Непростые истории 5. Тайны ночных улиц

Внезапно сзади послышался скрип деревьев, верхушки их закачались, обсыпая вниз водопады снега. Хинрик обернулся. Что-то большое, чёрное, туманно-расплывчатое закрыло луну, сразу стало очень темно.

«Туча, – попытался убедить себя Хинрик, – просто туча. Сейчас её унесет ветер…»

Скрипучий вой, похожий на крик банши или рёв больного ребенка, разрезал ночь. Хинрик закаменел от ужаса, живот скрутило, сердце вновь бешено забилось. Он судорожно оглядывался по сторонам, но ничего не видел. Чернота приближалась. Дрожа и промахиваясь, мальчик сунул руку за пазуху и вытащил завёрнутый в полотенце пирог.

– Вот! – заорал он. – Держи! Не трогай меня!

Чернота качнулась, он зажмурился, а когда через минуту открыл глаза, в небе вновь светила луна. Пирог исчез. Хинрик сделал несколько шагов вперёд. Никаких следов. Наверное, это действительно была туча, а пирог просто провалился в снег. Эти мысли немного успокоили, но оставаться здесь мальчик больше не мог. Он схватил мешок и помчался в сторону деревни, прыгая по сугробам, как заяц. За его спиной, тихо ступая и мягко касаясь веток деревьев, двигалось мутное тёмное облако. Иногда оно закрывало луну, а иногда в небе загорались целых два ярко-жёлтых светила.

Незадолго до полуночи Хинрик добежал до деревни. Сейчас она выглядела иначе. Тишина стояла такая, что, казалось, уши залиты водой. Дороги замело, дома будто давно забросили. Но в окнах горели пирамидки-светильники: в самую холодную, самую долгую в году ночь никто не спал. Открывались двери между мирами, духи бродили среди людей. Страх собирал всех вместе у горячего живого огня, ведь кого-то сегодня всё равно заберут…

Хинрик стучал в дома, предлагая пучки омелы за несколько монет. Брали охотно, украшали лентами, красными и белыми – цветами крови и снега, цветами Йоля. Вешали над входом, а дверь поскорей запирали, сами дивясь такой поспешности. Чернота, проникшая в деревню, щекотала кожу, заставляла ёжиться, как от холодного ветра, всех, кто был поблизости.

Распродав почти всю омелу, Хинрик, наконец, решил вернуться. Он устал и совсем проголодался. А Сиг хоть и станет ругаться, но поесть даст. Он толкнул дверь и почувствовал вкусный запах мясной похлёбки.

– Явился! – тётка Сиг недовольно уперла руки в бока и погрозила мальчику. – Где омела?

– Продал! – Хинрик гордо высыпал монеты на стол.

Тётка покачала головой. Ульвар, сидевший за столом в красивом новом свитере, с миской похлёбки, подмигнул мальчику.

– А нам-то оставил? – уже не так грозно поинтересовалась тётка.

– На крыльце в мешке ещё есть! – выкрикнул мальчик. Он нашёл свою миску и пытался подобраться к котлу.

Сиг направилась ко входу. Когда она открыла дверь, порыв ледяного ветра ворвался в дом. С ним внутрь скользнуло что-то большое, чёрное, зыбкое, будто дым. Оно закружилось, сгустилось и превратилось в чёрного кота, размером не меньше лошади, а то и побольше. Круглые жёлтые глаза с голодной жадностью уставились на Хинрика. Мальчик в панике юркнул под лавку.

– Ты привёл Йольского кота! – заголосила Сиг.

Она попыталась опрокинуть на зверя кипящую похлёбку, но тот на лету проглотил горячее варево вместе с котлом. Огонь в очаге зашипел и погас, светильники на окнах задымились и померкли. Кот, облизнувшись, двинулся к столу и, мгновенно съев всё, что на нём стояло, хитро поглядел на людей. Он немного утолил голод и теперь хотел поиграть перед тем, как их поймать. Ульвар схватил тяжёлый ухват и попытался отогнать кота, но тот легко взмахнул когтями и придавил парня к полу. Оскалив зубы, он приблизил огромную пасть к лицу Ульвара, но внезапно чихнул, глаза его заслезились. Утирая нос лапой и продолжая чихать, кот выпустил добычу. А потом подхватил зубами и вышвырнул за дверь. Хинрик удивленно выглянул из-под лавки, но вспомнил, как однажды слышал, что Йольский кот не переносит запаха свежей шерсти. Новый свитер, подаренный невестой, похоже, спас Ульвару жизнь.

Сиг тоже поняла это и попыталась добраться до сундука, где хранила нитки, спрядённые по осени. Но за окном раздались тяжёлые шаги, в такт им задрожали стены дома, затрясся пол. Кот утробно замяукал и радостно заметался. В открытую дверь просунулась огромная рука с длинными кривыми пальцами и чёрными когтями. Кот пришёл не один, следом явилась его хозяйка – великанша Грюла.

«Уж её-то ничем не отпугнуть, – запаниковал Хинрик, скрючившись под лавкой. – Не уйдет, пока всех не съест».

Рука великанши принялась шарить по комнате, ощупывая мебель и стены. Кот ластился к хозяйке, сыпля фиолетовыми искрами с чёрной шерсти. Наконец, она наткнулась на тётку Сиг, забившуюся в угол. Та вырывалась и била кулаками по кривым пальцам. Громадная рука сжалась, на пол закапала кровь, тётка обмякла, и её выволокли на улицу.

По лицу Хинрика потекли слёзы. Пусть вредная, пусть ведьма, а жилось ему у Сиг не так уж и плохо… И почему он был таким…

Но рука Грюлы, вновь появившаяся в дверном проёме, не дала погоревать. Метнулась в его сторону, перевернула первую лавку, вторую… На её пути выскочил кот. Не хотел делиться своей игрушкой – тёрся о край рукава, покусывал пальцы, пытаясь оттащить подальше от мальчика.

Хинрик изумился, неужели кот пытается его спасти? Он выбрался из укрытия и потихоньку пополз подальше. Грюла, почесав кота за ухом, отпихнула его и вновь стала шарить поблизости. Тогда кот, не переставая мурлыкать, улёгся прямо на Хинрика. Мягкая тьма окутала мальчика, кот оказался тяжёлым. Стало трудно дышать, но вместе с этим пришло спокойствие. Великанша, никого больше не отыскав, вытащила руку. Вскоре с улицы донёсся хруст шагов, удалявшихся в сторону гор.

Кот поднялся и внимательно посмотрел в лицо мальчика. На секунду Хинрику показалось, что кот спас его только для того, чтобы съесть. Но тот медленными мягкими шагами направился к выходу. У порога кот обернулся, взъерошил шерсть и улыбнулся. Жуткий оскал острых зубов и дикая радость в глазах на мгновение застыли на его морде. Кот махнул хвостом, да так, что Хинрик отлетел к стене и крепко ударился о неё головой.

Мальчик пришел в себя, когда вернувшийся в дом Ульвар окатил его водой. Тётка Сиг бесследно исчезла. Утром её искали всей деревней, хотя и не надеялись обнаружить. Люди считали, что её воспитанникам очень повезло. Они не знали того, что случилось с Хинриком. Уходя, кот забрал и его жизнь тоже. Теперь она растает вместе со льдом, унесется к горам с летними ветрами, смоется дождями осени, исчезнет до нового снега… Он не знал, как умрёт, но понимал, что уже скоро. Ведь тот, кому улыбнулся Йольский кот, до следующего зимнего солнцестояния не доживёт. Страшная ухмылка преследовала Хинрика в кошмарах целый год… Почти год…

Тим Яланский, Алексей Ладо

Идейные вдохновители и владельцы литературного портала «Синий сайт», бессменные и неутомимые редакторы проекта «Непростые истории», авторы многочисленных рассказов и новелл.

Тим Яланский автор-составитель сборника «Странники» (2018, «АСТ»). Рассказы опубликованы в сборнике «Синяя Книга» (2014, «Дятловы горы»), неоднократно становились победителями в сетевых конкурсах. Пишет прозу, преимущественно, фантастику и фэнтези, статьи. Любимые темы – приключения, о дружбе и любви. Почитать можно здесь: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Thinnad.html

Алексей Ладо пишет малую и большую разножанровую прозу, стихи, рецензии. Рассказы опубликованы в сборниках «Синяя книга» (2014, «Дятловы горы», НГ) «О любви» (2016, АСТ, Москва), «О бабушках и дедушках», (2018, АСТ, Москва), в сборнике рассказов «Голос пули», посвященном 100-летию А.И.Солженицына (2018, Перископ-Волга, Волгоград), подборка поэзии в сборнике стихов современных поэтов «Высоцкий 80», посвященном 80-летию В. С. Высоцкого (2018, Перископ-Волга, Волгоград). «Зачем тебе крылья, Икар» – в тройке победителей поэтического конкурса Интернационального союза писателей (апрель, 2017). «Война цветов» – дипломант международного поэтического конкурса «Большой финал», 2017-18. «Море, крабы, осьминоги» – победитель в номинации «Рассказы для детей» международного литературного конкурса «Мой аленький цветочек» (ж. «Параллели», № 5, 2018, Инсома-пресс). Люблю смешивать времена и поколения. Почитать можно здесь: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Almond.html

Счастливый билет

«Полиция ищет свидетелей и просит помочь в розыске Беляевой Элеоноры Викторовны, 30 лет, волосы тёмные, глаза серые, особых примет нет, была одета в синие джинсы, светлую блузку с короткими рукавами, на ногах – светлые босоножки. Последний раз её видели садящейся в ретробус № 27 на улице Раздольной в районе «Дельта». «Радоградская правда», № 12, июнь.

«Кто видел этого человека и что-то знает о его местопребывании… Ильев Владислав… 47… приметы… Помогите…». «Еженедельные новости», № 15, июль.

«Села в ретробус, но домой не приехала Брагина Ирина… 29, рост, приметы… одежда… Помогите. Женщина лечилась от депрессии. Родные волнуются…». «Прессинфо», 6, июнь.

«Полиция просит помочь… Карташов Иван Борисович, 28… ехал в районе «Дельты», менеджер, на работу не вышел…» «Суббота плюс», 8, июль.

«Родные ищут… Малушкин Илья… безработный, 32… трое детей… Поехал на собеседование… ретробусом…» «Прессинфо», 30, июнь.

«Ряднова Ольга, 22… лаборантка, семьи нет… бабушка плачет… Помогите… Возвращалась с работы автобусом № 27. Звонила, что уже едет…» «Вестник «Дельты», № 16, июль.

Следователь района «Дельта» Дмитрий Александрович Заморов свернул окно с лентой избранного и придвинул чашку с уже остывшим кофе. Он знал эти объявления наизусть, но каждое утро снова и снова просматривал и их, и сравнительный анализ данных по пропавшим людям, и свежие полицейские сводки. Пятнадцать пропаданий за два месяца лета – и никакой зацепки.

Маленький городок уже шумел бы, полнился слухами о маньяке, но в Радограде – миллионном мегаполисе – текла обычная суетная летняя жизнь.

В объявлениях – приметы, эмоции и прочее, в сводках – сухая статистика, от которой толку – чуть.

Программа подсветила строки, колонки данных сдвинулись, показывая совпадения по каждому из случаев.

Следователь потёр лоб. Ну, вот: все горожане из «Дельты», все садились и куда-то ехали в этом проклятом колёсном автобусе № 27.

Память услужливо выдала: три сменных водителя; не были, не состояли, не привлекались; отличные послужные списки, хорошие семьи, результаты обысков – нулевые…

Да и сами пропавшие не оставили ни следа. Обычно «нюхачи» хоть что-то, да находили: волокна материала одежды, мобильники, цепочки или кольца в ломбарде, молекулы крови, чешуйки кожи и волос в пробах воздуха и пыли, неожиданные детали в сведениях родных, сплетнях знакомых, соседей, коллег по работе. Ни-че-го!

Водители боялись детектора, отводили глаза, мямлили, что, мол, видели пропавших людей, даже описать могут. Причина простая: старинные автобусы – «ретробусы», как их называли горожане, – поддерживали традиции, водители вручали билеты и приветствовали каждого. А вот следить за тем, кто и когда вышел, никто их не обязывал. Они и не помнили. Детектор подтверждал слова, неизменно указывая на правду.

Пропавшие…

Дмитрий Александрович задумался, пытаясь ухватить общее. Общее было. Все они – какие-то неудачники. Вернее, все они чего-то ждали. Малушкин искал работу, долго искал. Ильев и Карташов – закоренелые холостяки, рассылающие в Интернете письма счастья одиноким женщинам. У Брагиной – мания, как сказал врач – синдром боязни людей. Она даже по телефону не могла общаться. Лаборантка Ряднова верила в принца на белом коне, сиречь продюсера, который однажды заметит её на улице и пригласит сниматься в кино. Все уши прожужжала своим подружкам об этом. Другие…

Дмитрий Александрович переехал в этот райончик, согласившись работать на не особо престижном участке, чтобы иметь возможность чувствовать мир живых. Здесь, в «Дельте», витал дух прошедших времён, проглотившая мир виртуальность исчезала, а сепия лета за окном была реальной.

Заморов скользнул глазами по колонкам данных, прокрутил их. Сотни, сотни деталей…

Взгляд зацепился за цифры. Рядом с колонкой времени посадки в автобус находилась сводка номеров билетов, не помеченная маркером совпадений. Лишняя подробность. Но что-то в ней заставило замереть, оторвать палец от экрана и внимательно вглядеться:

367 169

367 187

367 259

367 394…

Вот оно!

Компьютер ничего не знал о старинной вере в «счастливые» билеты, и факт, что суммы цифр в столбиках были равны, оказался незамеченным.

Интересно. Хотя… Толку-то? От знания, что все пропавшие пассажиры купили в злополучном автобусе счастливый билет, ситуация яснее не стала. Ещё один, не укладывающийся ни в одну из теорий, факт. Поисковые «нюхачи», так казалось Дмитрию Александровичу, просто издевались.

Где же люди выходили? Где?

Следователь потянулся до хруста костей, услышал звук с улицы и раздвинул тёмные жалюзи. В кабинет хлынул поток июльского солнца.

Заморов оглядел улочку, на которой стояло старое одноэтажное здание полицейского участка «Дельты», прищурился на ретроостановку – к ней как раз и подходил автобус № 27 – изученный уже от царапины на рекламной надписи «Ваше время – ваша жизнь. Мы решим все проблемы» и до времени стоянки – пятнадцать минут.

Следователь снова вздохнул: пятнадцать минут, пятнадцать пропавших… Нет, автобус тут ни при чём. Он и сам ездил в нём утром и вечером уже несколько лет.

Впрочем, Диму, а именно так его все и звали (до Александровича ему было лет эдак десять), сейчас интересовал не автобус, а цветочный киоск рядом с остановкой. Не то чтобы он любил всякую флору, он любил их продавщицу – Леночку. Елену Прекрасную.

Елена восседала среди цветов королевой: солнечные лучи плясали на пионах, розах, ромашках и горели в её рыжих волосах. Голубые глаза искрились и метали улыбки, а уголки спелых губ никогда не опускались. Уже с год Дима и Лена обменивались взглядами. Он бросал свой – мягкий и нерешительный – через пыльное окно кабинета. Она – дразнящий и таинственный – сквозь букетик чахлых маргариток.

Дима знал о ней всё: где живёт, чем занимается в свободное время, он даже знал, что нравится девушке, и был уверен, что и ей известно о нём достаточно, потому что иногда решительно шел к киоску, покупал розу и… немел, когда Елена протягивала цветок с неизменной улыбкой и словами: «Держите, Дмитрий Александрович». Она знала, как его зовут, она наверняка знала, где он живёт, и уж точно знала, кем работает.

Он возвращался в участок, ставил розу в вазу, вазу – на окно, и обещал себе, что в следующий раз обязательно пригласит девушку на свидание. Однако стоило Диме представить своё убогое холостяцкое логово с банкой кильки в холодильнике, с продавленным диваном, застеленным стареньким бельём, с ноющими днём и ночью канализационными трубами, потеками ржавчины на ванне, вконец обленившимися провайдерами на том конце сети, как «следующий раз» откладывался до следующего раза. Привести туда – королеву?!

Жара изматывала, и Дима рванул створки окна. Горячий ветерок тотчас всколыхнул угол жалюзи и пару увядших лепестков на подоконнике, ярко запылало платье Леночки, цвет которого ранее был притушен пыльными стеклами.

В ярко-красном, как атлас стяга, облегающем платье, низ которого едва прикрывал бёдра, в таких же красных туфельках королева закрыла киоск и, мотая рыжеволосой головой в такт музыке наушников, направилась к окутанному маревом жары автобусу.

Так рано?! Такого никогда не было!

Ревность слепозмейкой ударила по вискам, отравив разом и вязкий солнечный свет, и мысли следователя. Она же… на свидание… точно!

Дима вскочил, ударил кулаком по столу, опрокинув чашку с кофе на развёрнутый планшет, выскочил за двери, не зная ещё, что будет делать – догонять, говорить ей о любви, следить, что там за хахаль нарисовался, отбивать?

– Сегодня, – говорил он сам себе на бегу, – сегодня я приглашу Елену Прекрасную… куда-нибудь позову и…

Горячая стена наполненного жёлтым солнцем воздуха ударила, отрезвила Диму, змейка-ревность нырнула под сердце и затаилась там до времени. А если у девушки просто выходной? Если какие-то другие дела – не свидание?

Безотчётно он рванулся к автобусу, влетел, бросив взгляд на Леночку, занявшую сиденье впереди, смотрящую в окно и не заметившую его смятенной погони, прошагал к задним – свободным – и плюхнулся там, затаился, успокаивая сердечный трепет и дрожь рук.

«Не заметила? И хорошо», – думал Заморов, разглядывая красную пуговку наушника в аккуратном ушке.

По проходу шествовал знакомый водитель – грузный, с пивным пузом, с влажностью седого ёжика, с пятнами пота на белой фирменной рубашке. Лоб прорезала морщинка усталости, глаза цвета незрелой сливы ничего не выражали, но улыбка под блёклыми моржовыми усами была не дежурной, а вполне приветливой.

– Поздравляю, вам достался счастливый билет, – сказал водитель, склонившись к Леночке, – загадывайте желание.

Второй пассажир, третий… Шофёр не спешил, улыбался всем, перекидывался словечками, весело принимал деньги и отрывал билеты с ленты, почти торжественно вручал их, словно дармовые леденцы.

Пятый… Восьмой…

– Здравствуйте… – Взгляд водителя на мгновение омрачился, но тут же сменился на загадочный, словно он признавал их приобщённость к тайне пропавших людей, разгадать которую «морж» не мог помочь никак. – Сдача, – усач протянул мелочь и билет, тут же отошёл, не пускаясь в разговоры и расспросы – к чему тревожить занятого человека?

Двери глухо щёлкнули, перекрыли путь жёлтой патоке дневного света, и Дима ухватился за стоящее впереди кресло – автобус тронулся.

Люди в салоне синхронно покачивались, когда ретробус фыркал и дёргался – старинная колёсная машина не могла ехать так же плавно и тихо, как современный транспорт на воздушной подушке. Салон то пустел, то наполнялся. Они давно уже проехали и Леночкину остановку, и Димину. Заморов стал подозревать, что девушка всё же заметила его и ждёт, когда он будет выходить.

Дома закончились и, преодолев пологую насыпь, автобус покатил среди частных домиков пригорода.

Диму тоже стала одолевать дремота, сонный взгляд остановился на клочке бумажки, зажатой в пальцах: 367 538. Счастливый…

Счастливый! И у неё… у Леночки, стало быть, 367 529.

Капелька пота скатилась по виску, защекотала шею.

Всё изменилось в один миг. Увиделось вдруг, что медовый свет дня – вот он, с другой стороны мутноватого стекла, а здесь – сырая уверенная тьма. Предчувствие, что что-то должно случиться, наваливалось тёмными волнами.

Похожие на сонных мух пассажиры, видимо, спали с открытыми глазами. Они мерно качались каждый на своём сидении в такт ухабам окольной дороги, и, казалось, что убаюканной цепочкой едут к неотвратимой, словно паучьи лапы, смерти.

Ерунда, ну что особенного? Полутёмный салон, дремлющие люди, гул мотора… Но тонким, похожим на комариный писк, сигналом инстинкт выл о невидимой и жуткой беде так, что ладони Заморова вспотели, а сердце затрепыхалось, как будто силилось вырваться из тесного плена рёбер. Сглотнув ставший в горле ком, Дима понял, что больше всего на свете ему тоже хочется биться в двери-рёбра и кричать, чтобы выпустили.

Туманная дымка окутала салон, в ней зыбко и страшно покачивались силуэты, за стёклами, а может, в сознании Димы сгущалась темнота.

В какой-то момент ему показалось, что окружающее плывёт, теряет реальность, стены салона сдвинулись, а сам он, напротив, стал как будто болезненно чётким. Руки потяжелели, Дима видел каждую папиллярную линию на сжимающих билет пальцах.

Леночка!

С трудом Заморов приподнялся, сделал несколько тягучих, словно в маслянистой воде, шагов. Он перевёл дух и тронул Леночку за плечо, привлекая внимание. Дима сомневался, что Елена Прекрасная его видела, когда он заскочил следом в отъезжающий автобус, но сейчас она поглядела, будто узнавая после долгой разлуки. Немного растерянно обернувшись, девушка встрепенулась.

Время остановилось. Он что-то кричал… Но крик лился густой волной «йэ-э-э-э-э», и Дима тянулся к хватающим воздух тонким пальцам, силясь достичь… И понимая, что не успевает. Чёрная пелена окутала мозг.

Болела голова, во рту чувствовался металлический привкус, когда Дима открыл глаза.

Ржаво-охристая поверхность чавкнула, отпуская из объятий, жирноватая холодная грязь продавилась между пальцами. Дима сел, пытаясь унять головокружение и дрожь. Что случилось? Сколько времени прошло? Где он?

В белёсом, истекающем желтоватыми струйками тумане проступали тонкие болезненные силуэты искорёженных конструкций непонятного происхождения, уходила в марево глинистая грязь. И абсолютная мертвящая тишина. Что-то жуткое было в этой тишине: казалось, что недалеко, скрытое непроницаемой завесой, таится нечто огромное и наблюдает за ним. Дима обхватил плечи и обернулся. Всё то же: грязь, торчащие из мглы куски проволоки, похожие на антенны штыри и вкрадчиво переливающийся желтовато-белёсый туман.

Дима поднялся и, прихрамывая, двинулся вперёд. Вернее, наугад, потому что ориентироваться в этом мешке туманной взвеси было невозможно. Болело и плохо сгибалось колено – то ли ушиб, то ли сказалось лежание в холодной грязи. Штанины неприятно липли к коже.

Сделав несколько шагов, он провалился ногой в яму, дернулся, освобождаясь от противной липкости, побежал, снова споткнулся, чуть не упал, но схватился за что-то твердое и склизкое. Дима пригляделся, и его чуть не стошнило: изогнутый в смертельной конвульсии позвоночник, у трупа не было кожи, а виднеющиеся между костями багровые остатки плоти были покрыты жёлтой слизью.

Дима отдёрнул руку, замер, не в силах отвести взгляда от страшной находки. Пальцы судорожно сжали ткань брюк, стараясь избавиться от противной липкости.

«…Держите, Дмитрий Александрович…» – едва слышный женский голос в мертвенной тишине показался жутким.

Сердце остановилось, живот скрутило леденящим ужасом догадки.

Он все же перевернул труп: мелькнули оскаленные матово-сухие зубы, в тёмной дыре треснувшего черепа замерцала вдавленная вишенка наушника, а ниже… ниже… на беловатых дугах рёбер полыхнул испачканный глиной обрывок ярко-красной ткани.

«Держите, в палитре дней – клич: такая, как я – не для вас», – шуршала тихо песенка, льющаяся из всё ещё работающего наушника.

Дима машинально попытался вытереть ладонь о землю, чертыхнулся, между лопатками потёк холодный пот. В голове безумным калейдоскопом вспыхивали и гасли видения из прошлого и настоящего.

– Боже мой, – задыхаясь и всхлипывая, пробормотал он, – боже мой, Леночка…

Глухую тишину прорезал скрип. Нервный, кривой, он бил по ушам.

Дима вытянулся в струнку, пытаясь хоть что-то увидеть в желтой мгле. Кинув последний взгляд на страшную находку, двинулся в сторону звука.

Может быть, это то самое чудовище, глядящее на него сквозь туман, как голодный паук на тупую муху, утомилось ждать и выказывает скрежетом нетерпение? Дима замер. Тихий, похожий на далекий вой стон вторил очередному скрипу.

Может быть, это «что-то» убило Леночку?

Шаг… Ещё шаг. Закрученная огромным штопором торчащая из грязи ржавая арматурина чувствительно проехалась по бедру. Чёртов туман. Боль на мгновение отвлекла. Дима двинулся дальше.

Выросшая из тумана громада при ближайшем рассмотрении оказалась древним корпусом автобуса. Облупившаяся краска обнажила бугрящиеся шрамы ржавчины, полуоторванная дверца раскачивалась на петле, издавая то самое гнусное «скри-и-и-и-и-ип…» и показывая пустой салон с истлевшими клочьями обивки. Железная, с изъеденными временем краями табличка там, где было лобовое стекло, № 27.

Дима замер.

Его мозг пытался переварить увиденное: если этот полного грязного тумана мир казался кошмарным сном, но мог быть объяснён невероятными, но версиями, то очевидно много лет как гниющий тут – тот самый автобус. Бессмысленно.

Свет фар ударил сзади почти физически. Дима обернулся, щурясь.

Его глаза уже привыкли к мрачной желтовато-белёсой полутьме, и потому проткнувшие туман столбы света дезориентировали. Скрип колёс, урчание приближающегося мотора. Сам не зная почему, Дима рванулся в сторону.

Он летел, мчался, не разбирая дороги, вяз в воздушном киселе, втягивая его грудью, понимая, что задыхается, а приближающаяся чудовищная машина преследовала, и Заморов пойманным зайцем плясал в перекрестье конусов бело-жёлтого света.

Визг тормозов, протяжный вой гудка. Дима вдруг понял, что бежит по влажной бетонной поверхности и белая разметка стелется под ноги. Клочья тумана разорвались грязными нитями, являя июльский свет знакомой улицы, цветочный киоск, остановку. Дима из последних сил рванулся к обочине.