Полная версия
Северный ветер. Том 1
Харон взмахнул посохом, и окружающий нас пейзаж изменился. Я задавила вопль ужаса и уставилась на размытые силуэты, которые забили крошечный участок каменистой суши.
Одни распластались на земле, другие сидели, устало привалившись к стене, третьи замерли у кромки черной воды, опустив головы. Абсолютно неподвижные, без единого признака жизни. И уж очень они походили на дымку, что бросилась на меня из воды.
Я прижала дрожащую ладонь к губам и уставилась на Харона. Тени у его лица клубились грозовыми облаками, стекали вязкой смолой в горловину плаща.
– Что… они… такое?
– Им требовалось больше времени.
Его голос едва заметно дрогнул. Казалось, Харон искренне сочувствует судьбе этих существ… Но ведь из-за него они здесь оказались!
Горький смешок остудил мою злость.
– Это не мое ремесло – вырывать отмеченных мойрами из их жизней.
Я нервно огрызнулась, украдкой рассматривая сотканную из дыма фигуру в пяти шагах от меня. Она не шевелилась, словно утратившая хозяина тень.
– Прекрати копаться в моей голове!
Харон проследил за моим взглядом и прошелестел:
– Возможно, им видятся те, кого они любили. Мне хотелось бы верить в это.
Я вытерла щеки и посмотрела на него с вызовом.
– Какой еще есть вариант?
Перспектива остаться в этом месте с пусть даже без умолку болтающими стенами и в итоге свихнуться не радовала. Уж лучше… да что угодно! Серьезно!
Харон любовно погладил посох и ответил:
– Решись на забвение. Решись забыть себя и все, что было до этого момента.
Да уж. Поспешный вывод насчет чего угодно…
Я уткнулась носом в колени и зажмурилась.
Забыть все и всех. Отпустить прошлое.
– Тебя и все, что произошло здесь, я тоже забуду?
– И все тревоги тоже. Ты сможешь начать все с чистого листа…
– …ничего не помня про себя! Я хоть буду помнить, как дышать?!
– Будешь.
Мою иронию перевозчик не оценил. Или он просто не способен на это?
– Это и есть мой судьбоносный шаг? Забвение?
Я подняла взгляд и вскрикнула – лицо Харона, спрятанное в вязкой тени капюшона, оказалось в нескольких дюймах от моего. Чернота шевельнулась, потянулась ко мне. Я подалась назад и врезалась затылком в стену. Светящиеся узоры возмущенно загудели.
– Твой судьбоносный шаг – в Лимане.
– В каком, нахрен…
Харон качнул головой, указывая себе за спину.
– Ты высокомерно окрестила Лиманы лужами.
Я глянула на микроводоемы фута два-три в диаметре и озадаченно нахмурилась – там точно что-то двигалось. Какие-то пятна, размытые и непонятные…
– В них – судьбы тех, кто оказывается на этом берегу.
– Если я решусь, что меня ждет?
– Твоя судьба.
Я зло рявкнула:
– А поконкретнее можно?
Ткань капюшона пошла волнами, когда Харон склонил голову набок. Тени дрогнули и спрятались, обнимая его лицо.
– Лиманы являются к тем, кто способен спасать и губить миры.
Нижняя челюсть устремилась к ключицам.
– А не слишком ли большая ответственность для новичка?!
– В конце великого пути стоят те, кто в его начале не решался сделать первый шаг.
Харон выпрямился, возвысившись надо мной мрачной фигурой. Я поднялась на ноги и пошатнулась, но смотрела на перевозчика решительно. Пусть я была вымотана физически, эмоционально и морально – надежда, которую Харон подвергал гонению, придала сил.
– Хорошо, поняла. Там что-то очень крутое! Судьба мира! Я согласна!
Я с опаской оглядела вновь опустевший клочок суши, пытаясь увидеть пленников этого места.
– Что бы там ни было, я выбираю это. Не хочу… как эти… с протекшей крышей. Только скажи, что меня ждет! Я ведь все равно забуду, да?
Харон потянулся ко мне и взял за руку. На этот раз осторожно, почти нежно. Но меня все равно передернуло от отвращения, когда наши пальцы сплелись в «замок».
Он подался вперед, всматриваясь в мое лицо, шумно выдохнул. Меня обдало потоком воздуха. Неприятным таким, с ощутимым запахом плесени.
– Тебя ждет великая судьба.
Да твою же мать! Как он надоел своими речевыми оборотами!
Стоп… Это что – радость в его голосе?
– А поконкретнее можно?
– Этот мир очень давно ждет тебя. Они… намерены уничтожить его.
– Кого? Мир?
Харон склонил голову набок. Черное щупальце игриво коснулось края капюшона.
– Как сложны ваши языки. Сколько смыслов может быть у одного слова…
– А кто его уничтожить хочет? Кто такие эти «они»?
Харон издал шелестящий звук, похожий на смешок.
– Друзья, которые окажутся врагами. Герои, чьими поступками будет смыт позор с имен злодеев.
Я обреченно покачала головой. Отличная подсказка…
– Поняла, что мне делать?
– Для начала – шагнуть в Лиман.
Он указал на лужу, а я замерла в нерешительности. Как я туда пролезу с такими бедрами?
Харон снова прочитал мои мысли и вместо уговоров решил припугнуть – махнул посохом, позволяя мне увидеть застывшие на берегу тени. Я ринулась к ближайшей луже, всмотрелась в мельтешащие в воде размытые пятнышки и прошептала:
– Мы когда-нибудь встретимся снова?
Харон засмеялся. Я резко обернулась на мелодичные звуки и округлила глаза.
В десяти шагах от меня стоял красивый молодой мужчина. Он был одет в черный плащ с золотой вышивкой по подолу и низу рукавов. Огромный капюшон лежал на широких плечах мягкими волнами. В фонаре горел огонь. Он играл бликами в золотой проволоке, вплетенной в черные волосы мужчины, искрил серьгой в его ухе.
Мужчина улыбнулся, обнажая ровные зубы. Серые глаза лукаво сверкнули. Густые ресницы дрогнули, роняя длинные тени на лицо с высокими скулами.
– Однажды я возьму тебя за руку и поведу за собой. Но ты не сдашься без боя.
Я уставилась на него, забыв, что собиралась сделать, и Харон это понял. Усмехнувшись, он набросил капюшон на голову одним грациозным движением. Второе завертело волчком воздух, и тот сильно толкнул меня в спину.
Я шагнула вперед, испугалась пустоте под ногой…
…а в следующее мгновение рухнула в снег и вскрикнула от неожиданности.
Мороз ударил со всех сторон разом. Победив желание зарыться в сугроб – в нем наверняка теплее, чем снаружи! – я поднялась на ноги и огляделась. Прямо над моей головой искрили белыми молниями темно-серые тучи. А земля до самого горизонта…
С губ сорвалось:
– Ну, пизд…
Окончание фразы подхватил и унес насвистывающий задорную мелодию ветер.
Меня окружала снежная равнина.
Глава 2
– Чертов Харон! И куда ты меня забросил?!
Я взглянула на отплевывающееся молниями небо и обхватила себя руками в жалкой попытке согреться. Инстинкты вопили, не умолкая: нужно найти укрытие!
В АРКТИЧЕСКОЙ ПУСТЫНЕ! КЛАССНЫЙ ПЛАН!
Вот теперь ситуация точно стала чрезвычайной. Я оказалась посреди зимы в джинсах, толстовке поверх футболки и тонкой куртке! Благо, хоть ботинки на мне достаточно теплые.
Вот попала! Не хватало только замерзнуть насмерть в первые десять минут после судьбон…
Я застыла в изумлении, осознав – я все помню! И Харона, и жизнь до встречи с ним!
Но он ведь сказал, что меня ждет забвение!
«Не самые своевременные мысли! Может, спасаться будем?».
«Может и будем!».
Я натянула капюшон толстовки на голову и спрятала под ним волосы, застегнула «молнию» на куртке до самого подбородка и засунула руки в карманы. Дважды подпрыгнула, пытаясь хоть немного согреться… и провалилась в снег до колен.
– Да твою же мать!
Бранные слова полились рекой. Я даже не думала, что знаю столько нецензурных выражений! И все они были направлены против Харона.
Я оглядела снежную равнину и заметила вдалеке темную точку. Всмотрелась, напрягая зрение до боли в висках. Кажется, небольшая рощица. Может, строение?
Посреди арктической пустыни… Коне-е-ечно!
В любом случае – хоть что-то! Вот только очень уж мое потенциальное укрытие далеко. Я не умела определять расстояние на глаз, но предполагала, что идти мне до него часа два.
Тихий голос в голове шепнул: не дойду. Я уже порядком замерзла, а с учетом глубины снежного покрова идти буду медленно, быстро выбиваясь из сил.
Я зло утерла нос и встряхнулась, впуская холод под капюшон.
– Вперед!
Я выбралась из сугроба, сделала шаг и снова провалилась. Выругалась, когда колючий снег набился в голенище, обжег кожу над носками. Холод начал забираться под куртку.
В голове совершенно некстати всплыли конспекты из времен давно оконченного колледжа. Факультативный курс по оказанию первой медицинской помощи.
Переохлаждение наступает при недостаточной защите от холода, ветра и сырости.
Так, все условия соблюдены!
Наиболее часто оно возникает при длительном пребывании на морозе у заблудившихся, одетых не по сезону людей, выбившихся из сил, истощенных и ослабленных.
Да это же я! Перед шагом в Лиман в меня, вымотанную и морально, и физически, а также совсем не по погоде одетую, сил никто не влил! А когда я в последний раз ела… Память, ты же со мной! Почему я не могу вспомнить?!
Масштабный рабочий проект занимал все мое время. Я проводила в офисе по двенадцать часов в сутки при хорошем раскладе, а недоделки брала на дом. Именно поэтому перед тем, как оказаться в лодке Харона, я, уставшая до смерти, но невероятно довольная нашей командой плелась домой с бутылкой вина – отметить окончание рабства!
Я закричала в бушующее грозой небо:
– Это что, испытание?! Выживу ли я в Арктике с пустым желудком? Достойна мир спасать с ограниченными ресурсами?! Убью, если встречу!
Страх свился в животе тугими кольцами. Я уткнулась взглядом в снег и побрела, пробиваясь сквозь сугробы. А память услужливо вытаскивала из своих глубин давно позабытые факты:
На первой стадии замерзания формируются приспособительные реакции в виде нервно-психического и двигательного возбуждения, усиления деятельности дыхательной и сердечно-сосудистой систем: озноб, двигательная активность, учащение дыхания и пульса, «гусиная» кожа, бледность, мышечная дрожь.
Я подавила стон – все с меня списано!
Меня трясло, зубы дробно стучали, а мышцы медленно и неотвратимо деревенели. Сердце колотилось, как ненормальное. Не успевающий согреться воздух обжигал горло и бронхи. В нос и щеки словно множество маленьких иголочек втыкалось. Пальцы на руках замерзли настолько, что, казалось, больше никогда не разогнутся. Но я упрямо пробивалась сквозь снег, игнорируя издевательски серьезный голос в голове:
На второй стадии нервно-психическое возбуждение сменяется заторможенностью, сознание затуманивается, появляется сонливость, общая слабость, усталость, головокружение, головная боль. Речь все еще членораздельная, но тихая и медленная.
Я втянула воздух сквозь зубы, обжигая десны, и упрямо помотала головой. Усталость есть, но оно и не мудрено! Общая слабость тоже присутствует.
Я выругалась и порадовалась – говорю довольно бодро. Пока что…
***Сколько тащилась, сказать наверняка я не могла.
Периодически я поднимала взгляд и машинально радовалась – укрытие приближалось. Я все еще не могла понять, что это. Силуэт менял очертания. То это была пара деревьев, то – небольшой вытянутый дом. Но когда холод пробрался в мозг, стало как-то все равно.
Мысли стали тягучими, как хороший мед. Я с тупым безразличием подумала: зачем иду? Очевидно – не доберусь. Но несмотря на смирение продолжала пробивать окоченевшими ногами сугробы.
Я мотала головой, сбрасывая дрему, но с каждым разом совершать простые действия становилось все сложнее. Холод почти не ощущала. Температура тела сильно понизилась. Губы стали непослушными, нечувствительными, как бывает после анестезии у стоматолога. Страшно хотелось рухнуть в снег, закопаться поглубже и уснуть.
Словно издеваясь, память услужливо вытащила старые записи лекций и фигурально сунула их мне под нос:
На третьей стадии сознание резко угнетено, речь невнятная, взгляд бессмысленный. Выраженных нарушений гемодинамики и дыхания нет. Кожа синеет, наступает окоченение мышц, скованность суставов, кратковременное забытье до потери сознания.
Я попыталась вытащить кисть из кармана, чтобы проверить, разогнутся ли пальцы, но двигаться было слишком тяжело. Даже поднять взгляд на потенциальное укрытие казалось делом почти невозможным!
Погруженная в бессвязные мысли, я начала терять равновесие, принимая как данность – упаду и больше не встану. Сил нет. Да и желания тоже.
Страшно ли мне? Кажется, нет. Больно? Да, было, когда снег оцарапал занемевшее лицо.
Истратив последние силы, я перевернулась на бок, подтянула колени к груди и посмотрела сквозь ресницы на снег. Много-много снега. Моя белая могила…
Эта мысль не напугала. В конце концов все, кого я люблю, либо забыли меня, либо мертвы. А вот эта мысль причинила боль, но не слишком сильную. Только бороться после нее расхотелось окончательно.
Я медленно выдохнула, соскальзывая в блаженную дрему…
…и глухо вскрикнула, когда кто-то бесцеремонно дернул меня за предплечье.
Тело отозвалось острой болью в мышцах и суставах. Пару секунд я не ощущала под собой никакой опоры. Потом меня сильно тряхнуло, сдавило… и окутало блаженное тепло. Ветер перестал кусать обмороженные щеки. Его злой свист стал тише. Я вяло заворочалась и уперлась головой во что-то жесткое… и горячее!
Радость издала слабый писк и упала в обморок.
От внезапной смены температуры меня забила дрожь, да такая сильная, что пришлось сжать зубы, чтобы не откусить кончик языка. Сквозь гул в ушах я разобрала мужские голоса. Звуки смешивались в бессмыслицу, но я распознала эмоции говоривших, тревогу и злость. И стоило бы мне испугаться, но нервная система решила, что выдержки с нее на сегодня хватит, и отправила страх в нокаут.
Я уронила голову вперед, отметив – сижу. Судя по крепкому захвату на спине и левом боку, меня кто-то обнимает. А судя по кокону благостного тепла… Укутал во что-то? Заботливый какой. Уже люблю!
Холодный воздух пробрался в капюшон вместе со свистом ветра и мужским голосом:
– Sal sädlís athtár, mõrí.
«Да не вопрос! Главное согрей!».
Горячая ладонь прижалась к моей груди чуть ниже ключиц, сместилась влево.
– Sal vahnãrán, mõrí. Ahrá vahnár sas.
Продрогшее до костей тело пробила судорога, когда хлынувшее в меня тепло быстро растеклось по мышцам. Пальцы закололо. Лицо словно кипятком окатили. Одежда прилипла к коже. Кажется, даже пар повалил – настолько жарко стало всего за пару секунд!
То, на чем я сидела, качнулось. Суставы отозвались стреляющей болью. Я глухо застонала.
Кажется, меня куда-то несут. И вопрос: «куда?» потерял значимость на фоне того, что я оказалась в тепле. Читай: спасена.
– Kharád! Dal, adráh!
Голос мужчины стал громче, звучал резче. Я чувствовала вибрацию виском. Значит, головой я утыкаюсь ему в грудь…
***Я очнулась, чувствуя легкую тошноту от мерных покачиваний. Разомлевшее тело было вялым. Конечности не слушались. В голову словно ваты набили. Страшно хотелось пить.
Пара секунд потребовалась, чтобы вспомнить, где я, и еще несколько, чтобы взять себя в руки и не заорать. Я прислушалась к происходящему вокруг и своим ощущениям.
Снаружи свистел злой ветер, но в моем «коконе» было тепло. Влажные джинсы липли к ногам, в ботинках хлюпало, кисти горели, лицо щипало, а нижняя губа болела – лопнула на морозе. Но мне было… хорошо. И вполне спокойно!
Конечно, это весьма успокаивающие обстоятельства – едва не умереть на заснеженной равнине в другом мире, в который меня отправил сам Харон, чтоб ему икалось до конца всего сущего, а потом оказаться в руках незнакомого мужчины!
От спасителя исходило тепло и легкий мускусный аромат. Он обнимал меня одной рукой поперек спины. Под щекой размеренно билось его сердце.
Я осторожно открыла один глаз. Незнакомец закутал меня во что-то большое, мягкое и очень теплое. Я скользнула взглядом по короткому меху, которым был отделан «кокон» изнутри.
Это какая-то одежда. Судя по материалу, длине и размеру – зимний плащ, вероятно, мужской. Может, моего спасителя? А сам он тогда в чем?
Взгляд зацепился за источник слабого света и свежего воздуха, своего рода вентиляционное окошко. Сквозь длинные «перья» меха я разглядела черную одежду незнакомца с серой опушкой на капюшоне… и поняла, что не представляю, что делать дальше.
С одной стороны, мне было тепло, уютно и спокойно! Да, черт возьми! После всего, что произошло, я чувствовала себя в относительной безопасности хотя бы на время! И эта передышка подарила прекрасную возможность восстановить силы и все обдумать.
А с другой… Судя по мерным покачиваниям, мы едем на лошади.
Господь всемогущий, сначала лодка, теперь лошадь!..
Куда меня везут? А вдруг засунут в тюрьму и будут пытать? Попытаются выяснить, как я оказалась на равнине. А вдруг узнают, что я «не местная» и убьют из страха? Вдруг решат, что я для них – угроза?
Нет. Незнакомец не стал бы меня спасать, если бы я хоть кому-то угрожала! Мог просто бросить в снегу. Я и так почти умерла.
Отогревшиеся мысли испуганно заметались в голове, и я шикнула на них, пытаясь понять, что делать дальше – бежать или дождаться, пока довезут… хрен пойми куда. Сидеть мирно-спокойно в тепле и восстанавливать силы или снова брести в неизвестность через снег по жуткому холоду в мокрой одежде?
Прекрасная возможность получить Премию Дарвина4! Я ничего не знаю про мир, в который меня забросил Харон! Да чтоб его лодка утонула!
Я спешно зарылась в память и в очередной раз убедилась, что он что-то сделал не так, толкая меня в Лиман. Я читала, что мозг записывает новую информацию поверх старой, ненужной. И пусть проблемами с памятью я не страдала, сложилось впечатление, что я открыла огромный шкаф СО ВСЕМИ моими воспоминаниями. И это было жутко! Я не только ничего не забыла – я, кажется, могла любой прожитый день вспомнить! Любую прочитанную статью! В чем подвох?
Может, дело в том, что Харон ТОЛКНУЛ меня в Лиман? Что я не сама сделала последний шаг. Или, может, Харон не ошибся, и так задумано? Чтобы освоилась в другом мире, помня, кто я.
Другой мир… Как бредово звучит!
Я постаралась вытащить из обогатившейся памяти все фантастические сценарии, которые встречала в книгах и фильмах, и осознала наличие очень серьезной проблемы в реальности: спасший меня мужчина говорил на неизвестном языке. Как я буду с ним общаться? А с остальными жителями этого мира?!
Паника накатила удушающей волной, и я медленно вздохнула, пытаясь угомонить ее.
Ладно, хорошо, что память со мной.
А может, я начну терять ее постепенно?
От этой мысли стало по-настоящему дурно. Одно дело – потерять воспоминания разом и не мучиться! Ты просто не знаешь, что должен страдать, утратив что-то немыслимо ценное. Но совсем другое – засыпать, не представляя, что забудешь, проснувшись!
Я мысленно перебрала лица родственников, друзей, коллег. Тоска больно ужалила сердце, и я громко выругалась в адрес Харона. И застыла сусликом, когда обнимавшая меня рука ощутимо напряглась.
Незнакомец услышал брань и понял, что я в сознании.
– Mõrí vürfaaís.
На этот раз его голос звучал тихо, и в нем я распознала облегчение.
Мёри… Это слово я уже слышала. Кажется, так он ко мне обратился, когда из сугроба вытащил. А что значит второе слово? Очнулась, да?
Иностранные языки давались мне с трудом, но я упорно зубрила их – по долгу работы приходилось общаться с клиентами из других стран. Я всегда радовалась, что на моем родном языке говорит почти полтора миллиарда человек. Но знают ли его здесь? Маловероятно…
Второй мужчина заговорил, и у меня чуть мозг не заклинило от обилия грубых звуков.
– Lüsaráh, ah salé kahtahrí?
Какой ужасный язык! Каждый звук словно бьет по лицу!
– Ah lüs? Ah hisaráh, sãh hrafáft sãr?
Я поморщилась, страстно желая прочистить ушные каналы и искренне недоумевая – как крепятся челюсти мужчин к их черепам, раз они могут выговорить ТАКОЕ?
Раздался смех. В отличие от речи, он был мелодичным. Я замерла, вслушиваясь в приятные звуки, и едва не получила очередную акустическую травму.
– Dal, daaráh, pütõt!
– Mar kassaáh!
Уже несколько мужчин смеялось. Судя по голосам, их было трое. В мозгу зажглось неуемное любопытство. Я потянулась к зазору в «коконе» и тут же уткнулась лбом в грудь мужчины, когда перед глазами возникли затянутые в черную перчатку пальцы.
Холодный воздух, проникший под плащ, приятно остудил горящее лицо.
– Ah mõrí?
Что ж, я оказалась права. Это мёри – обращение ко мне. Ура…
Ладонь незнакомца осторожно прошлась по моей руке до плеча.
– Sal vahnãrán. Sas malt tühãr.
Его голос звучал ласково, и даже жуткий набор звуков не резал слух. Знать бы еще, что он говорит. Судя по интонации, пытается успокоить.
Я медленно повернула голову и наткнулась на дружелюбный взгляд мужчины.
Нижнюю часть его лица до самых глаз скрывала черная повязка. Из-под капюшона с меховой опушкой выбились пряди каштановых волос. В густых ресницах, какие природа дарует лишь представителям сильного пола, запутались снежинки. На первый взгляд – мужчина как мужчина, ничего необычного… если бы не ярко-желтые радужки с россыпью бронзовых искр ближе к зрачку.
– Ah am vasahtü im zült?
Его глаза невероятного цвета сузились, а от их уголков к вискам протянулись морщинки – мужчина улыбнулся.
Я обреченно выдохнула:
– Я тебя не понимаю.
Мой спаситель замер. В межбровье залегли глубокие складки, выражая озадаченность. Он отстранился, посмотрел на спутников, медленно покачал головой и снова склонился ко мне.
– Ah assthá sepaaráh?
– Я не понимаю.
Густые брови мужчины поползли вверх, глаза округлились, а радужки…
Я даже моргнула несколько раз, чтобы убедиться, что мне не показалось!
Насыщенная желтизна осенней листвы замешалась с бронзой и растеклась по белкам расплавленным золотом. Глаза засветились, бросая отблески на скулы.
Желудок сделал виртуозное сальто и рухнул в пятки. Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука.
Незнакомец нетерпеливо махнул рукой, подзывая спутников, и медленно спустил черную повязку на шею.
Он оказался красавчиком. Мужественное лицо, мощная челюсть с четким абрисом, нос с небольшой горбинкой, широкие резные скулы, темная щетина на щеках и волевом подбородке, тонкие губы с яркими границами. В золотых глазах – удивление вперемешку с растерянностью.
Я попыталась выпрямиться. Затекшее тело отозвалось болью в суставах и мышцах, и я поморщилась. Незнакомец угадал мои намерения, помог сесть и стянул с моей головы капюшон. Холодный ветер тут же обжег лицо и растрепал волосы, ловко юркнул под воротник толстовки. А когда я свесила ноги, схватил острыми пальцами икры под влажными джинсами.
Я оказалась права – мы путешествовали по все той же арктической пустыне верхом. Черные лошади с заплетенными в косы гривами, укрытые попонами почти до земли, казались неправдоподобно большими. Я вгляделась в морду ближайшей и застыла, задавив изумленный возглас. Вероятнее всего – нецензурный.
Из-под верхней мохнатой губы животного торчали желтые клыки, а глаза были насыщенного рубинового цвета. И тоже светились!
Это какая-то особенность местных живых организмов – светящиеся глаза?!
– Mõrí, avalés in áksast khar!
Я перевела взгляд на подъехавших к нам мужчин, с трудом сдерживая дрожь волнения. Страха почти не было – видимо, он все еще был в обмороке.
Спутников у моего спасителя было двое. Объемные плащи укрупняли их фигуры, но что-то подсказывало, что всадники и без них отличались немалыми габаритами. Нижняя часть их лиц была скрыта от ветра и мороза черными повязками, а глаза прятались в тени капюшонов. Один прижимал к груди зажатый в кулаке кинжал с изогнутым клинком в полторы ладони длиной. За плечом другого виднелась рукоять меча.
Сердце застучало быстрее, сбиваясь с ритма.
Я что, стала героиней средневекового романа? Куда, черт возьми, Харон меня засунул?!
– Ah mõrí?
Я повернулась к бережно обнимавшему меня мужчине. Он подал мне кожаный мешок с пробкой… Бурдюк! Ну точно средневековье!
– Ah hisaráh a bёr?
Я с опаской посмотрела на подношение.
– Я не понимаю.
Он успокаивающе улыбнулся и сделал глоток из фляги.
– Bёr.
– А-а-а… Пить. Бёр значит пить. Да. Хочу.
Я сделала несколько глотков и блаженно зажмурилась, наслаждаясь вкусом воды.
– Ah kãs malt lãshráh?
Я взглянула на мужчину, вытирая губы, но обращался он не ко мне.
Всадники обменялись напряженными взглядами – их глаза замерцали в тени капюшонов – и одновременно ответили:
– Daá.