Завр – вождь Яруллов

Друзья мои тем временем разделали ногу козлёнка, насадили её на заострённую ветку и поджарили над огнём.

Кстати, «огненным камнем» оказался кусок кремня и ещё один камешек, судя по бурому цвету, имеющий в своём составе большое количество железной руды.

Лур, достав оба камешка из своей сумки, несколькими ударами высек сноп искр прямо на пучок сухой травы, подсунутый под кучку мелких веточек, служивших растопкой. После чего осторожно раздул едва затеплившиеся на траве огненные искорки до язычков приличного пламени и положил сверху несколько веточек покрупнее.

Спустя несколько минут на берегу реки уже горел нормальный костёр, над которым и жарилось наше мясо. За готовностью его следил Кассу, время от времени поворачивая куски мяса к огню то одной стороной, то другой.

В это же самое время Лур, растянув на земле неподалёку от костра козлиную шкуру, занялся её чисткой.

Каждый из нас был занят своим делом.

Солнышко пригревало всё сильнее.

Разговаривать было лень. Над едва слышно плещущейся речкой повисла тишина…

Когда Кассу решил, что мясо дошло до готовности, нога была снята с костра и перенесена на своеобразную подстилку из десятка широких листьев лопуха, уложенных прямо на траве.

М-да… похоже, уже в каменном веке человек начал задумываться о комфорте…

Расположившись вокруг этой импровизированной скатерти, мы приступили к трапезе.

К этому моменту желудки наши успели уже изрядно проголодаться. Физические упражнения на свежем воздухе, они, знаете ли, способствуют…

А потому, не долго думая, я отпилил каменным рубилом себе подходящий кусок и вцепился в обжигающее мясо зубами. Втягивая в себя воздух через приоткрытый рот, я остудил откушенный кусок прямо там, быстро прожевал его и проглотил. Дальше решил не торопиться. И хотя нога козлёнка и в самом деле оказалась хорошо прожаренной, но без соли и приправ мясо казалось не то чтобы безвкусным, а каким-то… невоспринимаемым на вкус, что ли… Я в очередной раз пожалел об отсутствии соли.

В общем, если хотите понять, что это такое, попробуйте сготовить что-либо подобное сами. Проблемы это не составит.

Но ведь есть что-то надо, не голодным же ходить…

Пока мы обедали, я твёрдо решил для себя, что постараюсь раздобыть соль. Просто для удовлетворения своих гурманских пристрастий, полученных ещё в прошлой жизни. (Или – в будущей?)

А что? В конце концов, надо же хоть с чего-то начинать развитие прогресса! Вот и пусть мои соплеменники, для начала, приучаться более вкусную (и полезную) пищу употреблять. А там ещё что-нибудь внедрю…

Да наш род, благодаря мне, вообще самым продвинутым в округе станет! Глядишь, мы ещё и своё государство организуем…

А почему нет? Очень даже запросто! Уж мне-то, с моими познаниями современного мира и полученной на службе спецподготовкой, как говорится, сам Бог велел стать тут вождём местного масштаба…

Прокручивая в голове столь грандиозные мысли, я ел молча и быстро, не принимая участие в разговоре моих друзей. И очнулся только тогда, когда Лур стукнул меня по руке обглоданной костью:

– Ей, Завр, ты чего?

– А что? – спросил я, с трудом выпутываясь из вороха мыслей, катавшегося в моей голове.

– Чего не отвечаешь?

– Я задумался… Что ты сказал?

– Я спрашиваю: обратно пойдём или ещё погуляем?

– Ну, – я неопределённо пожал плечами. И тут вдруг у меня в голове мелькнула мысль, – пойдём, посмотрим, как молодые охотники рыбу ловят!

– Пойдём, – у Кассу тут же загорелись глаза, – я тоже хочу посмотреть.

– Пойдём, – согласился и Лур.

Мы быстро собрали свои пожитки. Ещё не до конца просушенную волчью шкуру я поднял с земли и накинул себе на спину, связав под горлом передние лапы. Получилось похоже на плащ. Морду его я накинул себе на голову наподобие капюшона.

– О! – восхитился Кассу, – Ты похож на настоящего Серого охотника!

Кроме шкуры я ещё взял у волка клыки. Из них я собирался сделать ожерелье. В конце концов, надо же как-то начинать наглядную демонстрацию окружающим своих охотничьих навыков.

Кассу тоже поживился остатками волка, отрубив у туши задние ноги. Он сказал, что хочет их съесть, чтобы быть таким же быстрым, как Серый охотник. После чего завернул их в листья лопуха и сунул себе в сумку.

Лур забрал себе шкуру козлёнка.

– Сумку себе сделаю, – сказал он, скатывая шкурку в тугой рулон и привязывая её к своему поясу обрывком кожаного шнурка.

Подвязав остатки туши козлёнка опять на жердь, мы двинулись в путь.

На месте стоянки от нашего пиршества остались обглоданные кости козлёнка и ободранная и обрубленная туша волка. Это было обязательным подношением духам леса и предкам рода. Чтоб не терять их покровительства и расположения.

Действие принципиально важное, прямо-таки – жизненно необходимое, когда постоянно находишься в теснейшем соприкосновении с дикой природой.

Только так ты можешь рассчитывать на везение и удачу на охоте.

Логика выживания в этом мире проста и далеко не нова. Удачная охота это – добыча. А добыча это – жизнь.

И судя по опыту моей предыдущей жизни (или будущей?) не важно, что именно в данном конкретном случае выступает в роли добычи: туша оленя или крупный чек в солидном банке. Важно, что эта добыча позволяет тебе и твоему роду (семье) выжить в окружающем нас диком мире.

А как я мог убедиться на своей собственной шкуре, со времён палеолита до нашего века в принципе ничего не изменилось. Ни люди, ни их взаимоотношения. Только методы «охоты на дичь», да и сама «дичь» слегка трансформировались…

За такими вот размышлениями я и не заметил, как мы прошли сквозь лес вниз по течению реки, и вышли к её излучине.

Изгибом обходя длинный каменистый выступ, речное русло в этом месте значительно мелело, а метров на двести дальше, опять прорвавшись к мягкой глиняной породе, резво устремлялось вперёд, почти по прямой линии.

На мелком перекате стояло четверо молодых охотников, едва по колено в воде. Насторожившись и держа наготове копья, они внимательно вглядывались в прозрачную воду, ловя момент, когда же можно будет нанизать рыбёшку на наконечник.

Ещё двое охотников (в данном случае вернее сказать – рыболовов) находилось на берегу, собирая добытую рыбу, которую им выбрасывали из реки их наиболее удачливые товарищи. Судя по количеству набитой рыбы, дела у моих соплеменников шли неблестяще.

Острог у них не было. А гладкие наконечники копий просто-напросто выскальзывали из пробитой рыбы, если попытаться её просто поднять после удара. И потому, ударив рыбу копьём, надо было не просто попасть в цель, а буквально пригвоздить её к усеянному галькой дну речного русла. После чего, удерживая копьё с нанизанной на него рыбой одной рукой, вторую руку опустить в воду, ухватить рыбину за жабры и, удерживая её таким образом, выдернуть из воды. И уже затем перебросить добычу на берег.

Процесс сам по себе достаточно сложный в исполнении, и потому среди наших охотников популярностью не пользовавшийся.

Я подумал, что вождь, наверное, отправил сегодня на рыбалку молодых охотников только для того, чтобы они в этом деле опыта поднабрались, не ожидая от них серьёзного результата. Собственно говоря, так оно и было. К моменту нашего прихода на берегу лежало с десяток рыбьих тел средней величины, примерно с локоть длиной.

Опасаясь спугнуть рыбу, соплеменники встретили наше появление едва заметными взмахами кистей рук. Мы тоже не шумели. Уже в те времена люди понимали, что излишняя болтливость рыбалке лишь помеха. Но по вскользь брошенным взглядам я понял, что и волчья шкура на моих плечах, и остатки козлиной туши не остались незамеченными. Некоторые из охотников даже уважительно качнули головами, взглянув на мой трофей.

Однако, как я правильно понял, все разговоры – потом. Сейчас главное – рыбалка.

Не меньше часа проторчали мы на берегу, наблюдая, как наши соплеменники бьют рыбу. Нас к воде и близко не подпустили. Чтобы мы, малолетки, по незнанию да неумению рыбу не распугали.

Как доходчиво объяснил нам один из старших товарищей: вот научит вас Старый Охотник рыбу бить, тогда и в реку войдёте. А пока, мол, сидите тихо, смотрите и учитесь.

Когда надоело смотреть, мы засобирались в обратный путь. Старшие товарищи тут же озадачили нас, поручив забрать с собой набитую рыбу, сколь в руках уместится. Мол, хоть какую-то пользу от нас род получит…

В руках много рыбы не унесёшь. Да и неудобно это – через лес с руками, занятыми рыбой, шагать. А потому, недолго думая, я забрал у Лура козлиную шкуру, расстелил на бережку, да и покидал в неё всю добытую рыбу. После чего связал козлиные ноги крест-накрест двойными узлами. Получился тюк, вроде такого, какими грязное бельё в простыни увязывают. А потом уже под узлы тюка я просунул нашу жердь. Ту самую, на которой половину козлиной туши несли.

Соплеменники мои следили за каждым моим движением крайне внимательно и с явным удивлением. Даже те, что стояли по колено в воде, отвлеклись от своего занятия и повернули головы к берегу.

Закончив паковать тюк, я выпрямился и перевёл дух.

– Фуух… всё. Пошли.

И только тут заметил обращённые ко мне взгляды.

– Что? – слишком пристальное внимание начинало меня нервировать.

– Кто тебя научил? – Кассу ткнул в тюк пальцем.

– Никто, – я пожал плечами, – само получилось…

Не дожидаясь новых вопросов, я взялся за один конец жерди и взглянул на Кассу.

– Бери. Надо идти.

Кассу молча взвалил себе на плечо другой конец шеста. Так мы и пошли. Впереди – Лур, за ним – мы с Кассу, едва волокущие шест с добычей. Всё ж таки полтуши козлёнка и целый тюк свежей рыбы – приличная ноша для двенадцатилетних пацанов.

До пещеры своей мы добрались уже ближе к вечеру, когда солнце начало уходить к западному горизонту. И сначала были встречены приветственными криками очередного дневального, как и положено, торчавшего у входа. А когда вошли внутрь, то и радостными криками женщин и уж совершеннейшей мелюзги, едва способной передвигаться быстрым шагом. Женщины с явным одобрением и восхищением рассматривали и мою волчью шкуру, и тюк с рыбой, и остатки козлиной тушки. А некоторые из девочек поглядывали и на нас самих с явным интересом.

Похоже, в их глазах мы уже начали приобретать статус добытчиков. А значит – и потенциальных мужей в самом недалёком будущем. Особенно мне запомнился долгий, изучающий взгляд дочки вождя, несколько раз в упор взглянувшей на меня.

Сдав женщинам добычу, мы с Луром забрали принадлежащие нам шкуры и вылезли из пещеры наружу. Там, растянув шкуры колышками на склоне, мы продолжили их чистку.

А умаявшись, прилегли отдохнуть на травке. Там и задремали…

Вечером, в сумерках, у большого костра племени, я уже танцевал свой Первый Танец охотника, рассказывая в танце, как я крался по лесу, как выследил волка, как вступил с ним в бой и как победил зверя. А потом Лур рассказал, как я плавал в реке и как связал шкуру в удобный тюк, положив внутрь всю выловленную в реке рыбу.

«Вот так и рождались первые легенды о великих подвигах героев племени» – подумал я, слушая своего восторженного друга.

А что? Пройдёт два-три поколения, факты на порядок умножатся, приукрасятся и пойдёт гулять средь наших потомков легенда о великом праотце, что одной козлиной шкурой реку процедил и оттуда всю рыбу выловил.

Каковой и сумел накормить весь свой народ. Да и не один раз! Ну, или что-то вроде того…

Мой рассказ об охоте тут же подвергся самому строгому разбору со стороны опытных охотников.

Героизм мой, конечно же, был ими отмечен. Вкупе с моей глупостью. За каковую я и получил строжайший выговор от самого вождя.

Оказывается, бросать копьё в волка (как и вообще в любую добычу) дело глупое и абсолютно безрезультативное. В чём я, собственно говоря, и убедился на своём примере.

При такой манере охоты копьё зверя не убьёт, а лишь напугает либо разозлит. Ну, а о том, что раненный зверь злее, я ещё в школе в книжках читал.

Так вот. Копьём зверя надо бить, не выпуская древко из рук. И бить не один раз. И желательно – нескольким охотникам с разных сторон. Только тогда ещё можно достичь желаемого результата.

Так что мне несказанно повезло, что я сумел завалить раненного и, следовательно, сильно разозлённого волка.

– Видно, предки тебя берегут, – философски заключил в конце вождь.

Что и было подтверждено шаманом сразу же после рассказа Лура о моём заплыве и о подвиге с рыбой.

Таким образом, надо мной слегка зарябило нечто вроде ореола талисмана и оберега рода, поддерживаемого духами предков.

Вечернее общее совещание закончилось далеко за полночь небольшим подведением итогов, озвученным шаманом.

Выйдя к костру и повернувшись к основной части племени лицом, а ко мне боком, Гукур сказал, указывая на меня рукой:

– Сегодня род получил охотника. Завр не проходил посвящения. Но уже сумел сам убить Уллга. Для его возраста это – великий подвиг! Завр вырастет и будет великим охотником! Он показал сегодня свой ум. Это нужно и полезно роду. Возможно, Завр будет не только охотником, но и шаманом. Я подумаю об этом…

– Как может охотник быть сразу и шаманом? – возразил вождь.

Шаман пристально взглянул на вождя и после непродолжительного молчания коротко ответил:

– Может! Так уже бывало…

На этом, собственно, совещание и закончилось. Дальше был ужин, короткий променад по окрестным кустикам и – отбой.

Ну, чем не армия?

Глава 3.

Учимся и взрослеем.

Я до сих пор толком не представил вам нашего учителя – Старого Охотника. Это было его прозвище. Имени его никто уже не помнил. Я не знаю, каков был его возраст на самом деле, но он реально был самым старым в племени из тех, кто ещё был в состоянии на приличной скорости передвигаться по лесу.

Была у нас ещё парочка стариков. Но они уже вообще были не транспортабельные. Чаще всего они валялись на своих лежанках в пещере, либо выбирались ближе к полудню на горный склон – погреться на солнышке. Физической пользы от них никакой не было. Но род продолжал о них заботиться. Ведь не смотря на нашу непредсказуемую жизнь, полную опасностей, каждый член рода всё же надеялся прожить подольше. А кто тогда будет о тебе заботиться в старости, если ты сейчас не приучишь молодое поколение заботиться о своих стариках?

Однако, вернёмся к Старому Охотнику.

Росту он был чуть выше среднего и всё время горбился. Вероятно, сказывалась привычка всю жизнь ходить по лесу крадущимся шагом охотника. Мышцы его уже одряхлели, а морщинистая кожа обвисла почти по всему телу. Нанести хороший удар по добыче размером хотя бы с овцу или козлёнка он уже был не в силах. А уж тем более ему было не угнаться за вёртким зайцем или быстроногим оленем.

Зато он обладал одной несомненной ценностью, ставившей Старого Охотника гораздо выше всех прочих мужчин рода.

Его богатейший жизненный опыт, знание леса и повадок зверей и птиц, отменные охотничьи навыки. Все эти знания, приобретённые Старым Охотником в течение всей жизни, и делали его столь ценным членом рода.

И ещё более явственно эта ценность подтверждалась неисчислимыми шрамами от когтей и клыков диких зверей, покрывавшими всё его тело.

А также неправильно сросшейся после перелома правой ногой и кистью левой руки, безвольно висевшей на запястном суставе.

Увечье это было (как я узнал позже) результатом схватки группы охотников с пещерным медведем, случившейся много лет назад.

Отбиваясь от напавших на него людей, медведь разорвал сухожилия охотнику и располосовал ему спину когтями. Но тот всё же сумел вывернуться из лап жуткого зверя.

В живых тогда осталось только трое из десяти. А к настоящему моменту живым участником той Великой охоты оставался лишь Старый Охотник. Остальные по тем или иным причинам отошли в мир иной, к предкам…

Теперь, не имея физических сил участвовать в охотничьих вылазках, он обучал подрастающее поколение охотничьим навыкам, хитростям и уловкам.

С момента моего появления в этом мире прошло уже несколько месяцев.

Лето заканчивалось. Приближалась осень. Это было заметно и по первым жёлтым листьям, появившимся на деревьях, и по удлинившимся ночам, и по прохладной росе, временами покрывавшей жухлую луговую траву.

За прошедшее время я многому научился, окреп физически, а всплески сознания истинного хозяина моего тела давно прекратились.

Каждые четыре-пять дней Старый Охотник собирал ватагу недорослей, в которой я со своими друзьями были самыми старшими, и уводил в лес. Либо – в горы. Либо – в поле или к реке. И целый день гонял нас так, что к вечеру мы едва не падали от усталости.

Целый день мы бегали, прыгали, ползали, подкрадывались и замирали в самых неудобных позах, старательно изображая из себя безжизненный кусочек окружающего ландшафта.

Изучали повадки зверей, птиц и вообще – любой живности, встречавшейся нам на пути.

Читали хитросплетения следов, оставленных многочисленными представителями фауны, бродящими в округе.

Добывали огонь и обрабатывали камни, занимаясь изготовлением необходимых бытовых предметов.

Уходя из пещеры с утра и до самого вечера, мы должны были сами позаботиться о своём пропитании. То есть – на практике отработать изученные охотничьи навыки.

Как-то раз Старый Охотник подвёл нашу ватагу к огромному муравейнику, выросшему у подножия старой сосны. Ещё по пути он отломал себе прямую ветку толщиной в палец и длинной с полметра. На ходу очистив её от мелких веточек и листьев, он велел нам сделать то же самое.

И вот теперь, подойдя к муравейнику, старик глубоко вогнал палку в него, подождал немного и вытащил обратно. Вся палка была густо облеплена муравьями. Охватив палку кольцом своих узловатых пальцев, Старый Охотник резко продёрнул её сквозь это самое кольцо. Собрав муравьёв на ладони, он одним движением отправил тёмный шевелящийся клубок в рот. Быстро пережёвывая и посасывая всю эту массу, он щурился и поглядывал на нас.

– Что смотрите? – произнёс вдруг он, и слизнул с ладони муравьиные остатки, – Делайте!

Мы быстренько повтыкали свои палки в муравейник.

Муравьиная масса обожгла мне рот своим остро-кисловатым привкусом, сводя скулы и вышибая слезу из глаз. Но если не обращать внимания на подобные мелочи и перебороть брезгливость, то штука оказалась вполне съедобная и по-своему вкусная. В условиях же нашего существования упоминание о брезгливости вообще было неуместно.

Обучением подрастающего поколения Старый Охотник занимался, что называется, на совесть. Но – не регулярно.

Погоняв малолеток целый день, Старый Охотник на некоторое время оставлял нас в покое, предоставляя возможность самим решать, чем заниматься в свободное от тренировок время.

Я полагаю, что в такие периоды он исподволь наблюдал за нами, за нашим поведением. И на основании своих наблюдений делал определённые выводы. Коими и делился с вождём, шаманом и «матерью рода». После чего в программу обучения вносились некоторые корректировки и обучение продолжалось.

А наша троица вообще стояла у Старого Охотника на особом счету. Мы были самые беспокойные, непоседливые и предприимчивые ребятки среди наших сверстников. И эти качества он не только ни в коей мере не пресекал, а даже – наоборот, поощрял любыми доступными способами.

Я думаю, его жизненное кредо можно было бы выразить следующими словами: «Охотник жив своим родом. Но он должен суметь выжить и в одиночку».

Однажды во время очередного своего тренинга Старый Охотник показывал нам, как ставить силки на мелкую живность, вроде кролика, ондатры или бобра. Силки эти плелись из волоса, надёрганного из лошадиных грив и хвостов. Работа по их изготовлению была трудоёмкая и сложная. Да и выход в виде добычи давала небогатый. Но, всё же, и это мы должны были уметь делать.

Изучая сию науку, я вспомнил своё собственное босоногое детство. И мне в голову пришла идея…

На следующий день я оттянул в сторонку двух своих приятелей и каждому из них поставил задачу. На их вопросы типа: «зачем?», я ответил, что они всё поймут, когда все части замысла сложатся в одну кучку.

Удовлетворившись моим ответом, друзья принялись за дело.

Три дня ушло у нас на осуществление идеи. Работали мы в стороне от пещеры, чтоб раньше времени никто ничего не увидел, и от того не потускнел бы эффект сюрприза.

На четвёртый день, вытащив из кустов на опушке леса запрятанное там «ноу-хау», мы втроём ушли в поле.

Испытания прошли более чем успешно! Мои друзья прыгали от восторга и визжали, как резаные поросята.

Я едва их угомонил, посоветовав пока никому ничего не говорить и резонно заметив, что завтра, во время демонстрации «изобретения» на глазах у Старого Охотника, нас ждёт воистину великая слава.

Разумеется, я слегка приукрасил ожидаемый эффект. Но предвкушение предстоящего триумфа несколько умерило внешние проявления восторга Лура и Кассу.

Как я и предсказывал, триумф наш состоялся на следующий день. Когда мы приволокли на полянку, где Старый Охотник собирал своих студентов, громоздкую прямоугольную раму, изготовленную из берёзовых стволов толщиной в два пальца и связанных между собой оленьими сухожилиями, все без исключения посмотрели на нас с явным недоумением. Особенно их сбивала с толку лошадиная шкура, со всех четырёх сторон пристёганная всё теми же сухожилиями к раме. Шкура не была натянута, а свободно колыхалась своеобразным неглубоким мешком в такт нашим шагам.

Поставив раму стоймя, мы гордо огляделись.

Старый Охотник некоторое время молча смотрел то на нас, то на раму. Потом спросил, ткнув в неё пальцем:

– Что это?

Лур с Кассу, не зная, как назвать сиё творение, дружно взглянули на меня. Вариантов у меня было не много…

– Сачок, – поразмыслив, ответил я.

– Что? – переспросил старик.

Понятное дело – слово для него новое, незнакомое. Откуда он знает, что оно значит?

Не желая вдаваться в пространные объяснения, я сказал:

– Мы покажем. Уйдите все под деревья.

Хмыкнув, старик махнул прочей детворе рукой и первым направился, куда было указано.

Пока наши обуреваемые любопытством малолетние родичи неспешно отходили под деревья, мы втроём уложили раму на траву. На два угла положили по массивному камню. Противоположный край приподняли и подпёрли его заранее заготовленной веткой с привязанным к ней длинным отрезком всё тех же сухожилий. После чего расстелили под получившимся наклонным навесом шкурку поменьше и насыпали на неё пару горстей семян. Семена эти мы собрали заранее и ссыпали мне в сумку.

Получилась классическая ловушка для птиц.

Отмотав шагов на пять шнур из сухожилий, мы протоптали в траве коридорчик для обеспечения сектора обзора, улеглись за кустиком и замерли в ожидании.

Некоторое время ничего не происходило. Потом я почувствовал позади себя некое движение. Оглянувшись, я увидел, что к нам на четвереньках подбирается Старый Охотник. На мой вопросительный взгляд он ответил мимикой: мол, мне оттуда не видно. Понимающе прикрыв глаза, я вновь повернул голову к ловушке.

Птицы начали слетаться. Первыми, как и во все времена, появились вездесущие воробьи. Резво скача из стороны в сторону, они шустро клевали приготовленное нами угощение.

Следом за ними появилась стайка голубей. Понятное дело – диких. Плавно разворачивая свои корпуса, они торопливо склёвывали то, что не успевали перехватит пронырливые воробьи. Количество рассыпанных семян стремительно уменьшалось. Кассу с беспокойством взглянул на меня: не пора ли?

Я решил ещё немного выждать, но шнур всё же подтянул, накинув на ладонь пару петель. Весь напрягшись, я ещё чего-то выжидал…

И вот она – удача! У нашей ловушки прямо из травы вынырнуло несколько птиц покрупнее: то ли кулики, то ли – дикие куры… Скакнув под раму, они начали торопливо склёвывать всё зерно, что попадалось им на глаза…

Пора!

Ещё чуть подтянув ремешок, я резко дёрнул. Подпорка вылетела из-под рамы. И та, не удерживая ничем, под собственной тяжестью рухнула вниз.

Не успевшие выскочить из-под шкуры птицы забились под ней, отчаянно хлопая крыльями.

Радостно завопив, мы втроём бросились к ловушке и принялись колотить по ней заранее подготовленными палками, глуша пойманную птицу.

Пока мы развлекались подобным образом, Старый Охотник поднялся с земли, помахал нашим собратьям, торчавшим в отдалении, под деревьями и медленно подошёл к нам.

Тем временем мы приподняли раму с одного края и начали сноровисто собирать битую птицу в заранее подготовленный мешок. Прежде чем кинуть в него очередную птичку, мы предусмотрительно сворачивали ей голову.

Остановившись над нами, старик молча наблюдал за нашей работой. Глаза его были задумчивы. А сведённые у переносицы брови выдавали сложную мыслительную работу, происходившую у него в голове.