Клубника под хреном

Наконец, голубь, получив своё сполна, стремительно взмывает вверх и улетает.

Рахава теряется в догадках: бред, тяжкий сон, видение?.. Она со страхом осматривает свое измученное тело и понимает, что это вовсе был не сон и не видение. Ее ноги исцарапаны, а на груди покоится белоснежное перо…

С кем поделиться, кому открыться: родителям, раввину, подружкам или, в конце концов, жениху – каменщику Боруху?..

Рахава закрылась в своей тесной спаленке и не выходила из нее три месяца. Родители грешили на чей-то недобрый глаз, который наслал на Рахаву порчу. Не зная, как помочь любимой дочери, они поили её целебными отварами из лебеды, силком кормили кашей, приготовленной из протёртой молодой крапивы, замешанной на кобыльем молоке. Но ничего не помогало.

Отец измучил дочь расспросами: что, где, когда? Ведь не бывает дыма без огня. Мать, забившись в угол, причитала: «Помоги, Всевышний, сними с Рахавы порчу»!.. Но и Всевышний не мог ничем помочь. Рахава плакала и стоически молчала.

А тем временем, Суккот неумолимо приближался, а с ним и назначенная свадьба с ненавистным Борухом. Жених заказал уже свадебный костюм. И не у какого-то местечкового портняжки, а (назло невесте) – у самого красавца Янкеля, с которым у Рахавы была порушенная чистая любовь, не замаранная плотскими утехами.

Тогда Давид, отец Рахавы, так и не дождавшись помощи Всевышнего, ночью, когда местечко беспробудно спало, тайком повез дочь в губернский город к Ефиму Зильберману, лучшему ученику Грауэрмана, известного московского акушера-гинеколога.

Зильберман славился на всю округу не только как гинеколог «золотые руки», но и как знаток древнегреческих легенд и мифов.

Во время медицинского осмотра пациенток, чтобы чем-то их отвлечь, Зильберман рассказывал о богине Афродите, о ревнивице богине Гере, подвергающей любовниц мужа суровым наказаниям. Живописал о битвах Македонского и Наполеона, о подвигах Геракла и Персея. Но пациентки настойчиво просили рассказать им о подвигах Джакомо Казановы и Де Сада….

Итак, Давид стучится в двери Зильбермана. Крепко держит за руку Рахаву, чтобы не сбежала.

На стук выходит недовольный сонный гинеколог. В ночной рубашке и в кальсонах.

– Господа, чем обязан в столь поздний час?!

– Доктор, я к вам дочь привез.

– Рожать надумала? Не могла дождаться до утра?

Гинеколог бросает беглый взгляд на живот перепуганной Рахавы:

– Да ей ждать еще и ждать!

– Доктор, а нельзя ли сделать так, чтобы Рахава не рожала? Поймите меня правильно, на что я намекаю… – осторожно предложил Давид. – Я за ценой не постою.

– Аборты я не делаю! – отрезал Зильбер. – Но уж коли вы пришли и потревожили меня, давайте осмотрю ее.

Вошли в гостиную. Зильберман раздвинул ширму. На топчан, застеленный клеенкой, положил Рахаву. Принялся пальпировать ее живот, заглянул туда, куда ему положено…

– Подними-ка юбку, голубица!

При слове «голубица» Рахаву точно электричеством ударило.

– Ну, чего ты испугалась? Первый раз у гинеколога?

– Первый… Я стыжуся…

– «Стыжуся», – усмехнулся Зильбер. – А в койке не стыдилась? Замужняя, поди?

– Нет, я еще в девичестве…

– Не утерпела? – усмехнулся Зильберман. – Ну и молодежь пошла! Ни стыда, ни совести. Скажи, в последний раз ты когда совокуплялась?

– Совокуплялась, это как? – не поняла Рахава.

– Она у нас несовокупленная, – сообщил Давид. – Мы с женой её блюдём в четыре глаза.

Зильберман задумался

– Скажи-ка, милая, посещал ли кто тебя во время сна?

– Посещал… – решилась на признание Рахава.

– Лебедь? Неужели он, проказник?! Мало было ему Леды?! Так он теперь и до тебя добрался!

– Да откуда у нас в местечке лебеди?! – выкрикнул Давид. – Утки, и те все передохли.

– А кто такая Леда? – спросила девушка.

– Дочь Фестия, этолийского царя.   Согласно древнегреческому мифу, Зевс, пленный красотою Леды, превратился в лебедя и ночью ею овладел.

Рахава разрыдалась:

– Голубь ночью залетел. Клянусь, я защищалась, как могла. А он, охальник, стал клевать меня во все укромные места… Я потеряла чувства… Что было дальше, ничего не помню…

– А ну-ка, дай, я снова осмотрю тебя. Приподними повыше таз.

– Таз?! А на кой он сдался мне? – Не поняла Рахава. – Он остался дома…

Зильберман шлепнул пациентку по сочным ягодицам.

– Вот он, таз твой!

– Какой же это таз?! – Возразила девушка. – Тоже скажете…

Гинеколог взял свечу и осторожно, чтобы ненароком не обжечь Рахаву, полез под юбку.

– Ой, доктор, мне щекотно! – Призналась девушка.

– Терпи, бесстыжая! – Прикрикнул на нее отец.

Провозившись несколько минут, Зильберман задул свечу.

– Доктор, не томи. Чего там у нее, рассказывай! – Потребовал Давид.

Зильберман развел руками.

– Что есть, то и есть. Девице необходим покой, хорошее питание и свежий воздух.

– А, может, рассосется? – с надеждой спросил Давид.

– Дай бог, родит, тогда и рассосется, – заверил гинеколог.

…Живот Рахавы разбухал не по дням, а по часам. Свадьба с Борухом, естественно, была отменена. Родители беременную дочь держали взаперти, скрывали от соседей.

Помятуя о наказе Зильбермана, по ночам Давид исправно выводил ее на воздух, прятал за сараем и приказывал: «Дыши! Только так, чтобы соседи не слыхали».

…Через пять месяцев и восемь дней в семье Давида случилось прибавление. Рахава благополучно родила крепенького мальчика. А в тот момент, как раздался первый крик ребенка, в спальню стремительно влетел сизокрылый голубь, клювом чмокнул Рахаву в губы, тюкнул в темечко Давида и, сделав несколько кругов по комнате, вылетел в окно.

– Ну вот и рассосалось, как гинеколог обещал, – мрачно выдохнул Давид… – Как наречём младенца?

– Янкелем… – мечтательно ответила Рахава.

…Нисим закрыл обложку Ветхого завета и вспомнил детство, когда дед Исая впервые рассказал ему эту историю, похожую на сказку. «Получается, что я внук голубя?!.. Но если это правда, почему я не летаю?! – спросил тогда обескураженный мальчишка и полез на крышу. Напуганный Исая хотел его остановить, но не успел. Внук вытянулся в струнку, закрыл глаза от страха, раскинул руки и… взлетел. Этот эпизод запечатлён художником Шагалом на его полотнах…

Сейчас, когда Нисима просят повторить свои полеты, он ссылается на старость. Хотя, как-то раз он все же согласился. С трудом взобрался на крышу синаноги и трижды облетел местечко…

2014 г.

Динамико

Эту историю я порывался рассказать давно, да все как-то не решался. Уж больно тема деликатная – про ЭТО. А потом подумал: а почему бы и не рассказать? Ведь ничего зазорного, а тем более запретного, в ней нет.

Дело в том, что я всегда испытывал гипертрофированную робость в приобретении «изделия №2» Баковского завода, который поголовно (прошу прощение за эвфемизм) знало всё мужское население СССР – от Бреста до Владивостока. (Под грифом «Изделие №1» завод выпускал противогазы. Какие изделия выпускались под №3, не знаю. Возможно, батискафы).

Посещение аптеки доставляло мне моральные и физические муки. Зайти в аптеку, подойти к аптечному окошку и попросить презерватив у фармацевта – для меня было таким же подвигом, как броситься на амбразуру вражеского ДОТа.

Но сколько мог я избегать аптеки? Ну, день, ну два, ну три… Гормоны молодого организма бунтовали, требуя разрядки. И я, будь что будет, сгорая от стыда, все-таки решился. Выждав момент, когда на какую-то минуту аптека опустела, я влетел в нее и бросился к окошку, протянул аптекарше мокрый от волнения измятый рубль и получил взамен двадцать пять пакетиков заветного изделия.

И тут, по «закону подлости», в аптеку вошла N.N.(интеллигентная, довольно молодая женщина, и.о.декана), которая читала у нас курс зарубежной литературы Х1Х века. Увидев в моих руках охапку резиновых изделий, зарделась (как будто это я застал ее с презервативами, а не она меня), и, не зная, что сказать, напомнила, что завтра в 9.00 она будет принимать у нас экзамен, и предупредила, чтобы я серьезно подготовился.

После той позорной встречи я в течение трех месяцев обходил за километр не только и.о. декана, но и все аптеки, чтобы, не доведи Господь, снова не нарваться на знакомых, а уж тем более на кого-либо из наших педагогов.

Но «эротическая необузданная страсть» все-таки заставила меня пойти в это учреждение. Однако теперь я выбрал самую дальнюю от центра точку – кишлачную окраину Ташкента, где по моей рекогносцировке, на четыре махалли приходилась всего одна аптека, ютившаяся в старом глинобитном домике.

Вот в эту-то аптечку, на тихой улочке Сарыагач, я и поехал ранним утром, подгадав к самому её открытию. В аптеке, слава богу, ни души! Женщины на рынках, мужчины молятся в мечети. Да и вообще, мужики узбеки аптек, как правило, не посещали. Они, как мне рассказывал на Бешагачском рынке продавец, у которого я регулярно покупал картошку, «резиновых шайтанов» презирали и считали их проклятием Аллаха. (Потому, наверное, узбекские семьи такие многодетные).

И вот, захожу в аптеку и что я вижу? Молодой мужик торопливо заталкивает в сумку несколько солидных пакетов баковских изделий. Мы сталкиваемся взглядами. «Оптовик» бросается к двери, но, споткнувшись о порог, роняет сумку. Содержимое пакетов рассыпается по глиняному полу. Пока он собирает изделия №2, я прошу у старика аптекаря продать и мне «резиновых шайтанов». Старик развёл руками:

– Всех «шайтанов» этот человек забрал.

– Зачем ему так много?!

– У него, наверное, большой гарем… – то ли посочувствовал, то ли позавидовал ему старик.

– Он спекулянт! – крикнул я. – Его нужно задержать!

Действительно, в тот период в Узбекистане наблюдался острый дефицит презервативов. Спекулянты за один презерватив драли по сорок – пятьдесят копеек, тогда как номинальная цена его в аптеке составляла две копейки.

«Спекулянт» тем временем уже запихал «резиновых шайтанов» в сумку и выскочил на улицу. Я бросился за ним. Догнал. Прижал его к глинобитному дувалу и потребовал уступить хотя бы несколько резинок.

Оказалось, что «оптовик» – вовсе никакой не спекулянт, а такой же бедалага, как и я. Что мы оба жертвы патологической застенчивости в добыче резиновых изделий. Что так же, как и я, он отыскал кишлачную аптеку, примчавшись ранним утром на улицу Сарыагач.

Так я познакомился с Давидом Дранкером, героем моего документального рассказа.

Мы обменялись адресами, по-братски разделили «резиновых шайтанов», перешли на «ты».

Давид оказался симпатичным мужиком и большим оригиналом.

Как-то он остановил все часы в квартире. Они с супругой Линой решили лететь на ПМЖ в Израиль.

Через год и мы с женой рванули на Святую Землю. Поселились в Хайфе, по соседству с городком, где жили Лина и Давид.

И вот, как-то мы с супругой решили полететь в Москву. Я спросил у Дранкеров:

– Друзья, какой гостинец привезти вам из России?

– «Гостинец»…– рассмеялась Лина. –Ты, как тот купец в «Аленьком цветочке»: коли без меня обещаете жить честно, смирно, то привезу я вам гостинцы, каких вы сами захотите… Так вот, привези нам, батюшка, молодильных яблочек…

Давид налился краской.

– Лина, сейчас же прекрати!

– Додик, мы здесь все свои, – сказала Лина. – Мне больно сознавать, что за последние два года ты и себя измучил, и меня.

Я удивился:

– Давид, а в чем проблема? Сходи в аптеку и купи виагру. Сейчас это так просто!

– Просто, но не для него, – призналась Лина. – Ты ведь его знаешь. Заладил, что здесь у нас его каждая собака знает. Засмеют: «Старый хрыч, а всё туда же»…

– Понимаю и сочувствую…– успокоил я друзей. – Ладно, будет вам гостинец, какой вы просите. Продержитесь три недели, а там и я поспею.

За день до возвращения в Израиль мы с супругой вспомнили про обещанный гостинец и заспешили в ближайшую аптеку.

На мое счастье в аптеке не было клиентов. За стеклом в окне томилась от безделья молодая симпатичная блондинка.

Жена застенчиво забилась в угол.

Я просунул голову в окно, и, чтобы меня никто не слышал, перешел на шепот:

– У меня проблема…

– Виагры нет! – Отрезала аптекарша. – И до среды не будет.

– Собственно, виагра нужна не мне, а моему товарищу…

– А почему товарищ вас прислал, а не явился сам?

– Он стесняется.

– Ох уж эти мне пожилые конспираторы! Сказали бы, как есть: «Мне нужна виагра». А то придумали «товарища»…

Я начал было убеждать её, что виагру мне действительно заказал приятель, что лично я в виагре, слава богу, не нуждаюсь.

– Ай, перестаньте рассказывать мне сказки! – оборвала меня блондинка. И тут она заметила мою жену.

– Женщина, что вы прячетесь в углу? Подойдите ближе, я вас обслужу.

– Это моя супруга… Она пришла со мной…

– Тем более, подойдите ближе.

Аптекарша покинула свой пост и вышла в зал с картонной голубой коробочкой и почему-то вручила ее не мне, а моей жене.

– «Динамико». Настоятельно рекомендую. Импортное средство. Последняя упаковка. Сами понимаете, сегодня пятница.

– Не вижу связи… – не поняла жена.

– Ну как же, впереди два выходных, народ на дачи валит. Молодежь презервативы закупает, а старики – «Динамико»… Берите то, что есть. Мужчины хвалят.

– Спасибо, дорогая. Но уверяю, лично нам это не надо. И на дачу мы не едем.

– Будете торчать в Москве?

– Нет, мы завтра улетаем.

– И куда же, если не секрет? Небось, на юг, на море?

– Вы отгадали.

– Счастливые! Тогда, тем более, возьмите. На отдыхе препарат вам может пригодиться.

– Вы когда в последний раз проходили диспансеризацию? – спросила меня девушка.

– Я?..

– Вы.

– Но при чем здесь я?! Я вам уже сказал, что в препарате, слава богу, не нуждаюсь, а только выполняю поручение приятеля.

– Мужчина, не морочьте голову. Я восемь лет работаю в аптеке и таких «стеснительных», как вы, вычисляю сразу. Но если вы настолько робкий, поговорим о вашем якобы «приятеле». Когда в последний раз «он» проходил диспансеризацию?

Я вопросительно покосился на супругу. Жена пришла на помощь:

– Года полтора назад, в апреле.

– А по-моему, в июне…

– Не спорь, я лучше знаю.

– Вот видите! – Воскликнула аптекарша. – Супруга лучше знает. Вы курите?

– Нет, а что?

– А то бы вышли, покурили. А я пока с вашей супругой побеседую.

– Никуда я не уйду!

– Хорошо, останьтесь. Но обещайте только слушать и молчать. – И, развернувшись к моей жене, блондинка наставительно произнесла:

– Прежде, чем решиться на половой контакт, ваш супруг обязан пройти диспансеризацию. Препарат имеет ряд ограничений. У вашего «приятеля» имеется автомобиль?

Супруга растерялась:

– Есть, а что?

– Дело в том, что применение «Динамико» может повлечь серьезные последствия. После полового акта в течение двух суток он должен воздержаться от вождения автомобиля. Учтите, что «Динамико» резко активизирует либидо, но при этом снижает концентрацию внимания и быстроту реакций у водителя.

Я шепнул жене:

– Как вовремя мы продали машину…

– И еще. – Аптекарша достала из коробочки инструкцию. – Пусть ваш «приятель» внимательно прочитает третий, пятый, девятый и одиннадцатый пункты.

– Простите?..

– «Побочные явления после полового акта». – Пояснила девушка. – Головокружение, сонливость, возможны судороги. Со стороны сердечно-сосудистой системы: активные «приливы», сердцебиение, тахикардия; реже – повышение или снижение артериального давления, инфаркт миокарда, вплоть до летального исхода.

Закончив чтение инструкции, аптекарша её вернула в упаковку.

– Ну что, берёте?

Наступила томительная пауза.

– Берем! – решительно ответил я.

Жена с испугом посмотрела на меня.

Мы вышли из аптеки. Чертову коробочку «Динамико» я запихнул в карман брюк. И вдруг почувствовал, как карман начал оттопыриваться.

…По приезде в Хайфу я первым делом навестил Давида.

– Ну что, привез? Показывай! – Приятель потащил меня на кухню.

Я выложил на стол «гостинец».

– Виагры не было. Но есть «Динамико».

Давид нетерпеливо распотрошил коробку.

– Первым делом, – предупредил я друга, – прочитай третий, пятый, девятый и одиннадцатый пункты.

Я внимательно следил за реакцией Давида.

– Ну, как тебе «Динамико»? – спросил я друга, как только он закончил чтение инструкции.

Давид глубокомысленно заметил:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

– Аптекарша предупредила, чтобы сначала ты обязательно прошел диспансеризацию.

Приятель отмахнулся:

– Я здоров, как бык.

– И быки бывают импотентами.

Давид вспылил:

– Тоже мне, ветеринар нашелся!

И тогда, чтобы окончательно снять с себя ответственность за последствия любовного соития, я показал ему журнал «Всё о сексе», который специально раздобыл для этой встречи.

– Имей ввиду, – предупредил я друга, – согласно историческим источникам, от секса умерли полководец Чингисхан (во время секса с наложницей – в седле), архиепископ Парижский (на ложе с прихожанкой), премьер-министр Великобритании лорд Генри Пальмерстон – на бильярдном столе во время занятий любовью со служанкой, вице-президент США Нельсон Рокфеллер во время полового акта с любовницей в своем рабочем кабинете, президент Франции Феликс Фор – верхом на куртизанке, римский папа Лев VII (в келье с проституткой, притворившейся монашенкой), художник Санти – на натурщице. И только Карл Великий в свои семьдесят два года ушел достойно в мир иной, находясь на собственной супруге.

Давид задумался и с пафосом промолвил:

– Лучше умереть во время секса, чем импотентом в супружеской постели!

Диспансеризация закончилась для приятеля весьма плачевно. Медики вынесли Давиду суровый приговор: в результате обнаруженного у пациента расстройства сердечнососудистой системы его необходимо срочно госпитализировать.

Давид попал в кардиологическую клинику, потом в Центр реабилитации. Затем вместе с Линой полетел в родной Ташкент, на малую историческую родину, к народному целителю Айшо Берды Адаеву. Три года назад у того родился сын, девятнадцатый по счету. Давид надеялся, что целитель ему поможет. Но, увы…

Теперь в своей аптеке он частый гость. Покупает исключительно пустырник, валерьянку, валидол…

И все-таки, как-то раз он попросил меня:

– А знаешь, купи мне в Хайфе хотя бы одну капсулку виагры. Так, на всякий случай. А вдруг…

Бедный, бедный Додик…

– Прости меня, но не смогу, – отказал я другу. – Меня в Хайфе каждая собака знает…

2014 г.

Свободный Михаэль

(Почти документальная история)

Кстати, об этих письмах, ты их береги. Я как рассмотрел всё то, что писал разным лицам в последнее время, особенно нуждавшимся и требовавшим от меня душевной помощи, вижу, что из этого может составиться книга, полезная людям, страждущим на разных поприщах. <…>Но покамест это между нами»[2].

Н.Гоголь. «Выбранные места из переписки с друзьями»

Из письма Н.Языкову

В один прекрасный день Михаэль N., житель Хайфы, семидесяти лет, вдовец, бездетный, предупредив своих соседей, что навсегда прощается с Израилем и летит в Москву, отправился в аэропорт Бен-Гурион.

Билет был взят заранее – в один конец. Пассажир был без багажа, а ручную кладь его составляли только зонтик и барсетка, содержащая 128 евро, четыре упаковки «Лоривана», израильский даркон и российский заграничный паспорт. (Михаэль владел двойным гражданством). В результате длительной беседы с пассажиром, Служба безопасности Бен-Гуриона приняла решение изменить ему маршрут, заменив Москву на одну из психиатрических лечебниц по соседству с Хайфой.

Вечером того же дня соседка Вера, медсестра психбольницы, вернувшись с работы, сообщила нам, что Михаэль находится у них. Дом загудел, точно пчелиный улей: «Как в психушке?! Почему в психушке»?! Медсестра ответила: «Пока не знаю. Он поступил к нам вечером, я уже сдавала смену и торопилась на последний автобус».

Назавтра же я бросился в больницу, но к приятелю допущен не был. Мне объяснили, что вновь поступивший пациент проходит двухнедельный карантин. Дежурный врач меня заверил, что я не должен беспокоиться. Мой приятель помещен в отделение для «смирных», и ему созданы комфортные условия.

Только на пятнадцатые сутки мне все же удалось прорваться к Михаэлю. Встреча получилась бурной. Мы горячо обнялись.

Палата Михаэля мне понравилась.Из-под потолка струятся чарующие звуки Чайковского и Моцарта, на книжной полке рядком стоят «Декамерон» и Мопассан (адаптированная «Библиотечка старшеклассника»), Ильф и Петров, «Сказки народов мира», журнал «Сделай сам» («Серия советов юному умельцу») и, наконец, в конце сороковых имеющий оглушительный успех у советского читателя – роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы» (Видимо, испытывая ностальгические чувства по Москве, именно с Ажаева Михаэль принялся за книги).

Приятель потащил меня знакомиться с больничным двориком, огороженным глухим забором под колючей проволокой. Вдоль забора проходила следовая полоса, густо обсаженная кактусами.

В углу двора, в высоких кактусах, скрывалась территория Живого уголка с предупреждающей табличкой: «Внимание! Нервировать животных строго запрещается. С 14:00 до 17:00 в соответствии с распорядком дня, установленным администрацией больницы, у животных – «Тихий час». Соблюдайте тишину! Нарушители режима содержания животных лишаются прогулок сроком на пять суток».

Я зачастил на свидания с приятелем.

Законопослушный Михаэль посещал вольер исключительно в утреннее время. Сразу после завтрака бежал к «Живому уголку» и пропадал там до обеда. Впервые в жизни, затаив дыхание, он наблюдал за тем, как совокупляются дикие козлы и козы. Поглазеть на это зрелище сбегались не только пациенты клиники, но и санитары, и медсестры.

По соседству, в специальной клетке, активно занимались тем же самым кролики.

А вот баран, судя по возрасту, – старейшина Живого уголка, стыдливо отвернувшись от греховных сцен, демонстративно прятался в загоне.

Зрелище, действительно, было любопытным. Однако меня терзало главное: по какой такой причине Михаэля из аэропорта отвезли в психбольницу.

Я оттащил приятеля подальше от живого уголка и, отыскав скамейку, почти невидимую в кактусовых джунглях, потребовал ответа.

– Я зарёкся никому об этом не рассказывать, – признался Михаэль, – но тебе откроюсь…

Затравленно косясь на кактусовые заросли (слежка в клинике была тотальной), приятель перешел на шепот.

– На допросе в аэропорту я не выдержал и раскололся. Признался, что лечу в Москву с целью совершить самоубийство и просить друзей предать меня кремации, а прах развеять над Москвой – рекой.

Я онемел. Полез за сигаретой. Закурил.

– Загаси немедленно! – Воскликнул Михаэль. – На территории больницы курить запрещено.

– Ну, хотя бы отхлебнуть чуток из фляжки я имею право?! У меня с собой имеется…

– Даже и не вздумай! В клинике – сухой закон.

– Я с ума сейчас сойду! – Сорвавшись со скамейки, я заметался по аллее, обдираясь о колючки этих проклятых кактусов.

Михаэль на ходу поймал моё запястье и железной хваткой притянул к себе.

– Пойми ты, за тобой следят! Не успеешь ахнуть, как окажешься в смирительной рубашке.

Я вернулся на скамейку, рукавом вытер холодный пот со лба. На всякий случай отодвинулся от Михаэля. Признаюсь, я сейчас его боялся. Придя в себя, вновь затряс приятеля.

– Но почему ты выбрал именно Москву, а не сделал это в Хайфе?! В конце концов, твой прах развеяли бы не над Москвой – рекой, а над Иорданом…

– Думал я об этом, – признался Михаэль. – Но в Израиле не практикуется кремация. Здесь хоронят в землю. А с кладбищенской землей – острая проблема. Вот покойников и селят в специальных нишах в кладбищенской стене. Я, конечно, понимаю раввинат – Израиль не резиновый. Но и раввины должны меня понять: лежать замурованным в каменном мешке, одному, без воздуха, в полной темноте… Я с детства темноты боюсь в закрытой комнате. Жива была бы мама, подтвердила.

– И что теперь прикажешь делать? – Спросил я у приятеля.

– Не знаю… – Горестно ответил Михаэль. – А тут еще тень Гоголя взялась меня преследовать. Гоняется за мной, цепляется холодными руками, и умаляет выслушать.

– Час от часу не легче… Ты и вправду сдвинулся умом. Не обижайся, но Служба безопасности была права, когда упекла тебя в психушку…

– Возможно… – согласился Михаэль.

– Но хотя бы мне сказать ты можешь, что Гоголь хочет от тебя?

– Тебе могу, но это только между нами… – Михаэль поднялся со скамейки и проверил кактусовые заросли. Убедившись, что прослушки нет (санитары, наверное, отвалили полдничать), продолжил:

– Жуткая история. Оказалось, Гоголь, как и я, панически боится темноты в замкнутом пространстве.