Кодекс Холлнуорда

Ольга Михеева

Кодекс Холлнуорда

Глава 1

Запись в дневнике самоанализа.

Утром он всегда съедал два яйца. Не важно какие, вареные, жареные, пашот, сырые, куриные или яйца перепелки (которые он таскал с собой в хлопковом мешочке «на экстренный случай»). Всегда на завтрак должны быть два яйца. Наверно, птичьи яйца у меня теперь всегда будут ассоциироваться с Рональдом Хармоном.

Сегодня на горячий завтрак у нас времени нет. Я видела, как Рональд достал свой SOS-пакет (так я его называю, правда, только "для себя", он сильно взбеситься, если узнает). Вынул одно перепелиное яйцо, разбил, опрокинул его в рот, выкинул скорлупу в остатки костра и проделал тоже самое со вторым яйцом. Меня передернуло, и я отвернулась, сделала вид, что роюсь в своей сумке. Ненавижу на это смотреть.

Высокий, остроумный, с умопомрачительными зелеными глазами, он имел множество мелких мерзких привычек. Каждый раз, когда я начинаю слишком долго смотреть ему в глаза, я вспоминаю как его палец, с подпиленным ногтем, украдкой крадется в ноздрю, достает оттуда чуть влажную белую соплю и сует в рот. Спасибо этим привычкам. Они не дают мне забыть, кто мы друг для друга: Ведущий и Ведомый, что беспрекословно и неотступно следует за своим Ведущим. К тому же, я единственная девушка в Аспале, которая его совершенно не интересует.

Я специально поймала его взгляд и улыбнулась – слишком сладко. Сработало мгновенно. Он вытер рот тыльной стороной ладони и картинно рыгнул.

Я перевела взгляд на пыльную дорогу. Солнце еще не поднялось над землей, нам нужно поторопиться. Полчаса пешего хода и мы на перекрёстке, откуда самоходная тележка забирает путников до Холлнуорда. Ветра нет и красноватый сырой песок неподвижно лежит на земле. Я полезла во внутренний карман куртки чтобы достать завернутый в холщовую бумагу сэндвич с шоколадной пастой и тертыми орехами. Не ростбиф, конечно, зато не испортится. Съев его, я встала, скатала в рулон непромокаемую подкладку, на которой сидела и положила ее в небольшую наплечную сумку. В ней же были сложены бутылка с остатками воды, расческа, мыло, щетка для зубов. Все деньги, документы и передатчик лежат у Рональда. Я завязала платок, чтобы скрыть волосы, рассматривая свои следы от ботинок на влажном песке. Полосы на подошве кое-где оставляли четкие, вдавленные отпечатки.

По плану, я прибываю на остановку для тележек до Холлнуорда первой, Рональд примерно через полчаса. Мы знакомимся там, вместе садимся в тележку, проезжаем проходной пункт как работодатель и наемник, он платит пошлину, снимаем комнату на двоих, и приступаем к работе.

Рональд вчера вечером показал мне мой поддельный паспорт для прохождения КПП. Желтоватая бумажка с именем Хлоя Росс. Я пошутила, что в Агентстве кончились нормальные имена, он рассмеялся своим ровным, скучным смехом. А потом случился тот неприятный разговор, что оставил в моей душе мутный осадок. Я шла вдоль асфальтовой дороги, размышляя о его ночных словах. Вот и все. Партнерство длиной в пять лет закончилось парой брошенных фраз. Его слова как мошки вертелись в голове, сливаясь в один поток слов. Он бросил: «Ты душишь меня как личность!» – его голос был тихим и ядовитым. – «Все партнеры смеются, что я по каблуком. Все наши успехи – это твоя заслуга, Ведомого». Что я ему мешаю. Я тогда разделилась надвое. Одной половине было невыносимо обидно слышать все то, что он говорил. Вторая половина размышляла, соглашалась с ним и, как всегда, искала выход из сложившейся ситуации, ничего не чувствуя. Технически, я расценила его монолог как отказ Ведущего от Ведомого, но прямого приказа от него так и не поступило. Он мог бы мне это сказать вслух. Простая банальная фраза. Я бы потребовала, чтобы Виктор дал мне другого Ведущего, все по уставу. Но Рональд не сможет выполнить это задание с другим Ведомым. Его снимут с миссии и ее провал наконец-то спишут на него. Он это понимает и это его бесит. А Ведомый обязан следовать за Ведущим, несмотря ни на что. А кто из нас ведет к провалу? Я вздохнула и поправила сумку, неприятно врезавшуюся в плечо. Если он видит во мне угрозу своей личности, я стану для него самым безликим инструментом. Возможно, так нам будет проще добраться до тех самых ворот, где все и решится.

«Ты идешь слишком медленно», – его голос прозвучал сзади, выдергивая меня из размышлений. Раньше такой упрек заставил бы меня оправдываться или огрызаться. Теперь же я просто обернулась, встретила его раздраженный взгляд и безразлично ответила: «Мы успеваем по графику». Его глаза сузились от удивления. Он ждал эмоций, а получил сухой отчет. Идеально.

Мелкие камешки шуршали под каучуковой подошвой. Горизонт посветлел. Редкие деревья воткнуты в сухую красную комковатую землю, клочья травы, низкие кривые кустарники с налетом красного песка, так выглядит засушливая окраина, где Великий Алан Холлнуорд решил разбить свое поселение, которое за последние десять лет разрослось до неприступного города, почти не уступавшему столице Аспала – Кертону. Но вокруг города никто не живет. Деревеньки становятся все дальше друг от друга и все меньше по мере передвижения от Кертона к Холлнуорду, а за последние сутки нам с Роландом не попалось на глаза ни одного человека. Я обернулась, чтобы взглянуть на чуть извивающуюся дорогу, ведущую обратно, на северо-запад, робко надеясь, что увижу темный маленький знакомый силуэт на краю дороги.

По этой самой трассе десять лет назад Алан Холлнуорд вел свои танки на Кертон. Верховный Совет отговорился тогда миром, а теперь шлет нас, агентов, вслепую. Все наши карты Холлнуорда нарисованы со слов перепуганных торговцев. А из девяноста пяти предшественников назад вернулись семеро. И те – не в себе. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Мы были следующими в этом списке.

Вдали показался перекресток. Большая утоптанная площадка с тэном, сшитым из нескольких кусков жесткой ткани, закрепленном на четыре металлические трубы, врытые в утоптанную землю. В складках тэна слежался красновато-желтый песок. Темные фигуры людей на остановке казались нереалистичным. Они стояли или сидели на земле, мужчины и женщины с темными, стертыми тенью, лицами и в поношенной пыльной одежде.

К остановке по краю дороги, брела девушка, с завязанным на голове темным выцветшим платком. Невысокая, в старых ботинках, на одном из которых разошелся замок и теперь он был обмотан бечевкой поверх голенища, в куртке неопределенного цвета и драных джинсах, она тащила на плече сумку. Одно плечо под тяжестью сумки опускалось ниже другого. Кто-то из темных фигур на остановке бросил на нее беглый взгляд, но большинство не обратило на нее внимания находясь в предутренней дреме. Она встала на краю остановки, где было не так многолюдно.

Люди потихоньку просыпались. Кто-то перекидывался короткими тихими фразами, стараясь не потревожить тишину, кто-то, кряхтя поднялся, чтобы дойти до края дороги и отлить. Женщины зашуршали пакетами, доставал свой сухпаёк, чтобы перекусить. До первой тележки оставалось еще примерно десять минут.

Небо стало ярко-розовым и лучи солнца вытянулись на земле. Вдали появилась небольшая точка. Деревянная конструкция катила по асфальтовой дорожке стремительно приближаясь. Рык мотора становился громче. Люди на остановке зашевелились. Кто-то начал подниматься с земли, кто-то подхватил свои баулы, кто-то уже встал к краю остановки. Быстро образовалось подобие очереди из людей, водитель сбавил обороты, тележка съехала с дороги и подкатила к остановке.

Вместо крыши у нее была плетеная из полиэтилена полупрозрачная накидка концы которой развивались по бокам на манер ленточек на дереве. Две скамьи расположили по бокам кузова, водитель сидел на отдельном кресле, впереди, обитом поролоном и потрескавшийся кожей. Через щели в деревянном кузове просвечивают солнечные лучи.

Водитель в кожаной куртке выглядел так, будто провел ночь прямо в тележке и только проснувшись, двинулся в путь. Кожаная кепка со сломанным посередине козырьком, куртка, перехваченная ремнем на талии и зацепом на плече, потертые штаны, высокие сапоги и перчатки с длинными раструбами, торчащими углом в районе локтей водителя.

– Только четверо! – хрипло крикнул он, – Билеты вперед!

– Четверо?! – возмущенно повторил старческий голос из толпы.

– Четверо! – водитель встал, на из тележки не вылез, – не хочешь ехать, катись отсюда!

Люди столпились вокруг него, протягивая желтоватые бумажки с номером.

– Все! Отошли! – он выхватил из протянутых бумажек четыре и замахал рукой, люди недовольно заворчали, – Набрал четверых! Залезайте! – водитель открыл левой рукой деревянную дверцу и четыре человека, двое женщин и двое мужчин, один за одним, разместились на лавках в кузове позади водителя.

Водитель, не оборачиваясь на пассажиров сел, той же рукой закрыл дверь, тележка затарахтела и отъехала от остановки. Люди на остановке, продолжая бубнить, рассаживались по занятым местам.

Через пять минут показалась еще одна тележка, но прокатилась мимо остановки, с пассажирами в кузове. Небо из бледно-розового стало голубым. Солнце ярко подсвечивало скудную землю южного края.

Третья тележка прикатила наполовину пустая. Водитель сказал, что возьмет только четверых мужчин. Женщины, не споря, отошли из давки в тень тэна. Четвертая проехала мимо, пятая забрала еще двоих мужчин. К остановке вдоль дороги подходили трое с большими баулами, двое мужчин и одна женщина. Шестая проехала полная.

Вдали показался еще один путник идущий к остановке. Седьмая тележка забрала пять человек. Молодой человек по имени Рональд подошел к остановке и встал в тени, недалеко от девушки в перемотанном бечевкой ботинке . На остановке осталось шестеро. Подкатила очередная тележка с четырьмя пустыми местами. Пожилая женщина с двумя пакетами, набитыми тряпьем, первая возникла возле деревянной дверцы тележки. Девушка с бечевкой достала из внутреннего кармана билет, сняла с плеча сумку и встала за женщиной. Полный водитель, с трех дневной черной щетиной и шелушащимися щеками окинул их взглядом и хрипло крикнул:

– По одному!

Женщина протянула билет и залезла в кузов. Рональд встал за девушкой.

– Эй, парень! – раздался сзади мужской голос, – нас трое, пусти вперед!

Водитель взял билет девушки.

– Я её сопровождаю, – ответил Рональд, всовывая свой билет в руки водителю и лучезарно улыбаясь мужчине позади него.

– Ага, – ответил мужской голос, – так я тебе и поверил.

Девушка закинула сумку в кузов и влезла, Рональд пожал плечами и последовал за ней.

Трое остались стоять на остановке. Девушка села между похрапывающей молодой женщиной и пожилым мужчиной. Рональд расположился на соседней скамейке, толкнув локтем пожилую женщину, что залезла первой и улыбнулся ей.

– Едете, нет? – недовольно пробормотал водитель, глядя на троицу.

Один мужчина, что покрупнее, протянул билет и влез в тележку, усевшись за спиной водителя. Дрожь мотора передавалась по всему телу каждого пассажира. Солнце уже начало нагревать воздух. Тележка тронулась и подпрыгнула, выезжая на асфальт. Мужчина из троицы сверлил взглядом Рональда, тот же чуть развернулся на скамейке и безмятежно смотрел вперед.

Запись в дневнике самоанализа.

Деревянная тележка подпрыгивала на колдобинах, а я не отрывала взгляда от линии горизонта. Все навязчивее крутилась в голове мысль: мы идем вслепую. Разведка не имеет ни одного точного сведения, моложе десяти лет. Ни фото, ни планов, ни записей голоса Алана. Наши дроны глохнут, а спутниковые снимки кто-то замазывает, будто ластиком. Весь Холлнуорд – это город-призрак, собранный из слухов и страхов. А его правитель – тень, на которую Верховный Совет Аспала сваливает все свои грехи. Мы не знаем, кого нам нужно ликвидировать. Мы даже не знаем, существует ли он на самом деле. И кто же этот Великий Алан Холлнуорд?

Высокие, монолитные, серый камень закованный в железо, ворота нависали над тележками, скопившимися на дороге, в их тени. Эти ворота – единственный официальный вход в Холлнуорд. Раскаленный камень стен дает тень от солнца, но сам бывает настолько нагрет, что, подходя к ним поближе, ты покрываешься мелкими каплями пота.

– Они тебя обреют, – сиплый голос прозвучал прямо у ее уха.

Пожилой мужчина в майке-сеточке, сидящий рядом с девушкой с бечевкой вокруг ботинка, осклабился, верхней шестерки во рту не хватало. На нее пахнуло кислым и рыбой.

– Что? – выдохнула девушка, хотя прекрасно все услышала.

Она отшатнулась от него, прижалась к спине соседки. Сидящая рядом с ней молодая женщина всхрапнула и открыла глаза. Она покрутила головой и нагнулась, шаря под сидением в поисках своей сумки. Нашла, взяла в руки, прижала к себе.

– Правила такие. Всех баб – под машинку. Жалко, правда? – он провел ладонью по своей худой лысеющей загорелой голове, – Они тебя обреют, – Его пальцы, шершавые, как наждак, схватили прядь волос, выбившуюся из-под платка, и дернули. Больно, – Такие волосёнки… могли бы тебе капитал принести.

Холодный пот выступил на спине девушки, и она резко дернула головой, высвобождая волосы. Вскользь взглянула на Рональда, но тот сделал вид, что с интересом рассматривает ворота и ничего не слышит.

– Я не продаю, – буркнула девушка, поспешно заправляя прядь под платок.

–Что, правда? – прошептала женщина, сидящая напротив них своему путнику, плотнее натягивая на голову свою мятую панаму, из-под которой торчал тонкий хвостик цвета шкурки мышки-полевки.

–Брехня! – нарочито громко ответил тот, чуть сверху рассматривая лысого в сетчатой майке, – Бабкины байки.

– Сам увидишь, – ответил тот, откинувшись на спинку скамейки, – Когда красота твоя придет домой, – он подмигнул женщине в панаме.

– Я тебе сейчас…, – ее спутник начал подниматься, но мужчина в сетке его ловко толкнул и тот грузно сел на скамью.

– Ей, вы!– подал голос водитель, вынув сигарету изо-рта, сплюнул на землю, – Я сейчас обоих под зад ногой!

– Все в порядке, – тут же ответил спутник женщины в панамке и принялся сверлить взглядом лысого.

– Кто говорит о продаже? – мужчина снисходительно хмыкнул, обращаясь к девушке, – поскоблил подбородок, делая задумчивое лицо, – Я, например, могу тебя под крыло взять. За небольшую… благодарность. Меня Майк зовут, – он опустил руку на плечо девушки и чуть сжал, – такая самосто…

Окончание его фразы прервал протяжный гудок. Все повернули головы к воротам, которые с лязгом начали открываться. Водители, что курили у тележек, как по команде отправили окурки в длинный полет до обочины, запрыгнули внутрь и завели моторы. Деревянные конструкции завибрировали в такт оборотам, и первая тележка уже вкатывалась внутрь Холлнуорда.

Запись в дневнике самоанализа.

На КПП наша машина была восьмой. У меня не было прежней уверенности в успехе нашего дела. Рональд делал вид, что он меня не знает. Он смотрел куда-то в сторону, на выцветший флаг на вышке, будто это была самая интересная вещь на свете. Но я видела, как напряжена его шея, как он слишком медленно и осознанно моргает, сглатывая – верный признак, когда он пытается взять под контроль дрожь. Неужели из-за меня? А цепкие пальцы Майка больно массировали плечо, нажимая прямо на шрам.

Мне хотелось его ударить. Резко, локтем под ребра, чтобы он захрипел и отпустил. А потом развернуться и ударить Рональда. Не кулаком – открытой ладонью, с размаху, чтобы громко, при всех. Чтобы его идеально уложенные волосы разлетелись, а на щеке остался красный след моего презрения. Я представила это так ярко, что пальцы сами сжались в кулаки. Но я лишь глубже вжалась в сиденье, ощущая, как гнев пульсирует в висках в такт его пальцам. Эта крошечная, сдавленная ярость – та самая бисерина в ботинке. Тебе предстоит еще отшагать десять километров пешего марафона без возможности остановиться и вытряхнуть ее.

За воротами мы проехали три кольца из сетки рабицы разной фракции. Рука Майка разжалась, когда к машинам впереди стали подходить мужчины в военной форме и начали проверять документы въезжающих. Двое мужчин с автоматами M16A4 со штык ножом, бронежилет и Глок 21 в кобуре, третий в легкой военной форме, с кобурой на поясе. Уверена, в керзаче у каждого нож. Наш водитель собрал документы у всех, кто сидел в тележке еще за воротами.

Тележка перед нами проехала вперед, и мы въехали на большую металлическую площадку. Водитель передал планшетку и документы военному без бронежилета.

Я смотрела вниз, через щели в полу тележки было видно выдавленный узор на куске железа. Полосы складывались в странные абстрактные формы. Я сосредоточилась на них, пытаясь дышать ровно, пока мои кулаки все еще были сжаты.

Посторонний шум заставил девушку оторваться от железного узора площадки для остановки и поднять глаза. Военный с документами в руках смотрел прямо на нее, а один из военных в бронежилете уже протягивал к ней руку, чтобы потянуть назад и вытащить из тележки. Он повалил девушку на землю и прижал коленом к земле. Она хотела закашлять от пыли, попавшей в нос и рот, но не могла полностью вдохнуть, колено больно давило на лопатки и позвоночник. Военный с документами в руках выкрикнул:

– Чья она?!

Раздались два щелчка, военные нацелили автоматы на тележку. Пассажиры соседней тележки с испуганным любопытством рассматривали происходящее впереди. Камни больно втыкались в лицо девушке, а песок лез в нос и глаза. Стало тише, слышалось лишь монотонное гудение моторов и тяжелое дыхание охранника, прижимающего девушку к земле.

– Чья она?! – раздалось над головой девушки и мелкие капельки слюны долетели до её щеки.

– Она села на повороте, – чуть заикаясь и выпучив глаза сказал водитель, – Вместе с этим, – он указал рукой на Роланда.

– Он её сопровождает, – поддакнул мужчина из троицы с остановки.

– Я?! – голос Рональда сорвался в писк. Он вцепился руками в край скамьи. Его лицо скривилось паникой, – Я не знаю её! – И затараторил, – Мы просто… я встретил ее у ночлежки. Подал милостыню, и все! Подумал, жалко ведь… – его взгляд, быстрый, скользкий, на долю секунды встретился с взглядом девушки. И в нем не было ни капли сомнения. Только холодный, животный ужас и желание отгородиться.

– Сказал, что сопровождает, – продолжал мужчина из троицы, глаза его блестели.

– Я хотел ей просто помочь. Она такая… жалкая, – он с мольбой смотрел на военного с планшетом в руках.

– Вы же меня знаете, – пробормотал водитель военному с документами.

– Робин хренов Гуд, – мужчина из троицы хохотнул.

Охранник, прижимавший девушку к земле, на мгновение подумал, что она перестала дышать и вдавил колено чуть сильнее, чтобы почувствовать, как она дернулась в ответ.

– Ты, – военный с планшеткой и документами в руках указал на Рональда, – из машины!

К тележке уже подбежали еще четверо военных. Рональд суетливо вылез из тележки, вытащив свою сумку и прихватив сумку девушки. Один из новых военных тут же прохлопал Рональда в поисках спрятанного на теле оружия, второй с металлоискателем проверил сумки .

– Можешь проезжать, – военный в легкой форме отдал планшетку и документы пассажиров водителю.

Охранники с оружием переглянулись.

– Проезжай! – сказал военный в легкой форме и продублировал свои слова рукой.

Колеса тележки дернулись и прокатились вперед. Мужчина из троицы подмигнул Рональду, широко улыбаясь.

– В КПП, – военный в легкой форме ткнул пальцем в Рональда, – эту тоже.

Глаза девушки слезились. Двое из охраны подхватили её за плечи и поставили на ноги, скрутив руки за спиной. Еще двое подхватили Рональда и куда-то поволокли. В голове у нее пульсировало, мелкие камешки со щеки отваливались вниз, оставляя на щеке неровные ямки, пряди волос выбились из-под платка. Паника все сильнее поднималась с низа живота. Ее тоже прохлопали на предмет спрятанного оружия, затем те же двое, не давая разогнутся, повели её до низкого серого одноэтажного здания.

Запись в дневнике самоанализа.

Первое, что врезалось в память, это запах хлора. Второе – белоснежный кафель, выложенный от пола до потолка. Третье – ослепительный холодный свет. Казалось, что это хирургическая операционная, а не приемная КПП. Или морг. Холодный свет придавал рукам военных странный мертвенный оттенок. Все было кончено. И мне стало так горько, что даже заломанные за спину руки не чувствовались.

Было холодно, наверно так же, как должно быть в чистилище. Администратор из приемного окна застегнул джинсовую рубашку цвета хаки с длинным рукавом на все пуговицы. Последний фильтр перед зоной строгого режима. Петр, это ты?

Администратор поднял безразличный взгляд от рабочих бумаг на завалившуюся в коридор пыхтящую толпу.

– Какая? – спросил он из своего окошка.

– Восьмая, – ответил один из мужчин-военных.

Девушке позволили выпрямиться.

– Имя?

– Хлоя, – хрипло ответила она.

– Фамилия?

– Росс.

– Полный возраст?

– Двадцать три.

– Откуда? – он делал пометки в компьютере.

– Кертон.

Рука мужчины на секунду замерла, будто его программа зависла, затем пальцы снова забегали по клавиатуре, и он продолжил опрос:

– Какие документы с собой?

– Паспорт, – мужской голос сзади материализовался в руку, передавшую в окошко паспорт.

Еще одна рука сдернула с головы девушки платок.

– Я могу узнать, почему меня задержали? – девушка не замечала, как чуть покусывала нижнюю губу пока ждала ответа администратора.

– Ведите её в девятнадцатую, – сказал администратор, прикрепил документы к планшетке и отдал её через окошко одному из военных.

Девушку снова подхватили по руки и повели по коридору. Один из военных открыл тяжелую серую дверь в белоснежный кафельный коридор без окон, второй повел её вдоль дверей, отмеченных большими черными цифрами, до девятнадцатой. Его сапоги поскрипывали в тишине коридора.

Глава 2

За тонкой деревянной дверью обнаружилась квадратная комната с железным столом, с прикрученными к полу ножками, и два металлических стула. Стены комнаты представляли из себя перегородки, наполовину из картона, покрашенного белой краской, наполовину стеклянные, завешанные белыми узкими бумажными жалюзи. Одна из этих жалюзи была полностью поднята, открывая вид в соседнюю комнату, точно такую же. В ней точно так же была поднята одна из жалюзи, открывая узкое окно с видом в третью комнату.

Над дверью в девятнадцатой за посетителями наблюдал черный глазок белоснежной камеры кругового обзора, подвешенной к потолку. Военные усадили девушку на один из металлических стульев. Один из них положил её руки на стол и закрепил наручниками. Девушка не сопротивлялась. Другой положил планшетку напротив её, и они вышли за дверь.

Наручники, стол, стул казались ледяными. Холодный воздух пытался проникнуть под куртку. Две тени прошли в соседний, третий, кабинет, но в комнату, не смотря на, казалось бы тонкие перегородки и дверь, не проникло ни звука. Девушка опустила голову, рассматривая свой кривой силуэт в затертой поверхности стола.

Запись в дневнике самоанализа.

Они знали. Они точно ждали нас. Я хотела злиться. Так глупо провалиться. И где?! Я очень хотела злиться, кричать, плакать и метать от бессилия… но ничего из этого не пробилось наружу. Был только холод. Обволакивающий, сковывающий холод. Казалось, что стоит выдохнуть и изо рта пойдет пар. Я даже чуть приоткрыла рот и выдохнула, но так чтобы камера не заметила, конечно. Пара не было.

Дверь щелкнула и бесшумно открылась, в комнату заглянул высокий, подтянутый мужчина. На вид ему было под пятьдесят, подтянутый, в джинсах, в светло-голубой рубашке. Бело-серые волосы зачесаны на левую сторону. Он вошел с мягкой, натренированной улыбкой, но его глаза, светлые и холодные, за долю секунды оценили комнату, камеру, позу девушки – и только потом приняли выражение участливой доброты.

– Добрый день, – мягко сказал он, сел на стул и поморщился, ощутив его холод. Ногти на руках, чистые и аккуратные, поблескивали в свете световой трубки на потолке.

– Здравствуйте, – тихо ответила девушка, будто что-то тягучее засело в её горле от его мягкого «добрый день».

Ей пришлось откашляться. Она снова посмотрела на свой кривой силуэт в поверхности стола.

Мужчина хмыкнул, взял планшетку, что положили военные, переложил её на стол перед собой и убрал руки под стол. Девушке показалось, что он засунул их под бедра, стараясь согреть. С минуту он читал записи, затем посмотрел на девушку и спросил:

– Хлоя? – голос был нейтральным, безразличным.

Она в ответ кивнула.

– Хорошо, – он посмотрел в планшетку, – Хлоя из … Кертона? – он снова посмотрел на нее, и его взгляд на мгновение задержался на ее волосах.