Сантехник 2

Выходит, пьет он здесь раз в день, а потом приходится терпеть животному целые сутки. Ну, может еще где-то у него источник есть, рассказать он про него все равно не может. Может только показать своим личным примером.

Помня, как людоеды почтительно относились к данному месту, я именно от жертвенного камня повернул в степь и отошел подальше, чем думал раньше.

В основном из-за кота, раз уж он от меня не отстает, найдя привычно пахнущую родственную душу, поэтому придется занять позицию подольше от дороги и кургана.

Ушел почти на добрый километр, чтобы спрятаться с гарантией и мне, и коту. Наблюдать в трубу с такого расстояния не проблема за людоедами, а они меня точно не заметят.

Присел в подходящий по размеру провал почвы, выставил голову с маскировочным кустом засохшей травы и принялся наблюдать, прикрывая ладонью стекло, чтобы не пустить солнечного зайчика в глаза нелюдям. Они таким делом очень заинтересуются. Наружное стекло в подзорной трубе закреплено на самом краю, почти без кромок, сразу выдаст себя без дополнительных мер предосторожности.

Мурзик дисциплинированно сидит рядом, вскоре еще получил порцию мяса, съел ее уже неторопливо и тут же завалился спать в моей тени. Научился пользоваться любой, самой минимальной тенью и еще очень чутко спать.

Видно, что сильно обожрался по своим нынешним трудным временам, теперь решил не отказывать себе во сне. Когда можно спать рядом с кем-то привычным, кто за тобой присмотрит и покормит.

Орки появились через полчаса, подъехали к жертвенному камню, слезли с гиеноконей и дисциплинированно простояли минут десять перед камнем, наклонив свои бошки. Коренастых фигур оказалось восемь, такое боевое звено нелюдей возвращается в родное племя.

«Возвращается после окончания разведки или чтобы вызвать подкрепление?» – не понимаю я смысла такой поездки.

«Ну, точно молятся тем или иным образом своему богу», – пришло мне в голову.

«Зачем они только тут отираются? Раньше такого никогда не случалось, разбитые остатки убирались на свои пастбища и до сбора новой орды не беспокоили людей. Так все егеря мне рассказывают», – не понимаю я поведения зверолюдов.

Когда степные орки на козлах скрылись из виду, я поднялся и задумчиво посмотрел на кота. Видно, что животинка готова и дальше жить при мне, только сорок километров он своими короткими лапками точно не пройдет.

В принципе, я и сам не готов его тут оставить, единственную родственную душу в чужом мире.

Вполне возможно, что и электрик пропавший сюда же переместился, только шансов на то, что он выжил и что мы сможем когда-нибудь встретиться – ну, сильно меньше одного из тысячи.

Потом добрался снова до площадки, рассмотрел все вокруг с нее и не обнаружив ничего интересного, спустился к спрятанному ящику.

– Придется тебя нести Мурзик, – сообщил я коту и приготовил ему место в ящике с инструментами, переложив половину железа в мешок.

Связал их между собой, чтобы нести на плече без использования рук.

Теперь у меня в одной руке копье, во второй подзорная труба, на плечи давит солидный груз, хорошо еще, что Мурзик теперь весит не тот добрый десяток кило, а всего три-четыре.

Одна кожа да кости от него осталась после такого экстремального выживания в новом мире около страшного кургана.

Я забираю сильно вправо, стараясь обойти виденные ночью костры. Орки должны подтянуться к крепости, раз они выполняют тут какое-то задание для своих выживших Старших.

! Костры в ночи можно увидеть только со стороны кургана, в крепости про них и не догадываются», – в таком я уверен.

– Неужели ждут подходящего момента, чтобы внезапным ударом снова взять полуразрушенную крепость и перебить небольшой гарнизон вместе с рабочими мужиками? Показать людям, что восстановить Теринол больше никогда не получится.

– Вообще похоже на это. И тогда есть какой-то понятный смысл в до сих ведущемся наблюдении.

Выйду просто к реке, по ней доберусь до крепости, поэтому ориентируюсь на светило и вид кургана позади меня. Кот прикорнул на раскачивающемся ящике и счастливо дрыхнет, найдя снова теперь для себя ответственного за свое питание и всю свою лохматую жизнь.

Через четыре часа я добрался примерно до района, где оставались егеря, теперь двигаюсь очень осторожно, не убирая трубы от глаз.

И не зря не убираю, вскоре я разглядел очень издалека двух нелюдей, постоянно мелькающих на краю какой-то ложбины, то поднимающихся повыше, то пропадающих где-то внизу.

– Чего это они там делают? И ложбинка похожа на ту, в которой егеря остались меня дожидаться. Там она должна быть, это точно.

Я поворачиваю в сторону подозрительного мельтешения, вскоре могу подробно рассмотреть, что пара нелюдей на глаза мне попадается только одна. А заняты они, скорее всего, примитивной мародеркой, что-то переворачивают, снимают и складывают.

Еще пара гиеноконей видна рядом, считай, еще два серьезных соперника, если звероящеры успеют запрыгнуть на них. Такого им позволить никак нельзя, пусть встречают меня пешком, тогда со степняками справиться гораздо проще получится.

Только я с ними, с такими зубастыми лошадками, уже встречался на узкой дорожке и хорошо знаю, в отличии от своих звероящеров хищные лошади не переносят боль и раны так невозмутимо. Стоит полоснуть по морде острием копья, как тварь сразу же бросается в сторону, вываливая своего тяжелого всадника прямо на копья строя.

Широкий ромбовидный наконечник заточен до почти бритвенной остроты у меня со всех сторон, чтобы наносить раны на обратном движении и при ударе наискосок.

Опасны гиенокони под управлением нелюдей, вот тогда могут стоптать и страшными, акульими зубами схватить на ходу. Однако на ощетинившийся копьями строй не бросаются, берегут себя, как нормальные хищники, очень нелюбящие, когда им делают больно.

Вот козлы-единороги бросаются, в лаве они гораздо опаснее, хорошо, что сам я еще ни разу не стоял в когорте и не ждал страшного удара несущихся толпой звероящеров. Такая тактика используется только в том случае, когда отряд людей застигнут в степи на ровном месте и бежать уже нет никакого смысла. Остается только подороже продать свои жизни всем солдатам и командирам.