
Полная версия
Восстание павших
2.
– И представляешь, этот мне говорит. Пойдем милая, на речку, погуляем… – Хельга в своей любимой манере рассказывала об очередном ухажере.
Сегодня, как никогда было душно, из-за чего приходилось делать перерывы и выходить на свежий воздух, чтобы не умориться в помещении. Девушки, в компании еще двух женщин сидела в проулке на лавках, обдувая себя подолом платья.
– А ты? – Аня никогда не могла понять, почему подруга была такой недовольной. То ей не нравилось, что работы много, то, что отдыха мало. Парни никогда не устраивали. Старшие говорили глупости, а отца она вовсе ненавидела. Вот и сейчас выказывала свое недовольство.
– А что я? Отшила. Не пойду я с таким, как он. Да с его мордой только свиней пугать.
– Будешь так избирательна, Хельга можешь вовсе остаться без парня! – Посмеивались женщины над девушкой. Они сидели на соседней скамейке и краем уха слушали разговор подруг.
– И что теперь? Мне на каждого встречного зариться? – Огрызнулась Хельга.
На что женщины только рассмеялись, возвращаясь на прачку работать.
Аня и Хельга по-прежнему оставались на улице, что понемногу пустела. Остальные шли работать дальше.
– Эх, вот бы, такие, как они, посмотрел на нас, – простонала Хельга, глядя на двух охранников. Рослые, сильные, словно два брата похожие друг на друга. Два парня стояли поодаль от них, оглядывая проулок. Охрана изредка появлялась в проулке, наблюдая за порядком.
– Скажешь тоже, им нельзя, – Аня и смотреть в их сторону не стала. Вся охрана вызывала дрожь по коже у девушки.
Армия Федерации – это сила и абсолютная защита государства. Воины скрешцы – это модифицированные солдаты, непобедимые, сильные. Их считали сверхлюдьми, за не человеческие способности. Даже простая охрана отличалась по силе, пусть была не настолько усовершенствована, как скрешцы. И даже она имела модификации, подстать скрешцам. Против такой защиты простой колонист или бунтарь вряд ли пойдет.
Стоит, колонисту задумать дурное, как эта идея будет похоронена, одним суровым взглядом скрешца. Аня не верила в слепую покорность колонистов она знала, что все попросту боялись сказать, что-либо против. Из-за страха перед такой силой.
– Тебе повезло, можешь выбирать из «таких». – Кивала подруга с ноткой зависти.
– Ну конечно, – отмахнулась Аня, – уж чем, а выбором парня я заниматься там не собираюсь.
– Ну и дурочка. Я бы, например, первым делом занялась этим, а ты… – Возмущенно Хельга. Затем она с любопытством взглянула на Аню. – И чем бы ты там занималась?
– Обустройством, образованием, работой. По возможности повидала другие города, познакомилась с интересными людьми.
Не смотря на нелюбовь и недоверие к власти, Аня хотела бы посмотреть какова жизнь гражданина. Повидать город, другие места, узнать, что-то новое, научиться чему-то новому. Увидеть воочию все то, о чем отец рассказывал, о чем Аня могла только воображать в своем уме.
Хельга вздохнула, покачав головой от негодования.
– Вот не понимаю я тебя. Перед тобой открывается так много, а ты готова от всего отказаться.
Вспомнив вчерашний разговор с отцом, Аня погрустнела. Отец от части прав. Колонист раб, но раб свободным сердцем и душой. А была ли душа у граждан?
– Ты знала, что как только колонист покинет колонию, он не в праве вернуться сюда? – Серьезно спросила Аня.
– И что? Ты хочешь еще сюда? – Удивилась подруга.
– А как же повидать родных?
– Вот, как раз таки из-за них я бы свалила. Мне некого будет навещать, уж точно не моего папашу.
Отец Хельги был вдовцом. Родив дочь, мать умерла и Хельга осталась на попечение отца и бабки. Со смертью жены мужчина потерял смысл жизни, а вместе с этим и остатки разума. Из-за него Хельга лишилась прав, вынуждена прозябать в колонии до самого своего конца. За все его выговоры, наказания, Хельга возненавидело горе-отца, ведь он лишил ее последней надежды на будущее.
– Если бы не папаша, я давно была в городе. Ненавижу его! – Буркнула подруга.
– Не надо так говорить, он же твой отец! – Не приятно слышать такое от подруги. Для Ани семья это все, а для Хельги быть сиротой лучше.
– Вчера опять приходил бригадир, отец что-то там натворил. Говорит, партию мяса испортил, а отрабатывать кому? – Недовольно Хельга. – Нас уже предупредили, мол, если еще один проступок отца сошлют на тяжелый труд, а меня…
Отец работал на скотобойне. Работа его была не сложной, но и в ней он умудрялся допустить оплошность.
– Нет, Хельга, как бы там ни было, даже с таким отцом я не согласна покидать дом. Вспомни, что у граждан забирают детей, навсегда!
– Ну и пусть, я так вовсе против этих спиногрызов. Это даже хорошо, пусть государство мается с ними, мне дел меньше.
– Нет. Не хочу… А после того, как маме все чаще становится хуже, я даже не имею на это право. Ты ведь сама видела вчера и сегодня, как ей было плохо.
– Да странно все это. Твоя мама всегда была такой свежей, бодрой, а тут внезапно на нее свалились обмороки. Интересно, что ее мучает? – Хельга с любопытством наблюдала за матерью Анны через окно. Женщина и сегодня была бледной уставшей измученной. – А ты спрашивала ее? Ну, или может быть, отец, вы ведь с ним откровенничайте. Вдруг они что-то знают, да не говорят тебе?
– Нет. Мама говорит, что ей просто плохо, что она с возрастом стала уставать. Но, я никогда не видела и не припомню, чтобы кто-то от старости валился с ног! А еще вчера, ее стошнило оттого, что она съела жареную рыбу, которую отец приготовил. Она всегда ее любила, а сейчас даже на дух не переносит. Может быть, с ней, что-то серьезное? Может быть… – В голове мелькнула мысль о самом страшном. Девушке стало не по себе. – Нет, все будет хорошо, хватит с меня пробоем.
– Проблем? Для всех это счастье, а для тебя это проблема. Ох, дурочка ты Анька дурочка, дурочка.
– Пусть я лучше буду дурочкой, чем рабом системы. Ты вот вообще не понимаешь и не знаешь, что на самом деле там творится. Да наша жизнь по сравнению с жизнью граждан сахар. Мы хотя бы можем вот так сидеть и разглагольствовать о том, что хорошо и что плохо. Они даже мысли не могут допустить о том, что президент Влас не прав и что политика его неправильна. Да, за такое сразу же ссылают!
– Так откажись! – Хельга воскликнула недовольно. – Что мешает пойти и сказать, мол, так и так?
– Если б это было возможно…
– А ты пробовала? Возьми и скажи. Кто знает, ты первая такая дурочка. – Бормотала Хельга.
– Да нет, глупость, – Аня была бы рада, конечно. Но разве это возможно?
– А что, вдруг можно? Или еще лучше помоги мне вместо тебя попасть. – заявила подруга. Глаза Хельги загорелись.
– Из-за твоего отца тебя хотят сослать в другую колонию, а о правах и речи быть не может. Как с таким списком, как тебе пробиться?
Хельга помрачнела, явно задетая Аней.
– Шибко умная да? Не у всех есть такие идеальные папаши, как твой. Так, что же теперь носом тыкать надо?
Аня умолкла, не став больше, что-либо говорить. Ей искренне жаль Хельгу. Она больше всех жаждала стать гражданином, но из-за проступков отца не могла вступить в свои права. Она продолжала отвечать за грехи предков начавших всю эту историю и приведшие мир к вот такому исходу.
***
Где-то после обеда, когда все продолжили работать, в душное помещение прачки вошел староста. Все были немного удивлены его появлению. Обычно мужчина без надобности никогда не появлялся в рабочих блоках. Взмыленный, улыбчивый, он кивнул Ане и Ольге, чтобы те подошли к нему. Женщины с любопытством стали наблюдать и прислушиваться, о чем пойдет разговор.
– Ань. Как всем нам известно, ты в числе кандидатов. – Спокойно заговорил тучный, невысокий мужчина. – Так вот. Это формальность, тебе нужно пройти со мной в административный корпус и поговорить с людьми из города. С тобой поговорят, заполнишь анкету, все стандартно.
– Для чего это? – Опасливо поинтересовалась Ольга.
– Как же, прежде чем Аня окажется в городе, мы хотя бы должны понять, куда конкретно ее определить. Где она пригодится? Ведь мы не можем, просто бездумно забрать ее и поставить на первую попавшуюся работу. Все-таки, нужно, посмотреть, узнать…
Аня припоминала, что такие беседы проводили и с другими кандидатами. Помнится, как-то в их бригаде была девушка, ее также вызывали на разговор. Потом она рассказывала, как разговаривала с людьми из города, они расспрашивали ее, она заполняла анкеты, проверяли некоторые навыки. Это была банальная формальность. Вполне логичная.
Аня оглянулось на женщин и на Хельгу в том числе. Девушка скрепя зубами сверкнула недовольным взглядом. После дневного перерыва, подруга с ней больше не разговаривала, затаив обиду. Аня знала, о чем думает Хельга. Как же она ей завидовала.
Растерянно кивнув, Аня проследовала за старостой, а спустя пару минут они входили в корпус административного здания.
Внутри все здание было таким же белоснежным, чистым, излучавшим свет и чистоту. Просторные залы, коридоры, огромные панорамные окна из которых виднелись мощеные площади и зеленые парки. Не каждому удавалось узреть краешек этого мира, о котором грезили все, но только не Аня.
Аня, в сопровождении старосты, поднялась на второй этаж, где староста проводил ее в один из кабинетов. Это был светлый, просторный кабинет с все теми же панорамными окнами. Из мебели пару шкафов да стол с двумя стульями.
Ждать пришлось недолго. Почти сразу в кабинет вошла стройная точеная фигура. Светловолосая красивая женщина с ясно синими глазами. Аня в сравнении с ней выглядела не ухоженной замарашкой. Серое мешковатое платье, пропитанная потом, косынка на голове, едва могла сравниться с изящностью внешности и опрятности горожанки.
– И так. Анна. – Держа в руках электронный планшет, она внимательно, что-то в нем изучала. – Такие обширные знания. Насколько я знаю, колонисты не настолько образованы, но, по словам старосты, бригадира и твоих знакомых, исходя из досье, ты довольно таки умна. Тебя не нужно будет сильно обучать, что бы поставить куда-то. Ты готовый специалист.
– Мой отец из бывших граждан. До шестнадцати лет он обучался в спецшколе. А потом, когда родилась я, ему захотелось поделиться своими знаниями со мной…
– Говорят, ты знаешь даже несколько языков. Это правда? – Женщина с интересом наблюдала за колонисткой. Ей впервой видеть настолько образованную, и рассудительную недогражданку. В последние годы очень редко прибывали в колонию люди из бывших граждан. Можно сказать вовсе не случалось такого. Система работала исправно. Забраковок становилось с каждым годом все меньше и меньше.
– Да. Разумеется, государственный язык, немного немецкого и английский.
– Да будет тебе известно, что нации не существует. – Перебив, важно заговорила женщина. – Нет ни американцев, ни немцев, ни русских, никого нет. Все мы едины. Федерация едина. Переводчики нынче нам не нужны. Мы единственная Великая держава, нам переговариваться не с кем. – Опустив взгляд на планшет, женщина замолчала.
– На самом деле польза в знаниях есть, – Не сдержалась Аня. Обратив опять на себя внимание гражданки. – Разве знания могут навредить человеку? Вот вы создали закон, при котором неграмотный колонист может стать гражданином. А вы не подумали о том, что вы будете делать с нами? Ничего не умеющих, кроме грязной работы. Какую работу вы предложите мне? Что получу я? Ну, возможно, благодаря моим знаниям у меня будет больше шансов. А что будет с теми, кому не повезло, как мне и у кого не было таких отцов? Что, неужели они продолжат ту же работу, которую выполняли здесь? Только отныне они будут это делать в статусе гражданина?
Голубые глаза женщины помрачнели. Ей явно был не по душе этот разговор. Она привыкла, что недограждане, всегда помалкивают и поддакивают, что им не скажут. Но Аня ведь не была, как все и молчать она не собиралась.
– Ты хочешь сказать, что закон, изданный президентом Власом это глупость? Ты хочешь сказать, что наша Власть придумывает бессмысленные и глупые законы?! – Глосс женщины чуть повысился и звучал надрывно.
– Нет. Разве смею возразить? – Торопилась оправдаться Аня. – Я просто считаю, что каждый закон должен иметь не только смысл, но и быть на благо и на пользу. – Растерянно девушка. Не хватало еще получить выговор из-за своего длинного языка. Хотя, может тогда она лишится прав, и это спасет ее?
– Я все поняла. – Резко ответила женщина. – У тебя есть свое мнение. А это не есть, хорошо. – Женщина подалась вперед, внимательно взглянув на девушку. – Анна, да будет тебе известно, что мнение гражданина совпадает с мнением Власти, оно никогда ни при каких обстоятельствах не должно расходиться! То, что думает, делает и какие законы принимает президент Влас всегда должно быть одобрено и принято гражданами. Чтобы он не делал, чтобы он не предпринял, его мнение превыше всего. Федерация выше всего, выше твоего мнения, твоих интересов. Если ты, моя дорогая, не усвоишь это, то в скором времени твоя жизнь в городе будет не долгой.
Отказаться от собственного мнения. Не иметь собственных интересов. Наверное, это будет пострашнее жизни в неволе. Определенно, Аня не способна стать ячейкой идеального общества. С каждым новым днем она все четче осознает это. Лишиться своего мнения, голоса и права Аня не собиралась.
– Простите, могу ли я задать вопрос? – Подала голос Анна.
Женщина с любопытством взглянула на девушку. Затем молча кивнула.
– Много колонистов уже было отправлено вами в города?
– Что за странные вопросы, – скривилась женщина. – Тебе хорошо известно, сколько лет действует закон. Не трудно посчитать, что отправленных нами добровольцев недосчитать, как много. Такой шанс дается не каждому и все, поверь мне, желают им воспользоваться.
– Так ли все?
– Абсолютно!
– И ни одного, кто бы посчитал, что недостаточно достоин или просто отказался покидать колонию ради семьи и близких?
Женщина напрягла и без того каменное лицо. Ее явно застал врасплох заданный вопрос.
– Что тебя конкретно интересует, девочка?
– Если бы кому-то пришло в голову отказаться от своих прав, не воспользоваться белым билетом. Что в таком случае было бы с колонистом?
Женщина молча выслушала девушку и еще некоторое время молчала, будто бы обдумывая заданный вопрос. Аня не верила в то, что совсем никому не приходила в голову та же мысль, что и ей. Остаться в колонии с семьей и искать счастье здесь.
– Тебе известно, что все законы направлены на то, что бы Федерация процветала. Что бы мир и благополучие распространялся по Большому континенту. Любой, абсолютно любой закон или правило имеет смысл. И абсолютно любой обязан подчиняться законам и правилам. Отказ расценивается как неповиновение Власти. Это бунт и не подчинение. Не принятие закона, значит не принятие всей конституции государства. А ты прекрасно знаешь, что бывает с бунтарями и смутьянами.
Здесь Аня уже ничего не сказала. Ответ ей был ясен. Выбора нет, раб всегда остается рабом.
Вернувшись на прачку, она уже твердо была уверена в том, что выбора у нее нет. Никогда не было. Это, кажется, создается иллюзия, что выбор и право выбора есть. А что на самом деле? Отказ приравнивается к непокорности и смутьянству? И тогда ее накажут, лишат всего, что было и остается самым дорогим. Что может быть хуже, чем оказаться в стенах, где ее будут окружать бездушные куклы, лишенные чувств? Какую ячейку общества она займет там? Кем она пригодится? Как сможет существовать и изображать ту же преданность и непокорность?
А может воспротивиться? Взять и вычеркнуть себя из списков? За мелкую провинность никто не лишит семьи, а вот лишить белого билета…
– Ну, рассказывай! Ничем не хочешь похвастаться? – Язвила Хельга.
Когда Аня вошла в душное помещение, все женщины были в ее внимании. Не каждый день, кто-то из бригады отправляется в новую жизнь. Проклятую жизнь. Ад, про который рассказывал отец.
– Ничего особенного, задали пару вопросов. Я прошла небольшое тестирование, запомнила анкету и все. – Пробормотала Аня, принимаясь за работу.
– А о чем спрашивали, что ты говорила? Ну, рассказывай не томи! – Хельга была обижена на Аню, но любопытство ее куда сильнее гордости.
– Изучили мое досье. Спросили, откуда у меня такие обширные знания? Я ответила. И еще, – Аня отвела подругу в сторонку, – я спросила, могу ли я отказаться, так вот, это невозможно…
Взгляд подруги потускнел, недавно горевшая искорка постепенно угасала.
– Прям так и спросила?
– Ну не совсем, да какая разница, главное ответ. Отказ приравнивается к неповиновению! Несправедливо…
– Дурость какая-то, – фыркнула подруга, – почему это одним все, а кому-то ничего! И вообще, с чего это они судят нас всех только по поступкам других!
– Вот и я того же мнения, все достойны, и прав должно быть у нас гораздо больше!
– Что же ты не сказала это им это? – Фыркнула Хельга, не желая слушать Аню.
– Я так и сказала. А еще, что все колонисты имеют право быть образованными. А не только избранный народ.
– Что прям так и сказала? – Удивленно Хельга. – Сказала это им? Гражданам? – Усмехнулась девушка явно довольная тем, что возможно натворила подруга.
– У меня есть мнение, и я им поделилась.
– Ты что совсем спятила?! – Возмутилась мать. – Как ты вообще в голову себе такое вбила! Да ты должна была молчать, как мышка! Ты хоть понимаешь, что своим вольнодумием…
– Да ничего страшного я просто высказала свое мнение. Мне дали совет.
Дальше женщины не стали присутствовать при разговоре матери и дочери, продолжая свою работу, даже Хельга перестала с любопытством наблюдать за спором. Мать крепко схватила дочь за руку, выводя на свежий воздух.
– Ты совсем ума лишилась? Что ты там такое наговорила? А если будут последствия, а если тебя лишат прав?
– Мама как ты не поймешь, да не хочу, я ни в какой город и не хочу никакой свободы! – Процедила Аня. Она была опустошена тем фактом, что выбора нет, и ей придется сказать да. И плясать под дудку дурацкой системы. И только опорочив свое имя, навредив себе, Аня может освободиться от дурацкого белого билета и ненужного статуса.
– Нет никаких шансов и никакого выбора! Тебе предоставили единственную возможность, и ты обязана ей воспользоваться, невзирая на собственное мнение. У тебя нет, и никогда не было своего мнения, ты ничего не можешь! А только следовать законам и правилам! – Вскрикнула мать, крепко вцепившись в руку дочери.
Как же хотелось, что бы мама поняла, что не нужна Ане никакая свобода без них. Как же хотелось, что бы мама знала, что там ад. Кошмар, ужасная жизнь полная страданий и лжи. И такую жизнь мать хочет своей дочери?
– Там тебе будет гораздо лучше, – твердо мать.
– Может я сама решу, что лучше для меня?
– Выкинь из головы все дурные идеи и смирись. Я сказала, нет выбора! Ты должна выбраться отсюда и жить в свободе. Разве ты бы не хотела этого для своих детей?
– Я бы не стала делать выбор за них.
Ясно, что мать желает только лучшее для ребенка. И несмотря на то, что взгляды у обеих сторон расходятся, мать всегда права.
– Папа такое рассказывал, да жизнь горожан ад в сравнении с нашей! И ты предлагаешь мне так жить? – Аня твердо решила для себя остаться в колонии. Вот только бы придумать, как навлечь на себя нарушение достаточного, чтобы ее вычеркнули из списков и при этом не лишили семьи.
– Я так и знала, что эти разговоры ни к чему хорошему не приведут! Анур во всем виноват, со своей учебой! Если бы не он, то… Не даром колонисту нельзя учить больше положенного. Вот почему, что бы думали по меньше и помалкивали!
– Выбор есть! Вот, например, возьму и не пойду работать, пусть накажут, пусть лишат всего! – Упрямилась Аня. Она выставила руки по бокам, наседая своим упорством. – Я, напротив, только рада, что отец научил меня! Да благодаря ему, я вижу, а не слепа, как вы все!
– Анна, прекрати, ты все равно не можешь, нельзя…
Женщина перестала напирать. Голос ее звучал мягче.
– Не вижу препятствий. Это мое право и я желаю им воспользоваться! Сейчас же возьму и нарушу административный закон или устрою склоку на глазах у охраны. Пусть выпишут штраф или нарушение и тогда…
– Не вынуждай меня… Аня, не навреди своим вольнодумием! – Шептала женщина. В ее взгляде читался страх. Откуда было столько ужаса в ее глазах. Что плохого в том, что дочь останется в колонии? Лишит себя и своих детей прав на свободу. Аня готова взять такой грех. Она уверенна, что ее ребенок не будет корить и обвинять за неволю, как в случае с Хельгой. Напротив, только благодарен.
– Да что в этом такого? То, что я единственная, кто не хочу покидать колонию, не значит, что я предатель! Я не лгу, не вру, а признаю то, что я не готова быть идеалом нации! Я готова остаться с вами здесь и никогда не увидеть чистого неба! Мне нравится жить здесь! Я горжусь тем, кто я есть и не стыжусь быть прачкой! Мама! – Аня была настолько полна решимости, что была готова прямо сейчас что-то нарушить, и наконец услышать заветные слова, которые повлекут наказание и навсегда заточат ее в колонии. Получение административных штрафов или нареканий считается мелким нарушением закона. Это, как правило, ничего серьезного за собой не влечет, кроме как пунктика в досье. Но если имеется статус кандидата, то определенно это может повлиять на дальнейшую судьбу. И вот если Аня что-то подобное совершит. Что-то не столь страшное. Прямо сейчас, крикнуть что-то, сломать, повздорить…
– Аня, я беременна! – Выпалила мать, едва сдерживаясь.
Аня резко оборвала ход мыслей, и порыв ее стремлений прекратился. Наступила тишина.
То ли радоваться, то ли нет. В одну секунду девушку переполнили куча эмоций. Сперва, шок, затем осмысление и после радость. И все это сменялось, вереницей.
Еще вчера она волновалась о принятии решения стать гражданином. Перебирала все за и против, искала верные решения, лишь бы не ошибиться. После, осознав, что не способна, корила себя за то, что не имела вовсе прав. Искала пути к отступлению. И казалось бы, вот она веревочка, что способна вытянуть ее из пропасти безысходности. Долгожданный глоток воздуха. И вот голос матери, доносившийся над потоками вод, заставил ее вновь погрузиться на самое дно.
– Мама! – Воскликнула Аня. Она даже рот прикрыла от того, как громко сказала. Охранники стали внимательно наблюдать за женщинами.
– Но как же! Это же… это такая новость, это так…
И тут до девушки дошла вся суть. Вся горечь этой новости.
В ту самую секунду, как она ее узнала, в ту же самую секунду и поняла – выбора нет…
– Теперь ты понимаешь? – Твердо мать спросила.
– Мама, почему ты молчала? Знала и молчала?
– Я понимаю, ты переживаешь за нас, но и меня пойми, если бы не это, – с этими словами она стала гладить свой тощий живот, – я никогда не пошла против твоей воли. Выбора никогда у нас не было, милая. Мы должны делать то, что нам велят.
***
Мама беременна! Это хорошая и в то же время не самая счастливая новость. Родители вынуждены жертвовать, скрываться и все что бы сохранить свободу новому ребенку.
Аня сидела на траве, обняв колени. Невыносимая жара не спадала даже поздним вечером.
– Ты знал? – Печально спросила она.
– Не так давно, – с грустью ответил отец.
– А если бы я что-то предприняла и лишила это дитя шансов? – Аня внимательно посмотрела на отца. Сколько боли было в его глазах. Понятно ему дороги оба дитя, но он никак не мог сделать правильного выбора. Спасая одного, другого убивает.
– Мы не хотели обременять тебя и заставлять делать поспешные выбор. А так право оставалось за тобой. Все наладится. – Вот только было не понятно, кому предназначались данные слова. Ануру или дочери? – Возможно, впереди тебя ждет хорошая жизнь. Быть может, все мы ошибаемся и граждане гораздо счастливей нас. – С печалью в голосе произнес Анур. Кого он обманывал. Жизнь граждан не чуть не лучше недограждан. Напротив хуже.
– Еще вчера ты уверял меня в обратном…
Девушке с трудом верилось в это. Зная пару фактов, ей уже не хотелось свободы. А ведь она искренне верила свой последний шанс. Что все еще не потеряно, и она может остаться здесь.
– Я не хочу…
Глядя на отца, Аня видела то, о чем думал, что чувствовал он. Анур не хотел, чтобы она уезжала. И так же не хотел, чтобы дочь становилась гражданином. И у него так же не было выбора.
– Это не справедливо, почему я должна вас покидать?
– Закон, есть закон.
– Последние дни я думала о том, как избежать прав, остаться в колонии, выход нашелся, увы, не самый лучший. Но я была уверена и была готова пойти на риск ради вас. Как бы я не противилась, я все равно вас покину. А вы останетесь одни.
– С нами будет ребенок, мама будет в заботах о нем, а не сидеть в слезах по тебе.
– Я не хочу потерять вас.
– И не потеряешь. Просто мы останемся здесь, а у тебя начнется другая жизнь. Только постарайся сделать ее такой, чтобы все было не напрасно.