Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

– Прибить посла, да и всех делов, – предложил Михалыч.

– Моего Кнутика? – Маша так улыбнулась деду, что тот, выставив перед собой ладони, тут же забрал назад своё предложение.

– Похитить и спрятать на время проведения операции, – выдал свой вариант Калымдай.

Ну, это уже было более дельное предложение.

– Похитить хорошо бы, да только какой он шум потом подымет…

– Обязательно, – кивнула Маша. – Дипломатический конфликт.

– Если бы тихо так, сам бы себя похитил.

– Это можно сделать, мсье Теодор, – снова кивнула Маша.

– Как? Ну-ка, ну-ка…

– Я пойду на жертву и спрячусь с моим Кнутиком где-нибудь на несколько дней и буду его всячески отвлекать… – Маша облизнула губки, – …от событий в городе.

– А есть где? Может дом снять?

– Не надо, мсье Теодор. Я уже сняла в Немецкой слободе верхний этаж у четы Грозенберг.

– Не разболтают? – спросил Михалыч. – Может их прибить, да и всех делов?

– Дед, что ты сегодня такой агрессивный?

– Охти ж мне, внучек и правда, чавой-то я? Горыныч, вражина чешуйчатая завёл.

– Не разболтают, дедушка Михалыч. Кнутик им прикажет молчать.

– Ну, отлично. А под каким предлогом ты думаешь его заставить исчезнуть?

– Шерше ля фам, мсье Теодор, как всегда. Устроим семейный конфликт, основанный на любовных отношениях.

Я, ничего не поняв, взглянул на Михалыча, на Калымдая, те пожали плечами и мы все дружно уставились на Машу.

– В одном своем романе, господин де Вуарасье описывает…

– Не надо! – хором взмолились мы.

– Надо, мсье. Не переживайте, я коротко. Хотя подобное отношение к великой литературе и полное игнорирование классиков…

– Маша!

– Уи, уи… Так вот в том романе семья одной чудесной девушки, влюбленной в некоего кавалера, сильно переживала о том, что сей кавалер может оказаться просто жиголо, желающим разбогатеть за счет выгодной женитьбы, компрене ву?

– Компрене, но не очень. И что дальше?

– А дальше папа девушки отправился посмотреть на этого шевалье и устроил ему такой эль скандаль, что девушка и кавалер вынуждены были бежать в южные страны, где обосновались, в конце концов, у некой доньи Аристарто, которая в свою очередь…

– Маша! Понятно-понятно, достаточно. Значит, нам нужен папа.

– Лучше дедушка, мон шер. Да-да, дедушка старый пират, – загорелась Маша новой интригой, – Который только что вернулся из набега на дальние испанские колонии в южных морях и привез с собой очаровательную мулатку, у которой…

– Маша! Да фиг с ним, хоть пират, хоть барон-разбойник. Где его только взять?.. Что, Михалыч? Что ты руку тянешь, как первоклашка? Ты?!

Ну, я заржал, честно признаюсь. Мне потом было стыдно, но в этот момент, попытавшись представить нашего дедулю в роли благородного пирата, я заливался хохотом, обхватив руками живот. И только общее молчание помогло мне справиться с собой. На меня уставились три пары суровых глаз.

– Вы чего? Вы что серьёзно?! Михалыч?!

Оказалось, что очень даже серьёзно.

Я замолчал и с удивлением наблюдал, как мои соратнички обсуждают план предстоящего представления, отвергают и одобряют детали, размышляют, где бы найти реквизит…

– Костюм я могла бы поискать в Немецкой слободе.

– Или у еврея этого, Шмулинсона, он же вроде портной?

– Не надо никакой кареты! Мы, пираты, ить сызмала привыкшие пешком ходить.

– Двух пистолетов вполне хватит.

– И шпагу! Обязательно шпагу такую длинную, с узорным эфесом, ах, шарман!

Бр-р-р… Я сплю?

Спать я и правда, лег сегодня рано. Махнув на своих заговорщиков, я залез на чердак и, свив уютное гнездышко в куче лежавшей там соломы, почти сразу же заснул.

Однако поспать удалось часа четыре. Разбудили меня вопли со стороны милицейского терема. Я подскочил, раздвинул черепицы и вгляделся во тьму, стараясь понять, что происходит. Ничего. В смысле, ничего видно не было. Цивилизация тут еще не доросла до фонарных столбов и на улице темень была, как говорится, хоть глаз коли. В самом тереме мелькали огни, во дворе изредка кое-кто пробегал с факелом, но понять, что происходит, было невозможно. Ну и ладно. Я вернулся к своей постели. Каждый развлекается, как может.

* * *

– Федор Васильевич. Господин генерал, проснитесь.

– А? Что? А это ты Калымдай. Который час?

– Да уж петухи пропели…

– Что?!

– …часа три назад.

– А, ладно. Что там у бабки ночью за шум был не в курсе?

– Уже в курсе. Опять напали на участкового. Причем, те самые охранники посольские, которых давеча в порубе задавили.

– Так они же умерли?

– Так точно. Упырями поднялись ну и… Не послушались немцы бабку, а зря.

– Жуть-то какая.

Мне стало как-то не по себе. По городу разгуливают упыри, кто бы при таких радостях в себе бы был, скажите?

– Вставайте, Федор Васильевич, скоро начинаем.

Я спустился по лесенке вниз, развернулся и икнул.

– Ми-ми-михалыч… ты?!

В бравом европейском вояке очень похожем и правда, на старого пирата, моего деда узнать было невозможно. Европейский костюм, сюртук, белоснежная рубашка под ним, короткие штаны по нынешнему европейскому образцу, сапоги с широкими раструбами, да и еще и черная шляпа, с загнутым одним полем, удерживаемым какой-то широкой брошью.

– Деда?

Михалыч поправил два длинноствольных пистолета заткнутых за широкий черный пояс и усмехнулся знакомой улыбкой:

– Что, внучек, не узнал?

– Не-а, – помотал я головой.

Дед еще и бороду свою заплел в две длинные косички и вид у него был очень странный и крайне воинственный. Шпага на широкой перевязи завершала общий вид.

– Охренеть… Дед, а я ведь не прав был, когда смеялся тут над вами, уж извини.

– Вот и ладно, внучек, если ты поверил, небось и посла на мякине проведем. Сейчас еще повязку черную на глаз прилажу.

Я повернулся к Калымдаю и в восхищении развел руками.

– Сейчас начинаем, Федор Васильевич, – улыбнулся он. – Дедушка Михалыч выйдет огородами и отправится прямиком к послу в Немецкую слободу. Мадмуазель Марселина уже там. А мы остаемся тут, будем следить по булавочной связи.

Старый пират вдруг засуетился:

– Федя, внучек, вот тут каша гречневая да со шкварками, вот блинчики с медом и со сметанкой, вон там чаёк свежий только что заваренный, ты уж садись, откушай, а то день сегодня длинный будет. А ты майор, проследи чтобы генерал твой всё съел да и сам не чинись, подсаживайся рядышком и уплетай давай.

Вид грозного пирата, уговаривающего голосом деда меня покушать был уморителен донельзя и я еле сдерживался от смеха.

– Ладно, Михалыч, сейчас сядем, позавтракаем, а ты иди да булавку не забудь включить, как к послу придешь. Да я понял, понял, каша вкусная, со шкварками… И блины съем, не переживай… Обязательно в сметанку макать буду… И в мёд! Михалыч, иди уже!

Михалыч погрозил нам пальцем, широко улыбнулся и вылез через окошко в огород.

А мы позавтракали и замерли в томительном ожидании.

Я сидел и тупо пялился на последний блин, лежащий на тарелке, а Калымдай нервно расхаживал из угла в угол.

– Наверное, до базара сейчас дошёл…

– Угу.

Семь шагов в одну сторону, семь в другую.

– На Марьинский переулок, небось, свернул…

– Ага.

– А там и до слободы рукой подать.

– Сядь, майор, не мельтеши, а?

В голове вдруг зашуршало и тихий, но бодрый голос деда доложил:

– Захожу ужо.

Мы вскочили. Сели.

Стук в дверь и… Разговор вёлся на смеси немецкого и французского! Ну, конечно, Михалыч-то полжизни провел в Европе, экспроприируя экспроприаторов, а у меня базовый курс английского в университете из которого помню только околокомпьютерную тематику.

Я огорченно обернулся к Калымдаю:

– Ничего не понять.

– Сейчас разберемся, тише.

– А ты что иностранные языки знаешь?!

– Только в общих чертах. В академии учили, как первичный опрос пленных проводить, – скороговоркой произнес Калымдай. – Тише, Федор Васильевич, я переведу вам. Слово из трех понимаю, но общий смысл улавливаю.

Я закивал головой.

– Так, ну сейчас приветствия идут… Маша представляет мол, любимый дедушка, глава семьи… Только что вернулся из морского похода на испанцев…

– Мулатку привез? Всё-всё, молчу.

А было бы прикольно, если бы дед заявился к послу с мулаточкой в обнимку.

– Узнал, что внучка тут в варварской России жениха себе нашла… проверить… Ага, орать на посла начинает мол, соблазнитель, обольститель…

Крик Михалыча я и сам слышал. Даже перевод не нужен был чтобы понять, что сейчас послу воткнут один ствол в рот, другой… ну, скажем, в ухо, потом шпагой отрежут… Ну и всё такое весьма грозное. Я и сам поверил и даже посочувствовал послу.

– Маша просит не убивать… посол оправдывается, мол любит без памяти… Просит не ронять шкафы и не переворачивать стол…

Грохот мебели я тоже слышал. Дед явно вошел в роль, Станиславский отдыхает.

– Посол про свадьбу что-то говорит… Маша собирается из окна выпрыгнуть…

Вот интересно это, какие же сведения из пленных их учили в академии выпытывать? Ну ладно где там ближайший аэродром или ракетная шахта, но свадьба?

– Маша говорит, что из семьи уйдет… с любимым на Кавказ… нет, теперь в Сибирь… дедушка говорит, что из этих пистолетов на пятидесяти шагах белку в глаз бьёт… посол молиться начал на латыни…

Дед в меня пистолем бы тыкал, так я и на суахили молиться начал. Ах да, католики же. Тогда ладно.

– Дедушка монету достал… предлагает им жребий бросать кого он первым убивать будет… Маша себя предлагает… посол тоже себя предложил..

Галантный какой, надо же.

Раздался грохот выстрела, я так и подпрыгнул. Дед там не сильно вошел в роль?!

Калымдай успокоительно покачал головой:

– Кофейник подстрелил. Маша просит посла бежать с ней Турцию… Теперь в Японию… Дедушка требует от посла написать брачное обязательство… Да, точно, мол обязан на Маше жениться… Посол плачет…

Ну, это я и сам понял без перевода.

Монотонные удары и хеканье деда. А это еще что?

– Дедушка стол рубит… рыцарским мечом, который со стены снял… всё, перерубил… Меч, оказывается фамильный, еще прадеду посла принадлежал… посол просит дедушку принять меч в подарок…

Надеюсь, дед откажется. Только меча нам не хватало.

– Дедушка хвалит посла за благородство… обещает убить быстро… Маша говорит, что в обморок падать собирается…

Ну, прямо мексиканский сериал! Какие страсти, какая экспрессия!

– Дедушка говорит, что придет завтра утром… чтобы посол подумал… а еще чтобы к смерти подготовился… Маша говорит, что они умрут вместе… В одной могилке… куст роз…

Да кто бы сомневался.

– Всё, прощаются. Ага, ушел дедушка.

– Ну что, внучек, – раздался в голове шепот Михалыча, – всё слышал?

– Ох, дед… Ну ты и артист у нас! Давай, возвращайся скорее.

Через полчаса Михалыч постучал в заднее окошко мол, помогайте затащить старенького. Мечом, между прочим, постучал. Фамильным.

А прямо перед приходом деда отзвонилась и Маша. Засели они с послом в тайном месте, всё в порядке.

– Вы, мсье Теодор, организуйте мне десять бутылок коньяка, французского, разумеется, и ящик Анжуйского. Для Фрица Грозенберга доставку пусть сделают. Мне Кнутика надо будет весьма активно тут удерживать.

– Хорошо, поищем.

– И пряников побольше. А там на базаре как войдёте сразу направо три ряда, там бабушка Петровна пирожками торгует. Пять с картошкой, три с капустой и десять с яблоками. В персидском ряду халвы возьмите, а в азербайджанском – пахлавы. Пару корзинок.

– Подожди, Машуль, вот как раз дедушка вернулся ему и расскажи, что тебе принести надо будет.

– Коньяк и вино. Оревуар, мсье Теодор.

Михалыч, кстати, когда я ему рассказал о Машиных запросах, заявил, что хватит с них самогона и браги, но мне было очень неудобно перед послом и я все-таки убедил деда не скупердяйничать.

* * *

После обеда мы с Михалычем, который, разумеется, вернул свой прежний облик эдакого живчика-дедка, пошли через базар к Немецкой слободе. Нам надо было найти подходящее место для атаки на демона. Только сначала зашли по Машиному запросу в торговые ряды. Услышав цены на коньяк и вино, дед оттащил меня в сторону и гневно зашептал:

– Ить совсем живоглоты, морды купеческие обнаглели такие цены ломить! Потерпит Машка до завтрева, а мы ночью сюда вернемся и тихонько…

– Дед!

– А что дед? Их, кровопийц, учить надоть!

– Это ты про купцов или про Машу?

– Про обеих… обоих… тьфу, ты!

Я, все-таки не слушая его ворчание, расплатился из выданных Кощеем денег и распорядился на счет доставки. На удивленный взгляд приказчика, отмазался мол, барыня велели и больше вопросов не возникло.

А вот место, от которого была бы видна Немецкая слобода, а в особенности немецкая церковь, мы нашли сразу. Лишь немного покружив вокруг слободы, мы заприметили такую ладную, симпатичную церковь с высокой колокольней и совсем недалеко от кирхи.

– От здесь мы этого пса поганого и будем поджидать, – довольно потер ладони дед.

– А как мы внутрь попадём? Наверняка же ночью месса будет? А тут закроют всё, наверное…

Увидав насмешливый взгляд Михалыча, я осёкся. Ну да, нашел из-за чего переживать.

– Давай хоть внутрь зайдём, осмотримся.

Тут дед возражать не стал и мы через калитку церковной ограды зашли в небольшой дворик, а из него по белым ступеням поднялись и в само помещение.

Я человек не религиозный. Крещеный, да, но в церкви бываю крайне редко. Вот во время сессий мы обязательно свечки бегали ставить, а так…

Внутри было красиво, тихо и как-то спокойно и уютно. Я с интересом разглядывал иконы, местных служащих, не знаю, как они правильно называются, ну попы с помощниками, надо понимать. Дед пихнул меня и указал взглядом на здоровенного такого попа, на пару голов выше меня, да и в объеме раза в три побольше.

– Отец Кондрат, – прошептал дед. – Главный тут, да и считай по всему городу не последний человек.

Интересно, надо запомнить на всякий случай.

Дед вдруг хихикнул:

– Кощей-батюшка, жуть как его боитси!

– Да ты что?! А чего он так?

– Да кто его поймёть, загадочного нашего… Отец Кондрат ентот, силы говорят большой, святость в ём сильная.

– А с виду так и не скажешь. Вон, пузень какой себе отрастил!

– Ну да бог с ними обоими, пойдём ужо внучек, осмотрелися мы тута.

Немного посовещавшись, мы решили опять отправиться на постой к нашему гостеприимному хозяину местного отель Плаза Лукошкинского разлива, который, едва завидев нас, рухнул на колени и зарыдал. От счастья, как я понимаю.

В общем-то, в этот день никаких больше приключений с нами не произошло. Вот и хорошо для разнообразия. От Калымдая вестей не было, Маша тоже молчала.

Вечером мы с дедом опять прогулялись вокруг Немецкой слободы и еще раз убедились, что место с церковью мы нашли самое подходящее.

На обратном пути в гостиницу нас хотели ограбить три мужика очень неприятной внешности, но дед отвёл их в сторону, а через минуту вернулся один, довольно подбрасывая на ладони два тощих, но приятно брякающих кошелька. Нет-нет, что вы, никого Михалыч и пальцем не тронул. Наоборот, мужики улыбались нам вслед, махали руками и низко кланялись. Хороший у меня дед, правда?

* * *

Утром меня разбудил Дизель.

Шучу-шучу, Калымдай разбудил по булавочной связи.

Доложил, что блоха на коте еще действует, связь отличная.

Вчера в отделение притаскивали Шмулинсона, ну, того гробовщика-портного, допрашивали он и раскололся и рассказал про свой спор с пастором на счет черной материи.

А ночью на участкового опять напали и опять те же самые охранники-упыри. Я уже начинал привыкать к происходящему. Охранников стрельцы порубили в фарш, а останки, наконец-то сожгли.

В общем-то, и все новости.

Но это я рано радовался. Через полчаса Калымдай снова связался со мной и довольно взволнованно произнёс:

– Федор Васильевич, никак бабка не угомонится. Гонит участкового ночью в лес повидаться с лешим да порасспрашивать его о том, не творится ли на Руси чего странного? Не слышно ли что про нечисть иноземную?

– А чего леший-то знать об ентом может? – Михалыч подключился к нашей конференц-связи. – Он в лесу своём всё знает, кажную травинку, кажный сучок, а дальше своей земли у него интересов и нет.

– Мудрит что-то бабка, – протянул Калымдай. – Участковый уж как только не отбивался, как только не увиливал, а она всё стоит на своем, иди да иди к лешему.

– Да, небось, карга старая решила перед своим старинным полюбовничком, молоденьким постояльцем похвастаться. Подразнить его на старости лет.

– А что, бабка с лешим, как наша Маша говорит, амуры крутили?

– Да с кем эта бабка только не крутила, – отмахнулся Михалыч. – Даже за Кощеем-батюшкой одно время убивалася.

– Да ты что?!

– Да ну её в болото нам-то что? Тут другое, внучек… – дед замолчал, а я немного встревожился.

– С помощью лешего можно участковому передать нужную информацию, – продолжил за деда Калымдай. – Или дезинформацию. В общем, всё, что нам выгодно будет.

– А да, верно, – теперь я задумался. – А что нам выгодно и как это лешему объяснить? Да и послушает ли он нас, возьмется ли помогать?

– Возьмётси, кудыть он денется. А участкового можно подтолкнуть рассказом о силах адовских, которые к нам лезут.

– Прямо всё ему и рассказать?

– А всё и не надоть, внучек. Так, подтолкнуть издалека. Ить сам подумай, участковый и так всё знает ужо, только всё это сложить вместе не может пока.

– Ну ладно, тогда сейчас подумаем, как на лешего выйти… Калымдай, у тебя всё? Тогда до связи.

– К лешему мы пойдём, внучек. А больше-то и некому.

– В лес? Вот же… А как мы его найдем? Лес-то вон какой большой. Да и не пошлёт он нас куда подальше? Больно ему надо с нами разговаривать.

– А вот для этого вызывай-ка ты царя-батюшку, обговорю я с ним енто дело. Ты не серчай, внучек, что я поперек тебя к Кощею лезу, просто так быстрее получится, чем тебе сначала объяснить всё, а потом ты нашему Величеству пересказывать будешь…

– Да ну, деда, я наоборот, только рад. Давай, конечно, вызову да разговаривай с ним сам.

Всё на удивление прошло нормально. Соединив деда с Кощеем, я заскучал и отправился вниз чаёвничать, где был окутан любовью и заботой нашего дорогого хозяина. Чай, кстати, был отличный, как и крендельки с маком.

Минут через десять появился дед и сразу же направился на выход, махнув мне:

– Идем ужо, внучек, поспешать надоть.

А дать чаю с крендельками поудобнее в животе улечься? Каторжная у меня всё-таки работёнка…

Пока мы шагали от городских ворот к лесу, Михалыч рассказал, что Кощей отправил Горыныча на поиски лешего и как он его найдет, так привезет на нашу полянку для беседы.

– А ишо царь-батюшка велел на том же Горыныче домой во дворец возвращатьси.

– О как… Что он там еще затеял? Нам же демона поджидать в Лукошкино надо.

– Не знаю, внучек, но велел быть непременно.

– Калымдая надо бы предупредить…

– Ужо сделано, не переживай.

– Вот ты, дед, орёл у меня!

– А то! – заулыбался дед. – Ну, давай, по бурелому, шагом арш!

Спасибо. С удовольствием, блин.

На поляне Горыныч с лешим уже дожидались нас.

Леший выглядел довольно странно даже на мой, привыкший к Кощеевым монстрам, взгляд. Мужик не мужик, шишка не шишка, а что-то среднее ростом с Михалыча, не выше. Это с ним бабка шуры-муры крутила? Кто их поймет, бабок этих…

Горыныч, поджидая нас, развлекался, играя с лешим в кошки-мышки.

Он лежал на брюхе, вытянув передние лапы, удерживая лешего. Правая и левая головы на длинных шеях, обогнув лешего с боков, преграждали ему дорогу для отступления, а средняя, нависая сверху, сюсюкала:

– И кто это у нас такой маленький? И куда это ты дурачок бежать собрался? Ну, давай поиграем, деревяшечка, побегаем, попрыгаем.

Леший зло пыхтел, но уже и не пробовал вырваться, хотя Горыныч иногда и разжимал лапы и тогда леший делал пару осторожных шагов в сторону, но головы тут же подталкивали его назад в лапы.

– Отчепись, зеленый! Да не слюнявь ты меня! Тьфу, жаба с крыльями!

– Обиделся, маленький… Обзывается еще… Нехорошо это. Но мы маленького поучим, по жопке ему нахлопаем и будет он у нас умненький, благоразумненький и очень-очень воспитанный.

– Или просто сожрём, – предложила левая голова.

– Привет, Горыныч! – поздоровался я, выходя на поляну.

– А, Федор Васильевич! Салют! Здорово, Михалыч!

– Здоровей видали. Пошто страдальца тиранишь?

– Да он сам попросил! – заявила правая голова.

– Ага, прибежал к нам и говорит мол, Горынушка, ну давай поиграем, ну давай, а? – подтвердила левая.

– А я что? Мы жалостливый очень. И дел много и голодный, но как отказать маленькому? – ухмыльнулась средняя.

– Врет! – заорал леший, дергаясь в когтях. – Брешет, кабан чешуйчатый!

– Сожру, – тихо и ласково сказала средняя голова, наклоняясь к лешему.

– Ладно, хватит, – заявил дед. – Отпусти его, Горыныч. Порезвились и довольно.

Леший вырывался наконец-то из крепких, дружеских объятий и отряхиваясь и ворча, заковылял к нам.

– Здорово, Михалыч, – протянул он руку моему деду.

Ну, может и не совсем руку, а такую ветвь с отростками. Ну не важно.

– Внучек мой, – представил меня дед. – У самого Кощея наипервейший помощник. Не так чихнёшь – удавит и глазом не моргнёт.

Я улыбнулся лешему, а тот отступил на пару шагов назад.

– Ну и чаво от меня надобно?

– Слыхал, в Лукошкино милиция объявилась? – начал дед.

– Ну, слыхал чавой-та. Водяной баил мол, начальник ихний к его мокрохвосткам приставал, обещал пряниками завалить, выклянчивал что-то у них.

– Вот начальник к тебе сегодня и заявится.

– Это еще зачем?! Заарестовать хочет? А вот фиг ему, менту поганому! В леса так уйду, что с партизанами не сыщет!

– Уймись, старый, кому ты нужен. Поболтать он с тобой хочет. И ты с ним поболтать хочешь.

– Не хочу, – насупился леший.

– Хочешь, хочешь, – ласково протянула средняя голова.

Лешего передёрнуло.

– Ты, леший, не дергайся, – строго сказал Михалыч. – Дело важное и Кощей-батюшка всё под своим надзором держит.

– И чё я ему сказать должен? – сдался леший.

– Будет он тебя пытать о нечисти иноземной, так и скажешь, что с запада на нас демонская рать движется. Что хотят захватить землю нашу, всех перебить, русалок, домовых, водяных, а самим тут править.

– Ох ты ж лышенько… Взаправду так и есть?

– Взаправду, – сурово кивнул дед. – Но ты не боись, мы обороним всех от супостата. Только помочь нам надо. За тем и к тебе пришли.

– Сделаю, – солидно кивнул леший. – Так бы сразу и сказали. Что еще надо менту сказать?

– Скажешь, что хотят наиглавнейшего демона вызвать на подмогу, а для ентого надо мессу богопротивную дьявольскую отслужить. Храм осквернить черной краской или чем еще да в том храме и вызывать демона.

– Ишь как мудрёно…

– Ну, вот так. Всё ли понял?

– Дык чего не понять-то? Понял, – леший начал загибать ветки-пальцы, перечисляя, – Мент придёт, промурыжу его маленько, про нечисть иноземную скажу, про храм черный, про мессу и демона главного. Так?

– Правильно. Вижу, не подведешь ты, – Михалыч похлопал лешего по плечу. Посыпалась кора и сухие ветки. – Ну, если всё понял, то пошли мы дальше дела наши важные, страшные и тайные вершить.

– Скатертью дорога…

– Подвезти тебя, может? – дед кивнул на Горыныча.

– Не-не-не, – попятился назад леший. – Я сам. Мне тут недалече.

– Ну, прощевай, тогда. Внучек, седлай Змея, полетели!

В этот раз полет проходил куда более приятно, чем предыдущий. Горыныч, позабыв о своих обидах, всю дорогу плёл байки о том, как он сегодня гонял лешего по лесу, как вчера летал на обед к одной своей знакомой бесовке и она ему якобы та-а-а-кие намёки делала! Потом ударился в воспоминания о путешествии в Египет, посмотреть, не развалились ли пирамиды с тех пор, как он руководил лично их постройкой. Рассказал, как в Китае его провозгласили Великим драконом и ежемесячно поставляли по девственнице, а ежедневно – по откормленному тибетскому яку. А потом подлые корейцы выкрали его и продали в Японию, где он снова стал Великим драконом, только японским, зато выучился всяким там карате и основал школу ниндзя. Обидевшись на наш хохот, он предложил прямо сейчас показать пару приёмчиков, но мы еле отговорили его, убедив, что верим, а смеёмся над лопоухими китайцами, упустившими из рук такое чудо.

Распрощались с Горынычем вполне дружески и зашагали через коридор с монстриками в нашу Канцелярию.

Дизель, увидев нас, радостно заскрипел костями и рванулся запускать генератор – соскучился по работе. Тишки и Гришки не было, но Аристофан, вручая мне два мешочка за рубашечные узоры, успокоил деда мол, бесенята живы-здоровы и вполне упитанны, просто сейчас умотали куда-то, скорее всего на очередную проказу.