роща. Скиф оживился, чутье подсказывает, что там обязательно родник с ледяной водой, а под теми старыми деревьями полно сухих веток, можно сразу костер, зайцев освежевать, и на угли…