Полная версия
Все наши надежды
– Она целыми днями читает эти… глупости. Это невозможно! Она уже говорит фразами из этих романов. И твой отец поощряет это её увлечение, – с отвращением сказала мать и приняла совсем уж неудобную позу. Но через несколько секунд выпрямилась и села на краешек дивана напротив. – Потому что «женщине мозги только вредят».
А вот это уже странно. Артур много раз был свидетелем того, как мама помогала отцу работать с бумагами, как он частенько советовался с ней по разным вопросам. Да и в конце концов – она вела огромное хозяйство! Отец к домашней бухгалтерии прикасался дай бог раз в год! Не может же он считать, что мама родилась с этими знаниями! Или… просто не берёт всё это в расчёт?.. Интуиция подсказывала, что второе. Ведь тогда бы отцу пришлось признать, что он не всемогущий гений…
– К тому же… она уже словно живёт в них. Она постоянно себя кем-то воображает: Офелией, Дельфиной… Если бы речь шла о Мольере, Бомарше, Гюго или в крайнем случае о Шекспире, то я бы и слова не сказала. Но это!..
– Хотите, чтоб я сжёг эти книжульки, как Савонарола? – улыбнулся Артур.
– Я была бы не против, – мама наконец расслабилась, видимо, дождавшись его поддержки. – Но это не выход. Поговори с ней, отвлеки чем-нибудь… Подсунь что-нибудь разумное.
– Боюсь, я не лучший кандидат для задушевных разговоров. Но больше ничего не остаётся, ведь так?
– Или я сдам её в пансион при монастыре, – сказала мама нарочито равнодушным тоном.
Конечно, она на такое не пойдёт. И не из гуманистических соображений, а лишь потому, что в монастырях выращивали оторванных от жизни дурочек.
– Хорошо. Я возьму её на прогулку. На лодке, например. Сможем поговорить наедине и вдалеке от всех.
– Прекрасно, спасибо.
Мама легко поцеловала его в щёку и вышла. Значит, сегодня у неё хорошее настроение. По крайней мере Адель бояться нечего.
Остаток дня Артур внимательно наблюдал за сестрой. И, как он ни старался отстраниться от маминых слов, видел только их подтверждение. Внешне Адель могла сойти за маленькую дурочку. Но Артур слишком хорошо понимал, что она не сможет долго жить в розовом мире романов. Все женщины, от жён рабочих до герцогинь, не сидели сложа руки. Они полностью вели хозяйство, подчас огромные. Те, кто побогаче, кроме этого организовывали приёмы, поездки, занимались образованием детей… Если бросить Адель в такую жизнь без подготовки, она сломается – она ведь не мама. Что ж, придётся действовать!
Кроме того Артур помнил, какой любознательной Адель была ещё совсем недавно. Помнил как в детстве она постоянно спрашивала его и маму о новых словах, как усердно училась читать, как просила на именины и Рождество научные книги для детей – на первом курсе Артур привёз ей книгу драматических и исторических очерков М. де Фонжере⁴. А её успехи в пансионе – она была четвёртой из двадцати девочек! Теперь же страшно подумать, какой табель они могут получить в конце будущего семестра. Если, конечно, ничего не делать. Надо что-то делать…
Назавтра, после обеда, Артур задержал Адель в столовой. Когда их оставили одних, он сказал:
– Ты же хорошо разбираешься в цветах? – Адель неуверенно кивнула. – Отлично, мне нужна твоя помощь.
– Я… Я, наверное, не смогу тебе помочь. Я давно ими не занималась.
– Жаль, – постарался произнести Артур как можно натуральнее. – Но почему? Тебе ведь так нравилось собирать их, изучать…
– Я уже не маленькая, мне теперь другое интересно, – наигранно протянула Адель.
– А, – обронил Артур, прикусив язык, чтоб не начать бессмысленный спор. – Жаль, у меня был вопрос… Но если, скажем, приглашу тебя на прогулку? Для этого ты не маленькая?
– На прогулку? – у Адель загорелись глаза. – А куда? На какую?
– Выбирай. Мы можем поездить верхом, покататься на лодке или просто бродить по лесу.
– На лодке конечно! Это ведь так роман…! – осеклась она, а Артур раздражённо выдохнул, чтоб только не показать раздражения.
– Если у тебя нет никаких срочных дел, можем отправиться прямо сейчас.
– Нет, никаких. Только захвачу книгу!
Адель быстро убежала, и Артур медленно выдохнул, успокаиваясь. Он знал, на что идёт. И знал, что его ждёт. Однако всё ещё не представлял, как вернуть прежнюю Адель. Лучше бы мама попросила его составить годовой отчёт. Два отчёта…
Артур взял из комнаты пиджак, шляпу и спустился вниз. Не было даже малейшего дуновения ветерка и стояла такая густая духота, что воздух казался осязаемым – значит, скоро пойдёт дождь. Завтра уж наверняка. Но ведь может начаться и сегодня… А что, если они не успеют вернуться домой?
– О чём задумался? – Адель незаметно возникла рядом. – О своей возлюбленной?
– Нет, в жизни есть и другие вещи, – слишком резко ответил Артур. – Скоро начнётся дождь, нам лучше перенести прогулку.
– Ты боишься дождика? – засмеялась Адель. – Никогда бы не подумала! Кстати, дождь – это тоже очень романтично. Особенно поцелуи под дождём. В одной книжке, которую я недавно дочитала, был такой момент!.. Там…
– Ладно, поехали, – перебил её Артур и зашагал по дорожке. – Но если пойдёт дождь, мы немедленно вернёмся.
Дорога до пристани прошла в тишине, если не считать обмен парой фраз о пейзаже вокруг. Смотреть тут, по большому счёту, и правда не на что: луг, перелесок и лес вдали знакомы им с рождения и слишком хорошо, чтобы сейчас они вдруг могли заинтересоваться. К тому же Адель не отлипала от своего романа и только иногда томно вздыхала. Господи, где она набралась этой пошлости?!
На небе и даже на самом горизонте до сих пор не мелькнуло ни одной тучки: значит, дождь пойдёт завтра. Артур успокоился и отправил слугу арендовать приличную лодку.
– Я пойду с вами, месье, – сказал тот, когда вернулся. – Вам с непривычки-то…
– Я справлюсь, – улыбнулся Артур; чужие уши ему нужны меньше всего. – Не разучился пока. Отгони лучше экипаж к лесу.
Он вышел из ландо, готовясь помочь Адель.
– Может, оставишь книжку здесь? – спросил он, и Адель посмотрела на него как на богохульника. – Если дождь всё же начнётся, она намокнет.
Адель колебалась несколько секунд, но в конце концов положила томик на сиденье и, взяв зонтик от солнца, вышла из экипажа.
Вскоре они забрались в лодку и немного отплыли от берега. Адель смотрела по сторонам так, словно искала, чем прервать затянувшееся неприятное молчание.
– Здесь свежо, – заметила она. – Лучше, чем дома.
– Да. И даже комаров нет, так что твоё обмундирование, – посмеялся он, глядя на её длинную вуаль на шляпке, – тебе не нужно. Хотя я, честно говоря, иногда не отказался бы от чего-то подобного.
Сновавозникла пауза, нарушаемая лишь плеском воды, чириканьем птиц и кваканьем лягушек. Артур мучительно соображал, как бы исполнить обещание матери. Но ни одна разумная идея, кроме морализаторства, которое сделает только хуже, на ум не шла.
– А зачем ты спрашивал про цветы? – вдруг сказала Адель. – Это для твоей возлюбленной?
– Эм-м, да… – замялся он.
– О, я поняла! Ты хотел составить букет с помощью языка цветов³!
– Да, точно… да. Но ты говорила, что больше этим не занимаешься?
– Нет, этим я занимаюсь. Это же очень важно! – сказала Адель таким тоном, словно это общеизвестная истина вроде того, что солнце встаёт на востоке. – Это очень важно для тех, кто хочет войти в свет. Ещё журналы мод, язык веера и перчаток, танцы…
– Значит, этого достаточно?
– Чтобы выйти замуж? Конечно!
Артур не сдержался и иронически хмыкнул:
– А потом? Жили долго и счастливо?
– Ну… Да… Ты считаешь меня глупой?
– Вовсе нет, наоборот. Иначе стал бы я с тобой разговаривать?
И всё же Адель сникла. Теперь уж точно всё потеряно. Он в этом возрасте тоже не стал бы слушать нравоучений – благо, это было всего десять лет назад, так что он ещё не забыл таких деталей.
– То, о чём ты говоришь, важно для общества. Они будут смотреть, как ходишь, смеёшься, грустная ты или весёлая, как подобает. Модное ли у тебя платье и как оно сшито, как хорошо ты танцуешь, – быстро говорил Артур, даже не пытаясь скрыть нервное состояние.
– Артур, начинается…
– Но это не всё, – продолжал он, распаляясь и не заметив капель, упавших на лицо. – Тебе нужно разбираться во многих вещах, чтобы поддерживать разговоры. Вести дом, счета, организовывать ужины и приёмы…
– Но мама же ничего такого не делает… – растерянно проговорила Адель.
– О нет, она делает гораздо больше! Поговори с ней… Вот чёрт! – воскликнул Артур, когда полил дождь. – Закрой парасоль!
Он изо всех сил налегал на вёсла, но безуспешно: Сена словно сошла с ума и швыряла их лодку по волнам.
– Держись за борт! – крикнул он сестре.
Но в этот момент порыв ветра вырвал зонтик из её рук, и она выпала за борт.
– Адель!
Он кинулся к борту, но Адель исчезла. Через несколько мгновений её голова мелькнула в волнах совсем рядом. Она захлёбывалась и еле успела вдохнуть, как её накрыло новой волной. Артур сбросил шляпу, пиджак и прыгнул в воду. Адель схватила его за шею и потянула на дно; Артур пытался отцепить её, вырываясь к поверхности, и когда они снова вынырнули, он крикнул:
– Я тебя держу!
К счастью, она отпустила его, позволив обхватить себя за талию. Юбки и кринолин путались в ногах, тянули вниз, и Артуру приходилось постоянно перехватывать её. Тут они попали в холодное течение, и у Артура так свело ногу, что от боли он едва не отпустил сестру. Господи, а если они вообще не выплывут?..
Казалось, до берега они добрались только к вечеру. Адель знобило, она кашляла. А у Артура не хватало сил, чтобы подняться. Но оставаться у воды всё ещё опасно: невдалеке уже прогремело, скоро и здесь засверкают молнии, и лучше в этот момент держаться подальше от воды.
Он, снова поддерживая Адель за талию, поднялся с ней по склону, и крикнул слугу. Тот подбежал и, подхватив Адель на руки, бросился к экипажу. Артур, как мог, плёлся следом.
– Надо в лесу схорониться, пока гроза не кончится, – сказал слуга, когда Артур подошёл к ландо.
– Её нужно отвезти домой, она может заболеть.
Слуга залез куда-то под сиденья и протянул Артуру два толстых пледа.
– С зимы лежат. На всякий случай.
– Ладно, езжай в лес.
Артур забрался в ландо, закрыл дверцу и посмотрел на Адель: стоило снять с неё одежду. Но она уже далеко не ребёнок, а он хоть и её брат… Плевать – в гробу спасённая честь ей точно не поможет!
Он быстро расстегнул крючки на лифе и отбросил его в сторону. Потом прикрыл Адель пледом и начал расстёгивать корсет.
– Что такое? – слабо спросила она.
– Всё в порядке, но тебя надо… переодеть.
– Хорошо, я… я сама. Отвернись…
Корсет упал рядом с Артуром, следом – нижняя рубашка, нижние юбки и панталоны. Артур увидел лишь, как маленькая рука утащила второй плед.
– Можешь… повернуться.
Адель стала похожа на кокон бабочки и так побледнела, что Артур всерьёз испугался.
Рядом грянул гром, сверкнула молния, и Адель тихо вскрикнула.
– Мы в лесу. Здесь нам молния не грозит. Как только дождь перестанет, мы поедем домой.
– Прости, это из-за меня мы…
– Ты не виновата. Это дождь.
И я.
Ливень хлестал ещё целую вечность. Но в один момент стих, сквозь потоки воды на стекле уже светило солнце.
– Можем ехать, господин! – крикнул возница, и Артур дважды постучал по потолку.
Дома же царило настоящее сумасшествие. Едва они вошли в холл, как к ним подбежала мама и трое горничных. Впервые за долгое время Артур видел в глазах матери слёзы. Она крепко обняла его:
– Вы дома! Иди к себе, ты такой холодный…
– Я в порядке, мама, – чуть улыбнулся Артур. – Адели нужен врач, пошли за ним. И прости меня.
– Мне не за что тебя прощать. Иди, пока тоже не заболел.
И Артур повиновался. К тому же у него совершенно не осталось сил на споры. Все его желания сводились к горячей ванне и ведру крепкого горячего чая. Он поднялся к себе и едва успел скинуть жилет с рубашкой, как в дверь постучали.
– Ванна готова, месье, – доложила служанка, смущённая его видом.
– Спасибо. За врачом послали?
– Да, Жан отправился.
– Хорошо. Как только врач прибудет, скажи мне. Да, и ещё… Передай Пьеру, пусть хорошо отогреется он несколько часов стоял под дождём. Не хватало ещё, чтобы и он заболел. Если у кого-то будут возражения по этому поводу, говори, что это мой приказ. Всё ясно?
– Да, месье.
Артур отпустил служанку и чуть не побежал в ванную.
Сначала вода показалась обжигающей, но очень быстро стало ясно, что она еле тёплая. Артур понемногу подливал кипяток из кувшинов на столике рядом, пока вода не стала в меру горячей. К счастью, он успел отогреться, как следует вымыться и даже накинуть халат, когда вернулась служанка, – доктор только что приехал.
И он уже осматривал Адель. Мама, бледная и уставшая, сидела рядом и напряжённо следила за доктором. Адель же выглядела едва ли не белее своих простыней и надрывно кашляла.
– Она поправится? – не выдержал Артур.
– Она очень слаба. Но молодой организм справится с болезнью за несколько дней. – Доктор повернулся к Артуру и его матери и, убирая инструменты в чемоданчик, добавил: – Я оставлю вам рекомендации и лекарства. Если состояние в ближайшие дни ухудшится, немедленно пошлите за мной. Если нет, я приеду через три дня. Да, к вечеру ей может стать несколько хуже – это следствие утомления.
Сильного жара у Адель не было, но кашель – тяжёлый, свистящий, – изматывал её. Она бесконечно пила тёплые отвары и чай с мёдом, которые хоть немного успокаивали её и позволяли расслабиться.
Через три дня кашель усилился, и приехавший доктор назначил ингаляции с травами. Это действительно помогло, но полностью кашель не ушёл – ни через неделю, ни через десять дней, ни через две недели. Отец лично отдавал все распоряжения для Адель и, создалось ощущение, что его первоначальный ступор и ярость прошли. Но это оказалось не более чем надеждами Артура: узнав историю полностью, он стал избегать сына. И тот каждой клеткой своего тела чувствовал это обвинение.
– Боюсь, у меня не самые радостные новости, – сказал доктор после своего визита на исходе третьей недели; Артур и родители сидели в малой гостиной и с тревогой смотрели на него. – Мне нужно будет наблюдать за мадемуазель дальше, однако… Я предполагаю, что её заболевание перешло в хроническую форму.
– И что это значит для неё? – с ужасом спросила мать.
– То, что наша дочь больна навсегда из-за него, – ледяным тоном произнёс отец и брезгливо махнул на Артура.
– Это была случайность!
– Ты за ней не уследил!
– Господа, прошу… – вмешался доктор. – Если моё предположение окажется верным, чего я бы не хотел, то мадемуазель понадобится постоянный уход. В ином случае я порекомендовал бы ей переехать к морю, в тёплый климат, поскольку это может улучшить её состояние… Однако даже проведение зимнего сезона на юге пошло бы на пользу.
Отец поблагодарил доктора, попросив приезжать, когда это необходимо, и ушёл. Мать последовала за ним. Артур же, проводив доктора, поднялся к Адель.
Она не спала и, полусидя в постели, смотрела в стену. Но от звука шагов обернулась и посмотрела на брата. От этого простого жеста ему стало невыносимо плохо. Отец прав: Артур один виновен во всём этом.
– Что сказал доктор? – необычайно серьёзно спросила Адель. – Только не жалей меня, говори правду.
– Твой кашель… Он не пройдёт до конца, – выдохнул Артур. – Ещё тебе стоит проводить зиму где-нибудь на юге, чтобы не разболеться. Думаю, отец занялся поисками дома на берегу Средиземного моря.
– Прости меня, – по её щекам потекли слёзы, – если бы я не настояла… Ты ведь предупреждал…
– Ты не виновата. Решение принял я, это моя вина и моя ответственность.
– Артур… – с укором протянула Адель и закашлялась.
– Я буду благодарен, если скажешь, что я могу для тебя сделать.
Она призадумалась ненадолго, а потом сказала:
– Есть одна вещь. Видишь, вон там… книги в шкафу? Сожги их. Порви. Выброси. Как хочешь.
– Хотите, чтобы я их сжёг, как Савонарола?
– Ты уверена? – Артур испытующе посмотрел на сестру.
– Да. Сделай это для меня.
– Хорошо. Я скажу, чтобы их отнесли ко мне. Если передумаешь…
Адель помогала головой и сползла по изголовью кровати, кашляя так, будто пыталась избавиться от лёгких. Артур подал ей стакан с тёплым чаем и лекарство и оставил её отдыхать.
Он вернулся к себе, по пути велев горничной принести романы, и лёг на кровать прямо в одежде.
Адель неизлечимо больна – из-за него. Она не выйдет в свет, никогда не выйдет замуж, у неё не будет детей. В лучшем случае она станет приживалкой у Жюли – конечно, она не откажет младшей сестре, – или в его семье. И всё это из-за его вмешательства. И правда, благими намерениями вымощена дорога в Ад…
____________________
¹ Ландо – лёгкая четырёхместная повозка со складывающейся вперёд и назад крышей.
² Первая Империя – эпоха империи Наполеона Бонапарта во Франции с 1804 по 1815 год.
Дворянство империи (фр. Noblesse d'Empire) – все лица, получившие титулы при Первой империи и Второй империях, и их наследники, согласно праву первородства
³ Викторианские языки цветов/перчаток/вееров возникли как тайный способ общения, так как этикет не позволял открыто проявлять чувства и эмоции.
⁴ Книга драматических и исторических очерков М. де Фонжере – Les Soirées de Neuilly, опубликованы под псевдонимом М. де Фонжере Эдмондом Каве и А. Диттмером.
Глава 5
– Что он тебе в этот раз пришлёт, а? Как думаешь? – хихикнула Полин, заплетая волосы.
– Ничего, – Элен пожала плечами. – Если б ты видела, где он живёт… Скучно ему было, наверное, вот и всё. Лето ведь.
– А я не верю! Пришлёт что-нибудь обязательно. Хотя не объявляться несколько дней – это очень некрасиво с его сто…
– Мне пора, прости. А то опоздаю.
Полин удивлённо посмотрела на Элен, и та отвела взгляд: ей и без того было до ужаса стыдно, что она так прервала подругу, но и дальше слушать эти рассуждения – чересчур. Она торопливо завязала ленты на шляпке, натянула перчатки и вышла на лестницу.
С последнего презента прошло уже шесть дней. Прежде он напоминал о себе каждые два-три дня какой-нибудь безделицей: то сладостями, то цветами, то рисунком в рамочке. Сумочки Элен убрала в коробку, решив оставить их на случай праздничного выхода. А вот книгу прочла в следующий же день и написала записочку с благодарностями, но гамен¹ вернулся с известием, что хозяин квартиры уехал. Элен протянула мальчишке пять сантимов². Значит, нужно прекращать тешить себя надеждами и постараться как можно скорее забыть всё это. Была сказка – закончилась сказка.
К счастью была ещё и работа от рассвета до заката – как выяснилось сейчас, именно к счастью. А кроме неё подготовка к экзамену. По прошествии недели после курьера с книгой Элен окунулась в учёбу с ещё бо́льшим рвением. Так что времени едва оставалось на поддержание быта, еду и сон. Хорошо, что управляющий взял на себя почти всю работу с документами: как Элен ни пыталась, разобраться даже в азах бухгалтерского учёта не получалось.
Ключ с трудом провернулся, Элен открыла дверь магазина и пробежала взглядом по прилавку. С вечера остался неразложенный товар, о котором Элен совсем позабыла. Она оставила в кабинетике шляпку и перчатки и принялась раскладывать кружева и ткани как можно привлекательнее: в этом месяце так мало покупателей, что выйти в ноль поможет только чудо. По крайней мере именно так пару дней назад её известил управляющий с самым скорбным видом. Но что можно придумать в середине лета, когда почти все люди с некоторым достатком покинули Париж ещё в мае?
Днём, когда работы не было, Элен читала газеты и книжки, пытаясь отыскать советы, как лучше всего рекламировать товары. А перед сном горячо молилась помимо прочего и о том, чтобы это самое чудо случилось: с каждым днём оно становилось всё нужнее. Первое время после смерти папы дела шли почти так же, как и при нём. Но чем дальше… Она честно старалась делать, как он учил, но выходило неважно.
А ведь он действительно пытался её учить. Правда, недолго. Он до последнего не хотел верить, что это конец, что болезнь заберёт его. Он храбрился, хоть Элен могла поклясться на чём угодно, что слышала его приглушённые стоны из-за двери комнаты. Но в один момент он смирился. Элен так и не поняла почему. Не то из-за разговоров с матерью, не то из-за слов священника, не то из-за сказанного доктором. Элен много месяцев корила себя, что подслушала один разговор, когда папа таки вытребовал у доктора огласить ему срок.
– Полгода. Может, чуть больше, – сухо ответил тот.
Элен зажала тогда рот рукой, чувствуя слёзы на щеках, и бросилась в свою комнату. В коридоре встретила маму, но та и звука издать не успела – так быстро Элен скрылась за дверью. За ужином она пригляделась к маме и с неменьшим ужасом отметила, что её лицо совсем серое – как фасад их дома после дождя.
На следующий день папа позвал Элен к себе и с пару часов рассказывал про магазины. Она еле-еле умудрялась ухватить одну мысль, как отец перескакивал на другую. Он будто пытался рассказать обо всём и сразу, но только больше запутывал. В конце концов, стиснув зубы, он попросил подать ему лауданум³ и уйти.
Когда папа снова позвал её, Элен, набравшись смелости, попросила его рассказать о чём-нибудь одном, потому что она почти ничего не поняла вчера, и едва не расплакалась. Папа нервно рассмеялся, потом театрально хлопнул себя по лбу, отдышался… и заговорил вновь:
– Кто что нам возит, сама разберёшься – невелика наука, всё записано. А с кем как дела вести – вот это важнее. Там к каждому свой подход нужен… Вот который ленты возит, тесьму там – с ним никогда нельзя слабину показывать. Раздавит, сожрёт и не подавится.
После этого дело пошло на лад. Только вот папа таял буквально на глазах. Паузы между предложениями и словами становились длиннее, да и дышал он всё с большим трудом и так надолго прикрывал глаза, что можно было подумать, будто он уснул.
А месяца за два до того самого дня лауданума стало уходить слишком много, и папа почти всё время проводил в каком-то странном состоянии – почти как в опьянении. Мама пыталась поговорить с доктором, чтобы он запретил папе пить столько лауданума. Но доктор отвёл её в сторону и сказал что-то такое, что мама проплакала весь следующий день и больше эту тему не поднимала.
Когда всё закончилось и семья немного пришла в себя, то выяснилось, что заниматься делами некому. Мама понимала в этом ещё меньше и была совершенно не в том состоянии. А Патрику было всего двенадцать, и он мог разве что работать посыльным, но никак не управлять магазинами. Чуть ли не дрожа от ужаса грядущего, Элен сказала, что будет заниматься делами сама.
– Но милая, – мама схватилась за сердце, – ты не можешь!.. Боже правый, ты не можешь! Ты же погубишь себя! Подумай о своей репутации! И… и о всех нас! Что будет с твоим братом? А с Нати!..
– Я уже подумала. Мама, если никто не будет следить за работниками и счетами, мы окажемся на улице. – Элен глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и добавила: – Я знаю, что опозорю себя этим. И что не смогу выйти замуж за достойного человека. Это не… не страшно. Сдам экзамен на учительницу и со временем, когда Пату⁴ повзрослеет, устроюсь в школу. Не волнуйся за меня.
Ничего, кроме как согласиться, матери не оставалось.
Первые пару дней в главном магазине Элен провела, обложившись записями. Благодаря объяснениям папы они выглядели немного понятнее. Но лишь немного. И всё же, как бы страшно ни было, придётся в этом разбираться. Раньше она и представить не могла, что это так сложно!
– Мадемуазель Бланшар, – в кабинет вошла продавщица, – там пришёл какой-то важный человек. Хочет видеть хозяина, говорит, что-то важное, – тихо добавила она.
Важный человек оказался представительным мужчиной в модном костюме, с тростью с рукоятью из слоновой кости и в узорчатом зелёном галстуке. Он назвался помощником некоего модельера Дидье Леруа, до недавнего времени работавшего вместе с месье Эдуардом Дусе⁵. Месье Прюно – как представился помощник – огляделся по сторонам и сказал, что ему очень понравилось качество и цена тканей.
– Я хотел бы сделать заказ. Два рулона белого в сиреневую полоску атласа, рулон белого муслина⁶, три рулона голубого муара⁶ и… пожалуй, рулон шёлкового батиста⁶. Сколько точно это будет стоить?
Элен зашла за прилавок и взглянула на подсчёты – без малого пять тысяч! Боже правый, если его это устроит, как это будет хорошо!
– Перепишите на чек, – шепнула Элен продавщице. Когда та закончила, Элен забрала чек и подала его месье Прюно: – Четыре тысячи восемьсот девя…
– Отлично! – он хлопнул в ладоши. – Доставьте заказ как можно скорее.