Полная версия
Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря
XVIII
Memoria in memoria
В Рим
Устье Родана, Южная Галлия 102 г. до н. э. Тевтонский лагерьСобравшиеся в царском шатре советники Тевтобода отчаянно спорили: одни выступали за то, чтобы на рассвете снова пойти на приступ, другие советовали поджечь укрепление. Никто не полюбопытствовал, что думает по этому поводу царь.
– Выходим, – отрезал Тевтобод, хмуро уставившись в пол. Когда он поднял взгляд, на лицах его приближенных читалось сомнение. – Мы не пошли на Рим, когда за спиной стояла могучее вражеское войско во главе с отважным консулом. Но мы можем спокойно оставить позади трусливого начальника с перепуганными солдатами, которые не осмеливаются выйти из укрытия. Сражаясь внутри укреплений, они не остановят нас. Так что выходим. На рассвете.
Советники кивнули.
Слова царя звучали здраво: если римский консул умеет лишь защищать лагерь, он не опасен. Это не может помешать походу на Рим.
Римский лагерьНа рассвете следующего дня трибуны вновь потребовали у Мария пронаблюдать с вала за передвижениями тевтонов.
– Они уходят, – заметил Серторий. – Совсем. Забирают свой скарб и повозки.
Так оно и было. Покидая окрестности «канавы Мария», варвары двигались прочь от устья Родана: на восток, в Италию, вдоль побережья Внутреннего моря – Mare Internum[15], – имея конечной целью Рим. Бесконечная вереница людей и мулов быстро удалялась. Большинство воинов шагало в передней части колонны, за ними следовали повозки с продовольствием и военным снаряжением. «Хвостом» бесконечной тевтонской змеи были телеги с женщинами и детьми, которых охраняли воины.
Что ж, это было предсказуемо: либо они нападут снова, либо уйдут. Тевтоны не слишком любили осаду. Единственной, которая пришлась бы им по вкусу, была осада Рима. В этом случае они могли ждать столько недель или месяцев, сколько потребуется.
Марий, как обычно, хранил молчание. А трибунам хотелось, чтобы он немедленно распорядился наступать: враг вывел на открытую местность не только воинов, но также женщин и детей, что делало его войско более уязвимым.
Но консул не отдавал никаких распоряжений.
Некоторые тевтонские воины, проходившие близ вала, грозили кулаком, делали непристойные жесты и выкрикивали оскорбления на своем языке: римляне не понимали слов, но улавливали смысл. По приказу Тевтобода тевтоны подходили к римским сторожевым башням и повторяли выученные наизусть латинские фразы, рассказывая, как будут глумиться над легионерскими женами после взятия Рима. Затем хохотали и удалялись.
А легионеры гневно плевали на землю, сглатывали слюну и ярость, косились на консула – тот, как всегда, был невозмутим и ничего не предпринимал.
И легионеры, и их начальники уже привыкли к тому, что консул не делает ничего, поэтому их удивило внезапное распоряжение Мария.
– Пусть легионеры соберут самые необходимые вещи для многодневного похода, – приказал он, спускаясь с вала по деревянной лестнице, – оружие, щиты, повседневную утварь, то, чем копают. Мы отправляемся через… – Он посмотрел на солнце. Было еще рано, и он не хотел, чтобы тевтоны видели, как он покидает лагерь, но следовало сполна использовать остаток дня, чтобы враг не получил слишком большого преимущества. – Через два часа, – отрезал он.
Трибуны не верили своим ушам.
Наконец-то консул проявил себя как настоящий вождь, и после долгих месяцев, проведенных в устье Родана, они тронутся в путь.
– Ступай в мой шатер, – добавил он, глядя на Сертория.
Тот последовал за консулом в преторий.
Войдя внутрь, Марий развернул лежавшую на столе карту Южной Галлии и указал на точку: город-государство Массалия[16], расположенный примерно в шестидесяти милях к востоку.
– Они пройдут здесь, но я собираюсь их опередить, – начал консул. – Я хочу встретить их здесь: это Аквы Секстиевы. Враги могут напасть на колонию, а могут и не напасть, но я хочу, чтобы мы прибыли раньше и остановились на одном из холмов. Мы будем далеко от реки, а значит, далеко от воды; это затруднит снабжение. Неподходящее место для того, чтобы выдерживать осаду длиной в несколько недель наподобие этой, но оставаться там долго я не собираюсь. Я брошу против них легионы. Тевтоны, амброны и их союзники пойдут туда по главной дороге, и их так много, что они займут всю эту землю, – он указал на карту; ошеломленный Серторий никак не мог поверить, что консул задумал это уже давно, много месяцев назад. – Нам придется отклониться и обогнать вражескую колонну, идя вдали от моря или вдоль побережья, но главное – напрямик. Это будет непросто. Справятся ли наши легионеры?
– Справятся, – кивнул Серторий. – Все эти месяцы они не сидели сложа руки – рыли оборонительные траншеи и рвы. Они сильны и рвутся в бой. Если мы сообщим, что отклоняемся от удобной главной дороги, чтобы обогнать врага и напасть внезапно, их сандалии полетят над галльской землей, как на крыльях.
– Что ж, пусть легионеры знают, какова наша цель. Клянусь Юпитером, это их воодушевит.
С этими словами Гай Марий вздохнул и уселся в кресло.
Серторий понял, что консул больше не нуждается в его присутствии, и поспешил передать его слова остальным начальникам. Марий прошлых лет, побеждавший в Африке громадные вражеские силы, снова был с ними.
Тевтонский лагерь, вечерТевтонские дозорные явились с докладом к царю. Сомнений не было: вопреки ожиданиям, римляне покинули лагерь и устремились вслед за ними.
– Они меня не волнуют, – сказал Тевтобод советникам и добавил: – Всякий раз, когда мы сражались с ними в открытом поле, мы побеждали. Если они нападут, мы развернемся и встретим их. Дозорные по-прежнему будут следить за их передвижениями. Единственное место, где римляне отразили наш натиск, – проклятый лагерь в устье великой реки, где они окопались. Теперь они покинули его, и это хорошая новость. Они в отчаянии, потому что мы идем на Рим. Видимо, рассказы о том, что мы сделаем с их женщинами, наконец-то возымели действие.
Он запрокинул голову и расхохотался.
Советники и начальники последовали его примеру; в их смехе слышалась злость, презрение и удаль. Именно такие чувства владели тевтонами в последние годы, когда они противостояли римским консулам. Потеха, да и только.
Римское войско на пути в МассалиюЛегионеры Мария делали большие переходы, magnis itineribus, напоминая груженых мулов: каждый тащил на себе оружие, утварь и орудия для возведения укреплений. Суровая подготовка, которой они подвергались несколько лет по воле консула, особенно в последние месяцы, оказалась полезной. Очень скоро они настигли бесконечную колонну тевтонов. Воины, женщины и дети, повозки, всевозможный скарб. Густые клубы пыли, поднимаемые войском и сопровождавшей его толпой – с тевтонами были их семьи, а также союзники вроде амбронов, – были видны за несколько миль.
На второй день консул обратился к начальникам:
– Надо ускориться. Мы пойдем в обход и опередим их. Сегодня же.
Они поднажали, рискуя выбиться из сил. Держась вдали от дорог, по которым двигались тевтоны, легионеры испытывали подлинные мучения, но при этом помнили обещание консула – совершив усилие, они окажутся между тевтонами и Римом – и надеялись, что на этот раз им суждено сражаться, а не прятаться sine die[17] за частоколом.
Воодушевленные близостью битвы, а также желанием доказать врагам, что они ни в коем случае не socors, легионеры обогнали тевтонское войско.
XIX
Заседание Сената
Таверна на берегу Тибра, Рим 90 г. до н. э.– А теперь все будет еще занятнее, ребята, – сказал Гай Марий с широкой улыбкой: он приближался к любимой части своего повествования. Бывший консул так увлекся, что никто не осмеливался его прервать, хотя в таверну прибыли гонцы из курии. Наконец Серторий решился и подошел к столу, за которым сидел Марий со своим племянником и его юным другом.
– Славнейший муж… – обратился к нему трибун.
Гай Марий рассказывал о битве при Аквах Секстиевых, не обращая внимания ни на что, кроме глаз Цезаря и Лабиена. Мальчики слушали о его военных приключениях затаив дыхание.
– Славнейший муж! – повысил голос Серторий.
Марий прервал рассказ и повернулся. На его лице читались досада и недоверие: трибун был самым приближенным к нему военачальником.
– Мне жаль, славнейший муж, – повторил Серторий уже сдержаннее, – но прибыли гонцы с Форума. Сенаторы собираются на заседание и ждут Гая Мария. Одно из посланий подписано самим Метеллом, прочие – Суллой и Долабеллой.
– А Метелл пишет слова полностью или делит их на части, как всегда? – насмешливо спросил Марий, имея в виду особенность речи почтенного сенатора. Оптиматы не упускали случая посмеяться над его слабым знанием греческого: раз так, он посмеется над заиканием своего заклятого врага.
Серторий стал невольно перебирать письма в поисках послания от Метелла, будто в самом деле собирался проверить.
– Не имеет значения, как это написано! – злобно вскричал Марий, даже не взглянув на трибуна. – Пусть подождут! Пусть подождут все, особенно проклятый Метелл и его приспешники – Сулла и Долабелла! Разве не видишь, что я занят важным делом? Я преподаю урок племяннику! Хочу привить ему немного рассудительности и дать представление о полководческом искусстве, ведь в голове у него гуляет ветер, а в груди тесно от стремления к справедливости: он считает, что может добиться ее, ни о чем не задумываясь.
В таверне воцарилась тишина.
Серторий умолк, напрягся и склонил голову.
Марий глубоко вдохнул и откинулся на спинку кресла. Цезарь и Лабиен замерли.
– Серторий, ты – мой самый надежный воин. – Марий положил ладони на стол и медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Затем снова заговорил, не поворачиваясь к Серторию: – Не стоило повышать на тебя голос. Сообщение важное, и ты обязан его передать. К тебе вопросов нет. Но я должен закончить рассказ. Затем мы отведем племянника домой и отправимся на Форум. Пусть Сенат подождет своего единственного шестикратного консула. Пока что шестикратного. – Марий наконец повернулся к трибуну. – Я им нужен. Им неприятно это сознавать, но я им нужен, как в ту пору, когда тевтоны двигались с севера на Рим, а мы остановили их при Аквах Секстиевых.
– Да, славнейший муж, – согласился Серторий. – Конечно, они подождут.
– Хорошо. Итак… на чем я остановился? – Марий нахмурился и снова посмотрел на мальчиков, затем на пустой кубок.
– Консульское войско нагнало тевтонов, – быстро напомнил Цезарь.
– Точно, мальчик, именно так, – кивнул дядя. – Очень хорошо. Ты слушаешь внимательно. Действительно: мы обогнали огромную колонну тевтонов и амбронов. Одним богам известно, сколько тысяч их было…
XX
Memoria in memoria
Аквы Секстиевы
Окрестности римской колонии Аквы Секстиевы Лето 102 г. до н. э. Римский лагерьЛегионеры, десятки тысяч легионеров. Со вспомогательными войсками численность римских сил достигала тридцати тысяч. И все же это было гораздо меньше огромного тевтонского полчища, наступавшего на Рим. Несмотря на потери, понесенные во время нападения Тевтобода на крепость у «канавы Мария», варвары троекратно превосходили римлян числом.
Вечером на вершине холма, где было приказано разбить лагерь, стоял, окруженный десятками, сотнями легионеров, тащивших бревна для строительства нового частокола, Гай Марий: он наблюдал за гигантским скоплением варваров, которые также разбивали палатки, чтобы устроиться на ночлег. Судя по всему, тевтоны не собирались возводить защитные сооружения, будучи уверены в своем численном превосходстве и в том, что он, Марий, не распорядится наступать.
Консул вздохнул. У тевтонов имелись все основания чувствовать себя в безопасности: ночной приступ, пусть и внезапный, вылился бы для тех и других в борьбу на истощение, которую скорее выиграл бы неприятель. Тевтонский царь позволил себе роскошь потерять тысячу или две тысячи воинов при попытке взять римский лагерь в устье Родана. Он мог потерять еще тысячу, две или три тысячи воинов в ночном бою, который ничего не решил бы. А для Мария потеря трех тысяч легионеров была недопустима; на такие потери он мог бы пойти, только если бой обещал стать судьбоносным. Только в этом случае.
– Воды! – воскликнул консул.
Один из колонов поднес ему кубок с водой, налитой из полупустой фляги. Отсутствие во фляге воды не ускользнуло от внимания предводителя римлян. Возвращая кубок, он перехватил мрачный взгляд Сертория.
– Я знаю, – сказал Марий. – Мы далеко от реки, воды осталось совсем немного. Нужно послать в долину водоносов. Пусть наполнят водой все меха, что есть у нас, и принесут сюда. Прикажи им немедленно трогаться в путь.
Серторий отправился к центурионам и передал приказ консула, затем вернулся к полководцу и чуть слышно задал вопрос. В голосе его звучало смирение с примесью тревоги, которую мигом уловил опытный Гай Марий:
– Все наши начальники и солдаты… удивляются, почему мы встали так далеко от воды, славнейший муж.
Консул ответил, не повернувшись. Он не отводил взгляда от тевтонского лагеря.
– Какое зрелище! – пробормотал он. – С вершины холма все просматривается особенно хорошо.
Тевтонский лагерьТевтоны расположились посреди равнины, у русла реки, протекавшей через долину. Колония Аквы Секстиевы находилась всего в нескольких милях от этого места. Тевтобод собирался разрушить ее, однако мысли его были заняты нападением в устье Родана: он потерял воинов, не сумев уничтожить врага – римского консула. Это озадачило царя, и, хотя предприятие укрепило боевой дух его подданных, тевтонский вождь решил больше не допускать потерь в боях, не ведущих к конечной цели: он хотел войти в Италию, привести с собой большую часть своих людей, живых и невредимых, и там, на Италийском полуострове, заняться грабежом и насилием в неслыханных масштабах, громя по пути все города и селения, чтобы нагоняемый ими ужас достиг самого Рима.
Однако в это мгновение Тевтобод был озабочен другим. Он оглядел римский лагерь на вершине холма и наморщил лоб.
– Почему именно там? – спросил он окружавших его советников и военачальников. – Почему он разместил войско так далеко от воды?
Никто не знал, какой ответ дать царю.
Все обратили взоры на римский лагерь. Вскоре показалась вереница водоносов, покидавших холм и направлявшихся в долину, к реке.
– Они идут за водой, мой царь, – сказал один из начальников, хотя это было очевидно для всех.
Тевтобод шмыгнул носом. Проклятая погода сбивала его с толку: днем – жара, от которой промокаешь до нитки, по ночам прохладно. Его мучили бесконечные простуды. Мелочь, конечно. Но эта вечная струйка из носа…
– Неплохо бы помешать римлянам набрать воду, – заметил другой тевтонский начальник.
Тевтобод кивнул. Хорошая мысль. Но он не хотел посылать своих воинов. Царь повернулся к боковому крылу лагеря, расположенному на некотором расстоянии от главного стана тевтонов: там разместился один из народов, присоединившихся к ним во время похода на Италию, – мужчины, женщины и дети.
– Пусть идут амброны, – приказал он. – На Родане они не слишком нам помогали. Пора им заняться чем-нибудь еще, кроме еды, питья и совокупления.
Затем Тевтобод проследил, как его начальники направляются к лагерю амбронов.
– Да, пусть римляне посидят без воды, – добавил он с широкой улыбкой.
Средняя часть долины Акв Секстиевых[18]Римские водоносы набирали речную воду в сотни мехов. Это была лишь первая ходка – им предстояло наполнить все емкости, имевшиеся в лагере. Было решено запасти достаточное количество чистой и свежей воды, которой хватило бы на несколько дней: если начнется битва, доставлять воду на вершину холма будет невозможно. Тевтонам было лучше – они расположились у широкого ручья. Водоносы, как и прочие легионеры, не понимали, почему консул выбрал для лагеря именно этот холм. Может, с него удобно наблюдать за долиной? Нет, этого маловато.
Вот о чем они размышляли, увидев колонну вражеских воинов, двигавшуюся на них с другого конца долины, не оттуда, где стояли тевтоны. Большой отряд варваров, примкнувших к тевтонам в поисках новых земель.
– Амброны, – проговорил один из римских водников.
– Нужно вызвать подкрепление, – заметил другой.
Они спешно отправили гонцов в лагерь на вершине проклятого холма, где их разместил консул.
Колонна амбронских воиновОни шли медленно. Недавно они устроили настоящий пир, чтобы прийти в себя после многодневного похода, – и вдруг оказалось, что царь тевтонов по пути в Рим желает отдохнуть пару дней в этой уютной долине, изобилующей пресной водой.
Амброны не только как следует набили брюхо, но и немало выпили. Близость робких римлян, окопавшихся неподалеку, нисколько не смущала их. Они уже убедились, что римские солдаты способны лишь прятаться за валом, в лагере, дни, недели, месяцы напролет. Когда тевтонский царь велел им напасть на водоносов, посланных этими трусами, амброны, недолго думая, с набитыми животами и хмельными головами, бросились к реке, похватав мечи, щиты и копья. Несомненно, римляне проявили кое-какую стойкость, защищая свой проклятый лагерь на Родане, но в открытом поле они ни на что не годились. Предстоящий бой казался увлекательной прогулкой.
Середина долиныЛегионеры, сопровождавшие водоносов, встали на пути амбронов. Им предстояло защищать товарищей, которые продолжали наполнять мехи водой.
Амброны завопили, как дикари, ускорили шаг и вскоре перешли на неторопливую рысь.
– Вперед! Во имя Юпитера! – одновременно приказали несколько центурионов, когда сочли, что враги находятся на нужном расстоянии.
Копья тучей просвистели над долиной и обрушились на неповоротливых амбронов, удивленных быстротой горстки римлян, охранявших водоносов. Их было мало, но они были проворными, внимательными и отлично обученными, а еще строго выполняли приказы.
– А-а-а-а!
Несколько десятков раненых амбронов пали; некоторые сразу же испустили дух, пронзенные вражескими копьями.
Однако неудача раззадорила их. Вначале они намеревались устроить нечто вроде торжественного шествия и как следует напугать трусливых римлян, рассеянных вдоль реки, но теперь кровь их собратьев хлынула на траву: надо было свести счеты. Амброны забыли о повелении тевтонского царя и двинулись напролом, чтобы отомстить за убитых и раненых.
Столкновение вышло беспорядочным и внезапным, и хотя римляне построились как полагалось – крепкие щиты, мечи, выглядывающие из-за них и готовые в любой миг пронзить врагов, – этого оказалось недостаточно.
Их было слишком мало.
Амброны, которых насчитывалось намного больше, неудержимо стремились вперед, движимые чистой яростью и сознанием своего численного превосходства, и вонзали мечи и топоры в любую прореху между щитами противника.
– Отступаем! – приказали центурионы, когда стало ясно, что удерживать строй невозможно.
Консул учил их отступать, если устоять на месте нельзя. Первым делом нужно спасать легионеров…
Но тут появились когорты, посланные с холма на подмогу. Отступление не было беспорядочным бегством – передние ряды, смятые натиском противника, пополнялись сильными и свежими легионерами, спешно прибывшими для участия во внезапной битве.
Центурионы занялись наведением порядка в передовой части отряда. Прочие начальники направились к водоносам:
– Тащите воду в лагерь и возвращайтесь с новыми мехами! Не вздумайте прекращать работу!
Они передавали приказы трибуна Сертория, который, в свою очередь, получал распоряжения от консула.
Римский лагерьСтоя на башне, возведенной для защиты ворот, Гай Марий наблюдал за сражением легионеров со множеством амбронов, посланных Тевтободом, чтобы помешать римлянам таскать воду.
– Битва идет своим чередом, – заметил Серторий, – но если отправить более сильное подкрепление, мы могли бы разбить амбронов и обратить их в бегство. А при удаче даже поджечь их повозки.
Марий размышлял об обстоятельствах, в которых разгорелось сражение. Да, оно не было решающим – по крайней мере, до тех пор, пока в нем не приняли участие тевтоны, составлявшие костяк вражеских сил. Лагерь амбронов располагался поодаль от тевтонского. Тевтобод так и не отдал распоряжений своим людям, занятым разборкой шатров, приготовлением пищи и даже отдыхом, – будто события на берегу не имели к ним отношения.
– Отправь еще пять когорт, – согласился Марий. Пять когорт, половина легиона – немалая сила, но он готов был рискнуть ею, пока тевтоны не покидали лагерь. – Если окажется, что Тевтобод вмешался, пусть отступают на холм. – Он повернулся и посмотрел в глаза своему подчиненному. – Все ли тебе понятно?
– Да, славнейший муж, но…
Серторию хотелось кое-что уточнить.
– Говори.
– Если амброны побегут, можем ли мы настигнуть беглецов в их лагере?
Марий глубоко вздохнул.
– Да, но только в их лагере, – кивнул он. – Ни в коем случае не приближайтесь к лагерю тевтонов. Понятно?
– Да, – кивнул Серторий.
– Хорошо. Ты сам возглавишь когорты. Только тебе я могу доверить руководство отступлением, если тевтоны вступят в битву. Строго выполняй мои указания. У большинства наших трибунов мигом закипает кровь в жилах, но нет ни выдержки, ни мозгов. А у тебя – горячее сердце и холодная голова.
Консул впервые выражал ему такую откровенную признательность.
Серторий прижал кулак к груди, готовый возглавить натиск когорт, которым предстояло спуститься к реке. Он больше не сомневался в том, что каждое решение консула обосновано. Если они чего-то не понимают, это не значит, что объяснения не существует.
Середина долины[19]Амброны бились, не щадя себя. У многих болели животы, кое-кто передвигался с трудом, к тому же они слишком много выпили, но гнев при виде гибели товарищей пробудил в них необычайную жестокость, и римляне, которые заменили уставших легионеров, начали сдавать. Почувствовав это, кельты усилили напор, как вдруг – амброны следили только за первыми рядами вражеского отряда – к римлянам пришло новое подкрепление.
Силы уравнялись.
Как только все когорты вступили в бой, Серторий навел порядок в своем войске и стал постоянно менять тех, кто сражался в первых рядах. Теперь легионеры не бились с противником до полного изнеможения: там, где было жарче всего, на место уставших солдат приходили свежие. Амброны сражались достойно, но беспорядочно и вскоре, сами того не заметив, отступили. Толкая варваров щитами, римляне оттеснили их от реки.
Сотни римских водоносов беспрепятственно наполнили мехи водой, наблюдая за тем, как бой откатывается все дальше.
Серторий двигался рядом с первыми рядами, не переставая раздавать указания. Близость военного трибуна придавала храбрости и стойкости центурионам, начальникам и всему отряду.
Амброны начали отступать, у многих были раны, нанесенные мечами легионеров.
Вскоре отступление превратилось в отчаянное бегство.
Настало время принимать решения.
Серторий посмотрел на холм, на сторожевую башню, с которой консул наблюдал за сражением. Не было никаких знаков, говоривших о необходимости возвращаться, к тому же Марий разрешил преследовать врагов до тех пор, пока они не приблизятся к тевтонам.
Затем Серторий посмотрел на долину: амброны врассыпную бежали к своему лагерю.
– За мной! – велел военный трибун.
Кое-кого удивил этот приказ: за долгие месяцы легионеры привыкли защищаться и делали это на славу, они давно не ходили в наступление, не говоря уже о преследовании беспорядочно бегущего врага. И все-таки они жаждали победы. Несколько центурионов оглянулись через плечо, высматривая консула: тот неподвижно стоял на сторожевой башне, у ворот строившегося лагеря. Трубачи – buccinatores – не издавали никаких звуков, приказа отступать не было. Молчание трубачей означало молчание самого консула, а значит, распоряжения трибуна Сертория были совершенно законными.
Римляне бросились в погоню и вскоре ворвались в лагерь амбронов. Варвары даже не попытались вступить в бой и, побросав своих женщин, детей и повозки, принялись отступать. Одни бежали к тевтонскому лагерю, другие – к близлежащему лесу.
Серторий приказал было преследовать тех, кто направился к лесу, но внезапно столкнулся с непредвиденным обстоятельством: амбронские женщины встали на защиту лагеря. Почти безоружные, они брали все, что могло пригодиться, – домашнюю утварь и другие принадлежности, а то и вовсе дрались голыми руками. Рядом с ними сновали дети: одни плакали, другие бросались на римлян, впиваясь зубами им в ноги. Легионеры начали давать отпор, и вскоре женщины и дети были безжалостно убиты в неравном бою. Солдатам пришлось постараться: женщины оказали ожесточенное сопротивление. Однако римляне помнили оскорбления варваров, рассказы о том, как те обесчестят римлянок, взяв город на Тибре. Память об этих насмешках была еще жива, не оставляя места для сострадания, и Серторий был не в силах остановить резню. Он не мог преследовать амбронов, укрывшихся в тевтонском лагере, а погоня в лесу, среди деревьев, казалась опасной затеей.