Я тебя… More

Я тебя… More

Бекнур Кисиков

Редактор Багиля Ахатова

Редактор Лариса Нода

Дизайнер обложки Татьяна Храмцова

Корректор Гульжан Наратаева

© Бекнур Кисиков, 2019

© Татьяна Храмцова, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4496-6530-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Ты меня любишь?

– Может ли это слово передать все то, что я к тебе испытываю? Я тебя море!!!

Так, как может захватить тебя всего, не оставляя ни одной мысли о чем-либо другом, заполняя собой и наполняясь тобой, она растворяет мои множества. Я внутри себя.

Ты – как море! Я тебя …море!

– Дурачок, – рассмеялась она. – Надо же, придумал: «Я тебя море». Я тебя тоже …море.

Часть 1

Глава 1. Вагон-ресторан

– Вы думаете, так трудно написать роман, Арсен? Его труднее перечитывать. А написать, тьфу, раз плюнуть.

– Почему тогда вы сами не пишете, Шонби?

– Я не делаю то, что очень легко. А вот читать, я имею в виду серьезно читать, невероятно сложно в наше время. Читать, замечая буквы, впитывая знаки, расшифровывая контекст и нагружая его дополнительными смыслами, которые, может быть, автор и вкладывал в текст, – огромный труд и подвижничество. Это вселенная таинственных значений и cмыслов. Ведь столько уровней понимания написанного… Эх… Вот, к примеру, прочтите пару строк из того, что вы читаете.

– «Напротив, он только теряет – сначала исчезающую рыбу и море, потом жену и семью, наконец, жизнь. Он приговорен к этим потерям не только в силу своего „собачьего характера“ – неуживчивого и честного. Против него сама эпоха правления Большого Человека, с ее безмерным узаконенным лицемерием в глаза и за глаза…».

– Эхма, какой мрачный текст.

– Так о серьезных вещах пишет человек.

– Автор часто пишет о себе, о своем характере, боли, о том невысказанном. Если главный герой, в данном случае, потерял море, значит, автор пропустил эту боль через себя.

– А что вы думаете о фэнтези?

– Фэнтези – это вымышленный мир автора, пребывающего в детстве. Это его взрослые сказки, те, куда он хочет попасть. Эти игры с воображением – сплошной эскапизм. Считайте это бегством от реальности. Кстати, а почему вы выбрали именно эту книгу?

– Я еду на море, о котором повествует автор, – отложил в сторону том Арсен. – Хотел подробнее узнать быт, характер, особенности.

– О море невозможно прочесть, ведь оно полно сожалений и забытых дней.

– Забытых дней?

– Дней, которые остановились. Как в фильме «День Сурка», вечно повторяющийся один и тот же день. Вы смотрели его?

– Смотрел, тоскливая картина о скучном дне. Мне было искренне жаль главного героя, застрявшего в унылой провинции.

– А мне, знаете ли, нравится, – Шонби прикусил в задумчивости дужку очков. Так делал отец Арсена, когда хотел сказать что-то серьезное. – В этом фильме появляется город. Вернее, городок. Провинциальный городишко, в который, наверное, мало какой человек захочет поехать. Но для меня такие тихие городки – просто мечта.

– Город как город. Всего лишь пара улочек. Что в нем особенного? – удивленно спросил Арсен.

– А нет, – снисходительно улыбнулся собеседник. – Вот сразу видно, что вы выросли в большом городе.

– При чем тут это?

– При том, что вам и не понять очарования провинциального городка. А он, этот киношный Панксатони, просто шикарен.

– Если я не ошибаюсь, снимали фильм в другом городке.

– Да какая разница. Я говорю не о названии, а вообще о провинции, где свой маленький уютный мир и все друг друга знают. Там время течет медленно, а люди не торопятся и не теряют себя в ежедневной беготне. И самое главное: там воздух свеж, и люди чисты. Большой город похож на ад, а соседи даже не знают друг друга.

– Так это же прекрасно. Никто не лезет в твою жизнь.

– Сосед важней родственника! – многозначительно поднял палец вверх Шонби. – В большом же городе человек человеку враг. А в этом самом Панксатони – идеальная жизнь. Наверное, только из-за этого чудного городка я хочу пересматривать этот фильм снова и снова.

– Но в фильме главный герой страдает от того, что застрял в Панксатони надолго.

– Он такой же городской, как и вы. Я не хочу вас обидеть, но вы, жители большого города, не понимаете провинцию.

– Я бы не стал идеализировать провинцию, – возразил Арсен, с любопытством разглядывая собеседника. – Провинция – синоним отсталости, упадничества. Прогресс всегда был связан с урбанизацией.

– В городе намного больше деградации, нежели прогресса. Но что спорить, вас не переубедить. Вы же из этих, из поколения «неубеждаемых», – вздохнул Шонби. И продолжил:

– Гало эффект – так, кажется, называется в психологии суждение о человеке по первому впечатлению. В большом городе нет времени разглядывать внутренний мир человека. Там в день десятки гало эффектов на каждом перекрестке.

А здесь, в этом вагоне-ресторане, время течет медленно и есть возможность рассмотреть этого пожилого мужчину, скорее всего, пенсионера или дорабатывающего до пенсии в какой-либо большой организации и мечтающего вернуться в провинцию, где он, вероятно, и родился. Вернуться, чтобы разводить кур или коз, а вечерами сидеть на лавочке и неторопливо беседовать с соседями. Наверное, уже и внуки у него есть. Но никуда он не уедет, так как не осознаёт, насколько привык к городу. Да и вряд ли жена на старости захочет поехать куда-то в глушь. Только и остается мечтать этому бедному Шонби.

– А что любите читать вы?

– Это зависит от настроения. Я люблю одновременно читать, слушать музыку и …смотреть телевизор. Но если сложное произведение, его не почитаешь под включенный телевизор. Вот на днях я читал Ницше, так мне пришлось выключить все: для постижения Ницше нужна полная тишина, никакого фона.

– Ницше и есть тишина, и самое лучшее – его не читать. Он мне не нравится.

– А в восприятии Ницше нет таких земных, обыденных категорий, как симпатия или антипатия. В его текстах другое измерение, особая поэтика, и даже в ужасном моральном афоризме таится красота.

– Забавно. Вы, наверное, филолог?

– Я архитектор. Строю города, которые, чаще всего, возведены такими провинциалами, как я. Но большие проекты вытесняют большие мечты. А мне нужно от жизни совсем немного.

– Прожить повторяющийся день в маленьком городке? – съязвил Арсен.

– Провинция делает людей лучше, чище. Человек становится благороднее, добрее, спасает многих людей. Ведь в том самом фильме главный герой, в конце концов, по-настоящему влюбляется. А в большом городе он превратился в циника, в высокомерного выскочку, был несчастлив, потому что был эгоистом, как и все. Там и любовь романтичная снаружи, а изнутри – черствая и эгоистичная. Разве эгоисты могут быть счастливыми?

– Вообще-то, главный герой хотел оказаться на берегу солнечного океана, а не в зимнем сонном городке. Это был бы его идеальный повторяющийся день.

– Не важно, где, а важно кем. Не попади он в провинцию, он так бы и остался несчастным одиночкой. Большой город не создан для большой любви.

– Да вы настоящий ненавистник городов!

– Потому что города разрушают душу.

– Но вы сами стали тем, кем являетесь, благодаря городу.

– Молод был. Проживи я в том маленьком городке, где родился, возможно, был бы счастливее.

– Как знать, – усмехнулся Арсен. – Гримасы судьбы настолько непредсказуемы, не правда ли?

Шонби не ответил, уставившись в окно, словно прокручивая в голове вариант своей жизни в провинции. А Арсен про себя посмеивался над этим странным мечтателем. Жизнь в провинции – это блажь, глупая мечта горожанина. Провинциал, привыкший к теплой квартире в большом городе, сбежит из дома, который придется топить углем, при первых же холодах. Город не делает человека стойким, а тепло ценится при его отсутствии.

– Кем вы работаете? – вдруг спросил Шонби.

Арсен погладил стакан, нервно затарабанил пальцами по столу и нехотя ответил:

– Я журналист.

– Ого, – удивленно покачал Шонби головой. – Легкая профессия.

– Не легче остальных.

– Что же вы потеряли в этих «провинциальных» краях, господин журналист? – насмешливо спросил Шонби.

– Журналистское расследование.

– Что же вы расследуете? – собеседник стал внимательно рассматривать его, словно прежде никогда не видел журналистов.

– Исчезновение людей, – Арсена вдруг стало раздражать любопытство этого человека. Он привык сам задавать вопросы, нежели отвечать на них. Журналистов никто не жалует, и порой им приходится скрывать свою профессию.

– И сколько же пропало?

– Двенадцать, – угрюмо буркнул Арсен.

– Хм, – недоверчиво протянул собеседник. – Однако.

И вдруг, потеряв интерес к разговору, уставился в монитор своего ноутбука, будто бы забыв о существовании собеседника. Странный тип…

Арсен неторопливо отпил чай из стакана.

За окном тянулся бесконечный пейзаж. Унылая, голая степь, где с трудом пробиваются робкие признаки растительности. Одиноко бредущий дромадер, редкие табуны лошадей, пасущиеся скудной растительностью. Временами попадались саманные домики, покосившиеся от старости и ветра. И всюду – неприветливая степь, то переходящая в пески, то в каменистую пустошь.

– Ну и как вам местный пейзаж? – опять поднял голову архитектор. Ему, видимо, нравилось выдирать Арсена из раздумий.

– Я не вижу особого пейзажа. Степь да пустыня. Пустота, смотреть не на что, – хмуро проронил Арсен.

– Какая же это пустота? Вы знаете, как много жизни в этих, как вы сказали, пустотах? Наслаждаться пустыней – это искусство. Вы, городские, не умеете любить пустоты, – завелся Шонби. – В каждой пустоте есть полость. Просто это нужно увидеть.

– Все любят леса и горы, – упрямо твердил Арсен, вызывая гнев у собеседника. Ему хотелось разозлить, вывести из себя, сломать менторский тон архитектора.

– Ха, – снисходительно скривился Шонби. – Все экологи только и умеют защищать леса и горы. А кто защитит степь?

– А что ее защищать? Там есть что оберегать?

– Вот-вот, – возбудился архитектор. – Да в степи столько жизни! Жизни, которую нужно защищать. И столько красоты. Легко любить леса и горы. А ты попробуй полюбить степь и пустыню?

– Так вы сами же говорите, что легко любить леса и горы. Вот я и люблю леса и горы, – усмехнулся Арсен.

– Популистская экология, вот что я вам скажу, молодой человек, – вскричал архитектор и, немного успокоившись, уже миролюбивым тоном добавил. – Это как классика и попса. В пустыне много внутренней сдержанной философии. Именно в пустыню уходят святые, чтобы очиститься. Сам Иисус ушел в пустыню на сорок дней. В пустыне человек перерождается, на него находит озарение. Для кого-то это просто пустыня, а для «посвященного» это тожество духа. И как жаль, что общество несправедливо к пустыне, которая для него почему-то стала символом пустоты.

– Вы, наверное, философ, а не архитектор?

– Я математик по образованию. И немного философ. Но это, скорее, хобби. Чем ближе пенсия и старость, тем больше ты становишься философом. А философией пронизаны все науки, та же математика. Вот, вы говорите, пустоты. А пустоты полны полости, как говорил Перельман. Кстати, вы слышали про Перельмана?

– Это тот сумасшедший, который отказался от миллиона долларов?

– Ага, значит, слышали. Но и как все обыватели, слышали про миллион. А что такое миллион, если он реально может управлять Вселенной? Если он все пустоты заполняет величинами. И благодаря его формуле Вселенная предстает как бумага, которую можно смять и растянуть.

– Вы знаете, я не философ и не математик. Я трогаю то, что вижу. А вижу то, что трогаю. В нашей работе факты – это основная база и философия, на которой строится вся жизнь. А верить разным мечтателям не наше дело

– Весь мир построен на мечтателях, – усмехнулся Шонби. – Так что вы расследуете, молодой человек?

– Достаточно необычное дело. Я бы сказал – таинственное. В городе N пропадают люди. Пропадают странно. Бесследно. И никто не может их найти. Вы слышали об этом?

– Слышал ли я об этом? – невозмутимо сказал Шонби, закрыв ноутбук. – В мире каждый день пропадает куча людей. Ведь в том городе, о котором вы говорите, пропало когда-то море? Так почему бы не пропасть и людям? Что тут удивительного?

– Здесь другой случай. Почему именно в этом городе и почему в таком количестве?

– А сколько их пропало? Двенадцать, говорите?

– Двенадцать. Хмм, – задумчиво сказал Шонби. – Магическая какая-то цифра. Они, поди, сектанты, прячутся теперь в какой-то пещере и молятся своим богам. Сейчас немерено их развелось. Надеюсь, что вы найдете их.

– Моя задача написать репортаж, а не найти их.

Звонок на телефон отвлек Шонби, и он взял свой старый, допотопный телефон.

– Сейчас. Иду, – ответил он в трубку и спешно засобирался. – Супруга ждет. Не может без меня, – виновато улыбнулся он. И, собрав вещи, попрощался:

– Ну, спасибо вам за компанию, молодой человек. Желаю удачно провести журналистское расследование. И да, находите красоту там, где ее нет. Мир очень красив. И красив всеми формами. Это я вам как архитектор говорю. И мы обязательно встретимся, Арсен.

Глава 2. Журналистское задание

Когда он решил стать журналистом, над этой профессией витал элитарный флер. Журналисты казались небожителями, для которых открыты все двери, доступны все звезды, да и сами они были частью богемы, куда простым смертным было не попасть. То, что писали в традиционных, сильно цензурированных газетах, чаще всего, читало взрослое поколение. Они перечитывали каждое предложение, пытаясь найти скрытый подтекст в передовицах – ведь сухой, официальный текст нес несколько пластов понимания.

Но Арсен пропускал официоз и искал светские новости. Он тщательно изучал каждую заметку о той или иной звезде, а самые яркие репортажи вырезал и собирал в папку. Читать о звездах ему доставляло эстетическое наслаждение. Они были далеко, эти звезды, и он мало понимал те области искусства, где они блистали. Но возле них был притягательный ореол таинственности, отмеченный высшими силами, и это сияние чувствовалось даже через печатные буквы.

Ему не удалось поступить на факультет журналистики. Он не смог устроиться даже помощником или посыльным в редакции и продолжал мечтать о профессии, работая чернорабочим на стройке. Он, как Георг Кроль1, продолжал заниматься нелюбимой работой, не пропуская ни одну светскую хронику в журналах и газетах.

Он прочитал о журналистике все, что нашел. Даже рассказ Марка Твена «Журналистика в Теннесси». Несколько раз перечитывал «лучший журнальный очерк всех времен и народов» Гэема Таллезе2 «Фрэнк Синатра простудился», подпитывая свою мечту.

И каждый шаг приближал его к мечте.

…

Свой первый день в редакции он помнит смутно, настолько был взволнован. Но в память врезалось первое задание: взять интервью у писателя – живого классика литературы. Долго договаривался с писателем, появился в его квартире, где около часа ждал в гостиной, пока мэтр не соизволил выйти к нему. И, наконец, увидев перед собой знаменитость так близко, совсем оробел. Писатель, привыкший к постоянному пиетету, вальяжно развалился в кресле и надменно посмотрел на юного смущенного репортера.

– Они не могли прислать кого постарше? – проворчал он. – Совсем не уважают.

Арсен покраснел и совершенно потерял дар речи.

– Ты хоть книги-то мои читал, мальчик?

– Я прочитал все ваши книги, – запинаясь, с трудом выговорил он.

Арсен действительно обожал произведения этого классика, на которых, фактически, вырос. А перед интервью перечитал некоторые из них, особенно роман «Гроза в лунный четверг».

– О, – снисходительно улыбнулся писатель. – И что ты понял в нем?

– Это произведение о любви юноши и девушки из двух враждующих старинных родов. Их семьи против этой любви. Тогда юноша и девушка тайно венчаются, а потом из-за непредвиденных обстоятельств они выпивают яд и умирают. Трагичный финал, – добавляет репортер с видом знатока.

– Вообще-то они прыгнули со скалы.

– Ой, извините, – сконфузился репортер. – Я перепутал с сюжетом «Ромео и Джульетта».

– Ты на что намекаешь? – побагровел вдруг писатель. – Вон! – закричал он, показав на дверь.– И пусть ваша газета больше не приближается ко мне. Вы как были прислугой литературы, ею же и остались.

…

– Прислуга литературы? Ха-ха-ха, – засмеялся шеф-редактор, услышав сбивчивый рассказ Арсена. – Кому он нужен, этот мэтр. Тоже мне, возомнил. Все свои сюжеты он отовсюду переписал, как старательный школьник. Да и вообще, настоящая литература сегодня – это журналистика, а то, что пишут эти зануды – никому не нужная графомания. Тоже мне, рассмешил.

….

Потом Арсен научился не робеть перед звездами и, тоже став частью богемы, потерял былое восхищение, увидев за яркими софитами обыкновенных людей. И уже не он бегал за ними, а они искали с ним знакомства, чтобы дать интервью. Так их звездность вмиг исчезла.

Журналистика между тем менялась, подстраиваясь к аудитории, все больше предпочитавшей скандалы и криминал. Журналистика уже не влияла на общественное мнение, а, скорее, обслуживала низменные интересы своей аудитории. Да и цепи цензуры, сдерживающие общественные нормы, разорвались. Репортажи перестали отображать действительность, прекратив развивать сознательность читателей. Реальность стала поставщиком слухов, которые перепечатывали газеты и журналы. Желтая пресса стала самым раскупаемым товаром. Героями таблоидов порой становились странные персонажи, далекие от норм морали, вместо традиционных представителей искусства и науки. А элитная журналистика, которую пестовал в себе Арсен, стала невостребованной, превратив его в нищего корреспондента. И он озлобился, разочаровавшись в своей профессии. Стал циником, как и читатели, которые перестали верить манипуляциям прессы. Ведь в конечном итоге всегда выигрывает читатель.

Мечта, к которой он стремился, оказалась неинтересной и порой – омерзительной. Арсен стал переходить на криминальную хронику, где платили выше. Он больше ничего не умел делать – и стал выполнять самую грязную работу, как когда-то на стройке. Но эта грязь была грязнее той, физической. Он достиг совершенства в информационных заказах и даже стал своего рода «киллером». Только убивал тем оружием, которым владел в совершенстве – словом.

А с появлением интернета большая часть журналистики ушла во всемирную сеть, потребность в его услугах возросла. Ведь не нужна типография, долгая писанина, глубокий анализ темы, дотошное изучение фактов – аудитория интернет стала огромной, всеядной и проглатывала все, чем ее кормили.

Журналистское расследование стало его фишкой. Хотя оно уже отличалось от старой формы расследований: сегодня нужна интерактивность, мгновенность и сиюминутность. Информация, которая опоздала на час, уже бесполезна, как соус после еды. И пусть Хантер3 ворчит, главное, чтобы деньги текли рекой.

Арсен совершенствовал навыки информационного киллера, освоив социальные сети, не брезговал и блогингом. Прелесть интернет эпохи была в том, что ты сам мог печатать свой виртуальный тираж, и никто тебе не цензор.

В основном, заказы ему давал шеф. А если клиенты выходили напрямую, то ему приходилось делиться с шефом. В какой-то момент денег стало так много, что он начал ими разбрасываться. Устав от бурных вечеринок и ночных клубов, он переместился в казино. Но игра чуть не стоила ему финансового благополучия и профессии. Он старался управлять своими страстями, но эта слабость оказалась ему не под силу. Это проклятое заведение, ворочаемое лукавым, чуть не высосало все его соки.

И …забрало удачу.

Фортуна внезапно изменила ему. Нельзя быть удачливым везде. Иначе как объяснить поведение шефа, который вдруг запретил ему печатать горячий скандальный материал, за который готовы были заплатить круглую сумму? Это же не просто материал, а сенсация! И, конечно же – фанфары, аплодисменты, панегирики в его адрес. Да, будут колкие и язвительные комментарии, а может, и критикующие публикации конкурентов.

Ну и что? Это часть публичности и известности, обязательный атрибут признания. Про неинтересного человека ничего и не пишут.

Но в этот раз все пошло не так. Шеф, такой же авантюрист, как и он сам, сначала было загорелся и даже дал добро на публикацию. Да, фактов было мало, скорее, материал представлял набор слухов. Но порой именно слухи, а не факты больше всего и интересуют читателей.

…

В день выхода материала он с предвкушением славы открыл первую полосу и …ничего не нашел. Никакого намека на его материал. Он перелистал страницы, хотя удивительно, ведь его статьи всегда были на первой, самой важной полосе. Заказные материалы, коммерческие пиар-статьи и прочий хлам. Словно газета вдруг стала немой и глухой. Кто же будет читать этот мусор?

Он в бешенстве скомкал газету и выкинул в помойный ящик.

…

Шеф сначала долго прятался от него в кабинете, окружив себя сотрудниками: изображал занятость. Наконец, он поймал его наедине.

– Шеф, в чем дело? – спросил он возмущенно. – Где мой материал?

– Арсен, присядь, – показал шеф на стул. – Материал пришлось снять.

– Что?

– Хочешь покурить? – главный предложил ему гаванскую сигару, которую курил, когда нервничал.

– Что за издевательство, шеф? – Арсен стал закипать от бешенства. Непривычное поведение редактора выводило его из себя.

– Арсен, я хочу, чтобы ты спокойно меня выслушал

– Хорошо, я слушаю, – еле сдерживая себя, в холодной ярости прошипел Арсен.

– Ты перешел дорогу влиятельным людям, – шеф невозмутимо отрезал кончик сигары и подкурил от зажженной спички. Он считал, что зажигалки портят вкус закуриваемого табака и пользовался только спичками.

– Разве это впервой, шеф? На том газета и стоит.

– Ну, газет много.

– Правильно, газет много. Но мы – одни. Мы единственные. Поэтому нас читают. Поэтому нас любят. Разве это не показатель нашей работы?

– Да, – согласился он, пытаясь не смотреть ему в глаза. – Но есть одно «но».

– Что за «но»? – настороженно спросил Арсен. – Ты ведь понимаешь, шеф, что без моих материалов цена твоей газеты – пять копеек.

– Арсен, ты слишком много возомнил о себе. Не задирай нос, ты всего лишь рядовой репортер.

– Хорошо, шеф. Тогда объясни мне, глупому, причину того, почему мы скатываемся в рядовую серую газетенку.

– Арсен, – сказал шеф примирительным тоном. – Мы с тобой много прошли. Я тебя очень ценю. Но в этот раз я не могу подписать материал в номер.

– Но почему?

– Потому что у нас нет фактов. Нет доказательств. Нашу газету могут закрыть.

– Почему-то раньше ты об этом не думал.

– Раньше мы трогали рыб поменьше. Сейчас же задели крупную рыбу.

– Я не боюсь крупной рыбы.

– Зато я боюсь. Мне важно держать газету на плаву. Платить зарплату сотрудникам. Из-за одной оплошности мы можем потерять все.

– Так вот как это все называется, – разочарованно протянул Арсен. – Ну что же. Мне тогда скучно будет находиться в таком болоте.

– Я прошу тебя, не горячись. Возьми другую тему, – стал успокаивать его шеф. – Давай отдохнешь? А?

– Что за торг, шеф, – презрительно фыркнул Арсен. – Меня с руками ногами заберут в другие издания.

– Да, ты ценный кадр, – восхищенно промолвил шеф. – Но неужели ты бросишь меня?

– Не знаю, шеф, – задумчиво ответил Арсен, подперев подбородок руками.

– Арсен, вот смотри, – протянул шеф газету. – Здесь написано о массовом исчезновении людей. Представляешь, это может быть наш Бермудский треугольник. Если ты раскопаешь это дело – я тебя озолочу.

Арсен нехотя взял газету и рассеянно пробежался по заметке.

– Ты давно не отдыхал. Тебе нужно развеяться, подлечить нервы, отвлечься. А как вернешься, поговорим о других темах. Мы же партнеры, Арсен, – он дружески хлопнул его по плечу. – И да, там море, пляж, девушки. – Он мечтательно закатил глаза. – Эх, да я бы сам поехал туда вместо тебя.

– Море?

– Море, Арсен. Море!

– Тут написано, что исчезло двенадцать человек. Это правда?

– Одиннадцать.

– Нет, двенадцать.

– Вот и съезди. Проверь на месте, – вкрадчиво увещевал шеф. – Ты из всего сделаешь сенсацию. Ты же гений.

– Ну не надо мне тут льстить, шеф, – ухмыльнулся Арсен, но похвала ему была приятна, и он немного оттаял.

Шеф столько раз его выручал, научил многому – он как отец. Хотя отец ему не сделал столько добра, как тот же шеф. Действительно, ему нужно на море. Отдохнуть. Переварить все это. Прошедшие месяцы были очень напряженными. Но он еще вернется к этим материалам, сделает это хитро. А пока пусть редактор думает, что обманул его: