bannerbanner
Северный ветер. Том 1
Северный ветер. Том 1

Полная версия

Северный ветер. Том 1

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 8

Вопросом: ах ам васахтю́ им зю́льт? они интересовались, как у меня дела. Странно, но отвечать на него нужно было даа́, если все хорошо, и нин, если плохо. Я всегда говорила даа́ несмотря на то, что чувствовала себя отвратительно. Просто как сказать: «нормально» или «средне» я не выяснила. Всадники обменивались озадаченными взглядами, когда я пыталась объяснить это жестами. Казалось, что в их языке просто нет такого понятия, словно дела могли идти либо отлично, либо… никуда не идти, потому что ты – труп.

Из крайности в крайность…

Но как бы ни были заняты мои мозги новым миром, языком и спутниками с неестественно яркими глазами, по ночам, уткнувшись носом в меховую опушку плаща, я оплакивала оставленную за гранью жизнь. Перед взглядом проносились лица родных и близких, и я горевала и ругала Харона всеми известными бранными словами. И немного мечтала потерять память.

Оставшись наедине с собственными мыслями, я жалела себя из-за утраты, жуткой боли в пояснице и шее, ноющих суставов, обветренных рук и лица. Я упивалась жалостью, прекрасно понимая – это нужно прожить. Нельзя таскать горе в себе. Оно разрастется, заполнит тебя до краев и уничтожит, когда ты будешь наименее защищен от него.

По утрам всадники улыбались, делая вид, что не замечают мои красные, опухшие из-за пролитых слез глаза. Они разговаривали со мной ласково, терпеливо объясняли, когда я не понимала их, и везли… непонятно куда.

Чем ближе мы были к лесополосе, тем теплее становился воздух и меньше было снега. Иногда я замечала черную землю в прогалинах и искренне недоумевала – неужели за неделю наступила весна? Или мы едем туда, где теплее, чем в том адском местечке, где я оказалась с костлявой руки Харона?

Не мог чуть ближе к теплу скинуть, сволочь?!

На восьмой день пути от все еще далекой лесополосы отделилось три точки. Они двигались в нашу сторону, и я разволновалась. Но, увидев искреннюю радость в глазах спутников, немного расслабилась. Видимо, они знают, кто к нам едет. И когда ближе к вечеру три точки оформились в фигуры всадников, Аик пришпорил кайдаха́ра – так назывались существа, на которых мы путешествовали – и умчался прочь.

Я посмотрела поверх плеча на Гардаха. Он улыбнулся, почувствовав мою тревогу.

– Piharáh, mõrí. Sal vahnãrán.

Я согласно кивнула, поняв лишь пихара́хуспокойся – и посмотрела вслед Аику. Вечер вылил на мир сумрак, скрывая от взгляда молодого всадника и тех, кто ехал ему навстречу.

***

Я изумленно моргнула, когда прямо перед нами из темноты возникло строение из снега. Я могла поклясться, что на просматриваемой и уже не настолько заснеженной равнине увидела бы его! Откуда оно взялось?

Глядя на обнятые ночью бесшовные стены, я лишь сейчас задумалась – если на улице беспроглядная тьма, почему в доме, где нет ни единого источника света, не так?..

Нам навстречу вышел Аик в компании незнакомого мужчины. Тот сразу направился ко мне, приветливо раскинув руки, а я застыла в изумлении.

Нет, хорошо. Ярко-зеленые, ярко-голубые и даже желтые глаза – для меня это было близким к норме явлением. Но ярко-красные, мерцающие в темноте раскаленными углями, роняющие багровые отсветы на скулы…

– Mar mõrí! Avalés in áksast khar! Ah am vasahtü im zült?

Мужчина выполнил нехитрый ритуал приветствия и протянул руки, чтобы помочь мне слезть с кайдахара. Гардах мягко толкнул меня в спину, и я выдавила:

– Даа́. Авале́с ин а́ксаст кхар, мьари́в. Ах ам васахтю́ им зюльт?

– Daá!

Красные глаза полыхнули как костер, в который плеснули бензина. Я вспомнила, как однажды белки Гардаха заполнились жидким золотом. Это ни разу не повторилось за прошедшую неделю, но… Видимо, это тоже норма в этом мире? Значит, бояться нечего?

Вот же… Чертов Харон!

Проклинать божество прочно вошло в привычку…

Большие ладони обхватили мою талию и потянули. Я невольно вздрогнула – этот мужчина был гораздо горячее Гардаха. Обжигающе горячий на контрасте с уличным морозом!

Едва я оказалась ногами на земле, красноглазый обменялся неразборчивыми фразами с товарищами и повел меня в дом. Я вошла внутрь и повернулась, чтобы разглядеть его лицо и вздрогнула во второй раз.

Несмотря на то, что он радостно улыбался, его лицо добродушным или хотя бы приветливым назвать было крайне затруднительно. Наоборот – именно так в книгах описывают злодеев.

Из-за того, что густые брови нависали над верхним веком, казалось, что он грозно хмурится. И это делало его улыбку похожей на зловещий оскал. Резкие черты узкого лица с острым подбородком лишь усугубляли образ. А довольно длинные, небрежно зачесанные назад черные волосы и сузившиеся, полыхающие красным глаза завершали его, рисуя идеального разрушителя миров.

Я помотала головой, прогоняя дурные мысли, но страх, кажется, оклемался и потихоньку жрал мой пустой желудок.

Во взгляде всадника мелькнуло смятения. Лицо вытянулось.

– Ah mõrí?

В его немного трескучем, высоком голосе проступило удивление. Он прекрасно видел, как испуганно я таращусь на него.

Я дружелюбно улыбнулась и тронула его за руку. Всадник опустил взгляд на мои пальцы и снова перевел на лицо.

– Мар кахюма́н, мьари́в. Ахра́… афара́хт.5

Я указала на его полыхающие глаза. За спиной раздался голос Аика:

– Ah afaraárh, mõrí? Malt afaráh.6

Я хлопнула себя по лбу. Перепутала времена глаголов! Сказала всаднику, что боюсь его прямо сейчас. Но мне простительно. Грамматика нового языка без возможности записать хоть что-то корежила извилины.

Я медленно выговорила:

– Даа́. Афа-ра-а́рх. Саи́к им зура́ сале́ Дана Торрес. Ах саи́с, мьари́в?7

Красноглазый мужчина заулыбался. Я невольно хмыкнула – как быстро настроение всадников снова становится хорошим! Кажется, они просто не умеют долго печалиться или переживать! Особенно когда я говорю на их языке.

Интересно, Аик рассказал товарищам про наши… трудности в общении? Наверняка.

– Maritás Daár, mõrí.

– Марита́с Даар.

Всадник мелодично засмеялся. К нему присоединились остальные, и я смущенно улыбнулась. Нас отвлек новый голос, звонкий и чистый.

– Avalés in áksast khar, mõrí! Ah am vasahtü im zült?

Я повернулась к говорившему. Им оказался мужчина моложе меня, с желтыми как у Гардаха глазами и очень похожий на него. Точно родственники! Отец и сын, вероятно.

Черты его лица были округлыми, плавными, располагающими к себе, но в его взгляде не было доброжелательности – всадник казался настороженным и вымотанным.

Я повторила заученные фразы и приветственный ритуал. Собеседник не улыбнулся в ответ, и это удивило сильнее глаз Маритаса.

– Daá. Khaád Daár.

– Кхаа́д Даар.

Он кивнул и отступил в сторону, пропуская следующего мужчину.

Этот всадник был гораздо старше остальных, одаренный завораживающей красотой мужчин, которым идет возраст. В черных волосах, усах и короткой бороде блестела седина. В узорах морщинок угадывался крутой норов. В благородных чертах лица – спесь. Голубые глаза светились мудростью. Этому мужчине невольно хотелось поклониться!

Но адресованная мне улыбка была доброй, ласковой. И мне вдруг стало ужасно грустно.

Я вспомнила отца, оставшегося в другом мире… Маму… Всех родных… Даже кота!

Я сглотнула ком в горле, прижала ладонь ко лбу, а потом кулак к сердцу.

– Авале́с ин а́ксаст кхар, мьари́в. Ах ам васахтю́ им зюльт?

В ответ на приветствие всадник сделал нечто невероятное – сгреб меня в охапку и радостно гаркнул:

– Daá. Khar Djahár Daár.

Остальные мужчины расхохотались… а я вцепилась в Кхар Джаха́ра и разрыдалась. От усталости. Горечи на душе и боли во всем теле. Тяжести пережитого за последнюю неделю. Невозможности нормально с кем-нибудь поговорить, поделиться мыслями и чувствами, страхами, которые в одно мгновение ожили и принялись душить.

Я самая обыкновенная женщина! Совсем молодая, слабая и абсолютно беззащитная! Еще неделю назад у меня была совершенно понятная и простая жизнь. И вот я оказалась выдернута из нее против воли, по решению придурошного бога, и закинута в другой мир! Едва не умерла! Ничего не понимаю! Даже язык местных! Мне очень больно, одиноко и невероятно страшно!

Смех всадников стих. Они обменивались короткими репликами, и голоса их звучали растерянно. А Кхар Джахар обнимал меня и гладил по спине, приговаривая:

– Kastaráh! Vasará im zült ammált, harí ad üm khis.

Я ни слова не понимала, но голос мужчины звучал так заботливо, с таким отеческим участием, что слезы бежали все сильнее. Казалось, Кхар Джахар точно знает, почему я плачу. И искренне сочувствует.

***

Мне стало стыдно за устроенную истерику, и я покинула всадников, отказавшись от ужина. А в снежной комнате, которая была значительно больше предыдущих, хмыкнула, разглядывая полноценную двуспальную кровать из снега, выстеленную шкурами неизвестных животных. Села на край, прочесала пальцами длинный мех, глубоко вдохнула… и вздрогнула, когда от дверного проема раздалось:

– Ah mõrí?

Я повернулась к всадникам и вымученно улыбнулась.

Маритас указал взглядом на мою руку. Я тут же спрятала ее под плащ – покраснения на коже сменились жуткой сыпью, на месте шелушений появились кровоточащие трещины. Аик еще неделю назад отдал мне свои перчатки из толстой кожи, но этим невозможно было устранить полученный урон.

Я уже привыкла к тому, что все тело ноет – к чему переживать из-за жжения в руках? А еще я искренне радовалась, что у меня нет зеркала – совершенно не хотелось знать, что с моим лицом. Оно постоянно горело. Я чувствовала саднящую боль даже по ночам, когда спала.

– Sarí malér.

– Я не понимаю.

Аик обхватил свою кисть пальцами и с шипением втянул воздух сквозь зубы. Его брови изогнулись, придавая лицу мученическое выражение.

– А, понятно. Сари́ мале́р. Даа́.

Болит, очень сильно болит.

Всадники подошли к кровати. Аик сел рядом, а Маритас опустился передо мной на корточки и протянул руку. Я несмело взялась за нее. Мужчина провел кончиками пальцев по своим векам и прикрыл глаза, потом указал на меня. Я послушно закрыла глаза, не представляя, что он собирается делать. А в следующее мгновение охнула – мою кисть объял жар, словно я сунула ее в очень горячую воду. Каждую трещинку защипало, а воспаленную кожу зажгло.

Аик прикрыл мои глаза прохладной ладонью и шепнул:

– Sal vahnãrán, mõrí. Sal vahnãrán.

Я до сих пор не знала, что это значит, но то же сказал Гардах перед встречей с другими всадниками. То же он сказал, вытащив меня из сугроба… и я выдохнула, пытаясь расслабиться.

Всадники спасли меня. Заботятся. И даже если собираются принести в жертву своим богам… Разве сейчас у меня есть другой выбор, кроме как довериться им?

Моя кисть в руке Маритаса тем временем горела все сильнее. Я терпела, сжимая зубы. И когда показалось, что больше не выдержу, всадник выпустил мои пальцы и взял вторую руку. С ней произошло то же, что с первой. А когда все закончилось, Аик убрал ладонь от моих глаз. Я посмотрела на него, потом на Маритаса и проглотила испуганный крик.

Огонь в глазах всадник рвался на волю и должен был опалить ресницы и брови, а лицо…

МНЕ НЕ ПРИВИДЕЛОСЬ!

Кожа на его лице в нескольких местах только что срослась!

Какого… Да кто они такие?!

Стало трудно дышать. Маритас словно почувствовал это и посмотрел на мою грудь, потом на Аика. Тот осторожно толкнул меня плечом и кивнул на мои кисти. Я опустила взгляд и ахнула, пораженная до глубины души.

Краснота и сыпь исчезли, а трещинки и ранки зажили! Даже мозоль от шариковой ручки на безымянном пальце пропала! Кожа стала мягкой и нежной.

Я сгибала и разгибала пальцы, боясь поверить, что больше не болит.

Как прекрасна жизнь без боли! И почему мы ценим ее отсутствие только когда ПЕРЕСТАЕТ болеть, а не просто НЕ БОЛИТ?

Я подняла восхищенный взгляд на Маритаса.

– Ты… целитель? Лечишь людей? Но… как?

Он смущенно улыбнулся и указал на мое лицо. Я прижала ладонь к щеке и с мольбой выдохнула:

– Даа́.

Маритас снова попросил закрыть глаза, а Аик уселся на кровать позади меня и мягко надавил на веки прохладными пальцами. Они явно не хотят, чтобы я видела… Что? Что происходит с лицом Маритаса во время лечения? Любопытство было таким сильным, что я готова была отпихнуть руки Аика, чтобы подсмотреть, но, когда ладони лекаря легли на мои щеки, думать об этом забыла. Лицо словно кипятком окатили. Я зажмурилась и глухо застонала.

На этот раз лечение заняло больше времени. На лбу выступила испарина, и я терпела из последних сил. А когда вместе с ладонями Маритаса от лица ушел жар, дождалась, когда Аик уберет пальцы, и посмотрела на целителя. Он улыбался, разглядывая меня с нескрываемым удовольствием.

Я провела ладонями по щекам и лбу, коснулась пальцами зажившей губы… и всхлипнула, готовая броситься ему на шею.

– Мюрика́с8, Маритас Даар!

Мужчины засмеялись. Аик пересел на край кровати и тоже принялся разглядывать меня. Я смущенно пробормотала:

– Почему ты так смотришь?

– Ah salé büdór, a?

– Salé büdór, mãrív.

Мужчины обменялись лукавыми улыбками, и я поняла – мне только что сделали комплимент. И ОЧЕНЬ ЗАХОТЕЛА, чтобы под рукой оказалось зеркало!

Я думала, Маритас на этом остановится, но его цепкий взгляд прощупал мое тело. Он положил ладонь себе на поясницу и вопросительно приподнял брови. Я быстро закивала под его веселый смех.

***

Всадник лечил меня долго, а когда закончил с очередным участком моего уже далеко не измученного и уставшего тела, я с ужасом отметила, что его глаза ввалились, а под ними появились синяки. Его лицо сильно побледнело, а на висках заблестели бисеринки пота. Он потянулся к моей шее, но я помотала головой.

– Нин!

Всадник озадаченно моргнул, и я указала пальцем на его лицо. Маритас провел ладонями по впалым щекам и устало засмеялся.

– Mõrí, sar kahtahrí…

Я помотала головой.

– Нин! Мюрика́с9, но хватит! Ты и так много сделал для меня!

Аик что-то неразборчиво сказал товарищу. Маритас закатил глаза.

– Dal, kassaáh, pütõt!

Мужчины обменялись насмешливыми взглядами и повернулись ко мне. Я приготовилась отбиваться, если решат лечить силой, но Аик встал и направился к дверному проему. Маритас дождался ухода товарища и тихо спросил:

– Ah sarí malér, mõrí?10

И постучал кончиками пальцев по своей груди. И по его взгляду стало очевидно – он спрашивает не про кости и мышцы. Он спрашивает про то, что болит внутри. Душа, сердце… Что бы это ни было, он имел в виду это. И когда на мои глаза навернулись слезы, грустно улыбнулся.

Я кивнула, но, когда он протянул руку, помотала головой.

– Нин, мюрика́с, Маритас! Ты устал, и тебе нужно… сюн, поспать. А я…

Я прижала ладонь к груди и хрипло засмеялась.

– Я это переживу. Я справлюсь. Мюрика́с, спасибо!

Всадник кивнул, поднялся на ноги и направился к выходу. Я проводила взглядом его пошатывающуюся фигуру, все еще не веря в то, что только что произошло.

Выходит, я стала героиней не просто средневекового романа. В этом мире существует магия. Мозг упрямо не хотел в это верить, но проигрывал со своими хрупкими аргументами.

А я в очередной раз разозлилась.

Чертов Харон засунул обычную женщину в магический мир! И как мне его спасать?!

***

Я лежала на шкурах и пялилась в потолок, прислушиваясь к разговорам всадников. Порой узнавала отдельные слова, но общей сути не понимала.

Благодаря лечению Маритаса впервые за неделю я чувствовала себя прекрасно. По крайней мере, физически – на душе стало совсем паршиво, когда я поняла, чего стоила всаднику помощь.

Немалых жизненных сил.

После того, что он сделал, последние сомнения в том, что всадники не навредят, готовы были раствориться в воздухе. Но мозг, избавленный от физических страданий организма, решил пустить мысли в ином направлении.

Хорошо, не навредят. Почему так пекутся? Знают, что я попала сюда, чтобы спасти их мир? Знают ли они, от чьих посягательств на спокойное существование я должна его защитить? Или все-таки в жертву принесут? Во имя мира, естественно!

Противный голосок шептал: тебя используют, не сейчас, так в будущем, только так можно объяснить их БЕСКОРЫСТНУЮ заботу. И заглушить его было очень сложно. Потому что говорил он логичные вещи.

Я закрыла глаза ладонью и подавила стон.

Много чего можно придумать, не владея никакой информацией. А судя по тому, какими темпами я учу язык всадников, необходимые сведения добывать буду по факту в месяц.

Я зарылась в память, представляя огромный шкаф, заполненный книгами и коробками с воспоминаниями. В нем было очень мало свободного места, и я снова вспомнила про особенность мозга – записывать новые сведения поверх старых. Если бы только я могла избавиться от ненужных воспоминаний, чтобы освободить побольше места… Может тогда язык всадников дался бы легче?

Я беззвучно засмеялась и погладила мягкую шкуру ладонью.

Придумала тоже. Освободить место в «шкафу воспоминаний». Это невозможно, потому что нет никакого шкафа с коробками, которые можно выбросить.

Харон сказал: ты должна решиться на забвение. И судя по изложенной им хронологии событий, это должно произойти… после шага в Лиман? Или все же до? Да что вообще значит: решиться на забвение?

Я повернулась на бок и вздохнула, соскальзывая в сон и теряя нить размышлений.

Глава 4

Наше путешествие продолжалось. Через несколько дней пути зима уступила весне. Снега резко закончились, обнажая черную плодородную землю, и я еще долго оглядывалась назад, всматриваясь в прерывистую белую линию.

Разве такое возможно? Вон там снег лежит, а здесь его уже нет совсем…

Видимо, в этом мире – возможно.

Теперь по вечерам всадники выбирали поляны и разбивали кру́гом небольшие шатры из не пропускавшего ветер тканого материала. В центре лагеря обязательно разводился большой костер, но откуда мужчины брали для него дрова я так и не поняла. С собой, что ли, таскают, в сумках седельных…

Вокруг костра прямо на землю стелились пепельно-серые шкуры, на которых мы и ужинали. За едой я внимательно слушала разговоры всадников, пытаясь уловить знакомые слова и повторяя за ними произношение, и разглядывала походный инвентарь.

Глубокие и плоские тарелки и приборы были выполнены из серебристого и черного металлов. Вместо кружек – незамысловатые кубки без каких-либо украшений. Обычный закопченный котелок, в котором готовились каши и супы с неизвестными мне ингредиентами растительного и животного происхождения из запасов мужчин. Самый обыкновенный половник. А как-то раз, когда Аик вытаскивал вещи из своей сумки, я заметила альпинистский крюк и тугой моток бечевки.

Обычный походный рюкзак туриста, собирающегося в горы! Весь инвентарь всадников был вполне знаком и привычен, только казался… устаревшим? Средневековым, ага, да… Что за бред…

После ужина я уходила в шатер, ложилась на выстеленную шкурами землю, заворачивалась в плащ и бездумно гладила вышитого дракона, запоминая кончиками пальцев детали.

Мифическое существо было изображено со спины. Повернутую в профиль голову украшало пять пар рогов, две на верхней части лба и три по дуге от висков к нижней челюсти. От макушки и до двузубого окончания хвоста по позвоночнику тянулись крупные шипы. Крылья были раскинуты, но не развернуты до конца. Кожные перепонки лежали складками. Окружавшие дракона морозные узоры напоминали еловые лапы.

Изумительная вышивка, выполненная жесткой серебряной нитью, красиво мерцала на черной ткани. Мне не надоедало водить по ней пальцами, и за этим занятием я неизменно проваливалась в беспробудный сон. А по утрам просыпалась с невероятной легкостью в теле и голове и ловила себя на мысли, что кровати удобнее у меня никогда не было. И это немного пугало – уж слишком быстро я приноровилась к отсутствию удобств, привычных моему современнику. Хотя по смартфону, который потерялся где-то в снегах вместе с кошельком, все же скучала.

Я все еще плакала по ночам, отпуская прошлую жизнь. И наверняка буду плакать еще долго. А грустить, возможно, до конца своих дней…

С наступлением тепла меня сильно озаботила личная гигиена. А причина была простой – я начала потеть. Страшно хотелось с головой занырнуть в горячую ванну или хотя бы в достаточно теплый водоем… Да в любой на самом деле! Ужасно хотелось отмыться, хорошенько прополоскать волосы и выстирать вещи.

В светлое время суток я снимала плащ, оставаясь в дутой куртке, которую мои спутники разглядывали с нескрываемым любопытством. Они тоже избавились от зимней одежды, и я убедилась в верности давней догадки – всадники обладали внушительными габаритами и хорошо развитой мускулатурой, игравшей под одеждой при каждом движении.

Самым атлетичным оказался Гардах. Кажется, его бицепсы я не смогла бы обхватить даже двумя ладонями. Обгонявший его возрастом Кхар Джахар шел вторым в рейтинге, и я откровенно поражалась его потрясающей физической форме. В его-то годы! Гармонично сочетавший в себе мощь и мягкость Драха получал приз за третье место. Аик и Кхаад были, скорее, поджарыми, а Маритаса на фоне остальных я назвала бы жилистым. Но красноглазый мужчина все равно выглядел внушительнее спортсменов, истязавших себя тренировками ради красивого тела.

Вот только тела всадников создавались явно не в тренажерках. И, глядя на меч Аика, я сильно сомневалась, что они пользовались типичными спортивными снарядами на своих… занятиях.

Под плащами всадники носили одинаковые черные рубашки с серебряной вышивкой на воротниках-стойках и манжетах и черные кожаные штаны. Их талии обхватывали украшенные металлическими пластинами пояса в ладонь шириной. К ним крепились бурдюки с водой, кожаные мешочки и ножны с кинжалами. У Аика, Гардаха и Драха кинжалов было по два, и ножны сильно различались оформлением – одни явно были дороже. Мечи были у двоих – огромный у Аика и поменьше у Кхаада. У Маритаса за спиной висел колчан со стрелами и лук в налучнике.

Во время одной из ночевок Аик оставил оружие на шкурах возле костра и ушел в шатер. Я воровато огляделась – остальные мужчины были заняты своими делами – и присела на корточки рядом с пятифутовым мечом, рассматривая необычный волнистый клинок. И даже вспомнила, как такой меч называется – фламберг11. Откуда знание взялось в голове – непонятно. Наверное, из какого-нибудь фильма.

– Ah mõrí?

Я вздрогнула от неожиданности и хотела ретироваться, но было поздно – меня поймали на «месте преступления». Это выглядело бы странно по меньшей мере.

Аик присел рядом и вопросительно приподнял брови. Глядя ему в глаза, я несмело потянулась к мечу. Всадник кивнул.

– Dal.

Я завороженно погладила холодный металл, коснулась обтянутой кожей рукояти. Она была почти такой же длины, что и клинок, по которому бежала вязь кажущихся смутно знакомыми символов. Стоило коснуться одного, из кончиков пальцев к запястью потекла приятная прохлада, а в голове раздался тихий шепот. Торопливый, бессвязный, но кое-какие фразы мне разобрать удалось. И вот что странно – они звучали… на моем языке!

Я резво огляделась, но говорившего не увидела. Уставилась на оружие…

Со мной что, меч шепчется?!

Я отдернула руку и перевела недоумевающий взгляд на Аика. Он внимательно следил за моими действиями, как и Гардах с Кхар Джахаром, остановившиеся неподалеку.

– Мюрика́с!12

Я спешно выпрямилась и развернулась, чтобы уйти, но Аик поймал меня за запястье.

– Mar mõrí!

Я обернулась и уставилась на фламберг, который он мне протягивал. Всадник держал его одной рукой так, словно махина совсем ничего не весила!

– Dal, mõrí, tükáht!

В его глазах заплясали искорки смеха.

Я осторожно взялась за рукоять. Аик перехватил оружие за клинок, но не спешил разжимать пальцы. Смешинки не скрывали пристального внимания во взгляде. Он кивнул на мою свободную руку, и я схватила рукоять уже двумя руками. И согнулась пополам, когда всадник отпустил клинок – тяжеленный меч потянул к земле.

С тихим смехом Аик перехватил рукоять у самой гарды13 и помог мне придать мечу вертикальное положение. Я опасно покачнулась, и мужчина придержал меня свободной рукой за лопатки.

Я ошарашенно уставилась на громадное оружие. Как он им сражается?! Меч весит не меньше десяти фунтов!

В ладони проникла знакомая прохлада, а в голове…

Я нервно толкнула Аика плечом.

– Забери, прошу!

Всадник не шевельнулся.

Шепот в голове зазвучал отчетливее, и я испуганно воскликнула:

– Забери его, Аик!

Мужчина выхватил оружие и отступил на шаг, пытливо всматриваясь в мое лицо. Тем же занимались и Гардах с Кхар Джахаром – я чувствовала их изучающие взгляды кожей.

На страницу:
4 из 8