Лето, в котором снова ты

Сбавив шаг, Варя заговорила: «Видела твой взгляд, когда Аринка убежала. Ты ведь недавно здесь, и знать не знаешь, отчего она такая. Она не всегда такая злющая была. Заносчивая, да, но не злая.

Иван-Овчина Телепнев Оболенский во дворце появился немного погодя после свадьбы князя нашего с Еленой. Сестрица его – подруга Глинской, самая близкая. Елена уговорила мужа, и перевезла ко двору почти всю родню и всех близких. Он ей отказать не мог.

Однако ж жёнушка его хоть и уважала, да сердце девичье просило иного. Приглянулся ей Иван.

А Иван-то не промах. Как при дворе появился, столько девушек покорил сладкими речами да пригожим лицом… Аринка наша влюбилась без памяти в него, совсем другая стала. Добрая какая-то, улыбчивая, счастливая. Он ей то цветочек подарит, то гулять позовёт. Стали они с нею любовниками, да ненадолго.

Вскружила голову Ивану жизнь придворная да молодая княгиня. Смотреть ни на кого больше, кроме Елены, не хотел, и от Арины стал сторониться.

Она, конечно, плакала, да что было поделать… А потом узнала она, что понесла от него. Сообщила ему, да он только посмеялся над нею, да пригрозил не лезть к нему. Сказал, что не любит её и не любил никогда, а только развлекался, и что Елену он любит. Да, при всём честном народе так её опозорил…»

Варя покачала головой, будто прогоняя возникшие перед глазами картины из прошлого.

– Она тогда отпросилась у Анисима и уехала. Навроде как домой. Только не было её там. Отправлял Анисим гонцов, хотел было ворачивать девку на работу, да родители и знать не знали, где она, дома не появлялась. Долго её не было, почитай месяца два. Вернулась потом, и уже без ребёнка под сердцем. Ходит всегда мрачнее тучи, ни с кем не говорит особо. А если говорит, то всегда будто ужалить хочет. Чтобы не ей одной плохо было. Только со Светланой она такая же, как была. Подруга она её с пеленок, рядом в зыбках качались. Ей одной она верит. А Ивана возненавидела.

Варя остановилась и повернулась к Оле.

– О том все знают, да стараются ей не напоминать о том позоре и том горе. Зря дед Остап ей такое сказал…

Оля понимающе закивала головой. Так отчаянно жаль вдруг ей стало Арину. Стерва, конечно, но что ей пришлось пережить… Нелюбимая и отверженная…

– Так что ты, Олюшка, не серчай на неё, что она укусить всегда старается. Несчастная она, вот и злая. Не стать вам с ней подругами. Так хоть ты знать теперь будешь, пошто она к тебе да ко всем цепляется.

"…Вот, значит, за что она мстит. И не Глинской, а им обоим…"

Оля поблагодарила подругу за рассказ и поспешила покинуть сад. Многое нужно было обдумать.

***

1529 год.

Стыдливо сжимая кровавую пеленку между ног, в келье лежала девушка. Растрёпанные волосы разметались по подушке. Громкий надрывный плач её чуть приглушался подушкой. Рядом у изголовья сидела монахиня и гладила её по голове, утешая и приговаривая.

– Ничего, это ничего. Уже всё позади. Скоро боль уймется. И жить станешь, как прежде.

Девушка замотала головой.

– Не будет уже как прежде! Никогда не будет!

– Конечно, рану твою сердечную даже время до конца не излечит…

Девушка не отвечала.

– Хочешь справедливости? Ты можешь отомстить за себя и своего ребёнка!

– Могу? И как же?

– Я тебя научу. Чтобы он испытал такую же боль, что и ты.

– Даже проколи я его копьём насквозь, это и сотой доли не составит от того мученья, что он мне причинил!

Ведьма похлопала её по плечу, призывая перевернуться и посмотреть на неё.

– Ээээ, нет, подруга. Ему вредить и не нужно. Ты ведь потеряла и ребёнка, и любовь? Так пусть он потеряет то же, что и ты! Гляди…

Ведьма достала большое блюдо, капнула на него из маленькой склянки, и вода быстро затянула дно полностью. На поверхности зачарованной воды появился Иван, входящий в покои княгини. Нежно поцеловав любимую, он положил руку ей на живот.

– Что это?

– А сама не видишь? Пока тебя во дворце не было, весть разнеслась – беременна княгиня. Ждёт наследника. Только вот… Не князя то сын. А Ивана.

Арина зло ударила по блюду, расплескав воду волшебными яркими искрами.

– Изведи Елену и её дитя, медленно, чтобы она мучалась и боялась. Тогда ты будешь отомщена.

– Ты поможешь мне, матушка?

– Помогу, бедное дитя, помогу…

***

Ни седмицу спустя, ни другую княжеский отряд из Казани так и не вернулся. Вестей и гонцов от них не было.

Оля места себе не находила от неизвестности. Один раз она даже ходила в барак, где жил Саша, пытаясь найти склянку с заговоренной водой. Ей необходимо было сообщить бабе Груне о своих подозрениях. Однако перерыв все вещи и сумки заветной склянки она так и не обнаружила. Скорее всего Саша забрал её с собой.

"Что ж так долго-то они в своей Казани… "– всё чаще пролетало в мыслях у Оли.

Отвлекаться от грустных и тревожных мыслей ей помогала работа. Часто она задерживалась в мастерской допоздна. Тогда ей ненадолго удавалось представить, что ни в какое средневековье она не попадала, а просто, срывая дедлайны, делает большой заказ.

Корпея над очередным тяжёлым и красивым выходным платьем для княгини, она невольно залюбовалась своей работой.

"Вернусь – для театра такое же сошью. Шикарный фасон получился! "

– Дааа, какую ж красоту ты создала! – похвалил Степан, – княгиня будет довольна.

Оля вздрогнула, обернувшись. Она и не заметила, как все разошлись, и остались только они вдвоем с чеботарем. Взяв себя в руки, Оля кивнула в благодарность за похвалу и улыбнулась ему.

– А посмотри, Оленька, какие я для твоих прелестных ножек туфельки сделал!

Оля с удивлением и любопытством посмотрела на подарок Степана: зелёные, из мягкой кожи, на каблуке–рюмочке. Простые, без вышивки и камней, но изящнее, чем у любой другой девицы при дворе.

Оля подняла на парня вопросительный взгляд, не спеша принимать подарок.

– Ты, наверное, в толк не возьмёшь, отчего это я туфли для тебя сделал…

Степан замолчал. Вопрос её он понял, а как на него отвечать – пока не знал. Оробел вдруг в момент, позабыв все слова, какие знал.

– Оленька, мне… Заботиться о тебе хочется. И красоту тебе дарить, твоей дивной красы достойную!

"Ого… Это было даже круче, чем "я тебя люблю", – озадаченно подумала Оля.

Конечно, она догадывалась, что нравилась Степану, очень уж явно он проявлял свой к ней интерес. Но эти слова – "Хочу о тебе заботиться "– стали для неё откровением и неожиданностью.

В груди тоскливо заныло.

Оказывается, от Сашиного равнодушия при встрече с ней, от слов, что любит, как сестру, от того, что сторонился близости, там так давно болело…

Степан осторожно взял её за руку, и поднёс к губам. Тёплым поцелуем согрел кожу внезапно озябших пальчиков.

– Не люб тебе – так намекни. А люб – так пойдём вечером на костёр вместе? Снова сегодня ребята собираются. Петь будут…

Вопрос Степана был полон надежды и ожидания. Отвергнет или нет?

"Люб или не люб, вот в чем вопрос… В какую ж непростую ситуацию ты меня ставишь, Степан… "– подумала Оля, ощущая горечь от того, что не может быть с ним честной.

Думать о будущем и о возвращении домой не хотелось, ибо туманные перспективы не давали даже гарантий на дальнейшее выживание. Ей хотелось сейчас жить в моменте, просто чувствовать себя нужной, важной и любимой.

Скрепя сердце, Оля кивнула в знак согласия и с улыбкой посмотрела ему в глаза. Степа от переизбытка чувств сгреб девушку в охапку, счастливо засмеялся и закружил. Оля беззвучно смеялась вместе с ним, чувствуя, как за спиной вновь вырастают обрезанные крылья.

***

На подступах к Казани отряд княжеский попал в засаду. Отбились, прошли в город на разговор к хану. Договориться не смогли, да снова уехали ни с чем. Много из отряда было убитыми и ранеными. Среди них в повозке со стрелой в плече, в бреду от жара и боли, лежал и Александр Калинин…

Глава 11. По спирали

Геленджик, июль, 2018 год.

"Доброе утро пациентам отдела травматологии! =D"

Сообщение от Саши заканчивалось хохочущим смайлом.

– Кто там тебе пишет в такую нечеловеческую рань?! – недовольно пробурчала в подушку разбуженная подруга. Пришедшая в номер на цыпочках, сильно после полуночи, она просыпаться пока ещё не планировала.

– Это Саша, – ответила Оля немного отрешенно, набирая ответное сообщение.

– Тот забавный толстячок?

– Не, второй.

– Уууу, у нас тут курортный роман намечается? – Элька игриво стрельнула глазками в сторону Оли.

– Кто бы говорил! Ты со своим плейбоем вчера до скольки тусовалась?

Элька мечтательно посмотрела в потолок.

– Оль, он такой классный! Мы всю ночь гуляли по набережной и разговаривали, разговаривали…

– И?

– И целовались…

В комнате раздался приглушённый девичий визг.

– Аааааа! Как я рада за тебя!

Оля перепрыгнула через проход на кровать к подруге и обняла её.

– У тебя такой вид счастливый!

– Как думаешь, он захочет продолжить наше знакомство, когда вернёмся в город?

Вопрос повис в воздухе, не найдя ответа, когда раздался стук в дверь.

– Уборка номера что ли? – недоуменно прошептала Оля, и чуть громче спросила: "Кто там?"

– Это я, почтальон Печкин!

– Принёс журнал!

– Мурзилка!

Засмеявшись Оля дохромала до двери и открыла. На пороге стояла вся компания мальчишек, с которыми они познакомились вчера.

– Оооо, это мы удачно зашли, тут у девчонок пижамная вечеринка! – не дожидаясь приглашения Саша Пухляша втанцевал в номер, – а мы вам тут пиццу принесли.

Элька, мгновенно пободрев, схватила сумку и в одном халатике ускакала в ванную, приводить себя в порядок.

Ребята тем временем расположились на диване.

– Какие у вас планы на день? – поинтересовался Вадик, – мы тут прибежали пораньше, чтобы вы на пляж не успели уйти.

– Я теперь на пляж не ходок после такого пореза. А Эля может и пошла бы. Что она точно на сегодня планировала, так это отоспаться после "бурной ночи"…

Вадик порозовел кончиками ушей, шмыгнул носом и улыбнулся той самой блаженной улыбкой влюблённого идиота, над которой потешаются приятели и которой так ждут барышни.

Всем сразу стало всё понятно, но будучи взрослыми воспитанными людьми, все тактично промолчали.

Примерно секунд 5.

После чего оба Саши прыснули со смеху и дружески похлопали друга по спине.

– Да ну вас, придурки… – отмахнулся Вадик.

Калинин подмигнул Оле и спросил:

– Если не собиралась на пляж, чем хотела заняться?

– Хмммм, дай подумать… У меня ещё неделя отпуска, оплачен номер в гостинице… Точно! Я буду сидеть под кондиционером, есть мороженое и смотреть кино. Иногда спать. Чтобы не думать о том, как обидно приехать на море – и не купаться.

Саша Пухляша был категорически несогласен с такими перспективами.

– Ну в смысле это?! Я тут, а ты собралась тухнуть в номере и мороженое под мелодрамы трескать? Так не пойдёт. Предлагаю следующую программу мероприятий: сейчас все завтракаем, отпускаем нашу сладкую парочку, а сами едем гулять на набережную.

– А мне ходить больно… – попыталась возразить Оля.

– А я тебя на плечи посажу. Заодно чаек лучше с высоты рассмотришь, – парировал Санёк.

– А что потом?

– В бар, в ресторан – куда душа пожелает, на ручках отнесу!

Оля недоуменно покосилась на Калинина. Вчера ей показалось, что она понравилась ему, а сегодня держится отстранённо… И второй Саня как-то подозрительно активизировался, если не сказать, что в открытую флиртует.

Саша перехватил её взгляд и тут же отвернулся, пряча сожаление в глазах.

– Так, ребят, что происходит?

В этот момент, дыша духами и туманами, из ванной выплыла Элеонора. Как в замедленной съемке подошла к Вадику, нежно положив ему руку на плечо. Тот прижался щекой к её руке, одарив её совершенно коровьим взглядом, с поволокой влюблённости и лёгкого полоумия.

Саша Пухляша высказал "буэээ"от этой приторной сцены. Оля и Саша только переглянулись и спрятали улыбки в кулачок.

Вадик и Элька поднялись с дивана и ушли завтракать в бар-ресторан отеля. Оля же осталась в компании Александров, снедаемая вопросами.

– Итак, господа, я хочу объяснений

– Не понимаю, о чем ты, – вскинул ладони Саша, и поспешно зажевал кусок пиццы, чтобы иметь официальную причину не разговаривать.

Оля перевела взгляд на второго Сашу и недобро прищурилась. Тот пожал плечами и тоже взял кусок пиццы.

Калинин тем временем встал с подлокотника, на котором восседал всё это время:

– Ну, я пойду, обещал сегодня одной команде составить компанию на партию в волейбол.

Тут Оля поняла, что ничего не поняла. Или, возможно, приняла вчера желаемое за действительное. Ощутив злость на себя саму за то, что успела себе напридумывать какую-то там взаимную симпатию, она язвительно поинтересовалась у второго Саши:

– Ну а ты? Разве не пойдёшь с ним? Ты же крутой волейболист.

Парни сникли, поняв, что дальше отмалчиваться бесплатно не выйдет.

Слово взял Саша Пухляша:

– Оль, ты не сердись на нас. Мы вчера поговорили с Саньком… Ты нам обоим понравилась. Он вчера был твоим рыцарем, справедливо бы было сегодня дать возможность тебе узнать меня получше.

– А потом типа выбрать того из вас, кто по душе?

Сашки сникли и кивнули, да так и не смели поднять стыдливо опущенные лица.

Оля встала и молча отворила дверь номера, жестом пригласив незадачливых кавалеров самоустраниться.

– Оль, ну ты чего… – пытался заговорить с ней Пухляша.

Калинин же вышел быстро, не глядя на неё, с гордо поднятой головой.

Оля тихо затворила дверь и отошла вглубь комнаты.

– Придурок… – прошипела Оля и сильно зажмурилась, чтобы не дать волю непрошенным слезам, – не буду я по тебе плакать! Не дождёшься!

Чтобы унять бушующие внутри неё гнев и обиду, она запрокинула голову и стала глубоко дышать и считать. Где-то к 50 считать надоело, глубокое дыхание стало доводить до зевоты, и Оля поняла, что успокоилась. Переодевшись в лёгкое летнее мини-платье и сделав макияж, она решила ни в коем случае не прятать в номере такую красоту, а сходить проветриться в сторону пляжного бара и вспомнить о цели приезда: отдохнуть и расслабиться, во что бы то ни стало. Примерив шляпку и подмигнув себе поверх солнцезащитных очков, Оля собралась выходить… И тут же получила в лоб дверью, которая резко открылась вовнутрь.

– Господи, Оля, прости меня!

Калинин подскочил, снял с неё помятую шляпу и с беспокойством осмотрел место удара. Шишка вылезать не собиралась, но лёгкий синяк обещал появиться через некоторое время.

– Вот за это простить? Прощён. Свободен.

Потирая лоб и шипя от боли, Оля встала, отказываясь от помощи Саши. Настроение, которое только удалось выровнять, снова стало поганым.

– Оль, послушай меня…

– И что же ты мне скажешь? Как решил мною поделиться с другом? Как каждому должно быть поровну? Как я решила, что понравилась тебе, но всё оказалось куда интереснее? Как я ждала, что ты напишешь и придёшь, а пришёл вот он и начал клеиться, а ты молча наблюдал?!!!

Высказавшись, Оля сдулась, как лопнувший шарик.

– Дурак я, Оль, прости. Хотел, чтоб по справедливости было. Вдруг, он тебе больше понравится. Он же спортсмен, харизматичный, девчонки так в штабеля и ложатся…

Оля не удержалась и засмеялась.

– И правда дурак. Даже спорить не стану. Меня-то спросить вы не догадались?

Саша улыбнулся ей и спросил:

– И кто же из нас тебе нравится?

Вся храбрость схлынула куда-то. Вот он и спросил. Готова ли ответить?

Сердце застучало где-то в горле, пойманной птичкой, не давая вымолвить и звука.

"Как школьница на концерте перед Серёжей Жуковым… "– пронеслось в голове у Оли. Лицо вспыхнуло, и отчего–то стало так трудно смотреть ему в глаза. Пересилив смущение, Оля подняла взгляд на него и прошептала:

– Ты…

Саша смотрел на неё и не мог поверить. Она выбрала его. Стоит тут такая маленькая, но решительная, смотрит на него робко, но отчаянно…

– Повтори.

– Хочу быть с тобой!

Короткая фраза стала будто выстрелом, обозначающим старт. Будто только этого сигнала он и ждал, чтобы сорваться с места, прижать её к себе и больше никогда не выпускать её из своих объятий. Покрывать невесомыми поцелуями её лицо и ласково шептать её имя, не веря до конца своему счастью. Зарываться руками в шелковистые волосы и целовать, целовать её пухлые и нежные губы без остановки и без оглядки… До подкосившихся ног и сбитого дыхания, до головокружения и эйфории. До стукнувшего в голову осознания, что это будет явно чем–то большим, чем просто курортный роман…

***

Москва, август 1530г

Всполохи костра становились всё ниже, даря всё меньше тепла и света. На бревнышке рядом сидели Степан и Оля. Следя взглядом за красными языками пламени, мыслями Оля в эту минуту была далеко. Тревога за Сашу точила сердце и выматывала. С каждым днём его отсутствия она всё труднее могла сохранять спокойствие.

– Сызнова кручинишься, душа моя… Знаю, по брату верно тоскуешь, о нём сердечко твоё тревожится…

Степан погладил Олю по плечу, не смея на виду у всех прижать её к себе, чтобы не скомпрометировать.

Она кивнула, подтвердив его догадки и продолжая буравить взглядом еле тлеющий костёр.

– Не тужи, моя милая ласточка, скоро приедет твой братец, целый и невредимый!

Оля ни на секунду не верила, что всё будет хорошо. Только не с их везением и только не в этой политической обстановке. И сердце, чувствующее его, давно уже подсказывало, что случилась беда. Но всё, что ей оставалось – ждать, будучи в неизвестности.

– Стемнело уж… Айда по саду прогуляемся перед сном, – Стëпа проводил глазами несколько парочек, ушедших в темноту.

Оле встала и взяла его под руку, остро ощущая неправильность происходящего.

"Зачем я это делаю? Он, хороший, конечно, и мне с ним спокойно и радостно, но… Ведь я не могу быть с ним. Я или умру, или уйду – в любом случае разобью ему сердце".

Её мысли прервали нежные прикосновения, поглаживания по костяшкам пальцев, и последующий за этим поцелуй руки. Даже в темноте было видно, как горят у него глаза и с каким обожанием он смотрел на Олю.

Она отвела взгляд.

"Как же ты на мой счёт заблуждаешься, парень… "– пронеслось в мыслях у девушки.

Тропинка уходила всё глубже в сад. Тишина становилась звонче, а звуки ночных насекомых лишь сильнее подчёркивали этот контраст. Тем лучше слышно было звонкий шёпот двух заговорщиков, что притаились в тени деревьев чуть поодаль от тропинки:

– Не смей меня трогать! Я заплатила! Так убирайся ко всем чертям!

– Глупая девчонка! Это твой долг!

Оля замедлила ход и прислушалась.

Степан тем временем самозабвенно слушал трели сверчка и созерцал природу:

– Послушай, дивно как стрекочет! Так сверчок зовёт свою любимую…

"Та помолчи ты!"– раздражённо подумала Оля, однако Степан в своём желании разбавить тишину был неудержим.

"Вот же черт, спугнет ещё своей болтовнёй! Ладно, я об этом обязательно потом пожалею, но сейчас это вынужденная мера!"

Оля развернула к себе Степана и поцеловала. От удивления он замер на мгновение, но затем притянул к себе девушку и ответил. Медленно, неторопливо, тягуче, позволяя Оле привыкнуть к себе и наслаждаясь моментом, растягивая удовольствие и эту тёплую негу от касания мягких и тёплых губ. Внезапно для себя самой Оля отметила, что тело отзывается на его поцелуй, в животе что-то робко дрогнуло, намекая на зарождение совсем не дружеских чувств.

Оборвав свои мысли "не о том", Оля вспомнила, зачем вообще поцеловала его и сосредоточилась на технической стороне вопроса, одновременно прислушиваясь к подслушанному разговору:

– Я отказалась тогда, а сейчас тем более не стану брать такой грех на душу! Тебе-то самой это зачем?!

– Не твоё дело. Ладно, давай не будем вредить княгине. Просто похить для меня дитя, когда оно родится.

Девушка в темном плаще сердито фыркнула и прошипела.

– И не думай о том! Нет у тебя ничего против меня, матушка, не давала я тебе клятв, кроме молчания, как и ты мне. На том и разойдёмся. Не учиняй мне беспокойства боле!

Вторая фигура в плаще слилась с темнотой ночи и будто бы растворилась среди деревьев.

Девушка же, шелестя плащом, пролетела мимо Оли и Степы, то ли не заметив их, то ли проигнорировав.

Оля разорвала поцелуй. Степан легонько провёл по её щеке большим пальцем и нежно заглянул ей в глаза.

– Оленька моя любимая…

И затем вновь поцеловал её, уже не так пылко, скорее бережно, как хрупкий цветок, который может осыпаться лишь от прикосновения. И снова – в самом сердце отозвались и его шёпот, и его поцелуй.

"Твою мать, вот это я вляпалась…"– пронеслось в голове у Оли.

Минуту нежности прервал пронзительный звук рога.

– Неужто приехали? Бежим скорее, там должно быть братец твой вернулся.

Оля стремглав бросилась по тропинке обратно в сторону двора.

***

Гонец с горном провозгласил:

"Готовьте лазареты и лекарей! На князя напали! Сам он цел, но много в отряде раненых. Повозка с ними на подходе. Остальные приедут к утру!"

Тут же началась суета, отдали распоряжения, стали готовить палаты и лекарства.

Сердце Оли защемило от тревожного предчувствия.

Спустя минут 15 на всех парах во двор въехала повозка. Загнанные лошади, с пеной у рта, хрипели и задыхались от того, насколько быстро и как долго им пришлось бежать. В случае с ранениями счёт идёт на минуты, а от Казани – не один день пути…

Воз был разделён перегородкой на две части. В одной части лежали тела погибших воинов, в другой с максимально возможным комфортом были уложены раненые.

Многих из тех, кто лежал с ранеными уже надо было переложить в отсек к мертвецам, да в пути некому было остановиться и сделать это. Так и лежали вместе: те, кто к смерти готовится, и те, кто её уже обрёл.

Подоспевшие мужики споро стали разгружать тела и относить их в баню на омовение, а затем живых переносили в больничное крыло. Возле повозки стоял удушающий, прошибающий слезу, смрад разложения и выделений.

Стоически терпя невыносимую вонь, Оля металась рядом, стараясь найти среди них Сашу и в глубине души надеясь, что здесь она его не найдёт.

"… Саша, ты жив? Ты здесь?… "

Ответом ей по-прежнему была тишина.

Вдруг взгляд зацепился за знакомый браслет на руке одного из… Трупов?!

Что-то внутри оборвалось, и Оля чуть не лишилась чувств от страшного осознания, что Саши больше нет.

На ватных ногах она подбежала к нему и беззвучно завыла, прижимая его голову к себе. Никто не смел её отогнать или сказать, чтоб не мешала. Мужики крякнули с досады, да продолжили своё дело, раненые ждать не могли.

"…Сашенька мой родненький, да как же это так… "

Слезы градом заливали лицо. Оля целовала его лоб и щеки, холодные, покрытые потом, уже почти совсем мертвенно бледные, отказываясь верить в произошедшее. Как вдруг на шее Саши, под её рукой дрогнула венка. Раз, другой, третий…

"…Тук–тук… Это пульс?… "

Оля приложила голову к груди. Тяжело и медленно, но сердце ещё билось. Саша дышал. Он был жив.

Девушка дёрнула к себе Степана и положила его руку на грудь Саши, показав, что сердце стучит.

Моментально сообразив, Степан позвал мужиков, и вместе они унесли Сашу из кучи тел в баню, а затем в лазарет.

Несколько дней и ночей Оля не отходила от постели Саши, напрочь позабыв о своих обязанностях при дворе. В ларце с ведьмиными снадобьями Оля нашла несколько особо ценных бутыльков с заколдованными снадобьями, которые помогали выжить, даже находясь на волосок от смерти. Ими она и поила Сашу строго по расписанию. А Степан строго по расписанию бегал к своей возлюбленной с едой в больничное крыло, одобряя её столь трогательную заботу о "родном брате".

Стрела, засевшая в его плече, обломилась при перевозке, а потому для извлечения наконечника местному лекарю пришлось сильно постараться и сделать операцию. Наконечник засел в плечевом суставе, раздробив его. Врач собрал его, как умел, а рану сверху зашил. Инфекция уже давно проникла в организм и истощила его силы.

Жидкость для сращения костей пришлось давать Саше через рот, так как прямого пути до кости не осталось.

После операции и снадобий у него начался жар и бред. Всё это время лекарь давал Саше размоченные и перетертые в кашицу хлебные корки с зелёной плесенью.

"… Антибиотики запатентовали только в 20 веке, однако ж знахари, очевидно, давно знали о них, и даже применяли… Хоть бы помогли только… "

Саша пришёл в сознание только на пятый день…

***

Оля вздрогнула, проснувшись от прикосновения. Саша слабой рукой потянулся к ней, спящей сидя возле его постели, и взял за руку.

– Оленька моя, ты здесь…

"… Здесь, хороший мой, я с тобой!… "