Хроники уходящего поколения

Надо заметить, что еще до появления Волчка в Ясной Поляне концентрировались подкармливаемые жителями бездомные собаки и домашняя такса – любимица снабженца дивизиона Фридмана.

Эта история завершилась трагически. Как выяснилось, несколько собак поймали где-то лишай. Спустя некоторое время, количество заболевших собак возросло. Лечить их было нечем и некому.

Во избежание эпидемии, в дивизионе отдали приказ отстрелить бездомных животных. Поселок изо дня в день стал обходить старшина с малокалиберной винтовкой. Число собак стремительно уменьшалось. Но процесс затянулся на несколько недель. А все потому, что, почуяв смертельную опасность, собаки стали прятаться от старшины. Им помогали и мы. Пряча и подкармливая животных. Но конец этому все же наступил. Последней пала такса снабженца Дружок.

Невозможно было привыкнуть к тишине, не нарушаемой дружным лаем веселой стаи во главе с Волчком.

«Христа ради…»

В 1953 году отец был начальником штаба артиллерийского дивизиона. Мать работала библиотекарем в воинской части. Мне было шесть лет. Жили в Ворошилове Уссурийском в деревянном финском домике на четыре семьи.

То лето на Дальнем Востоке выдалось жарким. Двери в большинство квартир были распахнуты. Я читал в теньке. Мама стирала.

Как-то тихо, незаметно к нам подошел странно одетый человек. На нем были свободные, заправленные в кирзовые сапоги, темные брюки. Сверху – затертый двубортный пиджак, надетый на белую косоворотку. А еще его отличали длинные не стриженые волосы и выструганная, до блеска вытертая руками, опорная палка. Чувствовалось, что человеку трудно идти. Видимо, болела поясница.

Остановившись около матери, мужчина перекрестился: «Храни вас Бог». И поклонился в сторону нашей квартиры.

– Я из заключения, отсидел много лет. Пытаюсь добраться до дома. Подай, хозяюшка, сколько можешь, на дорогу, Христа ради.

Мать, будто извиняясь, объяснила бывшему зэку, что денег в доме нет. Муж подписался на государственные облигации на сумму двухмесячного оклада.

– Если хотите, могу накормить. Только что сварила суп.

Путник поблагодарил и, пройдя на кухню, сел за стол. Мать до краев налила самую большую глубокую тарелку. Положила в суп ложку сметаны и отрезала несколько больших краюх черного хлеба.

Я с интересом наблюдал за неожиданным гостем. А тот, чувствовалось, был очень голоден, но ел медленно, с достоинством.

Закончив есть, мужчина поблагодарил маму, закурил и пошел дальше вдоль военного городка. Куда? Одному ему известной дорогой.

В течение нескольких следующих лет через Ворошилов Уссурийский прошли сотни, а может и тысячи бывших заключенных, освобожденных из дальневосточных лагерей в результате амнистий, начавшихся после смерти И. В. Сталина. Жители, чем могли, помогали им: кормили, делились деньгами.

Но не все освобожденные платили местному населению благодарностью. Среди них были не только политические, но и воры, бандиты, убийцы. Не часто, но время от времени появлялись слухи об убийствах, кражах, изнасилованиях со стороны освобожденных.

Цена рельса

Дальний Восток, 1955 год. Я учился во втором классе Гродековской школы. Учительница задержала нас после занятий и поведала о той важной роли, которую играет в жизни страны сбор металлического лома. Здесь же нам было предложено в свободное от учебы время заняться этим важным делом и сдавать металлолом организации, занимающейся его сбором и переработкой. Было организовано социалистическое соревнование между классами.

На следующий день, после занятий, я и два моих хороших товарища вышли на поиск важного для страны сырья. Поиск не затянулся: в районе железнодорожной станции нашли кусок забытой кем-то рельсы. Привязав к ней за отверстие захваченную из дома веревку, потянули очень тяжелый для нас кусок металла в сторону принимающей организации.

В течение часа, с остановками на отдых, мы-таки дотянули железяку по адресу. Долго искали, кто бы мог принять у нас «бесценный» груз. Видимо, надоели всем работникам до того, что заведующий пунктом наконец-то вышел к нам. В ответ на просьбы принять металл, показывал рукой на входные ворота, мол, убирайтесь со своей железякой. Пришлось сказать, что мы пожалуемся в школе. Такой выход, видимо, его не устраивал. Рабочие бросили наш рельс в общую кучу металла.

– Все, ребята, до свидания, – попытался отделаться от нас заведующий.

Не тут- то было. В школе нас научили требовать квитанции за сданное сырье. Дальнейшие переговоры заняли еще с полчаса. Закончились тем, что начальник со злобой бросил нам три рубля: «катитесь, разговор окончен».

Для нас трешка была большими деньгами. Мы уже знали, что бутылка водки стоила два восемьдесят семь.

На следующий день заработанную с таким трудом трешку мы передали учительнице. Та широко раскрыла глаза и спросила: «А где же квитанция?» Рассказ в ролях о наших приключениях занял длительное время. Она пыталась отправить нас назад в приемный пункт за квитанцией. Мы категорически отказались. Не хотели подвергать себя повторным унижениям.

Наш опыт стал известен всей школе. И как не убеждали нас преподаватели, больше металлолом никто не собирал. Так провалилось мое первое в жизни соцсоревнование.

Шахматная школа

В 1954–1956 годах мы жили по месту службы отца в небольшом дальневосточном поселке Гродеково. Офицеры с семьями занимали несколько двухэтажных домов возле железнодорожной станции. Остальной поселок – частный сектор.

Рядом с вокзалом тянулась улочка, на которой были сконцентрированы торговые точки. В начале ее располагалась парикмахерская. Это рабочий зал, хозяином которого был старый еврей, и комната для ожидающих. Еврей был не просто хорошим мастером прически, но и страстным любителем шахмат. Поэтому в комнате для отдыхающих на отдельном столике располагалась расставленная для игры партия шахмат. Играл ли в них хозяин парикмахерской и его клиенты, я не знаю. Не видел. А вот мы с Егором частенько просиживали здесь часами. Сначала просто трогали фигуры руками, беспорядочно переставляли их, придумывали свои правила игры. С неделю парикмахер наблюдал за нами и, видимо, понял, что наш интерес к шахматам не угасает. А потому начал постепенно обучать ходам различных фигур, их возможностям, простейшим дебютным построениям. Короче, в течение лета мы с Егоркой научились играть в шахматы, доводя каждую партию до конца без нарушения

Порой, когда не было клиентов, к нам присоединялся сам парикмахер. Правда, он не играл с нами, а просто сидел рядом и по очереди подсказывал наиболее эффективные ходы.

В конце лета отца перевели на Чукотку. Так прекратилась для меня шахматная практика на целых два года. И только в 1959 году, на Украине, я оказался в крепкой шахматной секции местного Дома пионеров. Изучил «Дебюты» Панова, лучшие партии прошлых чемпионов мира, покупал шахматную периодику. Все это позволило мне войти в сборную школы и завоевать командное первенство района в Кривом Роге.

За мои шахматные успехи и вообще за глубокий интерес к этой игре я с благодарностью вспоминаю еврея-парикмахера из Гродеково. К моему стыду, даже не знаю, как его звали.

Люля

Жили мы тогда в Северном городке воинской части моего отца, а мамина подруга Люля – в общежитии, в Уссурийске.

Тетя Люля (это я прозвал ее Люлей в малолетстве – так и повелось) страшно завидовала моей маме. Мол, подруга не так уж красива, а замужем. А у нее семейные дела не заладились, никак не получалось выйти замуж, хотя окружающие считали ее первой красавицей. От тети Люли исходила такая энергия, что невозможно было не обратить на нее внимание. Но не везло.

И вот однажды она привела в гости к нам очень интересного старлея, по которому сохли все девки Уссурийска. Дело у них уже шло к свадьбе. Любое застолье, особенно со спиртом на лимоннике, как и в тот раз, быстро заканчивалось.

– Нам пора, – поднялся из-за стола старлей.

– Поздно уже, автобусы не ходят, – возразил отец. – Оставайтесь.

–Разве что…– старлей вопросительно посмотрел на Люлю.

– Да мне и на работу от вас ближе, – поддержала отца Люля.

И тут, поддавшись общему настрою, не по делу вступил я (тогда первоклассник):

–Оставайтесь, тетя Люля, будет так же весело, как тогда, когда вы ночевали у нас с дядей Мишей.

В воздухе повисла зловещая тишина. Герои застыли в немой сцене из гоголевского «Ревизора».

« « «

Вспомнилась мне эта история через много лет, когда уезжая от родителей из Кривого Рога мы с женой никак не могли отказаться взять посылку (ящик помидоров) и передать ее в Калинине тете Люле. Да, была перестройка – конец советской власти, когда в России с помидорами было туго.

В Калинине поезд стоял двадцать минут. Люля пришла за посылкой с тем старлеем. Уже майором. Были рады встрече. Многое вспомнили.

Северное сияние

Зимой, то ли в конце 1957, то ли в начале 1958 года, все немногочисленное население нашей воинской части, расположенной рядом с бухтой Провидения, среди ночи высыпало на улицу. И было отчего.

Вместо полярной ночи вокруг было необычно светло от света, льющегося с неба и отражающегося от чистого до голубизны снега.

Это был пир северного сияния. Такой его интенсивности, как позже пояснили ученые мужи в газетах и журналах, наше поколение не наблюдало.

Описать адекватно то, что происходило в небе над нами, просто невозможно. Представьте, что небо – тонкий сосуд с жидкостью, в которую чья-то властная рука подливала акварельные краски разных цветов. Они смешивались, обтекали друг друга, отражались на лицах зевак. Это было фантастическое буйство красок.

Глядя в лица взрослых мужчин и женщин, я видел, что их, как и меня, немного пугало это необычное явление. Как что-то фантазийное, за гранью реальности.

Продолжалось это чудо более двух часов. А его менее интенсивные отсветы были видны до рассвета.

«Разойдись!..»

Отца перевели по службе на Чукотку в 1956 году. Он был зам. командира отдельного артиллерийского дивизиона, расположенного на берегу бухты Провидения. Именно здесь были два равнинных участка. Один из них занимал военный аэродром в Уреликах, а второй – около нашего поселка. Потому здесь в свое время было сооружено футбольное поле – единственная площадка для проведения первенства по футболу среди воинских частей юга Чукотки.

В один из летних дней 1957 года, в выходной, у нас дома зазвонил телефон. Это был офицер, отвечающий в дивизии за спортивно-массовую работу. Он сообщил, что на грани срыва футбольный матч между Озерами и дивизионом отца. Заболел судья. И он попросил отца посудить предстоящий матч.

Здесь надо знать характер отца. Это крестьянский парень, закончивший военное училище и прошедший все тяготы войны с первого до последнего ее дня. Для него не было слова «не могу». Определяющим было слово «слушаюсь». Этому научил фронт. Справлюсь, решил он. Не велика премудрость. И дал добро.

На стадионе уже изначально сложилась напряженная обстановка. Озера не верили, что местный судья будет справедлив.

Свисток отца дал начало тому памятному для многих матчу. Первая же атака наших завершилась грубым нарушением со стороны Озер. Штрафной удар был назначен вблизи ворот противника.

Как и положено, игроки Озер в девяти метрах от места нарушения установили стенку из шести человек. Бить штрафной собирался «звезда» наших Бердюк. И вдруг…

К стенке подошел отец, который совершенно не знал правил игры. Он был озадачен: что еще за стенка? Это непорядок. И он ничтоже сумняшеся скомандовал: «Разойдись!..»

Для всех это был такой шок, что казалось, даже северный воздух стал гуще. Затем представители двух команд стали объяснять отцу, что он не прав. Он и сам это понял, но уступать было не в характере боевого офицера. Дал команду своим спортсменам занять места в машинах и отправил их восвояси.

Наказан был не отец, а офицер из дивизии, не выяснивший заранее отношения отца к футболу.

Происшествие на рыбалке

Кто когда-нибудь жил на Чукотке, знают, что значит для мужчины рыбалка. Особенно зимняя. Когда в мае лед в заливах перерезают многочисленные трещины. Достаточно легкого багорчика, чтобы расширить ее, превратив в лунку, а не сверлить полутораметровый лед. Как-то веселее ловить рыбу под солнышком, а не под завывание морозной поземки. Да и клев совершенно иной: кроме бычков начинают брать навага, камбала, голец.

В то памятное утро я, одиннадцатилетний сын офицера, проснулся рано, часа в четыре. Солнце уже вышло из-за вершины сопки и начинало пригревать.

Сборы (одеться потеплее, взять рыболовные снасти, тормозок) заняли минут двадцать. Спустившись с крыльца деревянного двенадцатиквартирного дома, где жили офицеры с семьями, я двинулся к своему заветному месту. Выйдя за военный городок, обошел отрог сопки и ступил на лед бухты. Пьяняще пахла морская капуста, вытаявшая по берегу из-подо льда.

А вот, чуть поглубже, и заветные трещины. Пробив багорчиком три- четыре лунки и разматывая удочку, обратил внимание на металлический цилиндр диаметром метра четыре, высящийся надо льдом метрах в пятнадцати от берега. Верхняя круглая крышка его была откинута в сторону. Изнутри раздавались странные звуки. Это сегодня я могу их идентифицировать. А тогда, в далеком пятьдесят восьмом году, я и представления не имел, что такое компьютер, принтер, факс, ксерокс, какова гамма их звучания.

Недалеко находились склад ГСМ и выдающийся вглубь бухты пирс. А потому я был уверен в том, что странно звучащий цилиндр – одна из новинок хрущевского перевооружения армии.

Клев был отменный, а потому я на время выпустил из внимания этот новый объект. Заинтересовался им вновь, продвинувшись в ходе рыбалки в его сторону. Оставив удочку на льду, вплотную подошел к цилиндру. Неожиданно ощутил чувство страха и острое желание заснуть. Сами собой подкашивались ноги. Я вырубился с ощущением во рту тошноты.

« « «

Открыв глаза, я, прежде всего, отметил, что солнце прошло уже полкруга по небу. Значит, сейчас часа три дня. Я лежал на льду, под головой мой рыбацкий ящик. Рядом в лунке плавала удочка. Когда рыба ее потянула, ручка из пробки не дала ей утонуть. Пошатываясь, с тяжестью в голове я поднялся сначала на колени, потом на ноги. С великим удивлением увидел, что железного цилиндра на льду нет. Вместо него круглая полынья во льду.

Подойдя к своей лунке, я вытащил из воды удочку. На блесне висел огромный – килограмма полтора – бычок. Головастый, рогатый, весь в слизи – я таких до тех пор не ловил.

Я пытался понять, что со мной произошло.

Во-первых, отчего я потерял сознание? Ранее такого со мной не случалось. Может, это как-то связано со странным цилиндром? Тем более, пролежав на льду полдня, ощутил, что одежда была сухая. Как это объяснить? Если бы в этот период ко мне подходили наши мужики, они не пропустили бы случая поинтересоваться, что за рыбина пытается утопить удочку. Да и не бросили бы меня на льду.

Напрашивался один вывод: металлический цилиндр мог оказаться секретным летательным аппаратом наших военчиков, которым при взлете пришлось позаботиться обо мне. В это с трудом, но верилось: совсем недавно в космос запустили спутник, вокруг Земли слетали собачки.

Так и не дав себе четкого ответа на вопрос, что же со мной произошло, я смотал удочки, бросил в ящик бычка-гиганта. Кинув ящик на плечо, пошел назад к поселку.

Проходя мимо склада ГСМ, я услышал голос часового, подошедшего к оградительной колючей проволоке, приглашающего меня подойти к нему. Свернув с натоптанной тропинки на целину, я вплотную приблизился к солдату в белом полушубке с карабином на плече.

– Ты цел, пацан? – с легкой дрожью в голосе спросил часовой.

– Цел то цел. Только вот не могу понять, что со мной случилось, – ответил я ему.

– Да я и сам не более твоего понял, – почесал затылок мой собеседник.

Он поведал, что заступив на пост утром, с завистью следил за моими успехами, поскольку он сам заядлый рыбак. Когда я подошел к цилиндру, продолжал часовой, то упал, как подкошенный. В тот же миг он потерял сознание. Очнулся, когда я еще лежал на льду. Впечатление такое, будто простоял на ногах полдня. Я же через минуту поднялся на ноги, собрался и пошел домой. Он окликнул меня, чтобы выяснить, что произошло. Тем более, что исчез цилиндр.

Часовой на минуту задумался, а потом обратился ко мне:

– Прогар во льду обязательно обнаружат. Но если о цилиндре доложу я, начнут допрашивать, как он появился, как исчез. А я, как и ты, этого не знаю. Обвинят в том, что я спал, а не нес караульную службу. Губы не миновать, а то и под трибунал отдадут. А потому прошу, не рассказывай об этой хреновине. Пусть думают, что все это произошло после нас…

Так мы и договорились. Вскоре я уже был дома.

Странные метаформозы

Обычно, когда родители пытались выяснить подробности некоторых моих действий или правдивость слухов обо мне, я четко ориентировался в обстановке. Подтверждал то, что было мне на руку, отрицал или выдавал в нужном мне свете неблаговидные поступки. А чаще всего просто умалчивал о том, что родителям не надо было знать. Примерно так поступали и мои сверстники.

Но в тот раз что-то кардинально во мне сломалось. Приняв от меня и начав чистить рыбу, мать спросила, почему я задержался на рыбалке. Я ждал этого вполне логичного вопроса. Но мой ответ, несмотря на договоренность с часовым, поразил меня до глубины души. Будто не я, а кто-то иной в течение получаса, пока жарилась рыба, в подробностях рассказывал матери о том, что со мной в тот день произошло. Конец моего повествования услыхал и отец, пришедший на обед по телефонному приглашению мамы.

Я, как личность, был просто раздавлен содеянным мной, когда отец подошел к телефону и отдал приказ заменить состав караула на складе ГСМ. и через час старому составу караула было предписано явиться в его кабинет – кабинет командира отдельного артиллерийского дивизиона. Я ощущал себя предателем, но какой-то глубинный голос шептал мне успокаивающе: «Но ведь ты прав, ты говоришь людям правду…»

Ни допрос с пристрастием караула и меня в отцовском кабинете, ни исследование промоины от цилиндра группой офицеров под началом начхима, ни анализ проб морской воды, ни работа спецкомиссии из бригады не дали ничего, кроме фиксации факта повышенной радиации в месте предполагаемого нахождения объекта.

Часовому, который не доложил о происшествии, дали десять суток губы. Я чувствовал себя скотом, а внутренний голос продолжал нашептывать: «Успокойся. Ты прав».

« « «

На Чукотке мы прожили еще полгода, пока отец в 1958 году не попал под сокращение. За это время со мной произошли кардинальные метаморфозы. Я, неизвестно почему, стал говорить правду, одну только правду. В результате за короткое время потерял доверие сверстников, но зато завоевал непререкаемый авторитет у родителей.

И еще. За три месяца до отъезда в дивизионе прошла плановая медкомиссия. Прошли ее и мы, дети офицеров. Под рентгеновскими лучами вечно пьяный фельдшер нашел у меня в левой руке, повыше локтя, маленький твердый предмет, вросший в ткань мышцы. Поскольку он меня не тревожил, фельдшер решил его не трогать. Правда, посоветовал отцу найти после демобилизации на Большой Земле хорошего хирурга и вырезать этот инородный предмет.

Алые паруса

В 1956 году, по пути на Чукотку, пассажирский корабль «Русь» зашел на рейд Петропавловск-Камчатского. Выглянув в иллюминатор, я оторопел: невдалеке от нас стояло большое трехмачтовое парусное судно. И, как у Грина, паруса его были красные (эффект заходящего солнца).

Ни отец, ни другие пассажиры «Руси» не смогли мне объяснить, откуда здесь взялся старинный (так мне казалось) корабль.

«      «      «

Многие месяцы меня не оставляла эта загадка. Пока в «Пионерской правде» я не прочитал материал об учебном паруснике «Товарищ»

Глава 2. Школьные годы. Юность.

Зэковские – комсомольские

Летом 1958 года отца демобилизовали из рядов Советской Армии. Мы переехали с Чукотки на Украину – в Кривой Рог, где жила сестра отца. Там я пошел в пятый класс. Начал знакомиться с украинским языком, с обилием овощей и фруктов, с географией города, который из конца в конец растянулся на сто пятьдесят километров по пласту залегания железной руды. Ее перерабатывали пять горно-обогатительных комбинатов, каждый из которых возводился в формате ударных комсомольских строек. Но это не совсем соответствовало действительности. По призыву комсомола сюда приезжала только половина необходимых строителей. Другая половина – это досрочно освобожденные из тюрем и лагерей. Чтобы не вернуться назад в места заключения, они обязаны были отработать в Кривом Роге определенное время.

Многие из заключенных, получив место в общежитии, а в дальнейшем женившись, порвали с криминальной средой. А другие, отбывая необходимую повинность, оставались ворами, бандитами, грабителями. Они время от времени накаляли криминальную обстановку в городе, вызывая разнообразные тревожные слухи о действительных или мнимых событиях.

Зачастую в кинотеатрах по окончании сеанса оставался мертвый зритель, зарезанный в темноте зрительного зала. Поговаривали, что это результат картежных игр уголовников, когда проигрывалось одно из мест в том или ином кинотеатре.

Стало непреклонным правилом, что у старшеклассников шпана снимала наиболее красивые и дорогие фуражки, шапки. Уже на следующий день они появлялись в продаже на местных рынках

Раздевали женщин, изымая в пользу общака дорогие пальто, шубы, сумочки, драгоценности.

Обо всем этом мы узнавали из рассказов в школе, на улице, дома. Но один случай произошел на наших глазах. И случай неординарный.

Трехэтажный дом, в котором мы временно проживали, находился между территорией парка, жилым частным сектором и районом из двух-, трехэтажных жилых домов, возле которых была остановка трамвая. Так вот, однажды одну из женщин, которая шла с остановки к нашему дому, остановил грабитель. Угрожая ножом, он заставил бедную женщину снять потертое пальтецо и набросил ей на плечи дорогую натуральную шубу. Пригрозил, что убьет, если она по пути домой не будет кричать во весь голос «Теперь не раздевают, а одевают». Я еще был во дворе с одноклассниками, когда соседка, с дико расширенными глазами, бежала к своему подъезду, крича дурным голосом «теперь не раздевают, а одевают!»

«      «      «

Жители дома были уверены, что грабители еще появятся за «подаренной» шубой. Но оказалось, что они ошиблись: женщина, как рассказывали, еще многие зимы форсила в той дорогой шубе.

Ребята с нашего двора

Хочу рассказать о друзьях моей юности, ребятах с нашего двора. Мне кажется, что поколение, молодые годы которого пришлись на шестидесятые, оказалось крепче, профессиональнее, искреннее и более приспособленными к различным жизненным коллизиям. Судите сами.

ВАЛЕРИЙ ВАСЮЧЕНКО (ВАЛЕТ)

Его увлечением была эстрадная музыка. И прежде всего «Битлы». Записывали их на магнитофоны, настраивая радиоприемники на Румынию. А еще Поль Анка, Джони Холидей, Шарль Азнавур, Синатра… Они формировали наши музыкальные приоритеты.

Случилось, что это сплотило нас в школьный музыкальный ансамбль. Выступали в окрестных колхозах и совхозах, в воинских частях. Такие выступления частенько заканчивались выпивками. Это как бы повышало уровень нашего самоуважения. Целовались с девушками, иногда совершали неблаговидные поступки. Например, украли в школьном буфете ящик бутылок из-под молока. Сдали их в магазин, купив пару бутылок дешевого вина.

Учеба давалась Валерию легко. А потому он ее не ценил. Поступив в университет, и на отлично сдав экзамены за первый семестр, бросил учебу, мотивировав, что французский язык ему не интересен.

О том, что Валет умница, но умница слабовольный, говорит перечень из его трудовой книжки: инструктор горкома комсомола, администратор городского драматического театра, руководитель городского отделения «Спортлото», инструктор ДОСААФ и т.д. Он нигде надолго не задерживался. Потому, что на любом рабочем месте в шестидесятые годы требовалось одно: быть хорошим исполнителем. А Валет был человеком творческим, не лишенным инициативы, выдумки.

Жаль, что его лучшие годы прошли при Советах, а не во времена Путина. Он – представитель потерянного поколения. И мой лучший друг.

ВИКТОР КОЗЕНКО (ДЛИННЫЙ).

Единственный среди нас, кто закончил не русскую, а украинскую школу. Хотя это не имело никакого значения. Все мы в совершенстве владели обоими языками.

Как все мы, увлекался футболом. Был членом нашей дворовой футбольной команды. После школы в институт не поступал. Был призван в армию. Служил в Польше. Так получилось, именно в той части, в которой во время Великой Отечественной воевал мой отец.