Не смотри вниз

В том, что Анзерцвейг является посланником из космоса, Иосиф Петрович был уверен на все сто процентов. Во-первых, никто из играющих на площадке детей не видел собачку; во-вторых, Анзерцвейг так же внезапно исчез, как и появился. Нормальная, обычная собака должна была куда-то убежать, а не испариться в воздухе. Кроме того, в тот день было много снега, и будь Анзерцвейг обычным животным, он бы, уходя, оставил за собой следы. Следов не было! Значит, никакой он не обычный пес.

Убедившись, что за окном никого нет, Иосиф Петрович открыл тумбочку, в которой Тамара держала домашнюю одежду – майки, носки, шорты. В самом низу он нашел туго перевязанную резинкой пачку денег. Купюр там было не так уж много, и Иосиф Петрович вытащил всего две, лежащие с краю. А потом еще две… А также вынул пару футболок, чтобы замести следы.

Все логично: кто-то взял ее одежду, а там лежали неосторожно положенные купюры. Несколько тысячных бумажек случайно подвернулись и попали под ткань. Только вечером Иосифа Петровича осенило: «Вот дурак! Остолоп несчастный, кому же нужна ее одежда?» И он решил немедленно исправить свою ошибку. Тамара с малышом уже пришла домой, и недостачу денег она пока не обнаружила. Тогда Иосиф Петрович решил подбросить футболки обратно в тумбочку. На том-то он и попался.

Глава 6

Вечером, открыв тумбочку, Тамара увидела, что ее майки, шорты, ночные сорочки скомканы. Она протянула руку вниз и на самом дне нащупала пачку денег, сняла резинку и пересчитала купюры… А затем впервые за все время, что жила в этом доме, закричала во весь голос. Комната, в которой секунду назад было тихо и уютно, царил полумрак, превратилась в самое настоящее поле брани. Тамара резким движением включила свет и вытрясла все содержимое тумбочки на пол.

– Я не понимаю, как так можно! Да это же что такое?

Малыш, ползающий в манеже, громко заплакал. Из кухни явился Играт, всем видом показывая, что устраивать сцену сейчас не стоит: он недовольно сморщил нос, театрально прикрыл глаза, медленно подошел к Тамаре и попытался обнять ее за плечи, но та не унималась.

– Нет, ну ты видел это? Вещи перерытые, четыре тысячи исчезли!

– Успокойся, тебе просто показалось! – пытался сгладить конфликт муж.

– Да это же бесстыдство какое! Что он с моим бельем делал? Какое право он имеет? Какое право на то, чтобы брать чужие вещи?.. И чужие деньги? Это как понимать вообще?

Тут в комнату вбежала Клавдия Ивановна, она заняла собой весь дверной проем, уперев руки в бока и часто моргая густо накрашенными ресницами. Вслед за свекровью из кухни тоненькой струйкой сочился аромат котлет, наполняя пространство неуместным запахом. Этот запах здесь был лишним, как и яркий свет, слепящий глаза! Тамару уже тошнило от всего в этом доме: и от кулинарных прелестей, и от копания в нижнем белье, и от воровства. И от всей этой семейки, в конце концов. К тому же, Лука истошно вопил, свекровь убрала прядь со лба, вытерла ладонь о фартук и взяла малыша на руки.

– Тома, давай реально на вещи посмотрим, – подбрасывая внука в воздухе, произнесла она. – Он как ребенок. У Играта деньги таскал, ну, у тебя таскал. Зато твои трусы и майки ему на фиг не нужны. Он же не какой-то там извращенец, просто дитя малое. Безобидное. – Клавдия Ивановна принялась заигрывать с Лукой и по-дурацки хихикать. – Дя, малыш? Дя?

Лука на секунду замолчал, а потом разразился яростным воплем.

– Ага, безобидное настолько, что роется в нижнем белье?

– Тихо, тихо, успокойся, не надо так драматизировать. Сколько он взял? Я тебе все верну с зарплаты, – уговаривал ее Играт.

– Да пошли вы все!..

Далее Тамара действовала на автомате, она побросала в сумку вещи – самое необходимое для ребенка, документы, деньги. Захватила пару носков и зубную щетку. Вызвала такси, схватила малыша и уехала на ночь глядя.

В такси все плыло перед глазами. Играт не пытался остановить, удержать, и не мудрено: видимо, в этом доме надо было слушаться его маму, а раз она не послушалась, то будет отвергнута. Ради бога! Тамара провела тыльной стороной ладони по лицу и обнаружила, что оно мокрое от слез. Играт – умный мужчина. Он ведь понимает, что это конец. Но он ничего не сделал. Он даже не пытался. Не приложил никаких усилий.

«Тебе просто показалось!» – вспомнила Тамара слова мужа. – «Какое на хрен показалось? Они все там больные на голову, и Играт такой же! Прочь, прочь от этого места!»

Первые дни, находясь у мамы, Тамара не могла нарадоваться. Как же здесь тихо, уютно и хорошо! Благодать… Родной дом казался раем по сравнению с квартирой мужа, где Клавдия Ивановна, как змея, только и делала, что жалила всех вокруг и отравляла своим ядом, а Иосиф Петрович окончательно слетел с катушек и потерял связь с действительностью. Про мужа даже думать не хотелось – он просто предатель.

Именно здесь, в ненавистном родительском доме, Тамара впервые в жизни ощутила себя в безопасности. Это открытие стало для нее удивительным началом целой цепочки последующих открытий.

«Все совсем не так, как кажется», – повторяла про себя Тамара, ложась на подушку и закрывая глаза перед сном.

∞

Новый день не принес никакой радости, напротив, безжалостно раскрыл глаза на все, как оно есть. Играт не звонил, а это значит, либо он окончательно застрял под каблуком у своей сумасшедшей мамаши, либо Тамара ему безразлична. Ни тот, ни другой вывод не показался ей утешительным, и она долго плакала в ванной, пока ее никто не видит.

Далее Тамара решила взять себя в руки. Сколько можно предаваться страданиям? Обстановка в доме располагала к тому, чтобы прогнать плохие мысли, вот только легко сказать – сложно сделать! Родители носились с Тамарой как писаной торбой, помогали с ребенком, оказывали любую помощь.

– Давай я Луку возьму, а ты поспи немного, – посоветовал отчим, направляясь с малышом в зал.

Лука радостно пускал слюни и грыз пластиковую погремушку с шариком, постукивая деда по плечу. В глазах сына Тамара увидела радость и восторг, в то же время на лице отчима как в зеркале отразилась та же гамма эмоций. Тамара чуть не расплакалась: ведь этот человек ей не родной, но от него исходит столько тепла и поддержки! А в том доме ее гнобили и унижали – тоже мне родственники, называется… Как только дверь за отчимом закрылась, Тамара провалилась в глубокий сон.

Мама с удовольствием сопровождала малыша на прогулку, и Тамара в это время могла искупаться, сходить в туалет или просто поесть, эта помощь казалась поистине бесценной. В преодолении тягот люди раскрываются такими, какие они есть: одни молча наблюдают и умывают руки, а другие вкладывает всю душу, не требуя ничего взамен.

Родители искренне хотели помочь и делали все, что в их силах, и подробностей не выспрашивали. Почему Тамара ушла от мужа? Почему именно сейчас? Что произошло? Они восприняли переезд как данность, как что-то само собой разумеющееся, не требующее глупых разъяснений и неуместных вопросов.

Ни разу Тамара не услышала от мамы и отчима ни одного плохого слова в свой адрес. Их отношение к ней было удивительно спокойным, полным тепла и принятия. Тамара как будто вырвалась из безвоздушного пространства, в котором нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни опереться, и попала на твердую землю, где есть ясность, свежий воздух и покой.

Однако идиллия не могла длиться вечно, и Тамара это понимала. Хорошенько взвесив перспективы, она приняла решение. Все складывалось замечательно: мама прекрасно готовила, не требовала непосильной помощи, никогда не предъявляла претензий. Прогулки с коляской были ей в радость, и Тамара знала, что дома ее с малышом любят и ждут.

На улице Тамара практиковала техники релаксации, она считала шаги на вдох и на выдох. После прогулок на свежем воздухе розовощекий и счастливый Лука возвращался домой довольным и уставшим. Тамара его кормила, и он тут же засыпал. Перспектива остаться у мамы еще на какое-то время казалась такой заманчивой…

Но нужно было переезжать. Тамара знала, далее неизбежно случится конфликт интересов – это вопрос времени. Точки разногласий по бытовым вопросам прорисовывались все отчетливее. Да, ее выручали прогулки, чему способствовала стабильная хорошая погода, однако стоило ей с малышом остаться дома, количество спорных вопросов вырастало в разы. И, чтобы не наступать дважды на одни и те же грабли, не превращать родительский дом в поле брани, Тамара сообщила, что скоро они с малышом переберутся на съемную квартиру.

Мама и отчим не были в восторге от этой идеи и всеми силами пытались Тамару отговорить. Потом, разумеется, смирились. Кристальная ясность относительно своего будущего вдохновляла и вселяла в Тамару новые силы, только вот ответственность за свою жизнь и жизнь малыша пугала, а внезапно нагрянувшая неопределенность порождала массу вопросов.

На что они с Лукой будут жить? Когда Тамара вышла замуж, она регулярно получала финансовую поддержку от мамы с отчимом, вот только шестое чувство подсказывало, что не надо тратить эти деньги впустую, нужно отложить их. Поэтому на первое время им с малышом хватит – а дальше она что-нибудь придумает.

Несколько дней прошло как в тумане. Тамара видела косые взгляды домочадцев, их безмолвное осуждение и отгороженность.

– Мам, что-то случилось?

– Да нет, все нормально.

– Точно все в порядке?

– Да.

Мама ходила, как в воду опущенная. Отчим тоже поубавил свой пыл и не тянулся уже к малышу с таким пылом, как раньше.

– Дядь Лень, вы сегодня сможете с Лукой погулять? Я хотела помыть полы во всем доме с хлоркой, чтоб он не дышал этим…

– Хорошо, – вздыхая, отвечал он, театрально складывая газету и наматывая на шею шарф.

В такие моменты Тамара чувствовала себя неловко: на словах-то они согласны с переездом, но, похоже, затаили обиду… Тамара переключалась на бытовые дела, чтобы избавиться от навязчивых мыслей о том, что она опять сделала или сказала что-то не так. Уход за младенцем, бесконечная уборка, стирка с утра до ночи спасали ее, и тревога незаметно отступала.

К концу дня круговорот дел завершался, и вечером, лежа в кровати, Тамара оставалась вновь один на один со своим ощущением слабости и беспомощности. Это было очень странное ощущение: ясно, что делать, но не понятно, как. Тревога подсвечивала отсутствие уверенности в завтрашнем дне, делала Тамару все более уязвимой, и еще почему-то виноватой во всем, что с ней произошло.

По ночам Тамара мучилась от бессонницы. В эти долгие безжалостные часы, когда правда лезет наружу изо всех дыр, и от нее никуда не спрячешься, она спрашивала себя, почему она не смогла терпеть дальше? Почему разрушила семью? И ответ приходил мгновенно: первый ответ – всегда самый честный. Потому что Клавдия Ивановна и Иосиф Петрович – два совершенно жутких и невыносимых человека, каждый из которых невыносим по-своему. Если бы они жили только с одним из родителей мужа, например, с матерью, что, разумеется, было бы худшим вариантом, или только с отцом, что было бы не менее ужасно, то Тамара никуда бы не ушла. Она бы нашла в себе силы все терпеть ради мужа и ребенка. Но вот на пару эти сумасшедшие старики представляют собой гремучую смесь, рядом с ними любая жизнедеятельность обречена на погибель. Это как отравленная почва, на которой не вырастет ни куст, ни цветок, ни дерево. Все засохнет…

Хотя с кем из них двоих жить лучше, это еще вопрос. Клавдия Ивановна упивалась превосходством, а Тамара больше не хотела доставлять ей такого удовольствия, как паразитировать за свой счет. Зато она психически здорова, и если случится беда, на нее можно положиться. А вот Иосиф Петрович – назойлив, неутомим в своих лекциях, и с поврежденной психикой. И это очень страшно. Вдруг ему инопланетяне что-то нашепчут, и он навредит ребенку? В присутствии свекра Тамаре приходилось в сто раз внимательнее следить за Лукой, а также – за обстановкой в доме, да и за всем вокруг…

С этими мыслями Тамара проваливалась в прерывистый поверхностный сон, а после следовало пробуждение, открывающее двери в еще один день, полный неопределенности.

Ни ночью, ни днем Тамара не могла позволить себе расслабиться, отдаться на волю чувствам и уйти в рев, отгоревать случившееся. И дело даже не в том, что ей не хотелось, чтобы ее застали в слезах. Она даже не испытывала такой потребности – плакать. Слезы ушли давно, с тех самых времен, как умер отец, именно тогда на сердце ртутным пятном разлилась тяжесть, и эта тяжесть затмевала все: и разум, и волю к жизни, и свободу. Даже совершая действия, казалось бы, направленные на благо себе и ребенку, покидая то место, где ее унижали, Тамара как будто не жила, а существовала, смотрела кинопленку с чужой жизнью, а ее собственная жизнь тем временем тлела, как слабый уголек.

Слезы исчезли, испарились, стыдливо спрятались – еще много, много лет назад. Их отсутствие лишь усиливало остроту переживаний, как бы очерчивая круг и провозглашая изоляцию маленькой девочки, оставшейся наедине со своей болью. Никто бы этих слез не понял, никто бы не смог подобрать нужных слов, никто бы не дал в обмен на них горстку тепла. Такого простого человеческого тепла, на которое можно обменять немного своих мучений.

В детстве маленькая Тома знала, что есть семьи, в которых так бывает: есть родители, которые жалеют своих детей. Горстка тепла приходится как раз кстати, она ложился в то самое место, где была рана, и рана затягивается. Так случается, когда тебе дают поплакать и гладят по плечам, когда тебя прижимают к груди так сильно, что трудно дышать, когда тебя слушают и слышат. Но она сразу поняла, что с ней этого не случится никогда: мама только подсмеивалась над ней, дразнила плаксой-кляксой и постоянно напоминала, что она выглядит некрасиво, когда плачет.

С тех самых пор Тамара усвоила урок: ни с кем не надо делиться своими чувствами. На самом деле они никому не нужны. Люди не сопереживают, а пытаются заставить тебя замолчать.

И вот, прошло два месяца с момента расставания Тамары с мужем, но все ее чувства – обида, гнев, несправедливость – по-прежнему оставались внутри, закоченелые и обездвиженные. Их парализовало, и они превратились в гигантские каменные статуи. Играт не писал и не звонил, что лишь подчеркивало правильность принятого решения: от него надо было не просто уходить, а бежать со всех ног. Такие отношения нельзя сохранять. Но от этого отнюдь не становилось легче. Тамара знала лишь один выход, как помочь себе пережить все это: просто дистанцироваться от своих эмоций.

«Какая разница», – спрашивала себя Тамара, – «люблю я его или нет? Это уже не имеет значения. И на ход решения проблемы никак не повлияет».

Как пышные цветы на морозе сморщились от холода, точно так же застыли и покрылись коркой льда все нежные чувства к Играту. Цветущий сад любви и доверия умер.

Глава 7

После смерти своего первого мужа Вероника Степановна открыла для дочери сберегательный счет. Разумный поступок, казалось бы, иллюстрировал пример ее материнской заботы, вот только форма подачи информации повергла ребенка в шок. В том и заключалась вся сущность Вероники Степановны: она могла ляпнуть что угодно, сильно обидеть или напугать другого, не задумываясь, как ее слова воспримут окружающие. Зато критически и придирчиво оценивала все, сказанное в свой адрес, вплоть до мелочей.

В тот теплый майский вечер окна в квартире были распахнуты, с улицы тянулся аромат цветущих липовых деревьев. Вероника Степановна налила чай в две чашки и поставила на стол тарелку с хлебом. Маленькая Тома только закончила делать уроки и пришла на кухню.

– Я открыла для тебя счет в банке. Вдруг и меня не станет, – сообщила Вероника Степановна, сморщив губы, – так тебе хоть будет на что жить.

Маленькая Тома затряслась от страха. А что, если мама доведет начатое до конца: покончит с собой?

– Мама, ну что ты такое говоришь! Мама, ты не умрешь! Никогда не умрешь, слышишь? – девочка подбежала к ней, уткнулась в живот и крепко обхватила ее руками.

«Точно, теперь и мама умрет…» – подумала она, мурашки побежали по всему телу, а на глазах выступили слезы.

– Не надо, мамочка, прошу тебя, пожалуйста. Только не надо умирать…

– Что ты, милая, – Вероника Степановна, поморщившись, отлепила от себя плачущую дочь и натянуто улыбнулась. – Конечно, я буду с тобой, я никуда не денусь! Ты не так все поняла. Это деньги на твое будущее…

Вероника Степановна глубоко вздохнула, закатила глаза и сжала губы в тонкую линию. Эта девочка все время хотела обниматься! Она ее раздражала. Раздражала тем, что всегда была слишком назойливой и требовательной. Но не только в вопросе объятий: этот ребенок словно не от нее родился, ей надо было все знать. Всю душу вытрясет, но не отстанет, пока не получит свое.

Дочь задавала такие вопросы, на которые Вероника Степановна даже не знала, как отвечать. Эти вопросы вводили ее в ступор, а сама она от этого чувствовала себя глупой.

– Как люди рождаются?

– Почему дети становятся инвалидами?

– Откуда дует ветер?

– Почему проститутка – это плохое слово?

– А кто такой алкаш? В классе говорят, что папа был алкаш…

И так далее…

Бесконечные вопросы начались с тех самых пор, как дочь заговорила, и не прекращались по сей день. Вероника Степановна всячески давала понять, что разговор окончен, и на такие темы в их доме беседовать не принято, отворачивалась от дочери, уходила в другую комнату – и именно тогда она липла к ней со своими объятиями!

Вероника Степановна научилась игнорировать ребенка, она просто отвечала: «Придет время – все узнаешь!», и усиленно делала вид, что не слышит дочери, не замечает ее. На самом деле детские вопросы сталкивали Веронику Степановну с ее тайной, которую она тщательно скрывала от всех. С ее внутренним мраком и ужасом. С ее внутренней пустотой. Именно этого она и боялась больше всего: в пустоте нет никаких ответов, никаких разъяснений, просто бессмыслица.

Каждый вопрос дочери Вероника Степановна расценивала как безжалостное и жестокое вторжение в свой шаткий внутренний мир. Эта девочка напоминала ей о том, что все лишено смысла, а впереди лишь пустота – бездонная, безграничная, как океан, и черная, как его дно.

К тому же, Вероника Степановна не любила объятий и недоумевала, зачем лишний раз прикасаться к другому человеку? Ведь это неприятно. Она не получала от тактильного контакта никакого удовольствия в принципе, а от объятий с дочерью – тем более. Эта девочка вечно к ней цеплялась, как репейник к одежде.

Вместо того, чтобы утешить плачущую дочь, Вероника Степановна по привычке сделала вид, что ничего особенного не происходит.

– Плакса, вот плакса! Чего ты ревешь? У тебя лицо кривое, когда плачешь, фу!

Затем она распахнула голубую крошечную сберкнижку и ткнула пальцем в верхнюю строчку:

– Вот тут, видишь, я положила первоначальный взнос, а вот тут будут начисляться проценты. Все, Тома, хватит! Прекращай сопли размазывать.

Дочь росла, а Вероника Степановна пополняла счет в банке. Ко дню совершеннолетия уже скопился небольшой капитал.

После того, как Вероника Степановна ушла в стойкую ремиссию, она повторно вышла замуж и завязала с попытками убить себя, а впоследствии смогла реализоваться в работе. Бухгалтером Вероника Степановна была превосходным, за профессиональные качества ее высоко ценили, к тому же, дома ждал супруг – хороший и уважаемый человек, перед которым она не могла ударить в грязь лицом и снова сорваться, скатиться на дно, то есть попасть в психушку.

Куда-то исчезли слезы, истерики, прекратились перепады настроения. Вероника Степановна с таким усердием взялась за работу, что вскоре ее повысили. Характером она отличалась довольно скрытным, сама себя она считала человеком необщительным, что, кстати, полностью соответствовало действительности. Коллективы она не любила, пустых бесед о природе и погоде ни с кем не поддерживала.

Как ни крути, факт остается фактом: после стольких лет домашнего насилия Вероника Степановна смогла выжить. Она осталась в той или иной мере социально адаптированной, устроила свою личную жизнь и даже позаботилась о будущем дочери.

∞

Тамара ждала подходящего момента, надеясь, что отложенная сумма как-то поможет ей во взрослой жизни, и оказалась права. В детстве она и мечтать не смела о развлечениях за мамин счет, слишком глубоко вонзилась в память ржавая железяка – бедность. Об избытке чего-либо думать не приходилось вообще. А если и думалось тайком об избытке еды, одежды или каких-то игрушек, так со стыдом, как о грехе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Привязанность – одна из базовых характеристик человека, которая влияет на построение отношений. Нездоровая привязанность формируется у ребенка, пережившего в раннем возрасте эмоциональное или физическое насилие, пренебрежение, отвержение.