Противостояние

– Переход! − гаркнул бортовой компьютер голосом бравого старшины, бросая звездолет в пропасть сотен световых лет.

Тяжелый вздох о своей судьбе молодой человек уже сделал за сотни миллиардов километров от Земли.

Да, Дронов-младший не ошибся, Дронов-старший действительно решил его использовать, как очередную пешку в его грандиозной партии против ненавистных эллов. Но он ошибся в другом. Первый заместитель спикера Объединенного Сената Федерации планет, в прошлом начальник Генерального Штаба Военно-Космического Флота был не бездушным компьютером, а человеком, которому далеко не безразлична была судьба его единственного внука, которого сам и воспитывал с пяти лет. Поэтому он для родной пешки выбрал миссию, которая могла привести ее в ферзи. Могла, если эту нахальную пешку не уничтожат эллы. Но об этом можно было узнать, только пустив эту маленькую шахматную фигурку в путь. Дорогу осилит идущий.

Датчики положения транспортного звездолета «Атлант – 12», просканировав окружающее пространство, передали информацию в бортовой компьютер. Миллисекундная пауза и в рубке управления на главном мониторе вспыхнуло: «Двадцать первый сектор. Галактические координаты 156678 345675 674894. Отклонение от расчетной точки – 0,02. Направление 54, 567894670»

– Господа, поздравляю с успешным Переходом! – командир транспортника удовлетворенно улыбнулся.

Человеческая пешка сделала свой первый ход на пути к ферзю.

Пугает неизвестность нас

Пути ж Господни неисповедимы. Ерунда!

Не страшней, чем прикупа не знать!

Глава 5

Песок податливо проваливался под тяжестью тела, сковывая движение, цепляясь миллионами своих песчинок за ноги.

«Так и лооны, всегда услужливые, мягкие… и сковывающие движения, намертво сковывающие. И как песчинок их миллионы…», − легкие судорожно хватали воздух, сердце неистово билось в грудной клетке, вопя о пощаде.

Но надо было бежать, бежать, бежать, оставляя за собой цепочку следов на песке, впрочем, абсолютно невидимых ночью. Правая нога с размаху налетела на торчащий небольшой валун и, потеряв равновесие, мужчина с наслаждением растянулся на песке, давая телу хоть минуту покоя…

Он тогда, год назад, тоже вот так, с наслаждением упал на песок. Изнурительные тесты пройдены, и он принят в Лабораторию Актуальных Физических Проблем! Сюда он мечтал попасть с третьего курса университета, как только узнал о ней. Точнее, о Лаборатории он услышал, когда начал углубленно изучать в физику, учась в школе. Он не раз, с интересом читая новости в Интернете о новых открытиях, видел ссылки на нее. Но лишь в университете мальчик с красивыми вьющимися волосами понял, где бы он хотел работать. Понял, когда определился с темой, которой бы ему интересно было заниматься в науке. И этой темой было изучение теории поля.

Элловская цивилизация многого достигла в понимании устройства мироздания. Докопались, казалось бы, до самых основ – сумели объединить в Единую теорию поля все виды взаимодействий и отловить элементарную частицу, ответственную за эти взаимодействия. Для этого эллам пришлось даже построить огромный ускоритель, который огромной змеей перепоясал по экватору самый крупный спутник их планеты.

Огромные затраты, вложенные цивилизацией в этот амбициозный проект, окупились многократно. Уже через пять лет была создана теория гиперпространственных переходов, а еще через три года первый гиперпространственный звездолет. Звезды, сиявшие на небосводе, до этого недосягаемые неожиданно стали близки и вполне доступны. И обдавали жаром своих покорителей.

Бесконечная Вселенная в мгновение ока скукожилась, но по-прежнему оставаясь бесконечной. За уже покоренными звездами на миллиарды световых лет вокруг сияли все новые и новые звезды. Но это уже вызывало не благовейный трепет перед этой бесконечной мощью, а восторг! Восторг перед неисчислимыми запасами материи и энергии, которых хватит на многие поколения. И этот бесконечный океан обещал одним все новые и новые блага, в которые трансформировалась энергия и материя бесконечных звезд и планет, а другим – достойное приложение своих сил для удовлетворения своих амбиций, жажды приключений, чинов и наград. И весь этот поистине неиссякаемый рог изобилия, это бесконечное Эльдорадо принадлежал только им, эллам! Хвала Великому Создателю! Хвала Великому Богу! Хвала Великому Оэну!

Но еще через десяток лет эллы поняли, что несколько поспешили в такой благодарности своему Богу. В ста тысячах световых лет от своих планет они встретили других разумных существ, также самонадеянно считавших, что Вселенная принадлежит только им. Элловская и земная цивилизация соприкоснулись…

«Надо вставать и бежать, вставать и бежать», − человек со стоном встал сначала на колени, а потом поднялся во весь рост. И вновь песок услужливо-податливо проседает под тяжестью тела и этой своей услужливостью сковывая движения, отнимая энергию на движение.

«У, лооны. Ненавижу! − мужчина со стоном заставил себя вновь побежать. – Вот уж не думал, что бег может доставлять столько страданий.

В Лаборатории Актуальных Физических Проблем Гарди Ноон – новоиспеченный выпускник университета тоже бегал. Бегал от маленького домика, куда его поселили, до лаборатории, где он стал работать. Бегал по длинным коридорам здания, стремясь побыстрее попасть из своего кабинета в лаборатории, где проводились эксперименты или конференц-зал, где эти эксперименты обсуждались. Гарди даже бегал по своему кабинету, пытаясь успеть за несущимися в его голове мыслями, часто сумбурными и не понятными даже своему хозяину. Но этот шквал электрических импульсов, бушующих в голове Ноона вгрызался в научную проблему, сносил с нее все в данный момент не принципиальное, наносное, обнажая самую суть.

Бежать стало труднее. На песке чаще стали попадаться валуны, больше появилось небольших ложбинок и ям.

«Ничего, еще пару километров и будет шоссе. А там, если повезет, кто-то меня подвезет. Что значит «если»?! Мне обязательно повезет! Мне бы только до города добраться. И тогда держитесь лооны! У, ненавижу!»

Несмотря на почти полную отрешенность от внешнего мира и уход в свои еще пока сумбурные, но захватывающе интересные мысли, Гарди Ноон смог все же довольно быстро понять, что в Лаборатории все ключевые посты заняли лооны. Директор, практически все его замы, начальники отделов и лабораторий – все они принадлежали к нации, чьей родиной была планета Авразия.

Многие эллы в глубине души (правда, глубины, конечно, были разными) признавали интеллектуальное превосходство лоонов. И, естественно, за это их недолюбливали. Ведь превосходство в интеллекте в развитой цивилизации в первую очередь означает лучший материальный достаток, стремление к которому стало основным инстинктом высокоразвитого разумного существа. Поэтому видя, как лооны копят добро, эллы стали копить на них зло. Но Гарди относился к тем немногим эллам, которые с симпатией относились к людям со смешно оттопыренными ушами. Точнее, он не делал разницы между эллом и лооном. Он отлично знал историю науки, поэтому ясно осознавал заслуги лоонов в развитие элловской цивилизации. Да что там говорить, если теория гиперпространственных переходов была разработана в этой Лаборатории Актуальных Физических Проблем под руководством выдающегося ученого Армира Эйршази. Он же был научным руководителем проекта первого гиперпространственного звездолета.

«Я их уважал, а теперь ненавижу! Пиявки, кровососы! Огнем выжечь! Ох, только бы до города добраться», − Гарди Ноон уже не бежал, а шел, пытаясь в слабом, красноватом свете естественного спутника планеты Орхора, разглядеть лежащие на песке валуны.

В Лаборатории Ноон начал работать в отделе слабых ядерных взаимодействий, изучавшем одно из четырех фундаментальных взаимодействий в природе. Это взаимодействие отличается чрезвычайно малым радиусом действия – в тысячу раз меньшим, чем диаметр атомного ядра и очень слабой интенсивностью − по сравнению с электромагнитным и тем более сильным ядерным взаимодействием. Но именно благодаря такому короткодействию, нейтрино способно пролететь сквозь стальную плиту толщиной в миллиарды километров, ни разу не столкнувшись с ее атомами. Абсолютная проницаемость! Также элловские ученые давно поняли, что слабое и электромагнитное взаимодействия – это разные проявления более универсального электрослабого взаимодействия.

Занявшись этой проблемой, Ноон практически сразу же обнаружил, что все основные теоретические проблемы, связанные с электрослабым взаимодействием уже разрешены до него. И крупных открытий на ближайший момент не предполагалось. Это очень сильно задело умного и в такой же степени честолюбивого Гарди. И именно в этот момент у молодого элла впервые появилось легкое раздражение на лоонов, которое исподволь усиливалось, пока, после своего неожиданного открытия, не переросло в почти физиологическую ненависть.

«Ну, ничего, еще посмотрим кто кого! Я все расскажу эллам. Все! – Ноон, не увидев довольно крупного валуна, сходу налетел на него и тут же упал, сильно ударившись головой о другой валун. – Черт! Не хватало тут еще череп проломить! Вот лооны порадуются».

Гарди Ноон все также бегом бегал на работу, но былого энтузиазма уже не было. Впрочем, желание перевернуть мир у него осталось, только вот «рычаг», при помощи которого он хотел это сделать, неожиданно выскользнул из рук, а нового молодой человек найти не мог. Пока не мог.

Однажды, когда особенно стало тоскливо и в двадцать четыре года жизнь показалась бесцельной и пустой, Гарди пожаловался своему начальнику отдела лоону Мариусу Розеншази и попросил того помочь ему в переводе в другой, более перспективный с точки зрения научных открытий отдел.

– Молодой человек. Дело не в месте, а в голове, которое это место занимает, − твердо отказал тот с ироничной улыбкой. – Работайте! И если чего-то Вы стоите, то сможете сделать открытие буквально на пустом месте. Повторяю, все дело в голове.

Уязвленный молодой элл еще с большим рвением принялся изучать слабое взаимодействие, пытаясь найти хоть какую-нибудь слабину в существующей Единой теории поля, а затем эту слабину превратить в огромную дыру. А что может вылезти из этой дыры, его особенно не волновало. Хоть сам дьявол! Так даже лучше. Будет что изучать! Дьявол и вылез…

Кряхтя и постанывая, молодой человек поднялся на ноги.

«Вперед! Я должен рассказать. Я должен предупредить! Иначе вскоре все эллы будут рабами у этих лоонов. У, ненавижу!» − и вновь, отталкиваясь от зыбкого песка, Гарди Ноон побежал вперед.

Черный небосвод раскинулся над ним, сияя тысячами ярких точек. Слева, заливая все вокруг бледно красным светом, висел огромный Орхор – спутник планеты. Точно в его центре располагалось темное пятно – огромный кратер от упавшего миллионы лет назад астероида. Выглядело это довольно мрачно. Словно огромный красный глаз, не моргая, смотрел с гигантской высоты на людей. Правда, из-за взаимного вращения планеты и ее спутника и их совместного перемещения вокруг звезды Конне, такая картинка – полная «луна» с огромной черной точкой посередине наблюдалась в общей сложности всего пару дней в году.

«Древние верили, что когда виден полностью диск Орхора со «зрачком» посередине, то это самое опасное время. Из земли появляются всякие фантастические твари и пожирают людей. Черт! Что не говори, удачно я выбрал время побега, − жадно хватая воздух ртом, Ноон упрямо бежал вперед. – Все это глупые поверья неграмотных людей, веривших во всякую чушь. А вот лооны – это не чушь!»

Тот день, когда дьявол вылез, точнее, когда он зашевелился за, казалось бы, железобетонной стеной Единой теории поля, Гарди Ноон помнил отчетливо. Конечно, он тогда не знал, что это, действительно дьявол. Тогда элл просто смотрел на компьютере обработанные результаты двухмесячной кропотливой работы. Смотрел и не верил своим глазам. Он еще раз запустил обработку результатов и вновь через два часа бесстрастный электронный мозг показал тот же результат – статистическая погрешность экспериментов по изучению слабого взаимодействия очарованных кварков, которые четыре года назад проводились в Лаборатории, составляла двадцать пять тысячных процента. Но максимальная инструментальная погрешность тогда составляла всего двадцать три тысячных процента! Гарди Ноон ее скрупулезно пересчитал, учтя все, даже прецессионное влияние Орхора. Так откуда вылезли эта разность в две тысячных процента? Получается, что во время распада очарованных кварков на них действовал еще одна неизвестная сила? Очень ничтожная даже по сравнению со слабым взаимодействием, но она была. Была!

Еще неделю Гарди Ноон лихорадочно проверял свои расчеты. Нет, ошибки не было. Какой-то неизвестный фактор, действовавший на элементарные частицы, был.

«Говорите, все зависит от головы? Правильно! Теперь я вам докажу, какая у меня голова! − и хотя мысленно говоря «вам», молодой элл представлял перед собой моложавое лицо с крупным носом и толстыми губами профессора Розеншази, подразумевал он всех лоонов. – Такие умные, а такое проморгали!»

Как он был наивен тогда! А за наивность надо расплачиваться и иногда платить за это очень дорогую цену.

«Ничего они не проморгали. Лооны отлично знали об этих двух тысячных процента. И знали, чем они вызваны. Но они же не идиоты говорить об этом! Но теперь знаю и я! И я, элл, не идиот, чтобы об этом молчать!» − Гарди Ноон даже махнул рукой, сжатой в кулак, словно ударяя какого-то невидимого врага.

К сожалению, при этом он ослабил внимание за поверхностью, по которой бежал. И тут же за это поплатился. Его правая нога зацепила очередной валун, а левая соскользнула в небольшую ямку. И мгновенно элл упал лицом в песок.

Мариус Розеншази задумчиво посмотрел на Ноона, когда тот рассказал ему о своих результатах.

– Да, молодой человек, похоже, я вас недооценивал, − задумчиво произнес он. – Что ж, придется внести необходимые коррективы.

О том, что это за коррективы, Гарди Ноон узнал буквально через две недели. Его перевели работать в филиал Лаборатории, находящийся на другом континенте планеты, в самом центре пустынной местности, усеянной валунами, и где единственной растительностью был стелющийся по земле колючий кустарник. От ближайшего города до этого филиала института была более трехсот километров. Пару столетий назад здесь проектировали и испытывали первые атомные, а затем и термоядерные бомбы. Тогда в документации он назывался объект «А» и о нем знал лишь узкий круг посвященных. Но когда произошло объединение государств в единое Содружество, необходимость в строгой секретности этого объекта отпала. И удаленность от цивилизации, которая ранее была преимуществом, стала существенным недостатком. Крупные ученые, все сплошь лооны, под разными предлогами стали покидать объект «А», обосновываясь в более комфортных местах. Последний всплеск славы бывшего объекта «А», ставшего филиалом Лаборатории Актуальных Физических Проблем, пришелся на то время, когда эллы, под неизменным руководством лоонов стали штурмовать Единую теорию поля и на ее основе создавать гиперпространственный звездолет. Здесь, учитывая наличие еще не успевшего полностью разбежаться научного потенциала, решено было спроектировать ядерный лазер накачки, при помощи которого запускался гиперпространственный двигатель.

Лазер создали, успешно испытали и для бывшего объекта «А» наступило почти полное забвение. Его даже перестали использовать как испытательный полигон для экспериментов с большим энерговыделением. Их стали проводить либо в Космосе, либо на необитаемых планетах или их спутниках, коих с появлением гиперпространственных звездолетов, у эллов появилось множество.

Постепенно здесь осталось примерно сорок научных сотрудников, которые занимались изучением проблемы электромагнитного загрязнения окружающей среды.

– Я уверен, что эти две тысячных процента были вызваны влиянием на приборы и сами элементарные частицы неучтенных электромагнитных полей, − сказал Мариус Розеншази, когда вручал Ноону направление на новую работу. − Вот вы ими и займетесь, − мясистые губы уже бывшего руководителя Гарди чуть дрогнули в улыбке.

«Ну, ничего. Я тебе еще вспомню эту улыбку, лоонов. Ой, вспомню. Губы свои жирные сам же и сжуешь! – молодой элл вновь возобновил свой бег.

– Электромагнитное загрязнение так электромагнитное загрязнение, − сказал тогда Гарди Ноон, подлетая на флайере к своему новому месту работы. – Ничего, я и здесь что-нибудь обязательно раскопаю.

И он действительно раскопал! Тем более, что примерно знал, где копать. Ведь и слабое, и электромагнитное взаимодействие – это разные проявления одного, электрослабого взаимодействия. Гарди Ноон пошел проторенной дорогой и стал анализировать все эксперименты с электромагнитным излучением, которые проводились в этом филиале института в последнее время. И своих двух тысячных процента не обнаружил. Суммарная погрешность всех экспериментов не превышала возможной максимальной инструментальной ошибки.

Но молодой человек не сдался. Он проанализировал погрешность в каждом эксперименте. И в двух из них упрямый элл обнаружил таки свои две тысячных процента!

«А почему только в двух? Чем эти два эксперимента принципиально отличались от остальных?» − и вновь молодой человек скармливал своему компьютеру терабайты информации, пытаясь разгадать эту загадку. Но день проходил за днем, а ответа все не было и не было.

Решение, как часто это бывает, пришло неожиданно и оказалось, с одной стороны, очень простым, а с другой – просто ошеломительным. Отбросив после тщательного анализа множества гипотез, молодой элл, наконец, задал себе правильный вопрос: «Чем эксперименты в Лаборатории Актуальных Физических Проблем, расположенной на одном материке планеты, принципиально отличаются от экспериментов, проведенных в его филиале, расположенном на другом материке той же планеты?

Гарди Ноон даже остановился, вспоминая ту волнующую минуту. Он тогда также стоял. Только в своем кабинете около окна и смотрел на выжженную, практически безжизненную местность, раскинувшуюся на сотни километров вокруг. Смотрел, еще не понимая, что смотрит на ответ к своей головоломке.

Еще раз, судорожно втянув в себя воздух, элл, тяжело ступая, пошел вперед. Бежать уже сил не было.

«Ничего. Шоссе скоро. Осталось километров пять. Не больше, − мысли в голове Гарди, изнемогающего от непривычной большой физической нагрузки, были такими же тяжелыми и короткими, как и его шаги.

Это тогда, два месяца назад, его мозг мог дать фору любому компьютеру. Никакая электроника не могла так быстро решить эту блестящую трехходовку: глухая безжизненная местность – мало комфорта и благ цивилизации – отсутствие лоонов.

«Все правильно! – Гарди Ноон тогда в возбуждении даже подпрыгнул на месте. – Эксперименты по изучению слабого взаимодействия ВСЕГДА происходили при непосредственном участии лоонов. Исследовать же электромагнитное загрязнение неинтересно, не престижно, да еще и в такой дыре, как этот филиал института. А почему тогда в двух экспериментах все же было отклонение»? – с колотящимся, как сейчас, после утомительного кросса по очень пересеченной местности, сердцем элл подбежал к компьютеру. Пританцовывая, он с минуту поколдовал над клавиатурой. И, наконец, электронный помощник человека, молниеносно связавшись с центральным сервером филиала Лаборатории, показал необходимый файл.

«Все правильно. В этих двух экспериментах лооны участвовали. Обычные инспекторские приезды – что тут эти эллы без нас творят», − Ноон рухнул в кресло, чтобы все хорошенько обдумать. Слишком ошеломительной оказалась разгадка. Сел и тут же был выброшен из него огромной дозой адреналина, поступившей в его кровь, лишь только мозг осознал полученную информацию.

«Получается, что лооны могут каким-то образом влиять на фундаментальные природные взаимодействия! Причем это влияние осуществляется даже без их воли. Иначе, зачем это было демонстрировать в этой дыре в неинтересных и малозначащих экспериментах? Но… − возбуждение Ноона тогда было так велико, что он стал метаться по своему кабинету, чтобы хоть как-то выплеснуть клокотавшую в нем энергию. С грохотом опрокинулось кресло, пару раз глухо прогудел стол, получив сильные удары кулаком по своей крышке. – Но получается, что лооны могут влиять и на людей! Они тоже состоят из тех же атомов, в которых происходят те же взаимодействия. А если они могут этим процессом управлять?! – элл замер, как вкопанный. – А управлять, это значит командовать! Командовать волей людей, то есть нас, эллов. Заставлять нас делать то, что хотят лооны, а не мы сами…»

– Но тогда всю нашу историю эллов после контакта с лонами надо переписать. Ведь многие события в ней фактически были инициированы лонами! – выкрикнул Гарди. Неожиданно по телу обездвиживающе разлилась слабость. Его взгляд скользнул по валяющемуся креслу. И он просто сел на пол. – Надо, чтобы эллы об этом обязательно узнали. Надо, чтобы эллы об этом обязательно узнали», − повторял Ноон словно заклинание.

Постепенно он стал успокаиваться. Появились конструктивные мысли относительно его дальнейших шагов.

«Первое – ни в коем случае никому здесь не говорить о своем открытии. Наверняка, здесь есть у лоонов свои глаза и уши. Второе – под каким-нибудь нейтральным предлогом выбраться в город. Да хотя бы просто всем сказать, что захотел поразвлечься. Третье – в городе явиться в полицию и потребовать связи с высшим руководством страны. Ерунда! Так тебе и дали связь. Примут просто за сумасшедшего. И где гарантия, что в этой дыре полиция не находится под влиянием лоонов? После моего открытия уже ни во что нельзя верить. Так что же делать?» − Гарди Ноон еще долго сидел на полу, перебирая различные варианты, пытаясь отыскать наилучший или хотя бы приемлемый. Наилучший – это значит гарантированно донести информацию, которой он обладал до Президента Федерации и при этом уцелеть самому. Приемлемый – это только выполнить первое условие.

Наконец, после часового раздумья элл смог выработать план действий. Еще один час ушел, чтобы сделать необходимые приготовления к этому плану.

«Все, завтра утром начинаю», − подумал тогда он.

Но утром все пошло кувырком, совсем не так, как представлял Гарди Ноон. Едва элл вышел из своей квартиры, расположенной тут же на территории института, как услышал близкий рокот мощного двигателя. Ярко освещенный лучами солнца на посадку заходил большой транспортный флайер с государственными гербами по бокам.

«Неужели лооны?» − от нехорошего предчувствия ноги сделались ватными.

Ноон угадал. Первым, кого он увидел в открывшемся проеме летательного аппарата, был Мариус Розеншази. За ним по трапу спустились еще трое сотрудников Института – все лооны.

Тем временем к растерявшемуся Гарди подошел его бывший руководитель.

– Здравствуйте, Ноон. Вот решили неожиданно проверить, что вы тут делаете, − мясистые губы лоона раздвинулись в доброжелательной улыбке. Так что хочешь – не хочешь, а гостей принимать придется.

«Ну, конечно, инспекционная проверка! − Гарди ухватился за эту мысль, как тонущий хватается за соломинку. – Это просто совпадение. Кстати, я смогу еще раз проверить свою гипотезу. Лооны же наверняка будут присутствовать при каком-нибудь эксперименте».

День прошел спокойно. Мариус Розеншази и его коллеги знакомились с документацией и осмотрели строящуюся установку для измерения параметров сетки Арзеншази – пересекающихся силовых линий суммарного электромагнитного поля планеты, космического излучения и искусственных излучающих устройств.

К большому разочарованию Гарди Ноона, ни в каких экспериментах лооны не участвовали.

«Все равно проверю. Главное, что они оказались здесь».

К концу дня, как водится, инспектора-лооны были приглашены на ужин, который наспех организовали в столовой филиала. Но поучаствовать в общем пиршестве Ноону не удалось. Перед самым ужином, когда все рассаживались за столы, к нему неожиданно подошел Мариус Розеншази.

– Я ознакомился с Вашей последней работой, Ноон.

У Гарди словно что-то оборвалось внутри и он как загипнотизированный смотрел на мясистые губы лоона, фактически выносящие ему приговор.

– Вы и здесь сумели получить очень интересные результаты и, судя по запрашиваемой вами в архиве последней информации, даже поняли причину наблюдаемого вами явления.

«Они все знают! И они, наверняка, следили за мной. Какой же я идиот! Ведь это так легко – отследить, какие файлы я запрашивал на сервере. Идиот!»

Гарди Ноон беспомощно оглянулся. Эллы и лооны рассаживались по своим местам, разговаривали и шутили. В помещение стоял приглушенный шум, издаваемый несколькими десятками людей. И никто не смотрел в их сторону. Никто! Ни один человек! Словно их и не было в столовой.

«Все они за одно! − мысль обожгла молодого элла. − И лооны все это время играли со мной как кот с мышкой».

– И сегодня, за этим великолепным столом я обязательно подниму тост за молодого и очень умного элла, за Гарди Ноона! − Мариус Розеншази продолжал улыбаться, словно не замечая растерянности своего собеседника.