Я тебя… More

– Капитан, вставай. Нам пора ехать, – силой поднял его Арсен.

– Что ты хочешь от меня? – недовольно пробурчал он. – Отстань от меня, вот же пристал.

– Ты повезешь меня на остров? – сердито спросил Арсен.

– Что ты там потерял, на этом острове… ээээ… – заплетающимся языком проговорил Капитан, громко икнув. – И ты тут, – заметил он мотоциклиста.

– Мы же договаривались, Капитан. Еще вчера, – стал сердито трясти его Арсен.

– Ладно, отвезу, – мотнул головой старик. – Только не сегодня. Сегодня я не в состоянии. – Он снова икнул и, обмякнув всем телом, упал на тряпье и снова захрапел.

– Он теперь неделю пить будет, – махнул рукой мотоциклист.– Переночуй сегодня у меня. А завтра, если что, попытаемся найти другого проводника.

– Но только он знает точку, куда отвозил этих людей.

– Да эту точку нетрудно выяснить, там остров, как на ладони, – заверил его мотоциклист. – Поехали. Здесь тебе нечего делать.

                                             ***

Арсен собрал свои вещи и послушно сел на сиденье за мотоциклистом. Зарычав, задребезжав, мотоцикл резво поехал по поселку, подпрыгивая на ухабах.

А поселок тем временем переходил от одной фазы жизни к другой, и каждый временной промежуток имел свои особенности. Здесь существовал внутренний ритм, благодаря которому люди в одно и то же время внезапно оказывались на улице и также неожиданно пропадали. И в какой-то момент поселок необъяснимо вымирал.

У каждой группы жителей был свой график. Словно статисты, играющие жителей городка в фильме «Шоу Трумана»12, поселок оживал строго по расписанию.

Раньше всех появлялись рыбаки. Суровые, угрюмые,, с сетями за плечами, они вставали до восхода солнца и обреченной вереницей брели в резиновых сапогах к своим высохшим за ночь лодкам и веслам, закидывали снасти и с громкими криками отчаливали от берега.

– Что это за слово, которое кричат рыбаки по утрам? – спросил Арсен у мотоциклиста. – Не могу никак разобрать.

– Уррру, – ответил он. – Уррру – это покровитель рыб, у которого мы просим добычи.

– Он благосклонен, если так кричать? – с любопытством спрашивал Арсен.

– Запомни: мы не кричим, – назидательно поучал он. – Мы обещаем честно брать то, что можно. И не берем того, чего нельзя.

– Это что – какая-то мера, которую нельзя переступать? Кодекс рыбака?

– Это доля, которая отмерена каждому рыбаку. Жадный рыбак губит море. Он убийца. Мы же просим только то, что море нам даст.

Он вспомнил, что мифы – это выражение коллективной психологии, некое воплощение надежд народа. Он не стал спрашивать, сколько «р» в этом заклинании.

И «Уррру» – это, скорее всего, архетип, о котором писал Юнг13.

Как родился «Уррру»? И почему он понадобился рыбакам?

– Важно, как кричишь. Твой голос должен быть сильным, звонким, – продолжал объяснять мотоциклист. – Ведь ты голосом открываешь новый день. И твоя удача зависит от того, как ты правильно используешь силу своего голоса. Как произносишь – Уррррууу!!!

– Но почему передняя гласная произносится скомкано, а основное ударение делается на твердый «р», который почему-то растягивается на весь диапазон? – Арсен не занудствовал. Мифы были его хобби. Какое-то время он сильно ими увлекался и собирал народные сказки, легенды и предания. И, изучая, понял, что нет никакого волшебства или сказочности в этих мифах: в них сокрыты особенности философии того или иного народа.

– Сразу видно, что ты не рыбак, – снисходительно улыбнулся в усы мотоциклист. Он умел ухмыляться так, что следы усмешки терялись в его усах. И по первости непонятно было, улыбается он или морщится. – В первой букве стоит женщина. Прародительница. Она дает жизнь. Но в этой букве много женского, а значит, мало добычи. Женщина не добытчик в наших краях. Так было всегда. И если ты затянешь с этой буквой, то ты затянешь и с добычей.

– Прости, но я журналист, мне нравится играть со словами, – не унимался Арсен. – Мне интересно, почему же последняя буква протяжная. А она ведь гласная, значит, женская?

– Последняя буква – это дочь. Мать – У. Сын – Р. Дочь – У. Все понятно. Дочке сына позволяется многое. И она не добытчица. Она – разделитель добычи.

– Разделитель добычи?

– Да. Вся добыча ради нее. Это продолжение материнского рода, выживатель народа.

– Что значит выживатель народа?

– Народы чаще всего выживают благодаря женщине, которая носит в чреве последнего из рода. Поэтому их и называют «выживатель» народа.

– Впервые слышу это слово, – недоуменно промолвил Арсен.

– И вообще, не думай об этом, – с силой нажал на газ мотоциклист. – Наша роль одна – приносить добычу. А остальное – от Всевышнего.

А Арсен вспомнил, что есть языки, где почти нет гласных. Или были. Что-то такое они проходили во время академической учебы. А может, это были первые языки, где роль женщины и гласных была незначительна?

Хотя, как может быть женщина не важной в обществе, ведь даже в этом возгласе она стоит первой – дающей жизнь.

                                              ***

А между тем на улицах появились школьники.

Возвращаясь со школы, они радовались так искренне, как могут только дети – по-настоящему. И даже насупленные школьницы, вечно недовольные своими одноклассниками, в душе ликовали, что наконец-то закончилась рутина и можно скинуть надоевшую форму и предаться своим делам.

Мальчишки, побросав ранцы на землю, кидали друг в друга камешки, раззадоривали девочек, дергая их за волосы. Девочки отбивались, сердито отчитывая пацанов, убегали, но не так далеко, чтобы подразнить, в свою очередь, одноклассников.

Арсен всегда был щепетилен и досконально изучал то, что было интересно, и в то же время – загадочно. Была в этом поселении некая тайна, которую он, столичный журналист, никак не мог разгадать. Мистика в этих отточенных, словно ритуалы, сменах фаз, эмоций, в некоем сакральном круговороте промежутков времени, словно управляемых неким невидимым кукловодом. И этот кукловод, возможно, заправляет и морем, по расписанию планируя приливы и отливы.

Арсен опять попытался в уме построить график жизни поселка.

Ведь он забыл самое главное – Женщины.

После рыбаков, отплывающих в море, животных, выходящих на выпас, детей, идущих в школу, на улицах появлялись женщины – настоящие хранительницы очага. Не торопясь, начинали подметать вениками рядом с домом. Потом они беседовали друг с другом, обмениваясь новостями, ходили за продуктами и буквально через час исчезали в своих домах.

Весь их день был посвящен подготовке вечерней трапезы, когда вся семья собиралась вокруг стола. Это самый важный эпизод, ради чего и происходит вся эта дневная суета.

– Мы называем этот ужин «Еда Вступления», – сказал мотоциклист.– Мы вступаем в лоно семьи и восстанавливаем утраченные днем семейные связи.

Черт те что! Ужин Вступления! Это надо же придумать: вступления, почему не выступления или даже исступления? Любят эти рыбаки напускать тумана.

– Приехали, – прервал его размышления мотоциклист, тормозя возле односкатного, небольшого, но аккуратного дома, огороженного изгородью из кустарника.

Он пошел к дому и, открыв дверь, крикнул в проем:

– Эй, жена. У нас гость. Накрой стол, – и, повернувшись к Арсену, крикнул. – Чего ты сидишь? Слезай. Сегодня мой дом – твой дом.

Арсен послушно прошел за ним. Неказистый внешне, внутри дом оказался просторным. За коридором следовала большая гостиная, из которой выходили три двери в другие комнаты. В центре гостиной стоял низенький деревянный стол, возле которого были сложены в стопку шерстяные одеяла.

Из команты выбежали двое детей, погодки, не старше пяти лет. Увидев отца, они бросились к нему с радостными криками:

– Папа! Папа!

Мотоциклист присел на одно колено и обнял детей, обнюхав их волосы.

– Что ты нам принес, папа?

– А вот что я вам принес, мои ангелочки, – расплылся в улыбке тот и вытащил из кармана конфеты.

– Ура! Ура! – завизжали дети и сразу же стали шуршать фантиками.

Из комнаты вышла женщина в халате и платке на голове. Увидев Арсена, она остановилась.

– Здравствуйте, – промолвил Арсен.

– Здравствуйте, – ответила она смущенно и сразу же стала отчитывать мужа. – Опять у них зубы будут болеть. Балуешь ты их сильно.

– Да ладно, жена, – стал оправдываться мотоциклист. – Старые зубы выпадут, вырастут новые. Самое главное – видеть их радостные лица. Я ими живу и эти минуты встречи для меня – самые драгоценные, – он ласково гладил детей по головкам.

Жена встала возле стола, сердито глядя на мужа, и хотела было дальше ругаться, но постеснялась гостя.

– Что встала? Гостей не видела? – шутливо прикрикнул на нее мотоциклист. – Накрывай на стол.

Словно опомнившись, женщина побежала на кухню.

– Спасибо, я сыт. Мы же недавно поели, – стал отказываться Арсен. – Где здесь можно позвонить? Мой мобильный телефон так и остался на пляже.

– А толку от твоего телефона, здесь все равно не ловит сеть. Ты лучше сходи на почту.

– А там есть Интернет?

– Там есть телефон.

– Хорошо, я тогда схожу на почту. Попробую связаться редакцией.

– Но прежде выпейте чаю, – вышла из кухни женщина.

– Спасибо, я все же сбегаю пока на почту. Нужно позвонить начальству, а то меня уволят, – улыбнулся Арсен и направился к выходу.

– Мы ждем вас к ужину. Сильно не запаздывайте, – крикнула хозяйка вдогонку.

– Он у нас заночует. Так что ужинать в любом случае будет с нами, – заверил супругу хозяин дома.

Глава 13. Дом Рыбака

Выйдя на улицу, Арсен пошел в сторону центра, куда ему указал мотоциклист. Солнце клонилось к закату. Пройдя немного, он оказался на открытом пространстве, которое было таким же необустроенным, как и другие поселковые улицы: ямы, колдобины, выбоины, вместо цветов всюду разраслись сорняки.

По краям площади висели щиты, на которых еле-еле различались цитаты из произведений писателей. Краска на проржавевших щитах обвалилась. Это, видимо, была площадь, на которой располагались несколько административных зданий, сложенных из белого силикатного кирипича. Они отличались от поселковых домов основательностью, монолитностью и некой… официальностью.

Рядом с самым крупным зданием, на котором красовалась вывеска «Администрация», у входа на стульях сидели старики. К ним подходили люди, здоровались за руку с каждым. Словно это был какой-то совет старейшин, решающий важные вопросы поселка. Старцы и сидели величественно, поглядывая на прохожих с высокомерной снисходительностью. Как обычно бывают снисходительны житейский опыт и бесстрастны прошедшие годы.

У них в редакции тоже был попечительский совет, который состоял из пожилых профессоров. Шеф не любил их, обзывая за глаза старыми болванами.

– Мудрость у каждого своя, – говорил он Арсену. – У кого-то мудрость удобная. У кого-то – субъективная. И только если собрать все эти личные проявления мудрости, то и получится объективность. Но впрочем, сумма субъективностей необязательно является истинной объективностью. Так что прожитый опыт ничему не учит, а наоборот, еще больше запутывает.

Но эти старики, видимо, были наделены коллективной и объективной мудростью, так нужной местной общине. В провинции их авторитет всегда был высок. Когда кто-то к ним обращался за советом, они долго думали, жевали табак, неторопливо совещались. И через какое-то время принимали решение. А проситель, рассыпаясь в любезностях, обычно что-то дарил им и уходил довольный. Над головами сидящих красовался плакат: «Мы служим своему народу. И в этом наше главное счастье».

Временами из здания администрации выходил надменый чиновник в строгом костюме и тогда с лиц стариков слетала маска высокомерия, они оживали, подобострастно улыбаясь сановитому господину. Чиновник говорил важно, старики поддакивали, угодливо кивая, и долго после его ухода оживленно обсуждали высокие новости.

Арсен прервал дискуссию, спросив дорогу на почту. Они настороженно взглянули на него, узнав в незнакомце жителя города. Но здесь не любили городских: там не слушают стариков, там у каждого свой непослушный ум. Там старики не нужны, они и своих-то выкидывают. Они презирали городских. Здесь, на селе, старикам почет и уважение. Так всегда было и так должно быть. А городские живут в своем выдуманном мире. Оглядев Арсена с ног до головы, они неопределенно замахали руками:

– Там.

Поблагодарив, Арсен пошел дальше, к маленькому домику с надписью на фасаде «Банк», за которым стояло такое же неказистое здание поселковой почты. Войдя внутрь, он оказался в небольшой комнаке, где за деревянной перегородкой сидела насупленная женщина с крашеными волосами.

– Здравствуйте, – Арсен постараясь выглядеть любезным. – Мне нужен Интернет.

– У нас нет Интернета! – недружелюбно бросила женщина. – Есть только телефон, вон там в углу. Но сначала оплатите, а потом звоните, – показала она на аппарат на столе.

– А как можно отправить письмо?

– Берете листок, пишете письмо, кладете в конверт и отправляете по адресу, – издевательским тоном объяснила она.

– Как долго будет идти письмо?

– Ну, если вечером приедет автобус и я успею передать всю корреспонденцию, то в в течение недели ваше письмо дойдет.

– Так долго? – воскликнул Арсен. – Но мне нужно срочно!

– Срочно у нас ничего не делается, это не город, – буркнула женщина. – То, что нужно, дойдет. А ненужное не дойдет, если даже срочно.

Арсен оплатил, подошел к телефону, взяв трубку старого аппарата, набрал номер редакции.

– Алло, – ответил на другом конце линии редактор.

– Шеф, это я. Здесь не ловит Сеть, поэтому не мог связаться раньше.

– Где тебя черти носят? – в бешенстве захрипел прокуренным голосом редактор. – Мы собрались тебя в розыск подавать.

– Я нахожусь в рыбацком поселке.

– Чтооооо? – завопил шеф. Арсен представил его округлившиеся от негодованиия выпученные глаза. – Я же тебе сказал возвращаться!

– Я приехал буквально на один день, много чего выяснил, например, куда отвозили пропавших, нашел человека… – но шеф не дал ему договорить.

– Ты решил поиграть в детектива?

– Погоди, шеф, не горячись. Я мигом обернусь и обратно, – стал убеждать Арсен. – Некий Капитан, видевший пропавших последним, кстати, интересная личность, отвезет меня на остров. И я сделаю отличный матриал. Я разве зря сюда приехал?

– Ты с ума сошел?

– Шеф, мало кто из местных решается плыть на этот остров. В этих краях он считается проклятым, с этим местом связано много легенд.

– Ты меня слышишь, Арсен? – продолжал кричать шеф. – Какой еще остров? Какой еще Капитан?

– Это старик, местный забулдыга. Правда, он сейчас ушел в запой, но надеюсь, он завтра будет в форме.

– Арсен, если ты сейчас же не выедешь оттуда, то завтра можешь считать себя уволенным.

– Шеф, не слышно тебя… Алло??? – нарочито стал переспрашивать Арсен, словно ему не было слышно. – Алло!

– Не придуривайся, Арсен. Я тебя предупреждаю, – угрожающе процедил шеф.

– Что за связь здесь? – Арсен недоуменно посмотрел на трубку. – Ничего не слышно.

– Положите трубку и наберите снова, – проинструктировала работница почты.

– Да уже не нужно, – Арсен положил трубку. – Мы уже обо всем поговорили.

В этот момент в помещение забежала юркая старушка, заискивающе улыбаясь, засеменила к окошку:

– Доченька, соедини меня с городом, – попросила она и, вытащив из пакета сверток, протянула его в окошко. – А это тебе, милая, перекусить.

Работница равнодушно приняла сверток и молча квинула на телефонный аппарат.

– Спасибо, милочка, – старушка засеменила к телефону.

– Вы будете продлевать разговор? – спросила рабоница у Арсена.

Тот улыбнулся, нахально подмигнул ей и, ничего не ответив, вышел на улицу.

Пройдя несколько метров, он оказался на краю поселка, у берега моря. Здесь везде было море.

Море начиналось с одного конца села и заканчивалось на другом. Море охватывало поселок почти со всех сторон, кроме одной узкой полосы суши, куда уходил на пастбище скот и откуда шла дорога с внешним миром.

Солнце уже катилось к горизонту, к большой одинокой сопке у залива. И играло последними лучами в засыпающем море. Суровое, словно черно-белое кино, маловыразительное, но в то же время наполненное внутренней, нерастраченной экспрессией, море было таким же сосредоточенным рыбаком, как и местные жители.

Это было море промысла, а не отдыха, и берега его были наполнены суетой рыбаков, а не негой пляжной лени.

Пахло тиной вперемешку с мокрым песком. Здесь не было вездесущей, всепоглощающей соли, как в городке. Здесь не пахло сухостью, а морем и рыбой.

И только человек с тонким нюхом, как Арсен, мог учуять запах гниения, такой же, как и в умершем порту.

Море умирало.

                                             ***

Арсен, вспомнив, что приглашен на ужин, поспешил к дому мотоциклиста.

А поселок в это время менял один временной период на другой, и сейчас было время возвращения домашнего скота. Улицы наполнились коровами, овцами, козами, лошадьми, слышался голосом пастуха, возвращающего скот хозяевам.

– Айт! – слышался его гортанный окрик, и животные, почуяв своих детенышей, ускоряли шаг в привычные загоны.

Арсен любовно погладил по спине ковыляющего мимо жеребенка. Пастух удивленно посмотрел на незнакомца: здесь не принято проявлять нежность к скоту, который выполнял необходимую функцию и ничего больше. Для ласк есть город, а здесь морской ветер учит выживать и не тратить силы. Арсен улыбнулся пастуху и пошел дальше, разглядывая животных, улицы, людей и дома. Неспешной походкой он шел по улочке, выделяясь среди суетящихся жителей, принимающих свой скот, и женщин, снимающих накопившиеся за день надои. Временами на него смотрели как на чудака, слоняющегося без дела, ведь тут все городские числились бездельниками, кому деньги даются просто так. А у местных расписан каждый час, и нет времени для пустых прогулок.

Наконец Арсен подошел к дому мотоциклиста и постучал в обитую черным дерматином дверь, которую тут же открыл хозяин, переодевшийся в майку и спортивное трико:

– Ты почему стучишь? – спросил он удивленно. – Не закрыто же.

– Ну, так принято, – смутился Арсен.

– Э, понятно, – засмеялся хозяин. – Ты же городской, не знаешь, что у нас входят без стука. Тем более ты мой гость. А гостям двери всегда открыты. Да и вообще, у нас в поселке двери всегда открыты: здесь же все свои.

Хозяин пригласил гостя внутрь. На саманной печи что-то варилось в большом котле. А снизу, в маленьком проеме печки, на углях лежала закрытая сковорода, в которой пекся хлеб. Чуть дальше, рядом с окном, дымил самовар. Возле печи суетилась хозяйка.

– Мы вас заждались, – улыбнулась она. – Проходите к столу.

– Спасибо, – отозвался Арсен, снимая обувь.

– Садись, дорогой гость, – пригласил хозяин за накрытый столик и, примостившись, позвал. – Дети, идите кушать.

Из двери детской выскочили малыши, а за ними неторопливо вышла угловатая девочка лет пятнадцати. Она застенчиво поздоровалась с Арсеном и стала помогать матери. Малышня шумно расселась за столом, засунув свои ручки в вазу со сладостями.

– Уберите руки, – прикрикнула на них старшая сестра и почему-то покраснела.

Хозяйка внесла в комнату большое дымящееся блюдо с рыбой. Здесь почти всегда ели рыбу. Мясо готовили очень редко.

– Отведайте нашу фирменную балкарму, – поставила она тарелку на стол.

Балкарма представляла собой слоями выложенное на тарелку вареное тесто, картошку, рыбу и жареную икру, сверху залитое соусом из лука, зелени и помидоров. Девочка принесла в сковороде горячий хлеб, обильно политый растопленным сливочным маслом. И, наконец, хозяин дома торжественно внес дымящийся самовар:

– Ну, давайте перекусим, чем Бог послал.

Внешне невзрачный дом, наполнившийся вкусными запахами, сразу стал уютным, а этого не бывает порой в самых богатых домах. Ощущение дома заставило вдруг отступить постоянно гложущее чувство неприкаянности, которое постоянно преследовало Арсена. В доме везде чувствовалось женское присутствие: аккуратная, старательная, заботливая рука жены, матери, хозяйки. И Арсен, словно он был частью этой семьи, на время забыл о цепком ощущении одиночества, ставшего его спутником.

В этих краях вкус обостряется и за суровостью таится бесконечная доброта. И даже блюда, кажущиеся на вид непрезентабельными, обладают огромной силой внутреннего скрытого вкуса. Возможно, это мастерство умелой хозяйки или сила радушия хозяина, которые они вложили в это блюдо. А может быть, в этих краях, где еда добывается тяжелым трудом, обостряются рецепторы и блюда кажутся невероятно вкусными.

– Мы в соус положили траву, которая растет у подножия Богатырской сопки, – заметил Хозяин. – Она растет только там, больше нигде. Эта трава дает особую силу, которая делает выносливым самого истощенного человека. А тебе нужны силы, так что ешь, не стесняйся.

– Вкусно, очень вкусно, – похвалил блюдо Арсен. И это было правдой.

Он не был поклонником рыбных блюд, предпочитая курицу или красное мясо. Но хозяйка постаралась, и умело сваренная рыба отлично сочеталась с соусом.

А хлеб, как же давно он не ел настоящего домашнего хлеба. Пожалуй, с самого детства, с той самой поры, когда у них дома всегда был свежеиспеченный мамой хлеб.

– Все то, что производится в промышленных масштабах, вредно, – когда-то учила его мама. – Избегай всего этого.

– Даже хлеб?

– В первую очередь. В нем нет ничего полезного, а только вред.

Но не печь же самому хлеб, поэтому все они вынужденно становились рабами промышленного производства.

– Какой хлеб… Мм, – Арсен закрыл от удовольствия глаза. – У вас какой-то особый рецепт? – обратился он к хозяйке.

– Да что вы, – смущенно улыбнулась она. – Ничего особенного. Все так готовят. Мы едим много хлеба, поэтому нам выгоднее самим печь хлеб. Живем на заработки мужа, а у него все зависит от улова: то густо, то пусто.

– Прекрати, жена, – сердито оборвал супругу хозяин. – Слава Богу, не жалуемся. Не голодаем. На все хватает. А нам много и не надо.

– Я его прошу: давай переедем в город. А он даже слышать не хочет. Там ведь и заработки другие, – посетовала хозяйка.

– Тьфу ты заладила, ей Богу, – рассердился хозяин. – Чтобы я жил в этих каменных мешках, называемых домами, где люди, словно муравьи, ютятся друг над другом? – возмутился он.

– А почему бы и нет? Мне нравятся эти дома. Там все так удобно. Есть газ, горячая вода. Даже туалет дома, – не унималась супруга.

– Вот глупая. Это что за жизнь, когда ходишь в туалет дома? Это же осквернение жилища, места, где кушаешь. Ни за какие деньги я не хочу в город. Да если я утром не увижу моря, не увижу Богатырскую сопку, я просто с ума сойду.

Он сердито замолчал, усиленно пережевывая. Но поперхнувшись, закашлялся и запил чаем, гневно поглядывая на супругу.

– А почему ее называют Богатырской сопкой? – спросил Арсен, чтобы разрядить обстановку.

– Это давняя история, – обрадовался хозяин возможности сменить тему. – Согласно легенде, в этих местах жил сильный богатырь. И как-то, когда он стоял на той сопке, из моря вынырнул большой сом. И сказал:

– Давай померимся силами, богатырь. Если одолею тебя, то я тебя съем. Если ты, то я – твоя добыча.

Богатырь согласился. И они боролись три дня и три ночи. И когда богатырь уже стал одолевать рыбу, он вдруг увидел детенышей сома, которые стали плакать. И, пожалев их, он решил ослабить хватку. И проиграл. Намеренно. Рыба унесла богатыря на дно, и никто не видел его с тех пор. А сопку стали называть Богатырской – в его честь.

Дети внимательно слушали отца, временами с любопытством рассматривая гостя. А их сестра так и не притронулась к еде, и молча сидела, опустив глаза. Закончив трапезу, малышня потянулась в свои комнаты. А девочка стала убирать со стола.

– Я вам постелила в большой комнате, – сказала хозяйка, показав на дверь в дальнем углу.

– Спасибо за ужин. Было очень вкусно. Я никогда не ел что-либо вкусней, – Арсен не умел хвалить и говорить комплименты, но ему хотелось поблагодарить, и если бы они были в городе, он угостил бы их ответным ужином в любимом ресторане мексиканской кухни.

– Вам понравилось? – Обрадовалась хозяйка. – Ваша благодарность – для нас счастье. Ведь так трудно угодить городским.

– Да мы, городские, такие же люди, только, наверное, немного сумасшедшие.

– Пойдем, покурим перед сном, – предложил хозяин.

– Верно, после хорошего ужина можно и покурить, – согласился Арсен. – Еще раз благодарю. – Он поклонился хозяйке и вышел на улицу.

– Море уменьшается? – спросил Арсен, разглядывая на мерцающий звездами в ночи залив.

– И рыбы стало меньше, – вздохнул хозяин. – А когда-то было так много рыбы, что мы ею топили зимой печки.