Остров Укенор

Унимо прислонился к стене. Горло сжимали руки утопленника: холодные, слабые, не до смерти – до тошноты.

Ухмылка номер три.

– Чтобы защитить мастеров – тех, кто не вредит обычным людям, конечно, – мы и работаем. Уже разоблачили подпольную организацию студентов. Сначала они, разумеется, всё отрицали, говорили, что занимаются поэзией, но потом, когда мы провели с ними работу, они рассказали, что замышляли убить королеву.

Тишина булочной стала весить во много раз больше, словно дом погрузился на дно моря.

– Пожалуйста, уходите, – попросил Унимо.

– Сейчас-сейчас, уже почти всё, – понимающе кивнут птичник-защитник. – Чтобы защитить мастеров, как вы понимаете, нам нужно знать, где они. Королева сказала, что Мастер Реальнейшего должен знать всех.

– Уходите, – повторил Унимо.

– Если с ними что-то случится, вы будете виноваты. Но может произойти и нечто худшее: загнанные в угол мастера начнут защищаться самостоятельно. И это тоже будет на вашей совести, Мастер Реальнейшего.

Лейтери ушёл, отогревшись, вытянув из булочной Хирунди всё тепло. Очаг погас, но Унимо не спешил разжигать его.

– Какой неприятный тип, – сказал Тьер. – Из тех, кто может, проходя мимо, пнуть кота.

На следующий день Унимо получил официальное приглашение во дворец. Королева в безупречно вежливых выражениях просила своего подданного Унимо Ум-Тенебри явиться на встречу в королевскую резиденцию, когда тому будет удобно.

Бланк с тонкой рамкой цветов флага Королевства, печать с изящно перевитыми «Т» и «Х». Сначала Унимо хотел положить письмо в карман, но потом сердито бросил его на стол. Хватит уже, сколько можно писать ему письма, которые он не может забыть.

Мастер Реальнейшего несколько раз прошёлся по булочной, потом сердито стянул с вешалки тёплый плащ и шарф.

– Подожди-подожди, ты что, собираешься пойти во дворец в этом? – Тьер спрыгнул с подоконника, подошёл к Унимо и обвиняюще ткнул в него пальцем.

– А что такого? Подумаешь, во дворец, – голос Смотрителя звучал не так мальчишески бесстрашно, как ему бы хотелось.

Немного растянутый, но прочный, как сеть, сине-зелёный рыбацкий свитер, подаренный Мицей, действительно, был не самым подходящим нарядом для королевской аудиенции.

– Конечно, как Мастер Реальнейшего, ты можешь заявиться во дворец хоть голым – фыркнул Тьер, – и никто тебе слова не скажет. Все знают, чем это может грозить…

– Чем это может грозить? – от резкого порыва ветра Тьер едва удержался на ногах и не мог вдохнуть.

Мастер Реальнейшего увидел страх, взгляд выброшенного на берег кита, и тошнота подступила с новой силой.

– Прости, – пробормотал Унимо, – я устал слышать о своих привилегиях, которые мне не нужны.

Тьер мрачно покачал головой:

– «По праву земли и крови», как записывали раньше в книгах подданных. Из этой грязи и слеплено всё наше наследство.

Унимо сходил в ближайшую лавку с одеждой и купил тонкую белую рубашку и простой чёрный камзол.

– Всё-таки я лишённый наследства шейлир, так что мне простительно явиться во дворец без серебряных пуговиц, – решил он.

Тьер только вздохнул. И когда Унимо уже накинул плащ и взялся за ручку двери, быстро спросил:

– А можно мне пойти с тобой во дворец?

Это была плохая идея – уступать Тьеру, когда он хотел куда-то пойти. Очень плохая идея. Но чувство вины всегда становилось для Унимо магнитным отклонением компаса правильных решений.

Проблем с одеждой у Тьера не возникло: пользуясь разрешением Унимо, он тратил королевское жалование своего тюремщика, и купил несколько весьма дорогих нарядов.

– Не слишком ли роскошно для королевского преступника? – Тьер как будто и правда смутился, обнаружив на своём камзоле серебряное шитьё.

– В самый раз, – улыбнулся Унимо.

Тьер сбежал, как только они беспрепятственно прошли все охраняемые посты. Унимо не удивился, только понадеялся на то, что, если будет что-то совсем уж ужасное, он почувствует. Но королева сама виновата: не надо было вызывать его сюда, где он до сих пор слышал шаги Форина, видел лицо Малума за несколько минут до прыжка с крыши, чувствовал недовольство Грави, который не мог противиться воле Смотрителя… Королева знала всё это, и тем не менее вызвала его во дворец.

– По вашему приказанию явился, Мэйлири, – поклонился Унимо, когда они остались вдвоём в одной из рабочих комнат дворца – обставленной скромно, во вкусе нынешней королевы.

– Зачем ты это сделал, зачем уничтожил Грави? – Тэлли выглядела несчастной, как озеро ранней весной. Серый лёд лица и тёмные проруби глаза.

Захотелось оправдаться, рассказать всё, что произошло, рассказать о том, что Грави стал запирать пациентов, что грозился оживлять мёртвых…

– Ты знаешь, потому что захотел, – ответил Мастер Реальнейшего.

Большие напольные часы споткнулись. Королева не смотрела на него. Мальчишка Унимо, которого она когда-то знала, сбежал. Вместо него пришёл кто-то другой – и стал распоряжаться по-своему.

– Хорошо, – королева выпрямилась в кресле. – Я поняла. У меня к тебе просьба. Я чувствую, что становится всё хуже. Может, они захотят сделать что-то непоправимое. Меня не станут слушать. Я хочу, чтобы в Тар-Кахол приехал Тео или Инанис.

– Служители Защитника не вмешиваются, ты ведь знаешь, – Унимо был удивлён. А потом подумал, что был бы не против увидеть Тео.

– Да, поэтому я прошу тебя, – пояснила Тэлли.

– Сына моего отца? – кивнул Унимо. – Конечно, как скажешь. Я постараюсь.

– Спасибо.

Хотелось что-то сказать Тэлли. Сделать что-то специально для неё. Не для Королевства, не для памяти Форина, не в благодарность за всё то, что… просто для неё, для Тэлифо Хирунди. Унимо незаметно скользнул в реальнейшее и застыл: в комнате никого не было.

За дверью послышались крики и топот. Что-то произошло.

Кто-то сбросил с крыши дворца во внутренний двор скатанный в рулон ковёр в камзоле с серебряными пуговицами. К нему была крепко привязана табличка с надписью: «Новым птичникам не следует забывать славные традиции своих предшественников».

– Ты ведь и сам так думаешь, – сказал Тьер, когда они стремительно шли из дворца в булочную Хирунди. Он был в одной рубашке под плащом – и стучал зубами от холода.

Унимо молчал и шёл всё быстрее.

Вечер был морозным,+ снег под ногами поскрипывал.

– Никто не пострадал! – продолжал Тьер, из последних сил стараясь не отставать.

Во дворце пришлось договариваться с начальником охраны, который собирался тащить Тьера к «защитникам». Помогло только вмешательство королевы, и Унимо был вынужден пообещать ей, что они с Тьером завтра же покинут Тар-Кахол.

– Ты ведь не сердишься, да? Уверен, они покажут этому Лейтери, и его лицо перекосится от злости! – сказал Тьер и остановился, прислушиваясь к своему страху.

Унимо тоже остановился.

Тишина захватила переулок. Звёзды были хорошо видны: стеклянные фигурки в чужом окне. Светлячки в банке на празднике Середины лета, забытые детьми в траве. Болотные огни в зарослях осоки.

Унимо спрятал улыбку и обернулся:

– Завтра мы должны уехать из Тар-Кахола.

– В Ледяной Замок? Там ещё холоднее, чем здесь? – уточнил Тьер, отогревая онемевшие пальцы у очага булочной.

Он терпеть не мог холод.

Унимо кивнул.

– Почему королева выставляет нас из города? Кто дал ей право? – продолжал Тьер.

– Если бы мы спросили горожан, они бы и вовсе запретили нам возвращаться, – Унимо поставил на огонь кофейник.

Вода брызнула в очаг, пламя недовольно зашипело, тишина качнулась в котле комнаты и снова застыла.

– Горожане! – фыркнул Тьер. – Это те, кто из города выгоняет святых. И бродячих артистов. Те, кто думает, что город принадлежит им. Самодовольные и трусливые, стоит им только сойти с освещённой улицы. Они читают утренние газеты и пьют вино после работы. Притворяются, что всё в порядке. Ненавижу!

– Они тебя тоже, – мрачно усмехнулся Унимо, приподнимая кружку. – Да здравствует взаимность!

Оставалось только пить горячий кофе маленькими глотками и ждать ночи.

Не одеваясь, Унимо вышел на крыльцо. Прохожих не было совсем. Морозный воздух заманивал идти дальше, но не следовало поддаваться.

Взошла сахарная ломкая луна.

Мыши ночных облаков доедают коржик луны,

бледными крошками звёзд усыпая небесный пол…

Последняя ночь в Тар-Кахоле должна была быть особенной. Надо было сделать что-то, что не успел.

Замёрзнув любоваться звёздами, Унимо вернулся домой и лёг спать.

Чтобы добраться до Ледяных гор, нужно было проехать всю Центральную сторону с юга на север. Середина зимы была в этих краях худшим временем для путешествий. Мороз и постоянные ветры заставляли пассажиров забиваться в угол дилижанса, а на станциях выстаивать очереди за горячим чаем или кофе.

Тьер старался занимать место у окна – и потом всё смотрел на леса, поля, холмы и замёрзшие реки. Но больше всего ему нравилось ночью, когда видны только редкие огни деревень, да фонарь дилижанса выхватывает из Придорожья его причудливых жителей: угольный куст, заросли зонтичника, тень птицы.

Крутятся колёса, разматывается пряжа дороги, уронишь что-то – не найдёшь. Кто-то затягивает песню, всегда о смерти. Кибитка трясётся на ухабах – и они сбиваются, смеются, проверяют, не выпал ли кто-нибудь…

Унимо пытался читать, но его взгляд тоже часто застывал в окне. А когда окно промерзало, то он тянулся через Тьера и отогревал обзор: следы от ладоней медленно захватывали ледяной мир окна, и боль в немеющих руках ещё долго напоминала о победе.

На станциях они с Тьером пили неправдоподобно горячий кофе и смотрели на других путешественников. Более приветливо, чем они привыкли смотреть на людей. Тьер – без ненависти, Унимо – без страха и скуки. «Путник – всегда немного лошадь», – говорили шинти, а уж они знали в этом толк.

По мере приближения к Ледяным горам дорога давалась всё тяжелее. Приходилось то и дело оставаться на станциях ждать, пока закончится метель или найдётся местный житель, который сможет провести дилижанс еле заметной тропой между холмами.

Когда они уже добрались до ближайшей к Ледяному Замку деревни, вот-вот должна была начаться сильная метель: местные жители всматривались в горизонт и тревожно качали головами, замечая, как потеплел воздух. Ветер гнал ледяную крошку по опустевшим улицам, набирал силу, метался из стороны в сторону. Жители деревни приглашали к себе пассажиров дилижанса: метель продлится весь день, говорили они, нужно переждать, ничего не поделаешь. Унимо и Тьера пригласила переночевать одна из жительниц деревни. Её дом стоял на окраине, на склоне горы возле дороги.

В доме было хорошо натоплено, ветер и холод за тёмными стёклами казались ненастоящими. Запахи нагретого дерева и сохнущей у огня одежды окутывали тело одеялом жилого, убаюкивали. Унимо едва успел поблагодарить хозяйку за гостеприимство, как уснул на широкой скамье вдоль стены.

Смотритель понял, что Тьер ушёл, и открыл глаза. Огонь в очаге по-прежнему горел, но не так ярко, словно в полусне. Хозяйка сидела за столом.

– Он ушёл, – тихо сказала она. – Запретил мне будить вас. Сказал, что если я… – она вдруг заплакала. – Он колдун, да?

– Нет, он просто наглый избалованный мальчишка, он ничего не сможет вам сделать, – Унимо сел напротив и улыбнулся, пытаясь почувствовать, как далеко ушёл Тьер. И добавил: – Но я – могу. Сделать что-то, чего вы хотите больше всего.

Хозяйка поднялась и подошла к огню, завернулась в шаль и обхватила ладонями локти. Унимо ждал.

– Больше всего я хотела бы жить в центре горы, – наконец сказала она. – В самом центре, где нет никого, где темно и тихо…

Она замолчала.

– Там не то чтобы совсем никого нет, – задумчиво произнёс Унимо. – Конечно, можно попытаться их выселить…

Хозяйка вздрогнула и обернулась.

– Кого?

– Гархли, – пояснил Унимо. – Тех, кто живёт внутри горы. Маленькие человечки. В разных сторонах из называют по-своему, но они сами называют себя «гархли», поэтому я тоже их так называю. Вы что, не верите в них? – удивлённо спросил Унимо, заметив улыбку своей собеседницы.

– Нет, отчего же, верю, – отозвалась она. – И раз центр горы уже занят, не стоит им мешать. Знаете, я тут вспомнила, что у меня прохудился котёл. А до следующей осенней ярмарки мне не собрать денег на новый…

Когда странный гость ушёл, она обнаружила на полке над очагом новый блестящий котёл. И, увидев своё отражение, радостно засмеялась, представляя, как маленькие гархли варят кашу в самом центре горы.

Метель вступила в свои владения, её всадники проносились по всем ущельям, высматривая тех, кто дерзнул нарушить указ не выходить из дома.

Унимо зажмурился и опустил голову, пытаясь вдохнуть между двумя порывами ветра. Немного привыкнув, он стал осторожно продвигаться. Выбрать направление теперь не составляло труда: Тьер попал в беду, и его страх был так же явно различим, как мышь полёвка, выскочившая на первый снег.

Приходилось идти почти вслепую, поэтому ущелья, пропасти или глубокой ямы, скрытой снегом, можно было избежать только случайно.

Унимо нашёл Тьера на небольшой площадке, с одной стороны закрытой от ветра скалой. Бессмертный стоял неподвижно, а его шею и плечи обвивали длинные бледные руки. Рядом в облаке пара покачивались льдистые глаза и хищная улыбка Окло-Ко.

Она легко обнаружила свою жертву: того, кто заблудился, кто отстал, кто не мог найти себе места. Окло-Ко подходила очень медленно. Её было видно издалека. Даже в метель Тьер мог видеть, как она подбиралась, и не думая скрываться, как сплетались, подрагивая в предвкушении, её тонкие пальцы, как снегом лавины сияла улыбка. Она знала, что ему никуда не деться. Её ровное глубокое дыхание заставляло нервничать камни – а животных и людей застывать в ужасе. Окло-Ко приближалась на расстояние вытянутой руки, на расстояние дыхания, на расстояние сломанного взгляда – и крепко обнимала свою жертву. Ничего нельзя было сделать, никак не защититься, границы были сломаны, игрушечный замок растоптан. Окло-Ко обнимала крепко, стискивая рёбра до ледяного потрескивания. Ещё немного – и сломаются. Но она всегда знала, когда остановиться, чтобы продлить мучения.

Тьеру оставался только взгляд. Он смотрел на Унимо, но между ними было словно замёрзшее стекло, которое не отогреть, если твоя рука заледенела.

Унимо не торопился на помощь. Он наблюдал. Вспоминал приютившую их хозяйку, Лику-Лу, Инвара Ге и его сестру, Тэлли. Участь Бессмертного была справедливой: холодные объятия мира, в котором не осталось любви и сострадания, только бесконечные попытки согреться, воруя чужое тепло.

Мальчишка шинти смотрит испуганно. В этот раз им не дадут так просто уйти: местные жители обступили их, держа в руках факелы. Кто-то говорит, что нужно поджечь повозку, и Тьер думает о том, что в повозке остался спать старый пёс Сэт, который не может ходить. Ему хочется закричать, но голос пропал. Да и глупо рассчитывать на то, что эти люди кого-то пожалеют. Он зажмуривает глаза. «Колдуны! Похитители детей! Воры!» – несётся со всех сторон. Тьер открывает глаза, когда чувствует запах горящей ткани: пламя расцвечивает небывалыми праздничными красками их старый, латанный-перелатанный красно-белый шатёр…

– Подумай о чём-нибудь тёплом. Но не таком, – мягко сказал Унимо, приближаясь, привлекая внимание Окло-Ко.

Тьер дёрнулся навстречу – и ледяные пальцы сжались силками на его шее.

Теперь Унимо мог разглядеть Окло-Ко: круглые, спрятанные в прозрачной плёнке глаза, чёрные губы, звериный нос.

– Во мне больше тепла! – сказал Унимо, беспечно улыбаясь Окло-Ко. – И ты можешь получить его.

Он вспоминал, как они с отцом шли по Тар-Кахолу. Было начало весны, когда ещё не очень понятно, куда скатится колесо нового дня: в зимний морозный вечер или в солнечные ванны для пыльных воробьёв, – когда свет уже понемногу греет. Унимо запрокинул голову и закрыл глаза, и сквозь веки солнце казалось пульсирующим красным шаром, который бился вместе с сердцем, прогоняя холод. Унимо боялся выглядеть глупым, но, когда он открыл глаза, увидел, что отец остановился и смотрит на него с улыбкой. И почувствовал, что у зимнего холода не осталось шансов, сколько бы заморозков ни было впереди.

Каждый год таким неточным способом он определял, что наступила весна.

Окло-Ко заворожённо смотрела на волны тепла, которые казались разноцветным сиянием, окружавшим Унимо. Она ослабила хватку, а затем и вовсе отпустила Тьера, потеряв к нему интерес. Шагнула в сторону неподвижного Унимо. Потом ещё. Вздрогнула от скрипа снега, словно испугавшись своей удачи. Унимо шагнул навстречу. Окло-Ко в недоумении остановилась. Унимо раскрыл руки для объятия.

– Я хочу, чтобы ты согрелась, – сказал он.

Окло-Ко застыла на месте. Она поднесла свою руку к щеке – и тут же одёрнула. А когда вокруг её босых ног стал подтаивать снег, развернулась и быстро побежала прочь.

– Ты не очень-то торопился! – пожаловался Тьер, держась руками за горло.

– Хотел, чтобы ты понял, что значит выражение «Окло-Ко тебя обними», которым ты так любишь разбрасываться, – ответил Унимо. Он по-прежнему ощущал несытый взгляд Окло-Ко и расточительное тепло своей крови.

Метель поднялась с новой силой. Прошуршала по насту, поднялась выше и бросила в лицо острую ледяную крошку. Через пару минут не было видно ничего, даже лица того, кто шёл рядом. И тем не менее Унимо почувствовал усмешку, когда Тьер поинтересовался:

– Мы идём к Ледяному Замку, да?

Бессмертный успел уже почуять растерянность и страх Мастера Реальнейшего, который не знал, куда идти.

– В каком-то смысле да, – ответил Унимо.

– В каком-то смысле мы заблудились, – понял Тьер и довольно улыбнулся.

Унимо не стал возражать. Они шли молча, берегли дыхание, отворачивались, когда ветер особенно яростно швырял в лицо ледяные искры.

– Только не думай… что ты… сможешь так просто избавиться от меня, – сказал Унимо между залпами снежной шрапнели. – Если я замёрзну здесь… усну… и всё закончится… а ты будешь ходить здесь кругами… вечность. Это будет моё последнее желание, и реальнейшее его исполнит, не сомневайся.

Они продолжали идти в молчании. Их неровные следы тут же заносило снегом. Огромная белая паутина, в которую попали незадачливые путники, была сродни таким явлениям, как море, смерть, свет – и Унимо невольно любовался, вытягивая ноги из высоких сугробов.

Тьер первым выбился из сил:

– Давай остановимся ненадолго, пожалуйста. Сядем, отдохнём, а потом пойдём снова.

Унимо остановился. Сесть, а лучше лечь в мягкий снег казалось ужасно притягательным. Сесть, прикрыть глаза, слушать колыбельную вьюги, пока время не опрокинется в одну из пропастей, которые они чудом обходили.

– Можно, – кивнул Унимо, – но это намного повысит твои шансы остаться здесь навсегда. Подумай об этом. Вряд ли здесь ходят люди, поэтому…

– Вон, там! – Тьер дёрнул смотрителя за рукав и указал куда-то в ту сторону, c которой они пришли (хотя без компаса, стоило только остановиться, и ты уже ни в чём не мог быть уверен, словно сразу попадал в реальнейшее).

Со временем и Унимо смог заметить в белом мареве фигуру, напоминающую человека. Незнакомец медленно приблизился: можно было различить плащ цветов королевского флага и бледное молодое лицо. Он смотрел внимательно, но, казалось, приветливо.

Тьер отшатнулся, а Унимо сказал:

– Рад встретить вас, тар. Не знаете ли вы, как добраться до Ледяного Замка?

– Знаю, и отлично. Я ходил по этой дороге много раз, – ответил путник. Метель, казалось, совсем не мешала ему. И, помолчав, добавил: – Могу проводить вас. Меня зовут Тибир.

Тьер смотрел недоверчиво. Унимо представился и поблагодарил, не спрашивая больше ни о чём. Словно они встретились на улицах Тар-Кахола, а не в ущелье Ледяных гор в метель.

Так они шли: сначала Тибир, затем Унимо, потом Тьер. Вскоре они действительно выбрались к Ледяному замку: из метели выплыла его скалой нависшая над долиной громада.

– Здесь я должен вас оставить, – сказал Тибир.

– Вам нужно пойти с нами в замок и отогреться! – настаивал Унимо. – Уверен, просветители будут рады.

Тибир печально покачал головой.

– Нет, не думаю. Когда-то давно я принёс им плохую весть.

Унимо не стал дальше спорить, поблагодарил и едва заметно шепнул Тьеру: «Подари ему самое ценное, что у тебя есть». Бессмертный взглянул возмущённо, хотел было возразить, но споткнулся о непроизнесённое «я хочу». Полез в карман и протянул проводнику нож. Тот самый.

Тибир поблагодарил, повернулся и исчез в молочной пене спадающей метели.

– Между прочим, я сейчас помог тебе, – сообщил Унимо.

– Как это? – Тьер задумчиво смотрел вслед проводнику.

– Ты что, сказки не читал? Настоящие, я имею в виду. В которых боги ходили по земле и смеялись над смертными.

– Зачем мне читать, – Тьер, наконец, повернулся и посмотрел в глаза Унимо, – я жил в них.

Когда они подошли к воротам Ледяного Замка, метель унялась, из облаков даже появилась луна. Крыши башенок замка, покрытые снегом, выскользнули из темноты.

Унимо переминался с ноги на ногу несколько вскриков больших горных птиц, пока решился постучать. Было неловко приходить без приглашения и так поздно.

На башне над воротами показался человек с фонарём, потом скрипнула дверь – и закрылась за ночными гостями. «Мы к Айл-просветителю Инанису», – пробормотал Унимо, и привратник кивнул, ничего не спрашивая. «Неужели они пускают всех? Разбойники могли бы легко перерезать ему горло», – мысль отразилась удивлением на лице Тьера. «Они не могут не пускать тех, кто приходит зимой в горах», – шёпотом пояснил Унимо. «А то что, Защитник рассердится?» – пробормотал Тьер, надеясь, что Унимо его не расслышит.

Привратник разбудил своего напарника и попросил провести посетителей в свободные комнаты. Незваные гости шли за молчаливым слушателем тёмными и холодными каменными лестницами, галереями и переходами с высокими витражными окнами. Унимо то и дело запрокидывал голову: монументальная, подавляющая красота. Величие человека, бредущего в темноте с ручным фонарём. Человека, который громоздит камень на камень, чтобы быть ближе к небу, но в итоге всегда оказывается в склепе.

Унимо не помнил, как заснул: усталость от сражения с метелью навалилась и смяла, как чёрный горный медведь. А утром, когда невозмутимое солнце золотило вершины украшенных свежим снегом гор, в дверях он обнаружил записку с любезным приглашением на кофе («в любое удобное для вас время, только предупредите, пожалуйста, кого-нибудь из хранителей») от Айл-просветителя Инаниса.

Ноги, руки и голова слушались неохотно, и Унимо пришлось несколько раз умыться ледяной водой, слушая жалобы Тьера, которому не нравилось решительно всё. Бессмертный сказал, что от холода и «этих мрачных стен» не смог даже заснуть. «Будешь ходить со мной, пить кофе и молчать, – распорядился Унимо. – Много сил это не потребует».

Тьер недовольно плёлся следом, а когда они вышли на галерею, где морозный воздух выбивал лёгкие, как старую подушку, прошипел проклятия. Но Унимо упрямо остался любоваться на горы и замёрзшие ущелья и ждать, когда по галерее пройдёт кто-нибудь из слушателей. Вскоре из темноты замка вынырнул мальчишка в форме слушателя. Судя по блестящим глазам и сердитой порывистости движений, он был чем-то не на шутку расстроен. На вопрос Унимо: «Не подскажете, где можно найти просветителя Тео?» – он вежливо ответил, что, к сожалению, не знает такого просветителя. Но потом вернулся и сказал:

– Наверное, вам нужен библиотекарь Тео! Я вас к нему отведу, пойдёмте!

«Библиотекарь? Ваш бог – библиотекарь?» – смеялся Тьер в голове Унимо. «Библиотекарь и винодел – это всё он, наш бог», – вспомнил Унимо раннего Котрила Лийора и тоже засмеялся, почти счастливо.

Библиотека Ледяного Замка действительно стоила тех слов, которые о ней говорили в Шестистороннем. Лучшее место в реальном. Высокие шкафы, доверху уставленные книгами, в три яруса. Книги в золотистых, красных, тёмно-зелёных одеждах заполняют шкафы, как залы дворца. Лучи солнца падают из высоких окон, мозаика на стенах оживает: скачут куда-то всадники, бегут волки, летят совы. Сколько задумчивых, ещё наполненных далёкой жизнью взглядов гостей библиотеки поймали эти яркие, бесхитростные мозаичные картины – подарки безымянных строителей Ледяного Замка.

В библиотеке захватывало дух. У того, кто ребёнком читал тайком при свете ручного фонаря, кто знал о выдуманных людях больше, чем о рождённых, кто радовался перекличкам поэтов на мостах времён, кто из нескольких полок книг мог получить даже не золото, а снег давностью в тысячелетие. Пилигримы утраченной жизни, сказочники последней ночи перед казнью, рыцари прекрасного смысла.