Палач Демона

– Значит, пока не помру? – вопросительно взглянул Константин Евгеньевич на своего собеседника.

– Нет-нет, Бог с вами!– возмущенно замахал на него руками хирург. Зря мы что ли с Арнольдом Карловичем мучились?

– Спасибо вам, – ответил есаул и спросил: "Оружие и одежда мои где?"

– При вас была шашка, замечательная, по– видимому, редкостная вещь.Также наган и небольшой такой кинжал дамасский? – уточнил Владимир Евграфович.

– Да, – кивнул есаул.

– Все здесь, кинжал и наган у вас под подушкой. А шашка?

– Так вот она – у изголовья кровати висит! – доктор указал пальцем на блестящее серебро рукояти. Обмундирование ваше все в крови было и весьма сильно изодрано. Поэтому сестричка его постирала и заштопала. Как выздоровеете, так и наденете, – продолжил свою речь хирург. А пока… Вот вам халат, – Владимир Евграфович указал на нечто темно-серое, лежавшее на табурете рядом с кроватью.

Офицер, убедившись что девушка отошла к другому раненому, спросил доктора: "Не подскажете, как зовут сестричку?"

– Ну и поражаете вы меня, ваше благородие! – нарочито округлив глаза, воскликнул Владимир Евграфович. Можно сказать, только что из могилы выкарабкались и – на тебе! Сразу девушками интересоваться?! Впрочем, хороший признак, весьма хороший! И девушка тоже хорошая, из старой дворянской семьи. В сестры милосердия пошла добровольцем. Хотя, надо признать, в первые дни, как кровь увидит, так сразу – брык в обморок! И не знаешь кому вперед помогать – раненным или ей!

Наталья Васильевна Абашева – девица на выданье. Матери лишилась еще при рождении. Отец ее, прожив десять лет вдовцом, решил жениться. Тоже на вдове, из обедневших дворян.

Не сладко, думаю, Наташеньке пришлось с мачехой-то. Не сахар у той характерец оказался, не сахар… Ну, да ладно, есаул. Вы только не обидьте сироту, прошу покорно! – произнес Владимир Евграфович, жестко взглянув Константину Евгеньевичу прямо в глаза.

– Да, что вы! – воскликнул раненный. И в мыслях не было!

– Ну и хорошо, сударь вы мой, пойду я. Врач застегнул халат и, еще раз взглянув на часы, вышел из палаты.

Константин Евгеньевич вновь закрыл глаза и словно провалился в глубокий и долгий сон…

Солнце, смеялось в лазурной вышине июльского неба и, цепляясь лучами за веселые кудряшки белоснежных облачков, пыталось вскарабкаться в самый зенит. Меж ветвей пересвистывалась между собой всякая птичья мелюзга, а по парку усадьбы бежал маленький мальчик. Вдруг, споткнувшись, он сходу пропахал носом песчаную дорожку. Но, хотя прилично ободрал себе коленки и до крови разбил нос, малыш не заревел. Вскочив на ноги, он лишь с досадой махнул рукой и побежал дальше. За ним, с криками "Постой! Погоди, барин!", ухая стоптанными сапогами, мчался здоровенный крестьянский парень. В его голосе слышался явный испуг. Конечно, как тут не испугаться? Тебя назначили дядькой и приставили следить за пятилетним барским дитятей.Чтобы с ним, драгоценным, не дай Бог, не случилось ничего дурного, а ты – не уберег! Догнав шустрого мальчишку, парень подхватил его на руки, причитая: "Ну что же, Вы, барин, наделали?"

Вытерев разбитый нос тряпицей, дядька крепко взял воспитанника за руку и повел в сторону барского дома.

– Вот и все! Прощай, теперь веселая жизнь! На этот раз уж точно выпрут, опять придется место искать! – крутилось у него в голове. Навстречу крестьянину уже спешили две женщины с летними кружевными зонтиками в руках.

– Господи милосердный, Тимофей, что же ты недоглядел?! – ахнула красивая, стройная дама, облаченная в длинное платье нежно-персикового цвета и элегантную шляпу с широкими полями. На вид женщине можно было дать не более двадцати двух лет, хотя в действительности она была чуточку старше.

– Да как же за ним уследишь, Мария Васильевна! – начал было оправдываться дядька. Оне же как оглашенные носятся! Дама, укоризненно покачав головой, несильно стукнула Тимофея по голове кружевным зонтиком.

– Срочно, в дом! – приказала она.

Когда они уже подходили к мраморной лестнице главного входа, из дверей навстречу стремительно вышел высокий черноволосый господин лет сорока, с угрожающе торчащими усами. На нем был белоснежный костюм, правая рука сжимала тяжелую эбеновую трость с медным набалдашником в виде морды медведя.

Им был владелец усадьбы и супруг Марии Васильевны, отставной ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Евгений Петрович Маматов.

– Что это вы там затеяли? – поинтересовался он. Резкие черты лица придавали ему вид весьма суровый, а длинный хищный нос делал его похожим на кречета.

– Тимофей вновь не доглядел, душа моя, – сокрушенно вздохнула Мария Васильевна.

– Ревел? – только и спросил отец.

– Никак нет, ваше благородие! – отрапортовал дядька Тимофей, вытянувшись перед барином.

– Чего мне реветь?! – обиделся малыш. И не больно совсем! Однако мальчик сказал неправду. Из разбитого носа все еще шла кровь, он распух и покраснел, а оцарапанные коленки сильно саднили.

– Ладно, молодец, сынок! – довольно кивнул отставной гусар. И, резко обернувшись к Тимофею, спросил: "Какое наказание выберешь?"

– Как будет угодно вашему благородию, – вытянувшись во фрунт, ответил тот.

– Тогда в залу! – усмехнулся владелец имения.

Он не привык откладывать своих решений. Поэтому на немой вопрос супруги, улыбнувшись, ответил: "Дорогая, я не заставлю вас долго ждать." И, резко повернувшись на каблуках, вошел в усадьбу. Тимофей, передав мальчика гувернантке мадам Гранье, поспешил за ним.

Малыш, вырвавшись из рук женщины, кинулся следом. Не мог же он пропустить подобного зрелища. Интрига была в том, что система наказания для прислуги мужского пола, в понимании хозяина усадьбы, состояла в принуждении к физическим упражнениям.

В этот раз, отставной ротмистр пожелал преподать проштрафившемуся Тимофею урок фехтования. Сказать, что подобное занятие крестьянину не нравилось, значит ничего не сказать. Он ненавидел все эти шпаги, рапиры, сабли и эспадроны лютой ненавистью.

Тимофей был человеком высоким и сильным, но довольно неуклюжим. Поэтому любое занятие, где требовалась ловкость, было не по нему. Отставной же гусар взял себе в голову непременно обучить этого медведя изысканному искусству испанских и французских придворных.

Поднявшись в залу экс-гусар и указав широким жестом на крючок, на котором висел толстый и простеганный кафтан, сшитый специально для фехтовальщиков, скомандовал: "Одевай!"

Тимофей, ругаясь про себя последними словами, натянул защитную одежду.

– Выбирай! – отставной гусар кивнул на длинную деревянную стойку с оружием. Пока Тимофей, недовольно кряхтя, бродил вдоль длинного частокола рапир, эспадронов и сабель, владелец имения, сняв пиджак, облачился в точно такую же стеганную куртку.

– Ну, долго мне ждать?! – барин недовольно нахмурил черные брови.

– Сейчас, ваше благородие, – торопливо ответил Тимофей, схватив первое, что подвернулось под руку.

– Ого! – удивился гусар. Да ты саблю схватил?

Действительно, крестьянин неосмотрительно схватил длинную польскую карабеллу.

– Ну, коли желаешь, то и я не против, – усмехнулся ротмистр. Надев толстую фехтовальную перчатку, он также взял саблю и, выйдя на середину залы, встал в позицию. Левая рука завернута за спину, а правая с длинным изогнутым клинком вынесена прямо вперед.

Иронизировал гусар не зря. Фактически урок фехтования представлял собой, хоть и замаскированную, но порку провинившегося. И, если бы крестьянин выбрал в качестве оружия рапиру, ему точно было бы не так больно. Она-то ведь не такая тяжелая, как карабелла.

Несмотря на все свои рост и силу, Тимофей, конечно же, не мог оказать рубаке-гусару серьезного сопротивления.

В 1860 году, едва достигнув шестнадцатилетия, будущий гусар упросил своего папеньку отдать его учиться фехтованию. И тот, будучи конформистом, услал сына к его тетке, своей родной младшей сестре Екатерине Андреевне в Санкт-Петербург. Там сын начал постигать азы фехтования в зале, открытом знаменитым маэстро Иваном Ефимовичем Сивербриком. К сожалению, сам Сивербрик, уже восемь лет как, отошел в мир иной. Однако успел подготовить немало прекрасных учеников. Под наблюдением одного из них, а также постоянно изучая "руководство к фехтованию", написанное Сивербриком и его сыном, будущий поручик уже через год мог скрестить шпагу или саблю с противником средней руки. В гусарском полку он также постоянно упражнялся, а выйдя в отставку, чтобы не потерять формы, некоторое время даже давал уроки фехтования провинциальным помещикам.Так что никаких шансов у Тимофея против него не было и не могло быть…

Малыш, выглядывая из-за двери залы, во все глаза следил за происходящим.

– Аванс, мон шер ами! – издевательски усмехнувшись, экс-ротмистр крутанул клинок в кисти и лишь слегка коснулся сабли противника. А затем, неожиданно для него, описал обратную свистящую дугу и рубанул Тимофея по боку, под левую руку.

Необходимо отметить, что все оружие, которое использовалось для фехтования, конечно, было затуплено. Однако получить удар по ребрам, даже тупым клинком, было не слишком приятно. Сабля-то весила около четырех фунтов, а гусар был человеком неслабым да и рубить не стеснялся. Охнув, Тимофей согнулся пополам и присел на корточки.

– Вставай, вставай, любезный ты мой! – поторопил его бывший ротмистр.

Морщась от боли, его противник с трудом поднялся на ноги и встал в позицию.

– Вы бы, ваше благородие, того, полегче что ли, – попросил он.

– Ладно, – ответил экс-гусар. Там видно будет.

И, крутанув саблю в руке, ловко подбил клинок Тимофея и, повернув плашмя, легонько ударил того по макушке.

– Только и знаете, что лупить! – проворчал крестьянин. Надысь госпожа мне тоже по голове била!

– Что ты врешь, зараза? – возмутился бывший гусар. Чтобы Мария Васильевна била?! Ни за что не поверю!

– Так она, того, зонтом, – пояснил Тимофей.

– Ха, зонтом! – рассмеялся владелец имения.Так это же не кочергой, к примеру. За что же она тебя?..

– Так, недоглядел я за сынком вашим, – нехотя, пояснил Тимофей. И сынок нос расквасил.

– За дело! – бывший гусар вновь крутанул клинок в руке. А будешь мне ныть, так я тебя еще не так отлуплю!

– Воля ваша, барин, – ответил Тимофей. Только слишком сильно-то не лупите…

– Тимофей не виноват, папенька, – вдруг раздался голос из-за двери. Я сам упал.

– Молодец, что не ревел, – ответил отец. И, отработав на своем противнике еще несколько хитрых приемов, владелец имения приказал тому идти и заняться делами по дому. Нарубить дров и сложить их в поленницу перед баней.

– Хочешь попробовать? – спросил он у сына.

– Хочу!

С загоревшимися глазами, малыш схватил тяжелый палаш.

– Нет, нет, это для тебя пока рановато, – улыбнулся отставной гусар. И подал сыну тонкую легкую рапиру. Повозившись с мальчиком еще минут пятнадцать, он вытащил из кармана золотые карманные часы, (к слову сказать, Бреге, которыми он очень гордился).

– Ну, все на сегодня, – обратился он к сыну. Иди, найди мадам Гранье и побудь с нею пока мы с маменькой на прогулку поедем. Кликнув Тимофея, он велел ему заложить дрожки. Усевшись на кожаное сиденье, гусар с супругой взялись за руки и медленно покатили к выходу из приусадебного парка.

Солнце сияло, пели птицы и все вокруг, казалось, дышало счастьем и спокойствием.

Тут из кустов вдруг высунулась безобразная багрово-красная пасть хищного зверя и, оскалив окровавленные клыки, злобно зарычала им вслед…

Глава 3

…Бывший депутат законодательного собрания недавно лишился кресла из-за происков своих недругов и чересчур ретивых писак, раскопавших его "авторитетное" прошлое. Теперь же Георгий Степанович Никитин по прозвищу "Ник" вместе с владельцем собняка Артемьевым стоял на огромном балконе и любовался пламенеющим закатом.

Ник был высоким 57-летним мужчиной. Несмотря на возраст, дорогой темно-синий итальянский костюм все еще ладно сидел на его слегка оплывшей фигуре. Видно было, что этот человек любит роскошь. Средний палец правой руки был унизан золотым перстнем с крупным бриллиантом, а на левом запястье красовались швейцарские часы "Патек Филипп". Широкое, простоватое лицо их владельца пересекал длинный неровный шрам – память о питерских "крестах".

В знаменитый следственный изолятор его в 1988-м году притащили по поводу одной из громких разборок. Тогда, возле порта, в перестрелке погибли несколько бойцов противоборствующих группировок. Георгию Степановичу не повезло, он попался в руки ОМОНовцев. Когда Ника доставили к следователю, тот, видя, что перед ним человек жесткий, попытался сломать подследственного. Для чего кинул в камеру к "ссученным" – заключенным, которые шестерили на местного "кума" – начальника оперативной части. Их было четверо, детоубийца и пара насильников. Подобные "сучьи" камеры есть в любом следственном изоляторе. Задача "сук" – физически и морально сломать любого, кого подсадят к ним в хату. Безразлично, обычный это обвиняемый, например, бухгалтер, подозреваемый в растрате или вор в законе. Терять им просто нечего, так как с их статьями на зоне им не жить… В этой хате и чирканули Ника по лицу заточкой. Но Георгий Степанович был человеком не робкого десятка и, для начала сломав нападавшему нос, разбил одному из сокамерников череп об угол шконки.

Так сказать, "дал раскрутку". То-есть, будучи под арестом, совершил еще одно преступление. После чего, к его статье добавилась еще одна – за умышленное убийство. Однако от "ссученных" его сразу же отсадили, а смотрящий по "крестам" приблизил его к себе. Хотя судья и впаял Нику "трех Петров" – пятнашку, отсидел он лишь червонец. Причем, выскочил. Но не по "удо" -условно-досрочно за примерное поведение. Он был в авторитете и не мог пользоваться поблажками от государства. Соскочил Ник через "крест" – вышел через "больничку" по состоянию здоровья. Люди, которым смотрящий по изолятору загнал "коня" – сообщил о достойном поведении дальневосточного авторитета Ника, наехали на лагерного "лепилу" – врача. В итоге, тот "замастырил" Георгию Степановичу нужную "ксиву"– справку о том, что авторитет болен туберкулезом. Освободившись, Ник вернулся во Владик и женился на местной красавице Ксении. Спустя год у него появилась дочь Светланка.

Собрав вокруг себя пару десятков местных пацанов, Ник сначала прессовал свою малую родину, снимая сливки в порту Владивостока. Когда же ему показалось там тесно, отправился в Питер. Местная братва, помня, как лихо он расправился с "суками", оказала ему уважение и предоставила условия для нормального существования. Словом, отдала под его "крышу" пару крупных ресторанов, несколько СТО и три АЗС. Через пять лет авторитет легализовался и даже смог пролезть в депутаты законодательного собрания. И, невзирая на противодействие сотрудников криминальной разведки местного ГУВД, попытка эта вполне удалась. Но в депутатском кресле он пробыл сравнительно недолго, всего пару лет. Помешало его криминальное прошлое, которое конкуренты через полицию слили журналюгам. Это не могло понравиться коллегам-депутатам Ника. Но особенно расстраиваться по этому поводу он не стал. Решил жить спокойно. Благо денег на безбедную жизнь вполне хватало.

Но, как говорят, сколько волка не корми… Душа Георгия Степановича требовала простора и он решил инвестировать немалые, надо сказать, средства в довольно крупный проект. Однако, в процессе тендера, на его пути встал конкурент – крупный бизнесмен Николай Михайлович Артемьев. Сначала Ник, хотел было поступить с ним по привычке: наехать и обломать. Но, вскоре оказалось, что птица эта гораздо более высокого полета и с двойным дном. Только Ник отправил к конкуренту своих ребятишек "для разговора", как всего через пару часов к нему в дом нагрянула целая следственно-оперативная бригада при поддержке СОБРа. Старший следователь доходчиво объяснил Нику почему ему в Питере больше нельзя так гадко себя вести. А следом получился сюрприз. В гости к авторитету прибыл сам конкурент Артемьев. Ничего из себя, на первый взгляд, не представлявший. Обычный мужичок, лет шестидесяти, среднего роста, лысоватый. "Да и одет, так себе!" – помниться подумал тогда Ник. Но то, как перед гостем начали выплясывать сотрудники полиции, натолкнуло Георгия Степановича на мысль, что Артемьев не так прост, как кажется.

– Разрешите обратиться! – вытянувшись во фрунт, гаркнул старший группы.

– Да чего там, идите уже! – недовольно поморщившись, ответил Николай Михайлович. Недоразумение все это, – пояснил он и, отправив всю группу восвояси, протянул авторитету руку и произнес: " Рад, очень рад с вами познакомиться! Артемьев. Бывший генерал– майор, а сейчас обычный пенсионер. Просто у меня много друзей. В ФСБ."

– Ну, бывших, тем более у ваших, не бывает, – проворчал Георгий Степанович. Но на вопрос нового знакомого – "Надеюсь, мы найдем с вами, общий язык?" Нику не оставалось ничего другого, кроме, как молча кивнуть. Ну, действительно, не идти же снова в лагеря на старости-то лет?

– Вы не напрягайтесь, я вашего куска не трону, – усмехнулся гость. Только отломлю себе маленько.

– Спасибо, конечно, … – начал было, Георгий Степанович. Но собеседник его перебил.

– Давайте по простому! Или, может, вам вроде как западло?

– Да нет… – ответил Георгий Степанович.

– Ну и ладно, – вновь перебил его гость. Сейчас составим быстренько договор субподряда и начинайте! А я вам даже помогу. Но когда мне понадобиться ваше содействие, то, пожалуйста, не откажите уж, будьте так любезны! Экс-авторитет, слегка удивленный таким напором, заверил Артемьева, что сделает все, что в его силах. На том и расстались. Заработав на строительстве кругленькую сумму, Георгий Степанович, пораскинув умом, решил навестить Артемьева. Странно, но между этими, казалось бы совершенно разными, людьми быстро завязались приятельские отношения. Тем более, что Ник несколько раз помогал новому знакомому решать возникающие проблемы. Артемьев сразу понял, что авторитет – нужный человек. Ведь официальным путем можно утрясти далеко не все вопросы. Иногда решение специфических проблем гораздо лучше было доверить подручным Ника. Тем более, что официально его ребятки именовались частным охранным предприятием. К тому же, для дружбы возник и еще один повод. Сын Николая Михайловича, будучи в гостях у Георгия Степановича, глаз не мог оторвать от Светланки. То и понятно. Девушка была настоящей зеленоглазой красавицей. Высокая, с рыжими волосами, она везде обращала на себя внимание окружающих. Мужчины, при виде нее просто таяли, а женщины завидовали и тихо ненавидели. Самой Светлане было на все это попросту начихать. Кстати, Михаил ей тоже понравился. Свадьбу решили сыграть в августе.

– А все-таки красивые здесь места! – задумчиво раскуривая коллекционную пенковую трубку, произнес Георгий Степанович.

– Да, – согласился хозяин. Но, по правде сказать, жутковатые.

– Почему? – искренне удивился его собеседник. Обычное захолустье…

– Здесь еще при царе-батюшке, до октябрьской революции, жили мои предки.

– Ой, только не говори, что ты – из князей или графов! – засмеявшись, отмахнулся экс-депутат. В последнее время меня реально достали все эти истории про бывших. Повылазили! Забыли, видно, как комиссары их к стенке в 17-ом ставили! Только и слышишь, тот голубых кровей, этот тоже… Едва успеют бабла нарубить, так подавай им сразу дворянские титулы! Или покупают, как эти клоуны из попсы, или же просто беспардонно врут, как сивые мерины. Мол, благородных мы кровей! А у самих хамская морда кирпича просит! Одни аферисты и мошенники! Со свиным рылом, да в калашный ряд! Быдло!

– Нет, у меня в роду кроме крестьян никого не было, – сдержано ответил Артемьев.

– Да ладно, прости, погорячился я! – сменил тон Георгий Степанович. Просто сил нет, надоело смотреть, как каждое ничтожество себе очков набрать старается. Кстати, зачем ты, Михалыч, именно здесь особняк решил поставить? А? Неужели в Питере места не хватило?

– Так, уже говорил же. Предки тут мои жили, ответил Артемьев.

– Предки, подумаешь… – протянул его собеседник. Мои, например, тоже из этих мест. Так, что же, мне тоже здесь дом поставить прикажешь?

– Зачем, приказывать. Строй, где душа пожелает, – пожал плечами отставной генерал. Просто меня тамбовщина манит.

– Ты, про здешний страх какой-то хотел рассказать? – спохватился Георгий Степанович, и, вопросительно взгянув на Артемьева, выпустил изо рта кольцо синего дыма.

– Еще после февральской революции, а потом и при большевиках здесь начались крестьянские волнения, – начал рассказ хозяин. Люди стали бунтовать и разорять барские усадьбы.Тащили все, что под руку попадалось. Сегодня ты, Георгий Степанович, когда ко мне ехал, видел перед последним поворотом старые развалины?

– Ну, вроде, что-то такое было, – задумчиво протянул авторитет.

– Так вот, это бывшая усадьба одной дворянской семьи, – пояснил владелец особняка.

– Так, это они, надо полагать, князья или графья? Так? – скривил губы в усмешке Георгий Степанович.

– Нет, просто дворяне, – почесал левую бровь Николай Михайлович. Однако, род старый…

– И что? Ну, развалины и развалины… Привидение там, что ли завелось? – ухмыльнулся авторитет.

– Нет, местные люди говорят, кое-что пострашнее, – тихо сказал Артемьев. И не завелось, а существует уже давно.

– Да не верю я во всю эту чушь! – раздраженно воскликнул отец невесты. Ерунда! А если даже и правда, что-то такое есть, то ничего эта твоя жуть сделать не сможет. На дворе – 21 век! У моей охраны, знаешь, какие пистолеты?! "Глоки"! Вот!

Небосвод, темнея на глазах, превратился в волшебный покров из черного бархата, приколоченный к небесной тверди мириадами блестящих алмазных гвоздиков. И в тот самый миг, когда Луна брызнула на землю первыми серебряными лучами, со стороны речки донесся дикий, протяжный и хриплый вой. Его тут же поглотил абсолютно дикий, надрывный вопль. Так люди кричат перед смертью, когда осознают, что конец неизбежен.

– Что это?! – тихо спросил Георгий Степанович. Лицо его разом посерело, он стал похож на мертвеца. Силясь перебороть жуткую гримасу, враз перекосившую ему рот, авторитет хрипло выкрикнул: "Света! Света!" И, хромая, побежал на крик.

В экстремальных ситуациях, большинство людей всегда беспокоятся в первую очередь о своих родных и близких. Авторитет тоже не был исключением. За ним кинулся и хозяин особняка Артемьев. Гости нестройной толпой ринулись следом. Несколько человек достали смартфоны и включили фонарики. В пляшущих лучах света вдруг появилось перекошенное и залитое кровью лицо одного из охранников.

– Шеф, они там! – он указал рукой в сторону старой усадьбы. Там!..

– Что, что случилось?! Откуда кровь? Где Миша?! Мишенька!– закричал в ответ Артемьев. Повернувшись, секьюрити побежал к усадьбе.

Когда запыхавшаяся толпа ворвалась внутрь полуразрушенного здания и поднялась на второй этаж, глазам людей открылось ужасное зрелище. В малой зале, прямо на грязном полу лежала юная красавица-невеста. Ее белоснежное платье до самого пояса было залито алой кровью. Голова, запрокинутая назад, была почти отделена от туловища. А на шее зияли несколько страшных рваных ран, в которых проглядывали обрывки мышц, сухожилий и желтоватые обломки переломанных позвонков….

Рядом с телом, сидел Михаил и … тихо смеялся! На одной ноте… Его правая щека, оторванная возле глаза, висела лишь на лоскуте кожи, обнажая оскал белых зубов. Эта картина была едва ли не страшнее растерзанной мертвой девушки. Несколько женщин упали в обморок, кто-то кричал, кого-то рвало…

Подбежав к месту трагедии, Георгий Степанович бросил всего один взгляд на свою мертвую дочь и, обессиленный, опустился рядом на пол. Отец жениха вместе с самыми смелыми из гостей пытался оттащить Михаила прочь от страшного места. Но тот, все так же тихо хихикая, упирался. Чуть поодаль с разорванным горлом валялся один из троих секьюрити. В правой руке он сжимал рукоятку пистолета, а пальцы левой мертвой хваткой вцепились в какой-то темно-бурый пучок. Его коллега пытался при помощи брючного ремня сделать жгут, перемотать культю левой кисти. Но кровь продолжала хлестать тугой струей. Наконец кто-то из гостей помог парню. Тот, устало привалившись к стене, закрыл глаза. Тем временем охранник, который привел всех в усадьбу, сообщил в полицию и вызвал "скорую".

Спустя примерно полчаса в окрестностях особняка Артемьева послышался вой сирен и подъездную дорожку озарили яркие сине-красные вспышки проблесковых маячков. Из отдела полиции прибыла следственно-оперативная группа, а из райцентра – карета "скорой помощи".

– Где хозяин? – позвонив в электрический звонок на воротах, громко спросил дежурный следователь капитан полиции Андрей Семенов. Створка медленно приоткрылась.

– Да нет здесь Николая Михайловича! – высунулся на улицу охранник с сигаретой. Езжайте к старой усадьбе, ужас там какой-то… Говорят, двое убитых и трое раненых.