Полная версия
О.Рейтерн
Под пение оляпки
Сейдкона
Зарево пожара задорными бликами отражалось в неспокойной воде. Огонь перепрыгивал с волны на волну, постепенно заполоняя собой весь берег. Слышались крики, звуки ударов и детский плач. Снег, что в эту пору еще лежал неподъемным грузом на северных землях, чернел от гари и опадал талой грязью из-за жара.
Насыщенно синяя, казавшаяся кристально чистой, вода мерно переливалась под лучами осеннего солнца. Рыжая красавица уже давно вошла в свои владения, успев переменить облик леса и сорвать изрядно пожелтевшие листья практически везде. Давно прошел праздник урожая. Жители Шлесвига готовились к долгой и суровой зиме, подновляя крыши приземистый изб, делая последние запасы, да проверяя надежность городских стен. Многочисленные лодки пока еще игриво приподнимались на волнах, но занимали ничтожно мало места в порту. Их более внушительные товарки покинули заводь Шлесвига еще весной, унося на своих бортах северян в далекое и кровавое путешествие. Ныне каждый житель поселения ждал, что со дня на день драккары должны вернуться. Никто не сомневался, что те войдут в порт на правах победителя, но все таки украдкой возносили молитвы, отгоняя от сердец тревогу.
Асгейр хорошо знал и понимал их чувства. Еще будучи мальчишкой он сбегал с родительской фермы, проносился по тропкам полей, пролетал мимо крепких деревьев и с замиранием сердца выходил на здоровый холм, что находился в паре верст от Шлесвига и плавно перетекал в скалистый берег. С его лысой, точно здоровая проплешина, вершины открывался мало-мальски неплохой вид на небольшую долину и фьорд, к которому она примыкала. Лучший обзор был лишь на скальных выступах, но тогда еще маленький Асгейр никак не набирался духу их покорить. Именно на этом холме он любил проводить время, с замиранием сердца вглядываясь в даль и ожидая возвращения соплеменников. Викинги. Как много в себе содержало это ремесло! Бесстрашные, коварные и неутомимые морские разбойники, приносившие городу богатства разграбленных деревень и поддерживающие его статус. Их уважали. Их боялись. И им завидовали. Даже ярл был вынужден считаться с их мнением. Маленький Асгейр смотрел на них раскрыв рот и мечтал, что когда-нибудь и он станет одним из них.
С того времени прошло немало зим. Асгейр вырос и теперь стоял на добротных досках драккара, вглядываясь в постепенно проступающий берег родных земель и ощущая, как редкие холодные капли опускаются на лицо и одежду. Из угловатого мальчишки с вечно разбитыми коленками он превратился в крепкого и широкоплечего воина. Волосы больше не торчали грязными паклями во все стороны, а были аккуратно заплетены в тугую косу на затылке, что доставала до основания шеи и буквально искрилась на солнце золотом и медью, напоминая лесной пожар. Не каждая женщина могла похвастать такой гривой, которой одарили боги Асгейра, при этом совершено позабыв о гордости любого мужчины – бороде. Та росла неохотно, слабо и неравномерно, а потому северянин не рисковал ее отращивать, ограничиваясь огненно-рыжей щетиной, которая хотя бы частично прятала по женски тонкие черты лица.
Мужчина провел мозолистой ладонью по подбородку и перевел взгляд на паруса. Темно-синяя ткань горделиво выгибалась под порывами ветра, будто и сам корабль хотел в родную гавань не меньше, чем снующие по нему люди. Они припозднились. Гнев Тора настиг их небольшую флотилию на полпути к родным берегам, разметав драккары и забрав горсть людей. Потребовалось несколько дней, прежде чем они вновь собрались вместе и встали на прежний курс. Но на этом трудности не закончились. Пережив гнев громовержца, через пару дней они попали в полнейший штиль. Злая насмешка богов. Но северяне оказались готовы и к ней. Сложились паруса и опустились в воду длинные весла, наполняя окрестность слаженным плеском.
– Если ветер не изменит направления, то к вечеру войдем в порт, – хриплый до стального скрежета голос раздался за спиной Асгейра, и только тогда мужчина услышал приближающиеся шаги.
– А если изменит?
– То наляжем на весла и к вечеру зайдем в порт, – подошедший устало улыбнулся, опираясь о фальшборт руками.
Это был мужчина выглядевший не сильно старше Асгейра. И лишь немногие знали, что Мортену уже хорошо за тридцать. Высокий и крепкий, с пшеничного цвета волосами неровно остриженными до плеч, в которых проступающая седина была практически незаметна, и густой бородой, что была лишь чуть темнее волос. Широкую шею уродовал рваный бугристый шрам, начинающийся у левой ключицы и доходящий до правой стороны подбородка. Славный подарок от вепря, полученный воином еще сопливым мальчишкой, частично повредил голосовые связки, сделав и без того не певучий голос Мортена более каркающим и скрежещущим.
–– Осень в этом году ранняя. Небось поля уже готовы к зиме, – Мортен, внимательно вглядывающийся в скалистые берега фьорда, проплывающие мимо драккаров, перевел изучающий взгляд карих глаз на товарища.
Он смотрел долго, испытывающе и внимательно, словно старался заглянуть под череп и выпотрошить все мысли собеседника. Асгейр старательно делал вид, что подобного внимания не замечает, сложив руки на груди и не отводя взгляда с горизонта.
– Жаль, что не поспели к Блоту, – несмотря на слова, сожаления в голосе рыжего воина не было ни на грамм.
– Не пытайся меня обмануть, Асги. Вс… – однако договорить Мортен не успел, северянин нагло перебил его.
– Если бы ты не был ярлом, я бы уже давно выбил тебе парочку зубов за столь вшивое искажение моего имени, – Асгейр повернулся к другу, облокачиваясь о борт поясницей.
– Как в прошлый раз, когда твоим завтраком стал чернозем?
– Мне было тринадцать. С тех пор я поднаторел в этом деле.
– Да. Чернозем ты ешь все с тем же постоянством, – Мортен добродушно хохотнул, но уже через секунду вновь стал серьезен. – Не заговаривай мне зубы. Я пришел с тобой не просто так лясы точить. Мне не нравится то, что я вижу во время набега. Ты идешь на смерть. Целенаправленно и весьма охотно. Ищешь ее, точно кабель течную суку. Напрасно рискуешь, подставляя и себя, и ребят. Помолчи, – мужчина говорил как всегда тихо, лишний раз стараясь не напрягать горло. Его тихий хриплый голос обладал удивительной властью, подчиняя себе и явно давая понять: его владелец обладал бы силой и не являясь ярлом. – Хочешь смерти? Утопись. Но не смей утягивать за собой и остальных. Я понимаю и твою боль, и чувство потери. Но если ты и впредь будешь руководствоваться ими, а не головой, то в следующий поход я оставлю твой зад на берегу. Уяснил?
Повисла напряженная тишина. Асгейр стоял лицом к ярлу, сжав зубы так, что были видны желваки. Серые, словно ледяная вода северных земель, глаза холодно и зло смотрели на предводителя. Асгейр был точно раскаленный клинок. Такой же вытянутый, напряженный и смертоносный. Казалось, еще мгновение и мужчина сорвется, дабы залить корабельные доски кровью. Но в итоге холодная ярость стали уступила. Подчинилась спокойному и уверенному взгляду Мортена.
– Уяснил, – сквозь зубы процедил Асгейр.
Ярл удовлетворенно кивнул и не торопясь отправился на нос корабля, провожаемый уважаемыми взглядами соратников и испуганными пленных рабов.
***
Солнце приближалось к горизонту, обещая погрузить мир в темноту через каких-то два-три часа. Но обрадованные жители Шлесвига и не думали стягиваться в общую залу. Громко переговариваясь, то и дело наполняя воздух смехом, все люди шли к порту. С облегчением и предвкушением они всматривались в приближающиеся суда. Каждый искал что-то свое: одни выглядывали родное лицо мужа или сына, другие старались углядеть привезенную добычу, третьи просто любовались цветастыми парусами, да стройными драккарами, чьи носы вспарывали синеву воды, вспенивая волны. Постепенно жители города заполонили весь порт, не посягнув лишь на причалы. Впереди них стояла стройная женщина на сносях в окружении тройки светловолосых детей. Толстая коса пшеничных волос была перекинута через плечо, а руки бережно лежали на круглом животе, обтянутом шерстяным не крашеным платьем. Только теплый плащ отороченный мехом лисицы и имеющий шелковую подкладку выдавал в женщине жену ярла. Грай внимательно следила за приближением драккаров, выдавая нетерпение лишь немного сузившимися глазами. Асгейр уже мог разглядеть веснушки на лице старшего отпрыска – миниатюрной пятнадцатилетней девушки – и приветливо махнул рукой всему выводку Мортена. Помимо дочери, рядом стоял и младший сын, которому только-только должно было стукнуть тринадцать, и чуть в отдалении примостился отпрыск от первой жены – угрюмый юноша восемнадцати лет, как две капли воды похожий на отца. Хоть по возрасту они уже переступили порог детства, для Асгейра так и оставались детьми.
На суднах во всю кипела жизнь. Морякам не терпелось ступить на твердую землю, приласкать жен, да промочить горло чем-нибудь покрепче. А потому паруса складывались с удивительной ловкостью, а уже через пять минут был брошен первый швартовый. Асгейр проворно перепрыгнул расстояние до причала и начал наматывать трос на кнехты. Помогал ему в этом нелегком деле здоровяк Нутр, прозванный всеми Косолапый. Вся швартовка заняла не много времени и уже через десяток минут у причалов замерло три горделивых драккара. Пока ярл приветствовал свою жену и народ, воины привычно и споро разгружали суда, образовав три живые цепочки, по которым кочевало привезенное добро в общую залу. Среди награбленного было много посуды, в достаточной мере присутствовал и прочий скарб деревенских жителей вроде различных монет и украшений, к тому же викинги не побрезговали и купеческим судном на обратном пути, опустошив его трюмы от прекрасного сукна. Но самой главной добычей являлись рабы. Молодые и здоровые парни, приятные на вид девушки, умелые женщины – все они были связаны между собой в несколько живых цепей, от которых разило страхом и отчаянием. Асгейр не церемонясь грубо дернул за конец веревки, ведущей к группе рабов, и повел спотыкающихся и дрожащих людей за собой. Жители Шлесвига приветливо хлопали воина по спине и плечам, расступаясь и образовывая коридор. Рыжий сдержанно кивал знакомым, хмуро двигаясь вперед, наметанным взглядом подмечая тех, кто уже начинал присматриваться и прицениваться. Ярл справедливо разделит добычу между своими десятками, которую те на следующий день начнут осваивать: часть оставят себе, а часть продадут. Асгейр и сам собирался отделаться от причитающегося ему раба. Одинокому воину он не к чему. Кто будет следить за убогим, когда Асгейр отправится в очередной поход?
Уже подходя к невысокому строению в форме прямоугольника, чьи двустворчатые двери были радушно распахнуты, мужчина заметил старого знакомого, появление которого немного растопило лед внутри, все это время цепко сжимающее легкие. Он проследил, как молодая русоволосая женщина, подгадав момент, когда проем будет чист, спешно вошла внутрь, ведя за собой девятилетнего мальчишку названного Сверром. Сыну Асгейра должно было быть уже десять. Он был старше Сверра на год, обладал беззлобным нравом и смышленой головой. Любил малину и старого пса Терри. И он погиб прошлой зимой, когда ублюдки ярла Толлэка напали на Шлесвиг. Асгейр обнаружил его тело на крыльце. Маленькое и хрупкое, лежащее близ пепелища. Терри помер спустя месяц. Его задрали волки.
Непрошеные воспоминания заставили кровоточить старые раны, еще не успевшие зажить за эти месяцы. Мужчина со злостью толкнул чуть не закрывшуюся дверь, едва сдерживаясь, чтобы не сорвать гнев на пленниках, которые и так едва поспевали за ним. Мортен был прав. Он как никогда зрел в саму суть. Асгейр отчаянно желал умереть. Спрыгивая с драккара самым первым на чужую землю, врываясь в гущу сражений, рискуя там, где можно было бы переждать или поступить хитрее. Но чертова смерть обходила его стороной. Ни один из загробных миров не желал принимать его в своих чертогах. Стрелы словно заговоренные облетали его стороной, лишь один раз чиркнув у виска и оставив после себя алый росчерк, который позже непреклонный Мортен залил вином, пресекая возникновение заразы. Те же, кто вдохновлялся примером Асгейра, довольно скоро получали свою долю стали в брюхо. И это злило северянина еще больше.
– Асгейр?
Воин рывком повернулся всем телом, невольно напугав давешнюю женщину с ребенком, обратившуюся к нему. Сейчас Сверра не было с матерью. Он увязался хвостиком за вернувшимся с похода отцом и уже не собирался того терять из виду.
– Привет, Вигдис, – рыжий тепло улыбнулся, стараясь сгладить свой первый жест и торопливо пряча внутренние ярость и отчаяние.
Вигдис он уважал. Она была его старым другом, с которым не стыдно было залезть и к соседям за морковью, и сбежать к реке на рыбалку. Она была и его первой любовью. Вот только не пожелала сидеть в доме и ждать с походов, да растить детей, с малолетства мечтая стать девой щита. Ей тогда было тринадцать. Ему же только исполнилось шестнадцать. Асгейр не любил вспоминать это время. Ведь тогда он вспылил, да затащил в кровать ярлову дочку. Расплата пришла быстро, и их союз засвидетельствовали перед богами. Первенца в тот раз он так и не дождался, как и в последующие пару лет. Мортен убил старого тупого борова, что гордо именовался ярлом, да занял его место, и это сказалось на здоровье жены Асгейра, которая лишь через пять лет после замужества смогла не только выносить, но и родить здорового малыша. Воин не знал, как бы могла повернуться жизнь, если бы в тот раз он набрался терпения да подождал, пока юношеская прыть и жажда подвигов улетучатся из головы Вигдис. Не знал и старался не гадать. Он не был терпелив, в отличие от мужа Вигдис.
– Неважно выглядишь, – женщина приобняла северянина, принеся вместе с объятиями и запах сухих трав, коими всегда был полон ее дом.
– Что не скажешь о тебе.
– Тоже мне, – Вигдис фыркнула, дернув плечом, после чего кивнула на Мортена, который как раз говорил слова утешения очередной вдове. – Сколько?
Асгейру не требовалось пояснений, чтобы понять о чем она спрашивает. Слишком часто им задавали этот вопрос. Скольких забрал Один в свой чертог, скольких они потеряли в этом походе – вот что интересовало Вигдис.
– Двенадцать.
– Я рада, что ты не в их числе, – после недолгой паузы женщина проговорила слова так тихо, что Асгейр решил было, будто ему показалось. Но уточнять не стал.
Они замолчали. Каждый думал о своем, наблюдая за окружающими их людьми, веселящимися и свободными, искренне радующимися возвращению ярла.
Общий зал представлял собой большую комнату, выложенную камнем. У дальней стены располагался небольшой помост, на котором стояло два резных кресла, покрытых шкурами. Там традиционно сидел ярл со своей женой. В паре метрах от помоста находилось углубление для костра. Местами стояли лавки. Дележ добычи был завершен, хотя Асгейр и не заметил этого, и теперь в помещение заносились столы. Северяне собирались с размахом отпраздновать возвращение мужчин, упиваясь не только полугаром, но и рассказами о набеге. Мужчина почувствовал, как в горле образуется ком, а перед глазами помимо воли встает картина, как его еще совсем маленький сын завороженно слушает россказни Мортена.
– Асгейр.
Мужчина вздрогнул, открывая глаза. Вигдис положила руку ему на плечо, с беспокойством заглядывая в лицо. В ее зеленых глазах плясали блики огня, напоминая страшную зимнюю ночь. Рыжий встряхнул головой, прогоняя наваждение.
– Да?
– Сходи в дубовую рощу к Алве.
– С ума сошла?! Ты же знаешь, что я терпеть не могу эту ведьму! – последние слова северянин выплюнул как ругательство, смотря на старую подругу с плохо скрытым возмущением.
– Асгейр, – устало протянула женщина, не желая вновь спорить. Мало кто знал, что рыжий избегал вёльву после одной встречи, когда та предрекла ему не самую радужную судьбу. Воин в нее не поверил, упрямо говоря, что старая сейдкона все придумала, но никому не говорил, что же такого она ему напророчила. – Она поможет забыть.
– А если я не хочу забывать? – с горечью осведомился мужчина.
– Тогда поможет принять.
Асгейр неопределенно покачал головой. Посмотрел вперед, где около костра на коленях у отца сидел маленький Сверр, и вышел на свежий воздух. Вигдис не последовала за ним.
За время проведенное в зале солнце практически полностью скрылось за горизонтом, окрасив небо во все цвета красного и желтого. Последние лучи играюче перебегали по волосам северянина, заставляя их гореть огнем не хуже, чем само небо, отдавшееся во власть заката. Изо рта клубами выходил пар. Мужчина неторопливо побрел к воде. Идти домой совершенно не хотелось. Он был пустым, сырым и наверняка грязным. Отец помер еще лет пять назад, скошенный в одно мгновение какой-то дрянной хворью. Мать же Асгейр перевез к сестре в соседнее поселение еще перед набегом. Дэгни была хозяйственной девкой и выросла в примерную жену, которую муж чуть ли не носил на руках. И она с радостью забрала мать к себе. Так дом Асгейра опустел.
Сам того не замечая, мужчина вернулся на причал. Вода была по-осеннему спокойной, с тихим плеском ударялась о потемневшие доски, раскачивала на слабых волнах лодки и драккары, что мифическими чудовищами возвышались над синей гладью. Искусно вырезанные носы скалились мордами древнего ящера, грозясь разорвать каждого, кто посмеет нарушить их покой. Асгейр остановился на вымытых камнях, позволяя ласковой воде лизать носки его сапог, и тяжело вздохнул, провожая холодным взглядом заходящее солнце.
***
Порой человек вынужден поступать безрассудно. Неожиданно даже для самого себя. И в такие моменты сложно ответить даже самому себе: почему? Что стало причиной столь странных действий? Как вышло, что собственные заверения оказались всего лишь невесомым пером, улетевшим при первых же порывах ветра…
Проводив закатное солнце и набродившись меж старых дубов, Асгейр неожиданно для себя обнаружил, что ноги сами вынесли его к жилищу сейдконы. Остановившись около небольшого ручейка, где среди зарослей заливисто пела припозднившаяся оляпка, мужчина хмуро разглядывал небольшой деревянный домик, расположенный на вересковой поляне. Цепкий взгляд кусками выхватывал давно известную картину: соломенная крыша, покосившейся ставень, который висит на одной петле вот уже лет десять и никак не собирается падать на мерзлую землю, с виду хлипкая дверь, обтянутая дырявой шкурой, труба из старого, местами покрытого мхом, камня, и тонкая струя поднимающегося дыма. Северянин собирался незаметно растворится в окружающем их лесе, когда дверь неожиданно распахнулась, явив его взору пожилую женщину:
– И долго ты тут дыру в моем доме прожигать будешь? – слепые глаза старухи невидяще прошлись по воину. – Будь моим гостем, Асгейр Хэвардсон.
Мужчина ощутил, как по позвоночнику проходит неприятная дрожь страха, предательски сводящая на нет все убеждения о бесстрашии воина. Он не любил это место, и эту старуху. Но еще больше не любил вязкий страх, который Алва нагоняла на любого, кто к ней приходил. Асгейр оттолкнулся от дерева, который подпирал все это время, и неспешно двинулся вперед.
– Славной ночи, сейдкона, – подойдя к старухе произнес воин.
– Запри за собой дверь.
Выполнив не то просьбу, не то приказ, мужчина прошел вглубь дома, морщась от приторного запаха всевозможных трав, заполоняющих собой все пространство. Жар натопленного дома точно голодный пес бросился на северянина, и тот с удивлением обнаружил, что промерз за время прогулки.
– На, выпей, – Алва протянула рыжему глиняную чашку с дымящимся отваром, на поверхности которого плавали заваренные веточки, и кивнула на табурет у стола.
– Что это? – кружку Асгейр принял осторожно, подозрительно принюхиваясь.
– Травяной чай. А то холодом от тебя разит так, что я отсюда чувствую.
Некоторое время в комнате царствовала тишина, прерываемая лишь тихим шипением Асгейра, когда горячий отвар обжигал язык или небо. Но затем старуха стала разминать в пыль сушенные травы, периодически подсыпая в них нечто непонятное: оно напоминало бронзовую стружку перемешанную с костяной мукой. Молча этим заниматься она была не намерена. О чем северянин втайне жалел.
– Ты ведь не любил ее. О чем сейчас эта скорбь?
– Она была моей женой. Этого разве не достаточно? – говорить Асгейру оказалось тяжело.
Он не признавался в этом даже себе, но по погибшей жене слез северянин не лил. После ее смерти единственным чувством оставалась лишь вина: что испортил жизнь из-за собственной горячности и эгоизма, лишив нежности и любви, которых достоин каждый. Приходил в ярость от того, что не смог защитить. Асгейр и не заметил, как стал говорить все это вслух, выплескивая гложущее его чувство наружу.
– Я обязан был заботиться о семье…
– Люди Толлэка задели твою гордость, которая оказалась важнее жены, – эти слова старухи, произнесенные между делом, подняли заснувшую было ярость.
Глиняная кружка в руках викинга лопнула, обдавая кожу остатками горячего отвара. Но он словно не заметил этого.
– Они убили мою семью, словно загнанных зверей, – Асгейр чеканил каждое слово, стряхивая осколки на пол. – К черту гордость. Люди так не поступают. Не издеваются над слабыми женщинами и детьми.
Огонь догорал, пожрав до этого все, до чего мог дотянуться. Защитники прибыли слишком поздно. Пять распростертых тел безвольно распластались на талом снегу. Удушающий дым скрыл нападавших. Скрыл он и упавшего на колени рыжеволосого мужчину, который судорожно прижимал к себе истерзанное тело.
– Ты ведь сполна возместил им долг. Верно?
– Да.
Все тот же мужчина наносит яростный удар топором, одним махом перерубая кости и вгрызаясь в плоть. Не обращая внимание на стекающие по щекам капли крови, вгоняет второму противнику кинжал в горло.
– Пришла пора отпустить, Асгейр. Перестань терзать мертвых своей болью, – сейдкона протянула викингу раскаленный нож и подвинула ближе небольшую плошку, в которой горкой лежали соцветия трав, изломанные морщинистыми руками.
Воин полоснул лезвием по ладони, задержав руку над миской и позволяя рубиновой жидкости стекать по руке, смешиваясь с травами. Алва добавила туда немного воды и повесила над танцующим огнем. Запахло васильками, мокрой землей и грозой. Комната постепенно заполнялась дымом, когда жидкость начала прикипать. Разбавив получившееся варево с грюйтом, сейдкона протянула миску мужчине.
– Выпей.
Вкус варева удивительным образом сочетал в себе привкус прокисшего молока и мятное послевкусие. Асгейр едва смог заставить себя проглотить вязкую жижу, с омерзением ощущая, как та горячей патокой стекает в желудок.
– Отпусти мертвых, Асгейр. И найди причину их гибели, – воин удивленно поднял на старуху взгляд. – Думаешь, ярл Толлэк случайно ударил с севера?
– Мы…
– Я знаю, что вы решили. Но попомни мои слова, сын Хэвардса, главная гадюка сидит внутри. И если вы все сделаете правильно, то она проявит себя в следующем набеге.
Мужчина пораженно замер, пока старуха брала положенную ей плату, ненасытной пиявкой слизывая кровь с его ладони, и не мог поверить в услышанное.
Они нагнали Толлэка спустя три дня, не дав ему уйти в Хардангер и оттеснив к вдовьему мысу, где и окропили скалы кровью. Ярл самоуверенно хотел захватить Шлесвиг с наскока, пока большинство мужчин города были заняты на востоке, расчищая последствия оползня. Он ударил с севера, попутно уничтожив дом Асгейра, что стоял на отшибе близ воды. С севера, где долина примыкала к каменистым уступам, тропы сквозь которые знали только те, кто прожил среди скал всю жизнь. Они прошли по ним, как по своему подворью, и вышли в той части, где городская стена, примыкающая к горной речке и уже порядком подмытая, была слабее всего. Асгейр издал злобный рык, больше подходящий дикому зверю, и пущенной стрелой вылетел из жаркого нутра дома сейдконы.
Ветер с Хэльгафёлла
Гнетущая тишина разрывала мозг. Да и тишиной это назвать было сложно. С бесстыдно голых веток изредка падали капли, с силой ныряли в щедро разбросанные лужи, и сливаясь с разлитой в округе водой, расходились убывающими кругами. На дереве пронзительно вскричал ворон, перелетая на соседнюю ветку и с любопытством всматриваясь в землю. Им бы уже давно пора улететь. Дожди постепенно смещались снегом, в скором времени обещая и вовсе уступить зиме, заглядывающей в распахнутые двери. Но ворон, вопреки всем ожиданиям, сидел на ветке, злобно каркая на всю округу. Не иначе как Один послал своего верного слугу на разведку. Вторя птице, в Шлесвиге зашлась лаем собака. Ошейник сильно перетягивал ей горло, отчего звуки хриплым громом заполняли округу. Но ничего из этого не могло нарушить ту тишину, что образовалась на берегу горной реки, где молчаливым полукольцом стояло четыре человека. Еще один, оказавшийся хрупкой женщиной с растрепанной русой косой, презрев грязь и холод, сидел прямо на земле, спрятав лицо в дрожащих руках и беззвучно рыдая. Никто из присутствующих не проронил ни слова. И от этого тишина еще сильнее давила на нервы.
