Критическое отклонение

Михаил Иванов

Критическое отклонение

I. Падение

Небо без дна и без края. Щедрая россыпь песчинок мерцает на нём бриллиантовым блеском. Одна из песчинок качнулась и стронулась с места, царапая фиолетовый бархат, – малая оспинка на лике неба, досадное отклонение от идеала…

Пять…

«…лет как белка в колесе. Масса дел – незаконченных и тех, что срочно необходимо начать. А время-то не резиновое: оно не сжимается и не растягивается по желанию. И тем более не ждёт…»

Кое-как украшенный к Рождеству невзрачный ресторанчик был, вопреки ожиданиям, наполовину полон. Стиснутый широкими плечами своих более удачливых конкурентов, ярких и нарядных, с наглыми глазищами панорамных окон, внутри он оказался гораздо просторнее, чем выглядел снаружи, и те счастливчики, которые нашли в нём спасение от предпраздничной вечерней суеты (наверняка завсегдатаи), явно наслаждались относительной изоляцией, тишиной и полумраком – главными ингредиентами здешней атмосферы. Обратной стороной подобных мест, правда, является то, что десятка минут без дела достаточно, чтобы мозг завис в состоянии сенсорной депривации. Тусклые гирлянды и чудом проникавшие в ресторан отсветы уличной рекламы добавляли от силы пару минут.

«Двенадцать минут псу под хвост», – кисло отметил Максвелл и крутанул запястьем, поправляя часы. Изучив к этому времени всех присутствующих, теперь он разглядывал входящих, пытаясь угадать того, кто назначил ему встречу: вот полная женщина с ошалелым взглядом, кучей пакетов и малышом на руках конвоирует пару диковатых близнецов-малолеток… трое подростков, скрывающих за наигранным безразличием хитрые переглядки… двое парней в дешёвых пальто и офисных костюмах под ними – распущенные галстуки и раскрасневшиеся физиономии… расхристанный донельзя бородатый мужик в бейсболке… Никто из этих нелепых персонажей даже близко не соответствовал предполагаемому образу. Зато обнаружилась математическая последовательность – чересчур, однако, очевидная и невероятно примитивная, как всё здесь, и лишь подпитала собой убийственную скуку.

Недостаток пищи для ума раздражал, выплёскиваясь в недоумение: почему потребовалось назначать встречу именно здесь, в удивительно унылом, несмотря на близкие праздники, месте? К тому же вечером, в самые пробки? Почему, вообще, нельзя было всё обсудить по телефону… ну или хотя бы намекнуть о теме разговора? «Пусть вас не смущает отсутствие информации», – так сказал Максвеллу незнакомый голос из телефонного динамика. И эта всплывшая в памяти фраза теперь парадоксальным образом настраивала ум на самоедство…

«…По большому счёту, неимение информации тоже является своего рода информацией, когда можно предположить: либо её действительно нет вследствие объективного несуществования, либо она просто недоступна. Во втором случае её можно попытаться получить… Но если об отсутствующей информации нет ни единого намёка, то какие методы можно использовать, чтобы узнать хотя бы, существует она в принципе или нет? Хм-м…»

Максвелл с раздражением и надеждой глянул в сторону входа, постучал пальцами по столу, почесал подбородок и снова погрузился в свою реальность, не такую однообразно-безысходную, как вовне.

«Ну ладно, вот, скажем, не привязываясь к конкретной ситуации, а с точки зрения общенаучного аппарата, да и развития науки в целом: как найти то, не знаю что? В таких условиях невозможно даже толковую гипотезу выдвинуть, ведь без наличия предварительно накопленного массива первичных фактов всякая гипотеза является просто измышлением сущностей. С другой стороны, без хоть каких-либо предположений дело вообще не сдвинется с мёртвой точки. В таком случае, не начать ли с предположения о том, что мы что-то упускаем? Хм-м… Как-то слишком притянуто за уши… Однако начало, если так можно сказать, положено.

И всё же… Не возникает ли парадокс в том, что отсутствие информации требует искусственного её создания? Явно нелепость какая-то! Напоминает ситуацию, когда отсутствие Вселенной заставило Высшую сущность самолично её сотворить. М-м-да-а… Однако… если уж закралась такая мысль, что мы действительно в упор чего-то не видим, то почему бы не проверить, так ли это на самом деле?

Вообще говоря, научные открытия происходят последовательно и весьма постепенно, и, допустим, Ньютон даже вообразить не мог существования конденсата Бозе-Энштейна или, к примеру, квантовой жидкости – не имелось ещё предпосылок для того, чтобы подобное вообразить. А значит, не является ли безумная идея обнаружить то, о чём мы не подозреваем, всего-навсего попыткой перескочить через некоторое количество этапов познания мира? Очень на то похоже. Но возможно ли проделать такое? Ответ очевиден…»

Явная авантюра хоть чем-то занять мозг, похоже, зашла в тупик. Максвелл обвёл тоскливым взглядом беспросветное нутро забегаловки с вялыми, как несвежая рыба, посетителями (он буквально чувствовал исходивший от них отравляющий дух интеллектуальной апатии), выдохнул в голос.

– Так ведь попытка – не пытка… – справедливо рассудил он.

«Ну хорошо, вот мы сформулировали исходное допущение – теперь его необходимо проверить. Эксперимент, доказывающий или опровергающий наше допущение, мы провести не можем – опять же, в отсутствии материала для эксперимента. Аналогичная ситуация с наблюдениями – поскольку наблюдать-то, собственно, нечего. Возможный выход (сомнительный, но раз уж начал жечь – пали дотла) – снова заняться «творчеством»: сгенерировать необходимый объём информации – широчайший спектр предположений, в том числе самых невероятных, даже откровенных фантазий. Далее путём анализа попытаться выяснить, что сии данные объединяет, какие общие рамки, а уже исходя из результата – что может отсутствовать, оставшись за рамками. И добиться в итоге ответа на вопрос: какого принципиально значимого незадействованного аспекта не хватает в нашем взгляде на мир? Полученное знание, в свою очередь, позволит задать более направленные вопросы – хотя бы о методах выявления до сих пор даже не предполагаемого существования… чего всё-таки? Чего-то не просто непознанного, а лежащего до сих пор за гранью познания? Или вовсе непознаваемого?..»

Неизвестно, к чему таким образом пришёл бы оголодавший и вовсю самоедствующий интеллект, но дверь опять распахнулась. Мужчина лет тридцати пяти в костюме мотоциклиста и со шлемом в руках окинул взглядом зал и уверенно двинулся к столику Максвелла.

Подойдя, мужчина протянул руку.

– Зовите меня Рэй. Друзья обращаются ко мне именно так.

«Слишком молодой… – недоверием окатила Максвелла промелькнувшая мысль, и тут же вторая уцепилась за неё: – „Слишком“ – для чего?..»

Действительно – для чего? Что понадобилось от него этому человеку – Максвелл не представлял. Какого поворота событий сам Максвелл ожидал от встречи с незнакомцем? И этот вопрос он бессилен был прояснить.

Сотрудник кафедры теоретической физики местного – не последнего, надо сказать, по престижности! – университета, Максвелл не быстро, но вполне уверенно следовал стезёй научной карьеры. Например – почти свершившийся факт: вскоре после того, как, знаменуя начало нового года, на центральной площади традиционно коснётся земли хрустальный шар, его ожидало давно обещанное повышение. Так что же заставило востребованного специалиста ответить согласием на странное приглашение непонятно от кого, неизвестно зачем?

Странное ещё и тем, что Максвелл с недавних пор начал ждать чего-то подобного: некой встречи, поворотной точки. Сначала, уловив, должно быть, очень тонкие, едва заметные признаки, породившие в подсознании настолько же неясные отголоски, Максвелл не мог отделаться от внутреннего дискомфорта – он как будто чувствовал на себе чьё-то внимание. Затем Максвелла вызвал в свой кабинет ректор и представил высокому и высокомерному, как египетский обелиск, мужчине – не назвавшему своего имени сотруднику Правительственного отдела безопасности стратегических разработок. Представил и удалился бочком, а у Максвелла с агентом состоялся полный недомолвок разговор, в котором тот «настойчиво рекомендовал» Максвеллу отнестись с вниманием к предложениям, которые, возможно, поступят в ближайшее время, и незамедлительно передать их содержание агенту. Максвелл скоро позабыл бы этот мутный случай, но вот на днях…

«У меня есть к вам предложение, которое не оставит равнодушным ни одного учёного. Настоящего учёного, я имею в виду, суть стремлений которого – исследовать и создавать», – сказал ему уверенный голос по телефону. Важная деталь, заставившая Максвелла отнестись к звонку серьёзно: номер, на который позвонил ему незнакомец, был известен лишь небольшому кругу лиц – весьма неортодоксальных учёных, истинных энтузиастов науки. Всё это, надо сказать, интриговало…

Максвелл улыбнулся для проформы, поднялся и пожал протянутую ему ладонь – она оказалась крепкой и неожиданно горячей.

– Максвелл. Рад познакомиться. А я уже собирался вам звонить…

– О, номера уже не существует! – сказал, улыбаясь, назвавшийся Рэем и уселся напротив Максвелла. – Кроме того, я оставил телефон снаружи, вместе с мотоциклом. Не ношу электронику на важные встречи. Но всегда выполняю свои обещания. Кстати, могу я попросить вас отключить телефон и положить его в шлем? – мотоциклист указал на соседний стул, где устроилась чёрная глянцевая сфера.

Максвелл хмыкнул и через секунду раздумий всё-таки последовал просьбе Рэя – частично: телефон выключил, однако демонстративно убрал его к себе, во внутренний карман куртки.

– Ну пусть так, – с некоторой неохотой согласился Рэй.

– Теперь мы можем говорить? – спросил Максвелл, и оттенок иронии в его фразе, похоже, не ускользнул от внимания собеседника – по крайней мере тот растянул край губ в полуулыбке.

– Вам наверняка тесно в рамках одних лишь теоретических изысканий, вот что я подумал, когда изучил ваше досье, – взял с места в карьер Рэй.

– Ну… у меня ещё всё впереди. В конце концов, наша судьба во многом зависит от нас самих, – сказал Максвелл.

Незнакомец, однако, был прав.

– Ваши таланты требуют гораздо больше степеней свободы, чем определены занятиями теоретической наукой, – продолжил Рэй. – Обладание этими дополнительными степенями даст вам неимоверную скорость.

– Что, простите?

– Скорость конвертации теоретических построений в практику, в материальное воплощение. И если вы не станете замыкаться в мире одних лишь формул и цифр, это может кардинально изменить вашу жизнь.

– Но зачем мне… – начал было Максвелл – и остановился.

И снова незнакомец как в воду глядел – неплохо, видно, «изучил досье»: именно этого Максвелл и желал на самом деле – изменить свою жизнь. А всё, чего, оказывается, не хватало ему для решающего поступка, – не размышлений и анализа ситуации, не раскрытия истоков этого своего желания, не планирования действий, в конце концов, – нет! – не хватало всего лишь предлога! Вот и обнаружилась действительная причина того, почему на самом деле Максвелл явился на совершенно невнятную встречу! Он вдруг так ясно понял это, что не удержался от усмешки: как не дошло до него раньше? Ну что ж, пусть этот «Рэй» для начала раскроет свои карты, а там…

– Вы что-то хотите предложить? – задал он прямой вопрос.

Рэй широко улыбнулся – в глазах хитринка.

– Слишком торопиться тоже нехорошо. Для начала я предлагаю выпить по чашке кофе. Вы же любите кофе? – полуутвердительно спросил он. – Знаете, я вот всегда любил чай, но с некоторых пор пристрастился к его альтернативе. Сей ароматнейший напиток бодрости помогает мне принимать решения. Делать выбор, минимизируя случайность. Такой вот менетекел… К тому же здесь подают кофе в нормальной посуде. Берите, я угощаю.

Рэй подозвал крутившегося рядом официанта и сделал заказ.

– Я физик, я знаю, что такое выбор, – дождавшись внимания собеседника, сказал Максвелл. – И что такое случайность.

– Знаете? – в мнимом удивлении приподнял брови Рэй. – Ну, это пока случайность и необходимость сделать выбор не коснулись вас лично!

– Несомненно, я многого не вижу и потому что-то упускаю… однако это ведь не случайность, что вы пригласили на встречу именно меня? – спросил Максвелл, ожидая в ответ объяснений.

– Это – нет, – и Рэй расплылся в лукавой улыбке.

Принесли кофе. Рэй сказал официанту что-то по-испански – тот рассмеялся, покивал и ушёл обслуживать другого клиента.

Рэй обхватил чашку ладонями, посидел так, глядя на тёмную, исходящую душистым паром поверхность, словно высматривал в ней что-то… Наконец, поднёс чашку к губам и сделал глоток. Поставил чашку на стол. Максвелл наблюдал за этим ритуалом не вмешиваясь.

– Вы верите в Бога? – вдруг огорошил его вопросом Рэй.

– Ну, строго говоря… верю в научные доказательства. Таковых, однако, в отношении Бога не имеется.

– Прекрасно. Мне не нужны в проекте верующие – как в Бога, так и в Его отсутствие. Мне требуются максимально объективные, аналитические умы.

Самомнение нахала вызвало у Максвелла внутреннюю усмешку. Но тому, видимо, было не впервой индуцировать у собеседника подобную реакцию, и он легко угадал проскользнувшее на лице Максвелла недоверие, понимающе кивнув.

– Как вы думаете, – ни капли не смутившись, продолжил Рэй, – можно ли доказать существование Бога с помощью науки?

– Это проверка? – Максвелл вскинул брови. – Странная, однако. Любой школьник знает, что такое принципиально невозможно, и если вам пообещают обратное…

– А если отбросить все «школьные» знания и просто представить, как бы это можно было осуществить?

– Я думаю, если вы задаёте подобный вопрос, вам должен быть известен термин «космологический аргумент». Надеюсь, вы понимаете, что это всего лишь рассуждения, которые при желании легко опровергнуть? Наука в принципе не может ни подтвердить факт наличия Бога, ни оспорить…

– …А гипотеза, которую нельзя проверить доступными учёным способами, ими же считается ненаучной! – перехватил инициативу Рэй. – Теперь вы меня проверяете, Максвелл? Знаете, были времена, когда наука и вера не спорили друг с другом и не игнорировали, как, например, сейчас. Сама формулировка о наличии причины существования Вселенной, внешней по отношению к самой Вселенной, – это ведь формулировка именно научная, из тех самых времён. Слабой, правда, её стороной является то, что критерием истинности «космологического аргумента» выступает человеческое сознание, которое не в состоянии охватить настолько масштабные понятия, как Вселенная или Бог, а следовательно, подобные рассуждения не могут считаться неоспоримым доказательством существования Создателя. Однако и противоположного эти рассуждения тоже не доказывают. Как видите, я не идиот и не религиозный фанатик.

Максвелл скептически хмыкнул.

– Ну а вы, Максвелл, – не фанатик ли от науки? – отплатил Рэй той же монетой. – Всё же вы так цепляетесь за «школу»!

– Я просто опираюсь на знания. А что касается веры – я верю в объективную реальность, подтверждённую неоднократно проверенными знаниями о мире.

– Прекрасно! Именно этого я от вас и ждал! Я ведь и сам такой… О, сколько сомнения в ваших глазах, Максвелл! Ну… я бы и сам не поверил когда-то… Но – ближе к делу. Вы, конечно, в курсе, что в научной среде сейчас говорят о близком открытии пятой фундаментальной силы, наравне с гравитационным, слабым, электромагнитным и сильным взаимодействиями? Новый элемент реальности, о котором и не подозревал никто, проявляется на наших глазах! Наш взгляд на Вселенную расширяется! Так почему бы не сказать так: Создатель – это фундаментальная сила, главная и единственная. И вот вам теперь вызов как учёному – обнаружить эту силу!

Максвелл разочарованно выдохнул. Ну а на что, в самом-то деле, он рассчитывал? Вот явится Санта и заключит с ним контракт мечты? К тому же, если подумать, сделки – епархия отнюдь не этого представителя массовой культуры с богатым религиозным прошлым, а скорее его антипода. Впрочем, мотоциклист равно не тянет ни на Санту, ни на Сатану…

– Обнаружить некую сущность, чудесным образом заменившую отсутствие всего – наличием всего? Я правильно понял? – проговорил Максвелл таким тоном, чтобы отнявший у него столько времени шарлатан уяснил всю тщетность своих потуг в отношении него, в чём бы те ни заключались.

– А чем лучше возникновение всего из бесконечно-плотной точки? – отнюдь не смутился Рэй.

– Ну, знаете… Даже и объяснять как-то…

– Вас, видимо, смущает наличие разума и воли у первопричины этого события. А своих разума и воли вы стесняетесь так же? Нет? Но в чём разница? Почему вы считаете допустимым наличие самоосознания лишь у себя, представителя человеческого рода? Не слишком ли самонадеянно для только что появившегося, по меркам продолжительности жизни Вселенной, существа? Вы же не думаете, я надеюсь, что человек окончательно достиг вершины эволюции?

– Эволюция – длительный процесс, кто же спорит, – снизошёл до согласия Максвелл. – Однако самоосознание – не причина её, а результат.

– А вам никогда не приходило в голову, что самоосознание – это не конечный результат, а только начало эволюции разума? А возможное его продолжение, к примеру, – осознание наличия самоосознания у Вселенной?

– Ну, нам ещё многое предстоит выяснить и о себе и о мире, в котором родились и эволюционируем, – нехотя произнёс Максвелл, – но ваши утверждения о сверхсуществе в начале зарождения мира, они, знаете ли, как минимум…

– Не делайте поспешных выводов, вы же человек науки, – разглядел собеседник выражение лица Максвелла. – Выслушайте меня до конца. И пейте кофе, – Рэй кивнул на нетронутую чашку.

– Пока что я услышал лишь семантические манипуляции, – покачал головой Максвелл.

– Ну хорошо… – Рэй на секунду задумался. – Вы, Максвелл, и теоретик, и практик. Один из методов в вашем арсенале – мысленный эксперимент. Давайте проведём один? Представьте, что вера и наука оставили распри. Вера подтолкнула знание к действиям, а те превратили главный постулат веры в объективную реальность – учёным удалось создать аппарат, который таки добыл доказательство существования Творца…

– Фантастика. Причём совершенно антинаучная.

– И всё же представьте, что это не фантастика. Представьте, что людям уже не надо верить – они знают! Всё человечество знает, целиком! Споры на тему существования Бога позади! Да, начнётся нелёгкий переходный период, когда всем необходимо будет привыкнуть к новой реальности – даже верующим. Но зато после…

– Вы считаете, это то, что им нужно, – Максвелл поворотом головы указал на посетителей кафе, – верить в Высшую сущность?

– Хотите, спросим?

– Уверен, что ответы будут не в вашу пользу, – Максвелл снисходительно улыбнулся.

– Вот именно! А знаете, почему? Они никогда по-настоящему не всматривались в небо!

– Их совершенно справедливо волнуют реальные проблемы, а не абстрактные Небеса.

– И снова – почему?

– Ну и почему же?

– Им не с чем сравнивать! Им не из чего выбирать!

– Так чего вы хотите добиться, Рэй? – Максвелл начал терять терпение.

– Дать людям надежду.

– На что?

– На то, чего они достойны: на уважение, гармонию и развитие – на лучший мир! Надежду – а затем и уверенность!

– Судя по вашему виду, вам и так неплохо живётся. Однако голод далеко не побеждён, как и смертельные болезни. Посмотрите новости: что ни день – то ураган, или потоп, или засуха, а то и вовсе пандемия. Да, пожалуй, и телевизор смотреть не нужно – помните недавние подземные толчки? Дома, поля, дороги, электростанции – сколько всего разрушено, сколько пострадавших? И сколько их будет ещё, когда потеря урожая и дефицит электроэнергии дадут о себе знать? Восстановить разрушенное, выплатить пособия и компенсации, смягчить рост цен на продукты… – Максвелл покачал головой. – А вот ещё: буквально саранчовое нашествие самых… э-э… как бы помягче… причудливых сект, виной которому недавние поправки к законам. Ну и терроризм, опять же… Так вот, если вы хотите «лучшего мира» – не стоит ли начать с решения этих, более насущных, проблем?

– Вы ловко меня поддели, – Рэй скривил угол рта и кивнул. – Прямо времена пришествия антихриста обрисовали.

– Но разве это не правда – то, что я сказал?

– Я ценю вашу приверженность правде, Максвелл. И, раз так, предлагаю взглянуть на неё шире. Крайнее социальное расслоение, голод, болезни, загрязнение окружающей среды и прочее, прочее… – всё верно, эти бичи современного мира хорошо освещены, их видят все. Главная же опасность скрыта в другом: богатые или бедные, здоровые или больные – подавляющая часть человечества не стремится ни к чему, кроме сытости и личного комфорта. Дело в том, что, открестившись от принадлежности к животному царству, человечество в то же время не имеет чёткой, не основанной на животных инстинктах идейной базы, включающей в себя цель и пути движения к ней. И вот, несмотря на невероятные научные достижения, едва поднявшись над уровнем прочих приматов, человек неуклонно скатывается обратно к первобытному идеалу: набить поплотнее брюхо и ничего при этом не делать и не замечать. Наш невероятный мозг, способный вместить знания об устройстве Вселенной, подчистую проигрывает желудку! Человек как вид, оказавшись на высшем уровне трофической сети и провозгласив себя царём горы, без возможности двигаться вверх балансирует теперь на грани деградации! Таким образом, невидимый большинству кризис – кризис обоснованного понимания мироздания, места человека в нём и его, человека, дальнейшего развития, – таит для нас сейчас значительно большую опасность, чем голод, болезни и даже терроризм. В то же время, реши мы его – и остальные проблемы без особого труда будут устранены.

Рэй перевёл дух – Максвелл ждал.

– Вы и без меня, Максвелл, должны понимать, что для стабильного существования и развития цивилизации необходима крепкая мировоззренческая основа, – продолжил Рэй. – Ещё совсем недавно роль подобной основы и духовного стержня выполняла религия. Однако теперь она, пропитавшаяся на пути своего существования «ценностями» рабовладения и феодализма, уже не может поддерживать изменившееся глобальное мироустройство. Помимо того, всеобщий доступ к информационным ресурсам – информационная независимость личности – не оставляет ей шанса. Таким образом, прежний фундамент цивилизации практически утрачен, вытеснивший его – научный – не сформирован должным образом, пребывая на уровне тех же религиозных мифов. Теоретически, в условиях единого информационного поля человечество само могло бы договориться, как ему существовать дальше, однако – всё те же первобытные, шкурные интересы….

– Для того и создан Комитет глобального планирования, чтобы…

– В отсутствие объединяющей всех цели, добровольно и осознанно принятой всеми идеологии мы никогда друг с другом не договоримся. Комитет это понимает, но ему нечего предложить.

– А вам, значит, есть, что предложить. И итог реализации этого предложения – «золотой век», вы это хотите сказать?

Рэй проигнорировал очевидный сарказм Максвелла.

– Мир без войн! Мир без рабства! Мир без унижений! Ясное понимание своей сути, своего места в мире и своей цели! – с убеждённостью отчеканил он.

– Утопия… – покачал головой Максвелл.

– Отнюдь. Предпосылок более чем достаточно – но «всё в конечном итоге зависит только от нас самих», ведь так? Это же ваши слова?

Максвелл снова обвёл взглядом посетителей ресторана (столики были заняты уже почти все, словно разговор о судьбе и надеждах человечества притягивал его представителей какой-то неведомой и неодолимой силой), всмотрелся в лица… Маленькая девочка неожиданно улыбнулась ему.

– Хм, ну допустим, – как будто согласился Максвелл. – А наука? Что после… кхм-м… обретения Бога будет с ней?

– А что с ней может случиться? Всё так же будет познавать мир во всех аспектах проявления Создателя. Изменится только концепция её развития, появится чёткая база, непререкаемая основа, независимая от чьих-либо желаний и взглядов, и – понимание невероятного уровня ответственности за всё содеянное. Вот на этой основе, на этом фундаменте и будет стоять наука и всё, что с её помощью станет создавать человек, все его действия и бездействия. Появится чёткая моральная граница, которую человечество уже не сможет игнорировать – и тем более перейти! Такой вот менетекел!

– Но это только в случае положительного результата, – Максвелл пожал плечами. – А вот вам то, что и представлять не надо: доказательство не будет найдено.

– У меня есть все основания быть уверенным! Однако это только моя личная уверенность, я же хочу поделиться своей убеждённостью со всеми. И, как вы понимаете, проповеди – не вариант.

– Видите ли, Рэй, в любом случае необходима чёткая теоретическая основа – которой наука на данный момент не располагает. Да и в принципе не может…

– Вы говорите о бессилии науки, Максвелл? А как же ваш дух исследователя? Что ж, придётся, наверное, мне, профану, помочь вам, эксперту! – Рэй глянул с усмешкой, Максвелл хмыкнул в ответ. – Ну, давайте посмотрим, что можно предложить, исходя из современных научных представлений о Вселенной… М-м… Я бы, например, обратил внимание на тот факт, что всё в мире – сам мир – стремится принять наименее энергозатратное и наиболее просто достижимое положение – то есть рассыпаться в прах. Так что же, какая сила заставляет материю организовываться и усложняться, занимая при этом столь «невыгодное» положение? Положение весьма и весьма неустойчивое, без внешней силы не достижимое?